Guts over fear: Maverick

У Сынхена прежде не было привязки к суше. Еще никто никогда не ждал его обратно. Это пугает и воодушевляет одновременно. Сынхен ворочается на матрасе и вздыхает. Сон не идет. Вылазка в море не клеится. Море – его дом, но ноги скучают по опоре без качки. Руки скучают по теплу. Злой, не в состоянии разобрать сигналы отчетливо, альфа переворачивается на бок, обхватив подушку. Так он проводит ночь. В отличии от капитана, Зико в состоянии признать, что бордель разбередил ему раны. Команда Сынхена не обижает омег. У них самих когда-то был в команде омежка. На нем альфы учились защищать слабых от природы. Но и не баловали особо, ибо сопли распускать некогда. Теперь, обрубленная за ненадобностью способность заботиться о ближнем рвется наружу так, что перебивает дыхание. Вроде есть хорошие омежки в борделе. Вроде можно им эту способность и посвятить. Но в глубине души альфа будет знать, что все не то. Душу сладко тянет от ностальгии по дням, когда место впередсмотрящего в команде крепко стояло за одним единственным омегой на борту. Все, включая того, знали, что жизнь пирата сулит только беды и мирно не заканчивается. Все знали, но не ожидали, что с ним так выйдет. Сынхун складывает на штурвал руки, на них подбородок и разглядывает несуществующий в тумане горизонт. Упадок духа действует и на него, но Сынхун точно знает: рассеется штиль – пропадет и смута. Корабль дрейфует на волнах, уныло покачивая голыми мачтами. Валы собранных парусов провисают под тяжестью влажного воздуха. На затылок падает капля конденсата, катится точно за шиворот. Сынхун недовольно дергает плечом и сосредотачивается: на отдаленном горизонте из тумана вырисовывается пятно неполноценного силуэта. Об этом стоит доложить. Капитан спит. Ситуация не ясна, поэтому тревожить лучше его правую руку. - Буди Сынхена, - все равно командует Енбэ и забирает у парня подзорную трубу, вглядывается вдаль. Все дни штиля, полные тумана, только им было разрешено торчать в этой дали как проклятым. Если спросить Енбэ, то он ответит, что именно так выглядит дурной знак. Гнездо чужого корабля пустое, впередсмотрящего нет. На палубе пусто. Штурвал оставлен без присмотра, решает Енбэ, угадывая пустые шпаги руля. Только корабля-призрака не хватало. Крупная волна качает корабль и требуется время наладить наблюдение с дальнего расстояния. На сей раз картина на капитанском мостике другая. Енбэ мог не заметить человека в первый раз, или он мог выйти из тени грот-мачты. И сейчас человек на чужом борту смотрит на него в ответ. Енбэ уверен - их видно так же хорошо. Альфа следит за поведением единственного обитателя второго судна. Ждет, когда тот расщедрится на сигналы сотоварищам, что в этих водах они больше не одни. Но ничего не происходит. Человек шевелится – локти расходятся в стороны, – он складывает свою подзорную трубу. Продолжает спокойно стоять у кормы. Енбэ непонимающе отнимает трубу от лица, всматриваясь вдаль, как будто так легче понять чудака. Сынхен резко останавливается рядом и обдает слабым ветерком – единственным за последние дни. - Почему он не поднимает тревогу? – Сынхен запрокидывает голову, убедиться, что черный флаг на месте, даже в отсутствие ветра держит пост и должен быть виден издалека. Возможно, команда корабля, все, как один, пьяны в доску. Караул выставить не догадались. Человек на палубе идет ровно и спокойно. Кто этот одинешенька, бродящий по кораблю шагом хозяина? Сторожевые так себя не ведут. В тусклом обзоре, вместе с похожим черным флагом, проступает нос корабля и гальюнная фигура грубой вырубки. Сынхен подбирается. Душегуб. - Слышал, они обчистили корабль, везущий омегу на свадьбу. Там было приданного на казну маленького государства, - Сынхун с пристрастием шарит взглядом по кораблю, который медленно, но верно приближается. - Но они так никуда его и не сплавили. О них давно ничего толком не слышно. Это шанс поквитаться за старые обиды. В этом штиле корабли никуда друг от друга не денутся. Лишь бы не отнесло в стороны, хоть бы добраться до врага на расстояние абордажа. Команда отдохнувшая и злая от застоя. Как никогда они готовы рвать глотки. - Всех поднять, - командует Сынхен. Корабль оживает, туман не сдерживает гул, поднимающийся от бандитского восторга в преддверии крови. Предстоит свести давний счет. В то лето они как раз отбились от королевской армады. С порохом и силами у команды было не густо. А более целые, но измотанные отсутствием достаточной провизии пираты Душегуба безуспешно плавали на потеху изменчивому ветру, пытаясь выбраться к суше. Их сбило вместе, подначивая на распри. Пиратам только дай повод. Но не в тот раз. Битва – не плевое дело, тут нужен свежий дух, чтобы вышибать этот дух из других. Обе команды решили, что лучше выйти под белым флагом в порт и сойтись на дружбе в этот раз. Сынюн – так звали паренька, который тогда был и сейчас остается частью команды в памяти Сынхена. Он был омегой и последнее дело - тащить его за командой в бордель. И Сынюна оставили на корабле, как всегда, с парой сторожевых. Остальные ушли кутить и собирать слухи, где нынче злачные места и насколько подорожали их шеи в петле. Дружба – понятие растяжимое. Для пиратов оно вовсе невозможное. Оба корабля шли порожняком. Но противник нашел, что прикарманить на обратном пути из кабака. Сторожевые убиты. Пропал запас вина, ружья, и омежка тоже. Они пустились за Душегубом в погоню. Ветер в ту пору перестал быть их союзником. Корабль не смог выйти из бухты. Противник ушел безнаказанным, а с ним и паренек. Сынхен обещал себе поквитаться при следующей встрече, даже с пробоиной в днище. Это вопрос чести. Никто не уйдет живым после того, как плюнул Сынхену в лицо. Но, как на зло, Душегуб всегда ускользал. Рассвет едва осветляет кругозор, засланный пеленой, как Сынхун, непрестанно вглядывающийся вдаль, выдыхает: - Это же Юн. - Какой Юн? – моргает Минхо, торчащий рядом. - Наш Юн. - Ты бредишь. - Сам смотри. Не успевает Минхо прицелиться и уверовать в мираж, как Зико, услышавший разговор и опомнившийся от ступора, скачет с мостика и отбирает трубу. - Дай сюда, - шипит он, лихорадочно зажмурив один глаз. Душегуб – корабль совершенно отвратный как на вид, так и по содержанию. Гладкий как змея, за исключением пары крупных деталей. На палубе корабля тишь да гладь, не видно никаких признаков жизни, только одинокая тощая спина маячит у штурвала. Чихо сглатывает. Он смирился с потерей семьи очень давно. Эпидемии беспощадны. Зико в одночасье остался один, нескладным подростком без гроша за душой. С младшим братом на руках. Оставаться месте, выкошенном болезнью, не было смысла. За просто так оборванцев, как они, принять на борт могли только пираты. Они приткнулись на корабль доплыть до новых земель. Да так на корабле и остались. Зико понял, каково быть альфой, а брат вырос. Им нашлось место – одно это дорогого стоит. За годы плавания пиратом Зико забылся, что отвечает не только за горизонт. Но и за брата, как старший, за омегу, как альфа. В том, что Сынюна увели с корабля, во многом он видит свою вину. - Надеюсь, он догадался сбежать на земле или сигануть за борт. Крысиного яда лизнуть. Что угодно, - Зико косится на онемевшего Мино и снова опускает взгляд. - Не смотри так. Как будто мне по душе желать ему такого. Это лучше, чем быть, - с трудом договаривает, - в плену. Зико давно смирился. Но легкие отказываются исправно дышать, когда туман позволяет разглядеть на голове незнакомца темные неровные вихры, торчащие во все стороны. Не то чтобы он узнавал брата по макушке. Но ком в горле говорит, что узнает даже по мозолям. До момента критического сближения Зико прирастает к месту. Весть пронеслась по команде, остудив горячую волну гнева. Все еще искрили те альфы, что присоединились после былой стычки с Душегубом и не знают всей истории. Понятно, почему тот единственный, на палубе Душегуба, никого не зовет. Этот единственный – свой. - Здравствуйте, капитан, - приветствует Сынюн с расстояния ближнего боя. Голос глухо доносится по волнам. - Не думал, что свидимся снова.