Зима тревоги нашей/Дни Чезаре Борджиа

Ночью снег окутал город тонким белым покрывалом — нетронутым, когда забрезжил рассвет. Было зябко, но не так холодно, чтобы вода в колодце покрылась корочкой льда, и Джанна видела свое отражение. Господа будут недовольны, если после пробуждения у них не будет для умывания горячей воды. А потом на безлюдной площади она заметила то, что заставило выронить кувшин из рук. Джанна вскрикнула и зажала рот руками. На пике торчала пронзенная голова — закатившиеся глаза, перепачканные в крови волосы и борода. * * * — Чезаре! — Рамиро, друг мой, — герцог раскрыл объятья и расцеловал своего капитана в обе щеки. — Хорошо выглядишь. Губернаторство в Романье идет тебе на пользу. С заразительной улыбкой испанец погладил обтянутый животик. — Ах, эти каплуны, Чезаре! Охота здесь великолепна. И прежде всего, жирные курочки… — он подмигнул: — Самое белое мясо, какое только можно представить, с округлыми крылышками и нежными ножками. Это совсем другое, чем крестьяночки в Кампанье! Действительно, жизнь хороша здесь, друг мой. Тем временем Чезаре налил вина себе и Рамиро. — О, ты умеешь найти лакомые кусочки. А мы нашли в тебе правильного человека на правильном месте, не так ли, Таддео? — Вы правы, герцог. Рамиро удивленно оглянулся и увидел капитана Таддео делла Вольпе, который бесшумно вошел в комнату, пролистывая на ходу толстый фолиант. — Преданность дона Рамиро хорошо известна, но его управление Романьей вызывает повсеместное возмущение, — сухо сказал он. — Было бы очень любезно со стороны губернатора разъяснить причины некоторых допущенных им незначительных нарушений. Лорка выпрямился весь рост, уперся руками в бока. — Нарушения? О чем ты там бормочешь, делла Вольпе? — Не волнуйся, Рамиро, — Чезаре сел у тлеющего камина и сделал знак Таддео, чтобы тот продолжал: — Я уверен, скоро все разъяснится. Таддео положил фолиант на стол и сделал вид, что листает, но пальцем уже придерживал книгу на нужной странице. — Подеста Чезены сообщает об исчезнувшем зерне и завышенных сборах подати, которые вы и ваши люди взимаете силой. Савиньяно и Санта-София опустошены, Банья-ди-Романья и Чивителла разорены. Крестьяне голодают. Настоятельница монастыря святого Бенедикта жалуется, что ваша свита распугала монахинь... — Гасконская солдатня, они у меня поплатятся, — проворчал да Лорка. — И что значит «крестьяне голодают»? Эти бандиты припрятали запасы и не хотели платить десятину. А про чистенькую подесту я тоже знаю, кое-кто из городских властей имеет изрядный куш от банкирских домов Флоренции. Герцог Валентино легонько постучал указательным пальцем по подбородку. — Нет причины подражать им, Рамиро. Я думаю, было бы лучше завоевать любовь народа не насилием и обманом. Однако не беспокойся, мы докопаемся до истины. А убытки пострадавшим ты возместишь из своего кармана. Есть еще жалобы, Таддео? * * * Губернатор пропустил удар эфесом меча и, когда пришел в сознание, то был уже прикован кандалами к стулу. Герцог сидел рядом на столешнице, вытянув и скрестив ноги — возвышаясь как горгулья. — Ты поранил голову, — озабоченно заметил он, приподняв волосы на лбу Лорки. — Но кажется, все не так плохо. От подобных ран больше крови, чем вреда. Хочешь выпить? Давай, выпей немного. И он плеснул вино из кубка в лицо Рамиро. — Чезаре, что… что, черт возьми, происходит? Но когда Чезаре ударил его по лицу пачкой писем, больно задев нос, Рамиро да Лорка только охнул и закрыл рот. Письма одно за другим падали на пол. — Оливеротто да Ферма, Джанпаоло Бальони и Вителлоцо, конечно. Кто еще участвует в заговоре, Рамиро? Лорка покачал головой. Перстень Чезаре разорвал губы и заставил откинуться на спинку стула. В тот же момент Таддео делла Вольпе обвил гарроту вокруг его шеи, начиная медленно затягивать. — Кто еще, Рамиро? — повторил Чезаре вопрос. Лорка захрипел. — Ни… никто. Несколько мгновений герцог с интересом наблюдал, как дергаются ноги Рамиро, как закатываются глаза, а лицо наливается кровью. Когда кожа приобрела фиолетовый оттенок, Чезаре сделал знак двумя пальцами. — Таддео, я думаю, нужно дать губернатору небольшую передышку. Потом он участливо склонился к пленнику. — Ты должен простить его, друг мой. Он пока только учится. И приставил к правому глазу нож-дольче. — Кто. Еще? Испанец попытался уклониться от лезвия, отчего нож вспорол щеку. Гаррота придушила его вскрик. Чезаре вздохнул, вытер руку о дублет Лорки. — Ты огорчаешь меня, дорогой друг. Думаешь, я развлекаюсь? Посуди сам, ты просто должен подтвердить то, что я уже знаю — просто кивнуть — а твоя участь и так решена. Попробуем еще раз? * * * Служанка плакала, пока кто-то не взял ее за плечи и не увел. На площади быстро собралась толпа. Здесь же, рядом, лежало тело — в полном облачении губернатора, в багряном плаще, перчатках и сапогах со шпорами. Топор, отделивший голову от тела, был прислонен к пике, с которой мертвая голова незряче смотрела на серое зимнее утро. — У дона Рамиро была тяжелая рука, — пробормотал конюх, а кто-то другой громко вторил ему: — Аминь, я называю это справедливостью! Голова дона Рамиро да Лорки, как свидетельство правосудия герцога Валентино, пребывала на площади все Рождество. А в остальном, не имело значения, что служанка Джанна вернулась в дом без воды, а господа покинули Чезену еще ночью.