Зима тревоги нашей/Дни Чезаре Борджиа

Бросив армию в Имоле, он ворвался в Рим, как черный вихрь. По дороге загнал двух лошадей и до смерти напугал прислугу во дворце на площади Санта Марии. Лукреция не понимала, что произошло. Какие слухи дошли до ее брата, о чем разнюхали его соглядатаи? Отшвырнув от дверей перепуганную камеристку, Чезаре прижал Лукрецию к стене, безжалостно сдавил горло. Брат желал знать, где находится ее любезный муж Альфонсо Арагонский, и Лукреция возблагодарила деву Марию за то, что он успел уехать. Заплакал маленький Родриго в нарядной колыбели, и только тогда Чезаре, кажется, опомнился. Лукреция родила месяц назад. Когда кормилица унесла ребенка, Лукреция разгладила платок на груди и встала. — Моего мужа нет дома. И я скорее попаду к дьяволу, чем скажу, где он. Полагаю, твои слуги приготовили покои в Ватикане. И Родриго ты уже увидел… Поэтому я тебя больше не держу. Она повернулась и вышла. Чезаре остался с безучастным видом стоять у стены, и Лукреция знала, что он чувствует — ублюдок кардинала и знаменосец церкви. * * * Простыни и подушки пахли ее мужем. Кто бы мог подумать, что Лукреция влюбится в Альфонсо, влюбится по-настоящему? Кто-то на цыпочках подошел к кровати. — Монна, - прошептала горничная, держа свечу в руке, - герцог Валентино все еще в вашей комнате. Он спит прямо на полу, как пьяный. Мне поддерживать огонь в камине? Лукреция с неохотой поднялась с кровати. — Я не хочу скандала, Джованна, и еще меньше — кровавой бойни у себя дома. Скажи слугам, чтобы не трогали его ни в коем случае… Подожди, первым делом отправь гонца к кардиналу Карафа, Альфонсо пока лучше не возвращаться. * * * Лукреция положила руку на лоб Чезаре. Это не жар тлеющих углей в камине, у Чезаре лихорадка. Он сонно пошевелился, что-то пробормотал - Лукреция понимала через слово – то на каталонском, то на жаргоне римских улиц. Когда она попыталась поднять брата, он только отмахнулся. — Ты сумасшедший, — с отчаянием сказала Лукреция. Она снова и снова пыталась поднять Чезаре, заставить встать, сделать хотя бы пару шагов до кровати. — Зачем ты приехал? Я не хочу, чтобы ты был здесь, слышишь? И никто не хочет. Я вообще должна приказать выгнать тебя на улицу. А еще лучше, бросить в Тибр. Ты негодяй, я ненавижу тебя. Господи, прости мои грехи, я когда-то тебя любила… * * * В лихорадке Чезаре потянулся к ней как ребенок, который боится, что его оставят одного в темноте. — Что тебе? — не слишком любезно спросила Лукреция, присев рядом на кровать. Вместо ответа он взял ее руку и положил себе под щеку. — Чезаре, оставь. — Твой сын спит, - хрипло прошептал он. — А муж далеко. Ты ведь отослала сообщение, чтобы он не торопился домой? Она выдернула руку. — Ты говоришь глупости. — Не волнуйся, — он еле ворочал языком. — Я бы сделал то же самое. Он засыпает на глазах. — Лукреция... сестренка… * * * Сколько лет Лукреция мечтала о таком: голова брата припала к ее груди, горячее дыхание щекочет ее шею. Лукреция лежит и перебирает его влажные от жара волосы. Он целует ее грудь, говорит, что пахнет молоком. Лукреция отдается не из любви — из жалости. Зачем Чезаре нужны Непи, Неттуно и Камерино, зачем вся Романья, когда его сердце остается бездомным? Когда он засыпает, Лукреция нежно разглаживает морщинки у глаз. Свеча почти погасла, и лицо брата больше не выглядит жутким, даже если знать, что для своих двадцати четырех он живет на износ. Она гладит его отяжелевшее от сна тело и думает о том, что Альфонсо пока лучше не появляться в Риме.