Зима тревоги нашей/Дни Чезаре Борджиа

У подножья гор — грозы одна за другой. Тяжелые облака, слепой ливень и ледяной ветер скручены в тугой жгут, из оврагов хлещут потоки мутной воды. Первым — после ударов и криков солдат Бомонта — возвращается слух. Он слышит, как воют волки в ущелье. Обессиленный, он поворачивает голову. Слышит, как чавкает трясина и катится шуршащая галька по склону. И когда он цепляется пальцами за рыхлую землю, медленно возвращается еще одно ощущение — холод — градом по обнаженному телу. Он пытается свернуться, град кусает плечи и спину. Он рвано вдыхает и выдыхает, каждое усилие дорого обходится. Придется лежать — столько, сколько нужно, чтобы прийти в себя. Потом он поднимется, дотянется до разбросанной одежды, отыщет коня, если только бедное животное не сломало шею на скользком склоне. Застонав, Чезаре разворачивается, тревожа раненое плечо, опирается на локоть и выплевывает в кашле кровь. Потом осторожно дотрагивается до лица. Нет пары зубов и, судя по всему, сломан нос. Он смотрит на себя и видит глубокие раны, нанесенные копьями и мечами. Много, и не хочется их считать или рассматривать. Он подставляет лицо дождю. Дважды он пытается подняться на ноги и неловко падает, так и не сделав даже шага к каменистому склону. На третий раз ему удается заставить себя протащиться несколько шагов, прежде чем споткнуться о корень дерева и снова упасть в грязь. Так — теряя сознание и снова поднимаясь — он одолел пятьдесят, может, меньше, ярдов, пока не перед глазами все не поплыло. Почему снова темнеет? Почему его никто не ищет? И где любезный король-шурин, когда он так нужен? Где армия мужланов из Наварры? Трусливые псы, которые не смеют высунуть нос из конуры, едва дело примет серьезный оборот. — Хуанито! — его хрип гасят сумерки. — Хуанито, сукин ты сын! Хотя бы оруженосец должен его искать. За ним скрип веток. — Хуанито в церкви. Чезаре оборачивается, но видит только сухие листья, трепещущие на ветру. — Он молится за тебя, — тихий знакомый голос звучит из ниоткуда. — Лучше бы глупый щенок достал одежду и коня, — Чезаре, дрожа от холода, обхватывает колени. Ему не нравится, что теперь он говорит сам с собой. Огни крепости, еще недавно мерцавшие над верхушками деревьев, кажутся совсем далекими. Когда кто-то касается его шеи, Чезаре наугад отбивается. Он давится кровью, хлынувшей изо рта. Кто-то в полутьме крепко держит его, сплетая руки на груди. — Микелетто? — Чезаре ранен и потерял много крови. Он замерз. Неудивительно, что начались видения. — Кьяро, что ты здесь делаешь? — Пришел помочь тебе. Глаза Кьяро ярче, чем помнит Чезаре. В них читается нежность и насмешка, но Чезаре не понимает. — Дай добраться до Вианы, раз уж хочешь помочь, — ворчит он, но видение не спешит исполнить приказ. Вместо этого Кьяро бережно вытирает кровь с лица Чезаре краем своего плаща. — Ты уже там, — тихо говорит Кьяро. — Хуанито нашел тебя, как рассвело. Тебя увезли в церковь Санта-Марии. Что за вздор, если бы у Чезаре так не болели легкие, он бы рассмеялся. Но он молча смотрит, как темнеет вокруг. — Твой старый плащ, — шепчет он. Его клонит в сон, пальцы сжимаются на складках темно-красного шерстяного плаща Кьяро. — Я хотел принести его тебе в замок Святого Ангела. Чезаре поддается рукам Кьяро, который укладывает его голову себе на колени, укрывает тело плащом. — Но тебя уже не было. Кьяро целует его в лоб: — Я знаю. Ветер ненадолго затихает, затем его вой становится громче. Чезаре слышит рев бури в горах, плач деревьев в лесу, а потом Кьяро закрывает ему глаза.