***
Когда утром воин проснулся и открыл глаза, то увидел, как девушка в глубокой задумчивости любимым гребнем расчесывала волосы. — Аксинья, — позвал он едва слышно, чтобы не напугать ее и не нарушить мягкую атмосферу, царившую в покоях. Княжна слегка вздрогнула и, очнувшись от своих мыслей, посмотрела на зовущего, но не улыбнулась ему, а лишь плотнее сжала губы. — Что ты решила? Я должен уйти на поиски твоего брата, потому что тоже волнуюсь за его судьбу, а еще больше за твоё душевное состояние. Я не в силах смотреть за тем, как твоя душа бьется, словно птица в клетке. К тому же нельзя оставлять город надолго без военноначальника… Воин ждал ответ, но княжна молчала и лишь с задумчивым видом продолжала заниматься волосами. ЦзыТао поднялся с лежанки и принялся одеваться, чтобы дать время подумать, но поняв, что Аксинья не может принять решение, решил ее убедить. — Я проделал очень длинный путь добираясь от своих земель до вашего города. Поверь, я буду в порядке и приведу твоего брата обратно, чего бы мне это не стоило. По моим расчетам одному передвигаться налегке быстрее, безопаснее и менее заметно, чем снаряженному отряду, — очень эмоционально объяснял чужеземец, а затем подошел к княжне и в успокаивающем жесте положил руку ей на плечо. В ответ на прикосновение княжна в доверительном жесте потерлась о его ладонь своей мягкой щекой. — Хорошо, — тяжело выдохнула девушка спустя какое то время. — Воля твоя, раз ты так в себе уверен. Прошу лишь об одном — подвяжись моим обережным поясом, что я тебе подарила — мне так будет спокойнее. И расскажи о своем плане дозорным. Произнеся слова, которые давались ей с трудом, девушка подняла на собеседника печальный и тревожный взгляд, но воин уверено поцеловал её в губы, а затем погладил по волосам. — Я вернусь к тебе и приведу твоего брата, обещаю, — как можно увереннее заверил Цзытао, хотя прекрасно понимал, что этот поход может стоить ему жизни.***
На рассвете чужеземец собрался и вышел из ворот города, продолжая настаивать перед дружиной города, что пойдет один без сопровождения. В дорогу он взял узелок, куда положил все самое необходимое и немного провизии. По его расчетам, дорога не должна продлиться больше суток, но если случится так, что она затянется, то он сможет добыть себе еду охотой. Его путь проходил окольными тропами и ничего опаснее мелких животных по дороге не встретилось. Передвигался путник быстро, так как привык к физическим нагрузкам, и отдыхал только для того, чтобы поесть. ЦзыТао очень торопился успеть в лагерь до темноты, чтобы не пришлось терять время из-за ночлега, однако когда начало смеркаться, он, с чувством облегчения, увидел знакомый флаг палаточного городка. Когда ЦзыТао вошел в лагерь, увидевшие его воины радостно заголосили. Несмотря на то, что по сути он был чужаком, молодой человек умудрился завоевать любовь и уважение к себе у местных служивых. Воины, что были старше его по возрасту и статусу, относились к нему с отцовской заботой, а кто был с ним одного возраста или младше, испытывал уважение из-за необычных военных навыков и положения личного охранника княжны. — А где Константин? — наконец спросил ЦзыТао, не видя в рядах воинов самого главного человека, ради которого затевался этот поход. — Он в лечебной палатке. Третий день там лежит и уже начал бредить из-за жара. — Отведите меня к нему, — потребовал чужеземец, понимая, что сестра не зря волновалась за брата. — Что с ним случилось? — На разведке его ранили стрелой в плечо. Слава предкам, что кость не задета. Её извлекли, но рана не заживает и становиться только хуже. Вчера начался жар и он бредит, когда изредка приходит в себя. Как только чужеземец вошел в шатер к лекарям, он увидел, как на импровизированном столе на животе лежал Константин. Он был в легкой льняной одежде, у которой рукав рубахи был распорот. Правое плече больного было обвязано повязкой, которая вновь успела просочиться смесью из крови и гноя. Глаза воеводы были закрыты, лицо, как и все тело было влажное от испарины, а промокшие волосы прилипли ко лбу и щекам. Несчастный тяжело и поверхностно дышал через полуоткрытые потрескавшиеся губы. От дурного предчувствия сердце ЦзыТао сжалось и пропустило удар — проблема оказалась серьёзнее, чем он мог предположить. Из рассказов своей наставницы он вспомнил, что если рана не затягивается в течении первых трех дней, то начинаются необратимые процессы в крови, которые без должного лечения приведут к гибели больного. Необходимо срочно везти Константина в город к лекарю и серьезным снадобьям, иначе молодой и крепкий мужчина погибнет вдали от дома в неизвестных степях. — Мне нужна лошадь, и, наверное, пару человек в сопровождение, лучше всего лучники. Я забираю воеводу и увожу его в город к княжне на лечение, — быстро и уверенно заговорил ЦзыТао, как только принял решение о дальнейших действиях. — Малой, ты хочешь оставить отряд без воеводы? И кто дал тебе право приказы отдавать? — возмутились старшие вояки. — Я пришел сюда исполнить приказ княжны — привезти брата обратно в город, — лихо нашелся чужеземец, однако главнокомандующие продолжали недоверчиво смотреть на наглеца, поэтому ЦзыТао продолжил. — Этот пояс княжна передала мне в качестве подтверждения своих слов. Ей было видение, что Константин умирает, поэтому я отправился в путь, чтобы вернуть его и спасти ему жизнь. К тому же, вы сами видите, что её брат болен и военный лекарь не может ему помочь, потому что рана не просто от ранения стрелой. Тут что-то еще… Если ее брат умрет, то она лично заколет каждого из вас в сердце своим кинжалом, — начал угрожать Цзытао и для пущей убедительности добавил в речь эмоциональности, мимику и жесты. Воины отряда сначала смотрели на чужеземца, а затем начали переглядываться. Лекарь утвердительно качал головой, подтверждая слова про сложность раны. Все понимали, что ЦзыТао не просто воин, раз сама княжна выбрала его для себя, а ее чутью и видениям в городе привыкли доверять. Именно они не раз спасали город от надвигающейся опасности: будь то неизвестная хворь, либо кочевники, желающие поживиться или предстоящий неурожайный год. Аксинья способна видеть больше, чем простые люди. Однако риск был велик — отдать в руки чужеземца воеводу, тем более, что никакой грамоты от княжны он не привез, было опасно. Его горячие слова могли быть убеждением врага, что желает погубить или захватить в плен Константина, а учитывая особую связь брата и сестры, можно было в последствии требовать многое — в том числе сдать город. — Я могу уйти обратно к княжне и вернуться сюда с отрядом, но мы потеряем два, а может и три дня. Учитывая состояние воеводы, за это время ему станет только хуже и к моменту, когда мы доберемся до ворот города, может быть поздно. По задумчивым лицам воинов было видно, что они принимают логику рассуждения чужеземца и не спорят с ней, но риск был велик. — Пусть со мной и воеводой пойдет любой из воинов. Мне нечего бояться. Если вас это убедит, то я сдам своё оружие и поеду налегке. Старшие попросили время на совещание и после долгих рассуждений, было принято решение выдвигаться на рассвете. На следующий день, как только солнечный диск начал подниматься над землей, отряд взвалил бессознательное тело воеводы на лошадь, доверив чужеземцу поддерживать его во время путешествия до города. ЦзыТао настоял, чтобы небольшой отряд передвигался максимально быстро и минимальным количеством привалов. во-первых, чтобы не тратить время, а во-вторых, чтобы не привлекать лишнее внимание лазутчиков. Китайцу все же оставили меч и его бамбуковую палку, доверив жизнь воеводы, а два лучника прикрывали драгоценного ездока. Также старшие отряда настояли, что еще небольшой отряд будет действовать незаметно и сначала проверять путь, а также прикрывать тыл и, когда воевода будет доставлен в город, вернутся обратно в лагерь. Как только спасательный отряд въехал в город и остановился у ворот дома княжны, Аксинья тут же выбежала на встречу и бросилась к брату. Однако, когда она увидела в каком состоянии его снимают с лошади, то от ужаса распахнула глаза и закрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Как только было распоряжение унести его в лечебницу, ее глаза наполнились слезами. ЦзыТао проследил, чтобы Константином занялись лекари, а затем подошел к княжне. Положив руку ей на плечо, он увел девушку в приемную лечебницы, чтобы скрыть ее реакцию от посторонних глаз и поговорить. Мужчина внимательно посмотрел ей в глаза, чтобы объяснить случившееся и привести в чувства. Княжна судорожно переводила взгляд с воина на лежащего брата, вокруг которого начали суетиться лекари. — Аксинья, посмотри на меня, — твердым голосом начал говорить ЦзыТао, чтобы вернуть твердую и уверенную основу для правительницы города. Девушка с трудом оторвала взгляд от тела брата и посмотрела на личного охранника испуганными глазами, полными слез. — Аксинья, я сейчас говорю с тобой, как военный человек, который понимает всю серьезность опасности для его жизни. Возьми себя в руки, прошу! Я понимаю, что тяжело видеть Константина таким, но ему нужна твоя помощь. Думаю, что не только я, но и твой брат доверил бы свою жизнь только тебе… Девушка растерянно кивнула возлюбленному в ответ, а он ободряюще обнял её и поцеловал в губы. Переключив свое сознание с испуга на ответственность, княжна перестала плакать, вытерла слезы с щек и принялась раздавать распоряжения лекарям. Решительно подойдя к телу брата, Аксинья разрезала рубаху, чтобы убрать лишнее и промыв рану, принялась ее изучать. Чем больше она смотрела, тем сильнее её лицо омрачилось, а лоб хмурился. — Вероятно наконечник стрелы был отравлен ядом, — злобно процедила правительница сквозь зубы, и седовласый лекарь, что стоял рядом, с выражением сожаления на лице, согласился с ее выводом. Сестра сочувственно и любовно убрала слипшиеся локоны с лица брата, а затем омыла его лоб, щеки и подбородок. — Кси-кси, — прохрипел Константин, не приходя в сознание и не открывая глаз. — Да, я здесь, Кис-Кис, — ласково отозвалась княжна и из ее глаз вновь начали капать слезы, но она сдерживалась и не давала волю чувствам. — Не волнуйся, я тебя вылечу и ты сдержишь данное мне обещание. Наблюдая за трогательными отношениями брата и сестры, ЦзыТао решил подойти к Аксинье, чтобы обнять и утешить ее, но она остановила его порыв жестом руки. Дав распоряжения лекарям, она направилась в приемную военной лечебницы и приказала личному охраннику следовать за ней. — Не смей прикасаться ко мне! — жестко отчитала княжна своего воина. — Это из-за тебя случилась беда с братом! — истерично закричала княжна, заливаясь слезами и ударяя охранника в грудь. — Что ты такое говоришь? В чем моя вина? — недоумевал ЦзыТао. — Я настолько увлеклась заботой о рабе, что забыла про брата и теперь его покидает жизнь. Уйди с глаз моих долой, чтобы я тебя не видела! — зло прокричала девушка, еще раз ударив мужчину в грудь. — Значит для тебя я всё ещё раб? — возмутился ЦзыТао и горькое чувство обиды встало комом в горле. — Я сказала сгинь, видеть тебя не желаю! — бросила Аксинья напоследок и резко повернувшись к воину спиной, вернулась в зал лечебницы. Тем временем ЦзыТао начал задыхаться — он не мог вздохнуть полной грудью от сковавших чувств в груди и голова шла кругом. От пережитого унижения даже его сердце начало болеть и, казалось, что разрывается на куски. «Я всего лишь раб» — стучало у него в голове, когда он медленно брел в казарму, на свое старое место. «Лучше бы она просто всадила свой кинжал мне в сердце, и я бы умер, чем так мучиться от ран, нанесенных жестокими словами. Я наивно решил, что значу что-то для нее»… Пока несчастный влюбленный брел из трапезной, где успел напиться и захмелеть от медовухи, то увидел, что дверь кладовой лекарей открыта. Подойдя ближе и заглянув внутрь, мужчина увидел внутри Настасью. Вероятно девушку отправила княжна, чтобы та перебрала и принесла травы, из которых в последствии будут готовить отвары для лечения Константина. Будучи в обиженном и хмельном состоянии, мужчине захотелось отомстить за боль и унижение. Войдя внутрь небольшого помещения кладовки, он резко обхватил тонкое тело помощницы одной рукой, а второй прижал её затылок, чтобы она не смогла сопротивляться. Девушка затрепыхалась, как птичка в силках, но вырваться из грубых мужских рук не могла. ЦзыТао с силой впился в нежные губы помощницы, на что она плотно их сжала и отчаянно забилась, пытаясь отстраниться от наглеца и вырваться на волю. «Я дурак! Что же я делаю? Обижаю несчастную сироту…» — пронеслось в голове у чужеземца и его хватка ослабла, что позволило несчастной жертве вырваться. Настасья возмущенно смотрела на него и, собрав силы, ударила его по лицу, вложив всю силу возмущения и обиды в шлепок. По мужским щекам потекли слезы бессилия, он упал на колени перед Настасьей и принялся роптать. — Прости… Прости меня… Я глупый мальчишка… Аксинья права я не достоин ее любви и уважения… — причитал китаец, упав на колени и кланяясь девушке. Немая помощница непонимающе смотрела на мужчину, а затем перевела взгляд на того, кто стоял в дверях. Подняв глаза от земли и проследив за ее взглядом, ЦзыТао увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть в данный момент. Там стояла Аксинья и в её взгляде читалась ярость и презрение. — Ты, грязная собака, как ты посмел прикоснуться к ней? — сквозь зубы процедила она и позвала рукой к себе Настасью. Девушка испуганно обошла чужеземца и прильнула к княжне, прося защиту. Та погладила её по голове в успокаивающем жесте и, прижав к себе вывела из кладовки, оставив наглеца в одиночестве. — Именно к ней я и должен был прикоснуться, чтобы умереть, — прошептал ЦзыТао сам себе и обессилено упал на землю. — Этого она мне точно не простит и скоро я встречусь с семьей в Поднебесной. На родине меня ждала только боль, тоже самое мне уготовано и на другом конце мира… Видимо я проклят небесами… Что успели сделать мои предки, что мне уготована такая судьба? Чужеземец устало закрыл глаза и обреченно вздохнул. Ждать расплаты пришлось недолго и когда постовые потащили его в темницу, то он безропотно подчинился и следовал, куда ему говорили. «Княжна должна спасти брата, пусть хоть в этом будет смысл моего пребывания в этом месте. Возможно, когда меня не станет, гнев ее остынет и она вспомнит меня за это добрым словом. Скорее всего завтра, на площади, она заколет меня в сердце своим кинжалом, как свинью». Однако, вопреки своим предположениям, в темнице он просидел два дня. Давали пленнику только воду, но ему уже было все равно. ЦзыТао пребывал в таком подавленном состоянии, что даже организм не требовал еды. Чужеземец ждал своей участи, что в конце концов понял как мучительно ждать смерть, когда её оттягивают. Надо признать, что со дня гибели родной деревни он мысленно просил у неба послать ему скорейшую смерть в бесславном бою, но в итоге судьба послала ему встречу с Аксиньей. Одним своим существованием она разбудила в нем уснувшие чувства и заставила снова хотеть жить, но затем сама дала понять, что на свете есть вещи хуже смерти — разочарование в любви. Видимо ЦзыТао не суждено жить долго и счастливо. «Простишь ли ты когда-нибудь чужеземца? Полюбишь ли кого-то? Выйдешь ли когда-нибудь замуж и родишь ли детей?» От этих мыслей пленнику стало невыносимо больно и он начал рыдать в голос, наконец выпустив наружу боль, что давно копилась внутри. Теперь только смерть принесет ему облегчение… Он всего лишь раб, который по глупости успел привязаться к правительнице города и даже полюбить. Для него стали родными Константин и помощница Настасья. ЦзыТао наивно полагал, что стал частью их мира, но он лишь щит для защиты жизни княжны… Услышав тяжелые шаги, которые приближались к его темнице, китаец перестал рыдать и прислушался. Это пришел дежурный постовой, чтобы сообщить чужеземцу — его казнь состоится завтра утром. На лице посыльного было выражение скорби и сожаления, что сообщает такую новость, но пленник заверил, что чувствует лишь облегчение, что его путь мучение скоро закончится. Оставшись вновь в одиночестве, измученное тело почувствовало усталость, что камнем легла на плечи и ЦзыТао провалился в тяжелый сон.***
Утром пленника разбудили и, завязав руки в локтях за спиной повели на площадь, где собрались зрители из любопытных жителей города. За два дня, что он провел в темнице, узник успел привыкнуть к полумраку и теперь его любимое солнце, что так ярко сияло в небе в день казни, больно полоснуло по глазам своими лучами и причинило боль. Даже солнце, как и его любовь к княжне, вместо радости принесло ему мучение. Отличный день, чтобы закончить страдать. Чужеземца поставили на постамент коленями и бессознательно он принялся искать глазами княжну, от чьих рук он готов принять кончину. Княжна не смотрела ему в глаза до тех пор, пока не подошла вплотную к своей жертве. Ее лицо было подобно каменной маске, что успешно сдерживала вихрь эмоций, раздирающей ее изнутри, но китаец успел заметить, что на мгновение во взгляде правительницы мелькнуло сожаление. ЦзыТао продолжал смотрел на неё снизу вверх, пытаясь запомнить каждую мельчайшую черту ее лица, некогда любимого им. Даже несмотря на то, что он скоро умрет, в нем не бурлила ненависть к любимой, а лишь смирение и сожаление. — Почему ты смотришь на меня? — с железом в голосе спросила она, увидев, что он продолжает смотреть в глаза своему палачу. — Хочу видеть твоё лицо, когда буду умирать. Надеюсь ты не заставишь меня страдать и убьешь мгновенно, — ответил воин. Княжна утвердительно кивнула в ответ и достала свой кинжал, но ЦзыТао продолжал смотреть на неё, даже когда она замахнулась. Лишь когда слезы покрыли непроглядной пеленой его глаза, он опустил лицо, не желая показывать слабость. Гордость — это единственное, что он хотел сохранить в последние мгновения своей жизни. Однако вместо ожидаемого удара в грудь, он услышал, как металл звякнул об каменную плитку и вокруг послышались вздох толпы и начались перешептывания. «Что произошло? Она уронила кинжал?» — пронеслось в голове ЦзыТао. Китаец открыл глаза и поморгав, чтобы согнать лишнюю влагу с глаз, увидел, как княжна повернулась к нему спиной и собирается уходить с постамента для казни. «Что она задумала? Почему не убила меня?» — растерянно задавался вопросом чужеземец. Спустя мгновение ЦзыТао поволокли обратно в темницу, а в обед в его камеру принесли еду. — Она передумала меня убивать и придумала другое наказание? — спрашивал китаец у охраны, но в ответ слышал лишь молчание. Чужеземец остался жив, но это вызывало у него больше беспокойство, нежели радость.***
На следующее утро в коридоре темницы вновь послышались мужские шаги, но не тяжелая поступь, какую узник привык слышать у охраны, а более легкую и аристократичную походку. Кто-то остановился у дверей ЦзыТао, но не открывал её. Чужеземцу стало интересно кто находится по ту сторону камеры, поэтому поднялся с жесткой лежанки и посмотрел в окошко. Перед дверью стоял Константин, который выглядел похудевшим, но все же здоровым. — Ты в порядке? Тебя вылечили? — взволновано спросил узник, и от радости его губы растянулись в улыбке. — Да, хворь отпустила мое тело, и я благодарен тебя за это. Я обязан своему выздоровлению тебе, чужеземец, но хочу тебя огорчить, я не могу тебя освободить. Я пришел лишь передать, — сдержанно ответил Константин и слегка поклонился. — Нет, это не так. Я пошёл тебя искать, потому что Аксинья страдала и изводилась в ожидании тебя. Видимо чувствовала, что с тобой что-то случилось, — спешно объяснил китаец. Брат княжны нахмурил брови и задумчиво кивнул в ответ на слова собеседника. Какое-то время воевода что-то молча обдумывал и ЦзыТао не смел навязывать разговор, хотя вопросов у него было множество. — Ты пришел меня освободить? — уточнил узник, не в силах ждать своей участи. — Нет, я не обладаю властью отменять приказы княжны, — ответил гость узницы, снисходительно улыбнувшись собеседнику. Сегодня после обеда на площади тебя подвергнут наказанию на глазах у жителей города, — приглушенно продолжил мужчина. Китаец нервно сглотнул и смиренно кивнул, опустив голову. — Я думал, что она меня убьет, но этого не случилось… Догадывался, что княжна не оставит мой поступок без наказания. Ты знаешь, что это будет? — Хорошо, что ты это понимаешь… Да, я знаю. Тебя будут пороть розгами, но ты должен понимать, что это скорее унизительно, нежели больно. Видимо, она не хочет тебя калечить, — иронично произнес воевода, и пленник, подняв глаза, увидел, что тот улыбается. — Почему ты улыбаешься? — спросил ЦзыТао, не понимая причину веселья собеседника. — Моя сестра сначала хотела заколоть тебя в сердце, как поросенка, но в итоге выбрала наказание для непослушных детей. Я слишком много сказал и не хочу навлечь и на себя гнев сестры, — продолжая улыбаться, пояснил воевода, затем молча развернулся и ушёл, давая понять, что не может больше отвечать на вопросы провинившегося. Чужеземец был озадачен словами и поведением Константина. Он имел понятие, что значит пороть розгами, но веселье Константина по данному поводу позволило предположить, что это не жестокое наказание. После обеда, как и предупредил Константин, пришла охрана и сопроводила узника на злосчастную площадь. Солнце стояло в зените и палило нещадно, но народ толпился, с любопытством ожидая развязки, ведь не каждый же день стегают личного воина княжны. Пленник нервно сглотнул, но смиренно позволил привязать себя к столбу и стянуть за спиной кисти рук. Любопытная толпа наблюдала за действом, затаив дыхание, как за ритуальным жертвоприношением. Чуть позже принесли емкость с жидкостью, в которую наполовину были погружены несколько пучков связанных гибких прутьев. Вопреки ожиданию ЦзыТао, на постамент поднялся незнакомый мужчина и подойдя к чужеземцу, достал один прут. Размяв в руках средство для порки, он приблизился к наказуемому. Китаец напрягся всем телом, готовый принять наказание, сжав губы и зубы, чтобы не закричать. Послышался свист и последовал удар по спине. ЦзыТао дернулся от боли, но сдержать крик удалось. Слова Константина подтвердились — удар больше походил на разрез от лезвия ножа. Боль оказалась молниеносной, но терпимой, однако после серии ударов, следы на коже начало жечь. Стоически выдержав наказание, заглушая крики за плотно сжатыми зубами, китаец понимал, что княжна действительно его пожалела. Когда шквал ударов прекратился, толпа потеряла интерес к происходящему, не услышав от чужеземца криков и мольбы о прощении, начала потихоньку расходиться. Однако узник по-прежнему оставался привязан к столбу, даже когда площадь опустела. Вскоре, ЦзыТао услышал у себя за спиной знакомые шаги и обрадовался, что его растерзанное тело не бросили на съедение животным. — Это ещё не конец наказания — ты останешься привязанным к столбу до вечера. После заката тебя отвяжут и с сегодняшнего дня ты будешь жить с рабами, которые строят наружную стену города, — послышался спокойный голос Константина и после того, как планы на дальнейшую жизнь чужеземца были озвучены, он обошел столб, чтобы ЦзыТао увидел его. — Теперь я не буду рядом с княжной? Она прогнала меня? — упавшим голосом спросил китаец, смотря в уставшие глаза воеводы. — Я думаю, это временно… Надеюсь, в дальнейшем ты не совершишь больше глупостей и сможешь вернуться. Мне бы этого тоже хотелось… — Благодарю тебя, Константин. Надеюсь княжна в добром здравии, несмотря на то, что личного воина нет рядом с ней… — с нескрываемым сожалением выдохнул наказанный. — Пока я лечусь после ранения, буду рядом с ней, а там видно будет, — твердо пообещал брат княжны, затем ободряюще улыбнулся собеседнику и молча удалился с постамента наказаний. В остаток дня несчастный наказанный изнывал от жажды и жары. Кожу на спине щипало всё сильнее и сильнее, а надоедливые мухи кружили и пытались облепить раны, оставленные ударами розг. Губы ЦзыТао высохли, язык стал шершавым и еле ворочался. Жутко хотелось пить и китаец вспомнил рассказы наставницы, про то как императорский двор наказывали смертников — их выбрасывали посреди пустыни и те умирали мучительной смертью от обезвоживания. Прошло бессчетное количество часов под палящим солнце, прежде чем чужеземец потерял сознание и очнулся сидящим на земле, прислонившись к столбу лбом. На него смотрело женское лицо, но глаза слезились и он не мог понять, кто это был. Однако сердце радостно забилось, в надежде, что это была Аксинья. Измученное лицо обтерли влажной тряпицей и, подняв голову за подбородок, приложили к губам сосуд. Когда его начали поить по глотку, ЦзыТао жадно начал глотать и поперхнулся. Откашлявшись, он почувствовал, как саднящее горло увлажнилось, а глаза наконец разглядели Настасью, которая улыбалась. — Благодарю. Я уже думал, что умру тут… — отдышавшись, произнес чужеземец, однако был разочарован, что спасительницей стала не Аксинья. — У тебя не будет проблем из-за того, что ты помогла мне? Тебя тоже накажут… Девушка слегка засмеялась и покачала головой в отрицание его слов. — Тебя прислала княжна? — догадался молодой человек и на его предположение помощница улыбнулась, затем подтвердила догадку кивком головы. Возможно Аксинья наказала его жалея, но чтобы он знал своё место и понял — любые глупости не пройдут ему безнаказанно. Не зря же даже её брат сказал, что, возможно, ЦзыТао скоро вернется на прежнее место. В груди истерзанного тела вновь воспарила душа и, почувствовав растекающееся тепло, чужеземец улыбнулся потрескавшимися губами.