Guts over fear: Maverick

Команда спешит закрепиться в абордаже. Сынхен быстро пробирается по перекинутому мосту с корабля на корабль, за ним крадутся сильнейшие рубаки. - Где остальные? Сынюн смотрит вопросительно и деланно поворачивается в одну сторону, а потом в другую, подчеркивая пустынность судна. - Кроме меня здесь больше никого нет, - отвечает омега. – Кроме меня и вот его, - и указывает пальцем вверх, на то, что действительно скрывает тень мачты. Енбэ рефлекторно чешет нос. Ближе к кораблю начинало пованивать, доносилась отголосками гниль. А он думал, показалось. И, главное, как вписывается в имя корабля – Душегуб: капитан, висящий в петле на главной мачте собственного судна. - Он и при жизни имел такой же запашок, - комментирует Сынюн, словно происходящее в пределах нормы. Они пираты, но трупам полагается отправляться за борт, а не оставаться на нем украшением. - Вот уж точно омега на борту к беде, - бормочет кто-то вдалеке. - Обижаете, - понарошку куксится Юн, но попытку перебивает дьявольская ухмылка, полная гордости за проделанную работу. Кажется он глубоко пьян и оттого не в себе. В пиратах, считай, всю жизнь, но среди омег только Шиен такой крепкий на печень. - Вот он сучек, он же тебя и выкрал, - сплевывает Зико, Юн согласно ведет бровью. - Почему ты не сбежал? - Я хотел. Не выдалось шанса. Зико сглатывает. Они признали друг друга, это видно. Но ни альфа, ни омега, обниматься не спешат. Насмотреться бы сначала. Омега худющий, штаны держатся на честном слове и шнурке, рубаха стерлась. Сверху накинут камзол с чужого плеча, расшитый, вычурный. Капитанский. Трофей, который плохо смотрится с криво срезанными волосами у висков. Наверняка кормили абы как. Вон какой костлявый стал. Одни губы и видно, у них с Чихо это семейное, просто так не тает. Минхо вклинивается между братьями, обнимая омегу с размаху. - Отпусти меня, - ворчит тот. - Дружище, - Минхо растроганно вздыхает и трясет того в объятиях, что злит. - Морской дьявол тебе дружище. - Сомнительные связи, - шутит Минхо, но руки убирает. Всему свое время. От одиночества и отсутствия припасов другого сценария не дано - омега немного обезумел. Пусть проспится, а уж там и прорыдается в искренних чувствах. Радужных надежд на спасение Сынюн не питал, но и духом пасть себе не позволил. Душегуб делал остановки на дальних землях, на чужих берегах. Где угодно оседал, только не там, откуда реально выбраться. Проще было оставаться с ними, к тому времени Сынюн обжился и побег стал без надобности. Плен и кризис лет, прожитых в чужой команде, мог стать для него смертельным. Если бы жизнь в команде Сынхена не сделала его таким, какой он есть сейчас. Обычная омежка? Вот еще. Юн не пропадет, не так. Так что корабельной шлюхой он не был. Совсем без этого не обошлось. И течки никто не отменял. Но Сынюн нашел тех, у кого мозг присутствовал не только в штанах. И объяснил, что, если командный недотрах сживет омегу со свету, без сеанса интима останутся все. Омегу защищали те, кто свое уже получил. Рутина Душегуба прервалась резко, с захватом нескольких суден. Флаг далекой страны манил, как сирена, пираты не раздумывали и секунды. Улов побил рекорды. Одно судно было с людьми, охрана и омега-жених. Другое судно до краев забито приданым. Всех отправили кормить рыб. Кроме омеги. Сынюн знает мотивы альф наизусть. Разумеется, его послали разузнать для начала, кем является омега. И желательно объяснить, что лучше радушно принять на себя все, что предложат. И то, что объясняет это ему такой же омежка, как он - является жестком доброй воли и пленник должен быть благодарен. Дать Юну пообщаться с омежкой – худшая ошибка почившего капитана. Потому что посмотрев в напуганные, но не растерявшие гордость глаза напротив, Сынюн решил, что довольно.Терпеть дальше бессмысленно. Он будет мстить. И повезет тому, кто унесет ноги. Первым делом Сынюн заклинил люк трюма, куда закинули, как оказалось, принца. Чтобы никто из команды не добрался без разрешения. После игрищ этой своры только помирать, нежным бабочкам - особенно мучительно. Юн-то не рождался с золотой ложкой во рту и максимально легко пережил то время. А вот принц, ох, он бледнел от одних лишь взглядов. Наивный и доверчивый, мало того что девственник. Хотя как иногда пафосно запевал речи, просто что-то с чем-то. Сказав одно слово выведет альфу-пирата из себя, как пить дать. Что поделать, воспитание аристократа делает из него слегка высокомерного белоручку. Пусть таким и остается, не жалко, - решает Сынюн и кормит команде идею. Лучше картины свежего омеги, пущенного по кругу. За принца можно спросить выкуп. Вторую гору золота, которую привезут прямо в руки. Грех упускать шанс. Разумеется, трогать принца лучше не стоит. Все пираты – деловые люди, и должны понимать, что так шикануть случается раз в жизни, и то не в каждой. - Юни, сегодня твой день, раз принц отвалился. После следующего стакана жди, - улыбается один из защитников, знатно нализавшись. Юн улыбается ему в ответ. Всенепременно. Он ждет не дождется. Как раз открыли новую бочку вина. Пьянка разгоралась. Сынюн вылил в бочку яд из коллекции даров. Там были не только драгоценности и шелка, но и редкие лекарства для Его Величества, и редкие яды для врагов Его Величества. К бесцветной жидкости в бутылочке, инкрустированной яркими камнями, омега доверия не питал, так что смешал королевский яд с остатками порошка для травли крыс. Пустил в ход все, чтоб наверняка. Если кто-то выживет после первой попытки, второй не будет, потому что Юн не досчитается собственной шкуры. Капитан, чтоб его черти драли, пил меньше всех в тот вечер. На ясную голову смаковал делали плана. Когда половина команды попадала замертво с кровью изо рта, ушей и всех щелей, капитан быстро смекнул - кто. Ведь Сынюн не пил вовсе. Не велика была беда. С капитаном пришлось повозиться. Зато появился шанс выпустить наболевшее, с помощью топора и боя один на один. Альфа был еще живой, когда Сынюн накинул ему петлю. Он видел все трупы на борту корабля, водные просторы с высоты, и размах собственной недальновидности, раз не почуял вольнодумца в строю, под самым носом. - Если вы мне не нравитесь - лучше не берите кубок из моих рук. - подытоживает омега, рассматривая с альфами покачивающиеся на высоте подошвы. - Никуда не поплывем, пока не снимем этого весельчака, - заключает Енбэ. - Резко не скидывайте, он еще не ссохся, - говорит Сынюн и отходит в другой конец палубы. - Разлетится ошметками, вонища будет такая, что корабль проще сжечь. - Как ты его поднял? Он тяжелее тебя в два раза, - пыхтит Сынхун, сжимая веревку так, что желваки выступают. Отсыревшая в тумане, она норовит выскользнуть, стоит ослабить хоть бы фалангу мизинца. Минхо, помогающий другу плавно опускать труп, выглядит таким же озабоченным нереальностью задачи тоненьким ручкам поднять кабана на высоту паруса. - Адреналин и жажда мести. Много ли надо, чтобы тот не достал ногами до пола. Потом Юн просто продолжал поднимать. Привязал на узел за нижнюю рею, да так и оставил, потешить душу. Капитан не заслужил умереть спокойно. Брошенный во время пьянки камзол нашел, когда стаскивал тела к краю палубы, скидывать на ужин морским чудовищам. Омега стряхнул с воротника пыль и надел, рассудив, что капитан теперь он. - Идемте, капитан, я покажу зрелище много сильнее, чем эта туша, - зовет Сынюн и ныряет в люк. Сынхен не заставляет ждать, за ним следуют Енбэ и Зико. Омега привычно зажигает масляную лампу, стоящую на лестнице, и ведет вглубь корабля, куда спускается в трюм, набитый сундуками, тюками и бочонками. Когда глаза привыкают к темноте, Сынюн стоит посреди всего этого добра, доставая что-то из самого маленького сундучка, больше похожего на большую шкатулку. В свете лампы блестят граненные камни. - Все мое теперь ваше. - Так слухи про перехват приданого - правда? - Да. В воздухе виснет очевидный вопрос: - Куда принца дели? Юн неопределенно машет рукой за горизонт. У Зико глаза лезут на лоб. - Ссадил около берега и поминай как звали. Он был только рад, - и Сынюн вдруг горячо хмурится на брата, как и Сынхен не умеет, - за кого ты меня принимаешь? Зико тушуется и чешет в затылке, не рискуя подавать голос. Сынюн вздыхает. Серьезно, что еще он мог сделать с омегой? Если верить принцу, то что на родине, младшим омегой по родословной, что на пиратском судне, что замужем в чужой стране. Тюрьма, как ни крути. И близко не понимая, что из себя представляет жизнь богачей, Сынюн все равно принца пожалел. Они собрали ему маленький мешок приданого. Юн переодел принца в свою одежду, чтобы не щеголял на земле в ярких тряпках. Дал пару советов и наставлений, чтобы не выдать происхождение. На этом они распрощались. Енбэ открывает ближайший сундук и присвистывает. Такого улова не было прежде за то время, что он гуляет с Сынхеном по морям. Стоит ли принять это за знак, что пора остепениться? Только глупец не признает чувство меры. Жадность многих сводит в могилу. Сынхен нервно ведет плечом, пересчитывая бочины сундуков, макушки тюков. Многое из даров в лоб сбывать нельзя. Все фамильное приданое, включая корону принца в шкатулке с подушкой, светить нельзя, по их следу придут. Радоваться рано. Предстоит крупное тяжелое дело. Сынюн оставляет альф подсчитывать содержимое призового судна и выходит наружу. За ним увязывается Зико. По нему видно, что шок оставляет сознание и радость встречи еще долго не уймется. Омега грозно зыркает брата. Ему крайне неловко. Он забыл, как общаться без надобности прикрывать все тылы и ждать подвоха. Юн уводит взгляд в сторону и спрашивает: - Позволите? - указывает на мосты, ведущие обратно, на родной корабль. - Спрашиваешь, - альфа моментально занимает место у борта и предлагает ладонь в помощь. Сынюн смотрит на Зико долгим возмущенным взглядом. Он сам может забраться на мост, без помощи! - Не кочевряжься, - альфа не принимает отказа и тянет руку ближе. Омега перебирается по доскам и спрыгивает на палубу. Этот корабль он знает на ощупь. Этот корабль он часто видел во сне. Сынюн прохаживается вдоль борта, по памяти выискивая ведерко с черпаком. Если все осталось, как в старые времена, то оно стоит в нише под лестницей на капитанский мостик. Омега сдвигает крышку, опускает черпак до самого дна ведра и чувствует, как питьевая вода облизывает пальцы. Он не плачет от облегчения, потому что по жилам бежит только кровь да вино. Скоро ситуация изменится. Глаза щиплет, но обезвоживание помогает омеге держаться. Сынюн устал надеяться на лучшее. Не для него, не в этой жизни. Он плавал и плавал, никуда не причаливая. Ждал, когда кончится терпение. Тогда он прихватит кое-что из сундуков на жизнь. Пойдет странствовать пешком. Где-то осядет. И так до старости. А потом взыграла жадность, за ней страх. Постепенно все подавила апатия. Она всегда начинается, когда кончается вода. Можно сидеть на крепком пойле до первого дождя, но как на зло, небо не дало ни капли. Наступающий туман обещал начало конца, и Сынюн с азартом ожидал развязку. Он мог покорно принять все, что пошлет судьба. Но не ждал благословения свыше. С палубы Душегуба доносится строгий голос Сынхена, отдающий приказы. Команда делится на корабли, чтобы плыть в сторону земель. Альфы шустро берутся за дело. Сынюн до конца дня остается в стороне, не желая даже смотреть в сторону Душегуба. К ночи корабли расцепляют. Туман рассеивается, погода обещает им попутный вечер. Сынюн скидывает капитанский камзол в воду, без единого сожаления. Одно колено подводит, омега как подкошенный валится с ног. Сынюн вытягивается на палубе и вдыхает полной грудью. Черный флаг над головой, на фоне чистого звездного неба, трогает ветер. Ветер перемен.