Маленькое недоразумение

Жаль, но то, что я, наконец, смогла разобраться в себе, не значит, что я стала прежней. Внутренней преграды, которая мешала выражать чувства, почти совсем не было, но я периодически подвисала из-за Жени. Она просто иногда появлялась где-нибудь в углу комнаты и молча на меня смотрела. От этих взглядов сначала было даже страшно, но потом я начала к ним привыкать. Пусть я поговорила с коллегами, а Хибари с помощью зажима и повязки смог устроить мне эмоциональную встряску, я где-то в глубине души боялась снова вернуться к состоянию бревна, да и Женя иногда напоминала о том, что ещё совсем недавно мне было на редкость паршиво. Из-за этого мне не хотелось лишний раз оставаться в одиночестве. Забавно: раньше я наоборот стремилась ото всех закрыться, а теперь остаюсь на работе впритык, с риском пропустить последний автобус, лишь бы подольше побыть с Кусакабе и Хибари. Правда, я в это время больше мешала разговорами. Мой рабочий день официально к тому времени заканчивался, да и большинство людей, перед которыми Хибари держал маску, уже не могли нас потревожить, поэтому я без зазрения совести несла всевозможную чушь, которая только придёт в голову. Оказалось, что Кусакабе после моего ухода часто перебирался к шефу поближе, то есть за мой стол, что облегчало мне задачу капать на мозги им обоим. Сначала меня вежливо просили помолчать. Потом начали подкидывать какую-нибудь не сильно сложную и срочную работу в надежде остаться в тишине хотя бы на это время, но хрен там плавал. Если уж я решила наверстать упущенное в общении с коллегами – я это сделаю вопреки всему. Как ни странно, в эти вечера вполне удавалось создать комфортную обстановку. Атмосфера прямо источала уют, лёгкую усталость и будто бы обречённость терпеть меня ещё лишние полчаса. Хибари многое мне тогда позволял: обращаться к нему на "ты", брать что-то со своего стола (Отец и Ужас всея Намимори как-то возмущался, что мы потаскали у него все линейки и ручки, и с тех пор без отчётности нельзя было даже дышать в сторону рабочего места начальника), лезть буквально по своей голове к полке, рядом с которой он сидел... Я специально испытывала шефа, ища ту грань, после которой этот "домашний" Хибари даст мне огромных, как Сибирская степь, пиздюлей. Шеф стерпел всё, кое-что даже молча. Кусакабе в это время работал воспитателем в детском саду: именно он пытался мягко увести меня от тигра в лице нашего начальника, которого я с таким энтузиазмом дёргала за усы; именно он доставал "вон ту интересную хрень" с верхних полок, поддерживал почти все разговоры и придумывал мне наименее опасные занятия. Хотя его предложение "порисовать" безопасным всё же не являлось, ибо рисовала я просто ужасно. Да и шеф, если бы увидел, что нарисовала я именно его, едва ли смог бы достойно это пережить. Зато Тетсу ржал минут 5. После извечного "Я художник, я так вижу" Кусакабе чуть вообще не задохнулся от смеха где-то под столом. В отместку я решила этого "осьминога-мутанта на стероидах" ему и подкинуть, чтобы знал, как обижать юных творцов. А потом ещё и самого Тетсу нарисовать. Кстати, именно под вечер в кабинет прилетал Хибёрд. Я, когда впервые увидела это небесное создание, визжала минут 15. Коллеги же с тех пор вынуждены были терпеть ещё и мои сюсюканья с канарейкой. Хибёрд позволял себя любить, но делал это с истинно королевским снисхождением. Зато его хозяин каждый раз на меня поглядывал, видимо, опасаясь, что я его питомца съем. Хотя после моего клятвенного заверения в том, что о Хибёрде никто не узнает, одобрительно хмыкнул и даже немного расслабился. Одним таким умиротворённым вечером я сидела на диване в нашем кабинете и доделывала повязку для Хибари. Кусакабе сначала нехило удивился, разобравшись в деталях моего занятия, но, увидев спокойного Хибари и меня, пожимающую плечами, смирился. Хибёрд сидел, поджав одну лапку и что-то чирикая с собой, на том самом огромном цветке, кажется, втихаря его объедая. Тетсу возился с бумажками, и что-то у него явно не получалось, потому что коллега несильно приложил по столешнице пудовым кулаком. Чашка с недопитым чаем с краю стола, как и я с цветком, от неожиданности подпрыгнули. Кто-то из нас троих ещё и негромко сматерился. — Не понимаю, почему не получается, — проворчал Тетсу и, схватив в охапку макулатуру, пошёл жаловаться шефу. Я, слушая краем уха их голоса, повернулась к Хибёрду. Глядя на то, как любовно канарейка поклёвывает цветок, я неожиданно поняла, что сижу здесь свои последние деньки. Контракт должен закончиться на следующей неделе, и мне почему-то слабо верилось в существование Пасхального кролика и той магии, благодаря которой Хибари не воспользуется первой же возможностью от меня избавиться. Этот кабинет стал для меня почти родным, я умудрилась привыкнуть к царящему в Средней Намимори дурдому, к своему строгому начальнику, к замечательным знакомым. От осознания того, что скоро всего этого в моей жизни не станет, захотелось разреветься. Я дёрнула головой и перевела взгляд на повязку. Теперь сроки не горели, и я могла в полной мере насладиться процессом шитья, потому особо не спешила и старалась сделать красивым каждый стежок. Разгладив на бедре повязку, я чуть откинулась назад, пытаясь разглядеть её вид целиком. На другой ноге лежал оригинал, милостиво одолженный Хибари на этот вечер, потому я играла в игру "Найди пять отличий", хотя самих отличий было всё же больше. — Лисса, ты чего такая приунывшая? Я посмотрела на Кусакабе, в задумчивости кусая щёку. Тетсу вернулся к теперь нашему с ним общему столу, взял пакетик с печеньками и положил на диван рядом со мной. Жизнь стала немного веселее. — Уже не приунывшая, — сказала я, шурша пакетиком. Рядом лежала сумка, из которой я достала очередную коробочку с соком. Вкусняшки действительно немного отвлекли от печальных мыслей, и я старалась увлечься ими побольше, чтобы не показывать коллегам своего настроения. — Уже нет, а раньше? — Кусакабе будто почувствовал неладное. Он облокотился на спинку дивана, заглядывая мне в лицо. Я довольно ему улыбнулась. — А это чтобы ты спросил, сжалился и покормил. — Вот хитрая, — фыркнул Тетсу и вернулся за стол. Я в несколько огромных глотков выдула сок, облизнулась и вернулась к повязке. Грустных мыслей стало ещё больше. — Хибари-сан, — позвала я шефа, лишь бы отвлечься, даже ещё не придумав, что буду ему говорить. — Вот же... Аситогава написала, — поделился с нами ГДК. Мы с Кусакабе чуть не перекрестились. — И что ей нужно? — осторожно спросил Тетсу, будто боялся громким звуком спровоцировать поток писем от шефини. Хибари морщился, крутя колёсиком мышки, а потом вздохнул и потёр переносицу. — Ничего, разберёмся завтра. Я отправил документ вам на компьютеры. Коллега развернулся к монитору, открыл мою копию и выругался. — Спокойно, всё завтра, — ещё раз произнёс Хибари. А я, наконец, придумала тему для размышлений. Вот интересно подумать над логикой этого мира. Хибари и Кусакабе являются обычными школьниками, при этом на полном серьёзе работают в этой же школе. У них есть зарплата, едва ли не полный рабочий день, документация, с которой, по идее, должны разбираться взрослые (не такие, как я, а нормальные взрослые, с полным соответствующим образованием), при этом они совмещают с этим почти что идеальную учёбу. И Хибари зорко следит за успеваемостью каждого члена своего комитета. При получении за какой-либо тест от 50 до 70 баллов Хибари лично отправлял ученика на дополнительные занятия и пересдачи. При оценке ниже 50 человек едва ли не с позором исключался из комитета. А к Кусакабе были особые требования: всего пару дней назад шеф выразил своё "фи" по поводу 74 баллов за тест по математике, и эти двое после бешеного рабочего и учебного дня вот в это самое время сидели и разбирали тему. И всё для того, чтобы Тетсу сегодня принёс 91 балл. У шефа были глаза и уши по всей школе. В каждом клубе у него был свой человек, который в случае чего сразу бы донёс о нарушении правил и порядка. И за это Дисциплинарный комитет многие особенно не любили. Находиться в нём было страшно, но одновременно – престижно. Хибари был действительно грозой ВСЕГО Намимори. Арка Мукуро показала, что ему с его людьми ничего не стоит в случае опасности выйти патрулировать улицы параллельно с полицией, и ни у кого не было вопросов или претензий. У шефа были связи везде: его знали в полицейских отделениях, он был лично знаком с главврачами или по крайней мере с главными медсёстрами крупных больниц и поликлиник. И даже, как мне как-то сказал Кусакабе, имел компромат на какой-то небольшой клан якудза. Достичь такого в 15-16 лет было почти невозможно, однако же вот он, наш любимый Хибари. Сидит смотрит на меня вопросительно... — Тебе что-то было нужно? А, да, я же позвала его. Кстати, есть вопросик. — Я слышала, что у тебя есть компромат на какой-то клан якудза. Расскажешь? Немного напрягаюсь, обращаясь к шефу на "ты", но коллеги, похоже, махнули на меня руками. В вечернее ленивое время всем было всё равно. — Ничего такого, на самом деле, — устало проговорил Хибари, устало откинувшись в кресле. — Сотрудничал как-то с полицией, приструнили взорвавшихся травоядных. Добиться от него большего было нереально, наверняка же они заключали всевозможные договора и соглашения о молчании. Я кивнула и снова начала водить пальцами по линиям иероглифов, сверяя изгибы. Что мне ещё нравилось в таких вечерах – я не сомневалась, что меня слышали. Для любого человека важно понимание того, что всё (или многое), что он делает и говорит, не улетает куда-то в пустоту. И я была уверена, что даже в случае возникновения таких неприятных ситуаций, как письмо от Аситогавы, мой даже самый глупый вопрос не останется незамеченным. Я перестала гладить пальцами ткань и снова взялась за иголку. Хибари немного понаблюдал за моими руками, а потом снова предпринял попытку сделать невозможное: — Пресмыкающееся, иди домой. — Кстати, — тут же подкинулась я. — У меня есть новая теория мирового заговора! Парни переглянулись. Привыкнуть ко мне – это одно, а вот осознавать все странные идеи – это уже дело техники и практики. — Рептилоиды прилетели с другой планеты, основали свою супер-цивилизацию, а все "сильные мира сего" – их потомки. Оттуда же термин "голубая кровь". Коллеги переглянулись ещё раз. Видимо, весь смысл до них ещё не дошёл, и мне пришлось объяснять дальше: — Просто отец как-то рассказывал, что у одного парня на его работе была такая идея, и благодаря ей смотреть обычно нудные политические дебаты стало веселее. Представьте, ведущий такой: «Кому это выгодно?!», и они мужским хором: «Рептилоидам!». Тетсу заржал. Судя по спокойно прикрытым глазам Хибари и чуть изогнутым губам, до него тоже дошла игра слов. — Рептилоидам, значит? — посмеиваясь, проговорил Кусакабе. — Надо будет посмотреть дебаты с этой точки зрения. — Я вышивала повязку, пока Тетсу внезапно не спросил: — Лисса, а кто твой отец? Пальцы сами собой сжались, а лицо застыло. Я медленно подняла голову и, стараясь улыбаться, повернулась к напарнику. — Давай я расскажу в другой раз, хорошо? — голос прозвучал очень ласково, и улыбка, выглядящая кривой и слишком старательной, наверняка дала понять, что это не лучшая тема. Я поскорее отвернулась, пряча лицо. Краем глаза заметила слегка пробившийся интерес Хибари. Наверное, ему тоже стало любопытно узнать что-нибудь о людях, которые меня такой воспитали. Внутри не было той сильной боли, которая особенно мешала спать в первый день проживания в этом мире. Пусть мне хотелось вернуться, опыт, который я получила здесь, и интуиция говорили, что это едва ли получится. Я вспомнила свои наполеоновские планы, которые странным образом появились, будто долгое время зрели внутри, и так же спонтанно и незаметно исчезли, толком не сформировавшись. Было страшно соваться к мафии, которая сейчас была реальной силой, а не "забавной штукенцией из аниме и манги". Мукуро отчётливо показал, что со мной могут сделать за интерес к таким технологиям, как перемещение во времени и пространстве. Это значит, что мне нужно теперь до конца жизни нести свой секрет и никому о нём не рассказывать, дабы не навлечь беду на непричастных. — Лисса, у нас закончился чай. Не хочешь выбрать что-нибудь новое на свой вкус? Я заинтересованно повернулась к Тетсу. — Это интересно. Расскажи поподробнее, что продаётся поблизости. Осознание приближения последнего дня заставляло дорожить такими вечерами всё сильнее. Хотелось придумать как можно больше тем для разговора, пусть и самых бредовых, лишь бы было побольше веселья, немного уставшего и расслабленного Хибари, умиротворённого Кусакабе, тихого чириканья Хибёрда... Но нужно было идти на остановку, иначе можно было пропустить последний автобус. А завтра снова на работу, делать вид, будто не было тех вечеров, вести себя по максимуму собрано и адекватно. Чтобы под конец снова урвать час спокойствия в приятной компании. Так время прошло довольно быстро, и вскоре наступили выходные. Тамура-сан тоже отметила положительные изменения в моём поведении, но по-прежнему напоминала о важности контроля лечения со стороны профессионалов. Плюсом она рекомендовала почаще выходить на улицу и проводить время с друзьями и знакомыми. Я была с ней солидарна, находиться дома в одиночестве не хотелось. Все дела даже с учётом фобии я умудрилась сделать довольно быстро и вечером воскресенья захотелось выбраться на улицу. С надеждой позвонила Киёми, но знакомая снова уезжала на несколько дней в другой город. Осознание того, что больше мы с ней можем не увидеться, подкосило на месте. Я сползла по стеночке в прихожей, где меня и застала мысль позвонить Окаде, и глубоко вздохнула. Просидев несколько минут на полу, глядя в никуда, я поднялась и пошла на улицу делать упражнения, которые мне показывала психолог. Осознание того, что такой солнечный человек, как Киёми, скоро исчезнет из моей жизни, немного отпустило, и я смогла хотя бы подумать о том, что всё равно есть шанс случайной встречи на рынке или совместного похода по магазинам на выходных. Это немного примирило с реальностью. В итоге я весь вечер просидела во дворе, доделывая повязку. Хотелось бы уже вручить её Хибари побыстрее. Таким образом, она была готова уже ближе к ночи. Правда, как именно её отдать, я так и не придумала. Хотелось бы заранее знать, как подойти, что сказать... Но я так и была без чёткого плана даже в автобусе. Речь, которую я начинала писать раз 10, то забывалась, то переставала нравиться либо в какой-то части, либо полностью. При входе дежурил Кусакабе, и я с надеждой поделилась проблемой с ним. Товарищ выслушал, понятливо покивал и предложил следовать за ним, сказав, что у него есть охеренный надёжный план. Вот прям надёжный-надёжный, такой, что подкопаться не к чему. Я, как самая наивная дурочка, молча шла за ним, не заподозрив неладное даже перед дверью. Тетсу вежливо пропустил меня вперёд и, гаденько улыбаясь, окликнул шефа. Вот тут я жопой почувствовала подвох. — Лисса хочет вам что-то сказать. «Блять», — отчётливо прозвучало у меня в голове, когда Хибари, отвлекаясь от работы, развернулся на стуле к выходу и, подняв брови, склонил голову, показывая, что готов внимательно слушать. Я метнулась на выход. Кусакабе оказался быстрее и громко захлопнул дверь прямо перед носом. Я впечаталась в неё на всей доступной тогда скорости, пронырнув у товарища под рукой. Звук от нашего столкновения на фоне предыдущего показался смешным и вялым, хотя из глаз посыпались искры, а мир поплыл и закачался. Тетсу за шкирку вернул меня на прежнюю стартовую линию и, опустив ладонь на голову, одним движением развернул к Хибари. — А... Э... — пробулькала я, пытаясь оклематься от летающих вертолётиков и устоять на ногах. Пиздец ты, конечно, придумал, Тетсу, надёжнее и в правду некуда. Прямо в стиле Вонголы, как по схеме "Против лома нет приёма". — Лисса! — товарищ чуть встряхнул меня. — Собери глазки в кучку! Я усилием воли заставила мир твёрдо встать на ноги. Похоже, Кусакабе подвержен моему дурному влиянию сильнее остальных. Я проморгалась, плавным движением ушла в бок из-под руки Тетсу и глянула на шефа откровенно нетрезвым взглядом. — Ну, короче, — начала я прекрасным словом, как правило удлиняющим весь дальнейший рассказ примерно в двое. Правда, что именно "короче", так и не придумала, потому решила просто молча достать повязку. Когда подняла глаза, меня обдало немного заёбанным взглядом Хибари, и дальнейший бред, который уже начал ложиться на язык, мигом исчез. Осознав своё поведение, я вспыхнула и сжала повязку в кулаке, снова её немного помяв. — Хибари-сан, это вам, — несмело произнесла я, делая шаг вперёд и вытягивая руку. — В честь Дня рождения, — голос подвёл, и пришлось кашлянуть. — Обстоятельства в этот раз были выше нас, поэтому я делаю это только сейчас. Взгляд Хибари стал серьёзным, совсем не таким, каким он смотрел недавно устроенный нами с Тетсу цирк. Шеф не спешил что-либо предпринимать, но я ощутила прилив вдохновения. — Я многое не знаю о культуре вашей страны, да и по характерам мы сходимся очень не просто. Плюс обстоятельства нашего сотрудничества весьма деликатны, но я хочу, пока это возможно, сохранить между нами хотя бы человеческое уважение, которое находится выше выгоды. Поэтому примите, пожалуйста. Хибари подался вперёд, пристально глядя мне в лицо. Он потянул руку к повязке и застыл, слегка касаясь моих пальцев. — Уважение, говоришь? Его тоже нужно заслужить. Твоё решение твёрдое? Я слегка сжалась, вспоминая все свои косяки. Через несколько мгновений до слегка контуженной головы дошло, что это – очередная проверка, и копаю я не там. Меня спрашивают про подарок, отвечать нужно про него же. Я подняла голову и пару секунд смотрела прямо шефу в глаза. — Да. Я уверена, что поступаю правильно. — Вот как? — ГДК опустил руку, откинувшись назад, а у меня внутри всё перевернулось. Неужели ошибка? Но где, как? — Ты понимаешь, почему я не отмечаю свой День рождения? В голове, как это происходит каждый раз во время принятия важных решений, сначала пронеслось перекати-поле. Через миг Мукуро в балетной пачке начал танцевать ламбаду с пылесосом, при этом активно намекая, что это вовсе не пылесос. И главное, хорошо у засранца получалось... Я мысленно отвесила себе пощёчину. Перед глазами тут же появился мой откровенно скучающий шеф: вот он, глянув вниз, поправил галстук, вот он перевёл взгляд на монитор, вот он через пару секунд снова смотрит на меня. Взгляд машинально проследил за его руками и снова вернулся к галстуку. Ведь ещё совсем недавно здесь был мой зажим... Сантименты снова взяли верх над логикой. Весь сложный и неприступный Хибари показался таким открытым и понятным, что я не сдержала смешок. Бросив взгляд назад, убедилась, что дверь за застывшим Кусакабе плотно закрыта, и оглядела фигуру шефа с ног до головы, чуть сощурившись. На спокойном лице на миг показалась заинтересованность. ГДК всё же знал мою изощрённость, потому, похоже, хотел узнать, до чего такого я додумалась. — Подарок, особенно рукодельный, символизирует привязанность, желание отдать что-то своё, — начала рассуждать я, всё так же пристально изучая шефа. И пусть не думает, что только он может смотреть так, словно рентгеном. — Вы одиночка по характеру и избегаете привязанностей, как и столпотворений, этих жалких травоядных, которые тебя раздражают... — уголок губ сам дёрнулся вверх, когда я заметила, что на долю секунды смогла выбить шефа из его привычного образа. — Ты не хочешь никого подпускать ближе, потому что, как ты думаешь, станешь слабее. Я неплохо тебя изучила и намерена даже вопреки этому... нет, особенно вопреки этому действовать дальше. Я понимаю, что для тебя значит твой День рождения, но, к сожалению, у меня другое видение ситуации, и я намерена тебе его показать. На случай, если встретишь ещё кого-то такого же, как я. Хибари поднялся, заставив меня немного отойти. Пожалуй, была бы я более вменяема – ещё в начале этой речи забилась бы с воплями под стол Тетсу с молитвами, чтобы никогда не нашли. Но сейчас, когда на лице шефа, по сути, ничего не поменялось, но создалось ощущение правильности, я намерена идти до конца. Обдумав во время небольшой паузы свою речь и признав её слишком напыщенной, я улыбнулась, резко выходя из образа, и прибавила: — Тем более, ты уже принял часть подарка, поэтому не выпендривайся. А ещё у меня рука устала, так что реши уже хоть что-нибудь. — Я ведь могу вернуть зажим, — как бы между прочим заметил Хибари. Я на мгновение прикрыла глаза, представив эту ситуацию, и чётко поняла, что шеф меня этим убьёт. Разобьются вдребезги наши уютные вечера, зато фобия обретёт новую силу. Я окончательно закроюсь от людей, возможно, буду тянуть с поиском новой работы... Думать дальше в этом ключе не хотелось. Я открыла глаза и увидела, как из-за стола ГДК выходит Женя. Она остановилась около дивана, и я невольно посмотрела прямо на неё. Доверчивый взгляд, очаровательные светлые кудряшки, маленькая ручка на стойке, смешные детские тапочки... Хибари, заметив, что я отвлеклась, проследил за моим взглядом. Пусть он ничего не увидел, зато понял, что вижу я. — Хибари-сан! — робко подал голос давно забытый Тетсу, и шеф нахмурился. — Возвращайся к себе, — тихо велел он, причём было в голосе что-то такое, что заставило товарища послушаться. А я мотнула головой, приняв для себя окончательное решение. Я не хочу на другую работу, не хочу снова жить в том кошмаре вместе с Женей. Я хочу остаться здесь, стать для этого коллектива не подопытной крысой, а надёжным верным товарищем. Я хочу, чтобы Хибари стал для меня тем самым потрясающим лидером, которым он является для Кусакабе. Я хочу, чтобы такие люди считались с моим мнением и доверяли мне. И сейчас от меня ожидают проявления силы и характера, умения настоять на своём. Тогда получи и распишись! — Да, ты можешь его вернуть, — кивнула я. Перед глазами снова пролетели дни нашей весёлой жизни с моим глюком, а губы дрогнули. — Но, раз уж я начала, хочу довести дело до конца. Я понимаю разницу между просьбой и приказом. В первом случае можно отказать, но сейчас я ставлю тебя перед фактом. Хибари, казалось, продолжал нависать надо мной. Эта фраза была последним предположением о том, что ему от меня надо. Если и это не прокатит, то я просто запутаюсь в игре фраз и понятий. Буду стоять и капать шефу на мозги, пока не возьмёт эту чёртову повязку! Хибари внезапно поднял руку, всё так же играя в гляделки. От его прикосновения к моим пальцам я вздрогнула и отпустила глаза. Оказалось, что я в чувствах сжала повязку в кулак. Поспешно расслабила руку и проследила, как Хибари берёт повязку, разглаживает её на ладони и рассматривает. Сердце билось так, будто я устроила с каким-нибудь гепардом гонку. Шеф, в последний раз проведя по ткани пальцем, повернулся ко мне, вопросительно подняв бровь. — С... Кхм, с Днём рождения? — прошептала я разом севшим голосом. Хибари кивнул и просто ответил: — Спасибо. А я чуть не рухнула с дикими матами прямо посреди кабинета. Облегчение было такое, что хотелось просто побиться головой о первую попавшуюся поверхность: о пол, стол, ногу Хибари, стеночку... Я осторожно доползла до своего стола и начала включать компьютер, однако у нас с шефом это был не последний разговор. — Пресмыкающееся, подойди ко мне. Есть ещё одно дело. Я кое-как доплелась до своего прежнего места. ГДК по-прежнему вертел в руках мою повязку, сравнивая её со своей. — Сегодня твой последний день по контракту, — бросил он как бы между прочим, не поворачиваясь. Меня прошила дрожь. — Подведём итоги этих двух месяцев. Как ты сама думаешь, была ли ты полезна школе и Комитету? Я сглотнула, завела прохладные пальцы за спину и переплёла их между собой. — Я старалась выполнять свою работу по мере сил, — тихо начала я. — Результаты вам виднее. Мне остаётся лишь надеяться, что я тоже приложила руку к удачному завершению проверок и прочим успехам. Но... — я помедлила, прекрасно понимая, что сейчас начну рыть себе могилу. Однако я чувствовала, что нужно говорить, потому продолжила: — Конечно, лишняя пара рук всегда пригодится, но не слишком ли много от меня было проблем? ГДК отложил повязки, потянул на себя верхний выдвижной ящик стола, достал оттуда какой-то помятый лист и положил передо мной. Я узнала его с первого взгляда, и внутри всё сжалось. Это было моё заявление на увольнение. — В моей власти подписать это заявление. Если оно, конечно, ещё в силе, — теперь тон шефа был серьёзным, а от его немигающего прищура стало совсем жутко. — Оно было границей, которую и так обозначал контракт. Я просто не хотела, чтобы подарок повлиял на ваше решение. Хибари хмыкнул. Наверное, мои порывы показались ему смешными и нелепыми. Конечно, всё так, но я не хотела, чтобы шеф подумал обо мне плохо. Если бы я оказалась на его месте, без колебаний уволила бы человека, который захотел бы ко мне подмазаться. Мне такое отношение очень не приятно. — Я мог бы гипотетически оставить тебя на должности, но это заявление наколяет обстановку. Ты хочешь, чтобы я его подписал? Что-то в его голосе подсказало, что шеф даже близко не рассматривал такие гипотезы. Значит, моё мнение совсем не важно. Я нервно облизнулась и прошептала: — Я приму любое ваше решение. Казалось, на лице Хибари на долю секунды мелькнуло разочарование. — Ты понимаешь, что даже в этой ситуации от меня зависит только половина всего дела? Ты вольна не только подчиниться, но и воспротивиться. Но если ты оставляешь решение за мной, то... — шеф поставил размашестую подпись, затем, уперевшись локтём в столешницу, протянул листок мне, но как-то без энтузиазма. Я прикрыла глаза. Наивная робкая надежда, которая жила где-то в душе, будто свернулась, как угрюмый ёжик, и начала колоть внутренности. — Если ты возьмёшь это заявление, то мне останется только заплатить тебе по контракту и попрощаться. Я открыла глаза. Время будто замедлилось, отчего происходящее казалось ненастоящим. Только сердце отбивало бешеный ритм, напоминая, что мои нервы сейчас помирают вполне реально. Листок уныло повис, и ГДК почему-то совсем не пытался привести его в надлежащий вид. Очередная проверка... Как же я устала от них. Надеюсь, эта будет последней вне зависимости от результата нашего разговора. — Вы же проверяете, хватит ли моей наглости жить так, как я хочу. Иначе не было бы этих бесконечных вопросов, да и это заявление... Вы могли бы просто его подписать. Тогда мой ответ нет. После этой тирады стало страшно. В первые мгновения показалось, что я всё не так поняла. Когда ГДК резким движением перехватил заявление поперёк, я чуть не сбежала из кабинета. Резкое движение, и Хибари порвал заявление на две части. Я охнула. На спокойном лице не дрогнул ни один мускул, когда шеф сложил части вместе и порвал их ещё раз, на четыре. Звук отозвался резким шумом в ушах, а я приросла к месту, боясь пошевелиться. Было совсем не понятно, что ожидать от ТАКОГО Хибари. Когда шеф скомкал части и, развернувшись на крутящемся стуле, отправил их в мусорку, в голове не осталось ни одной мысли. — Тогда иди работай. И нечего было переводить бумагу, — спокойно, точно он рвал заявления каждый день, закончил ГДК. Я раскрыла в удивлении рот, хлопая глазами. Внутри начала медленно подниматься волна счастья и благодарности. Больше, чем этот человек, для меня больше никто не сможет сделать. И, кажется, я начинаю понимать, почему Тетсу готов порвать за него любого. Хибари же после последних слов неуловимо преобразился. Будто слегка светящееся лицо было немного похоже на то, какое я видела уютными вечерами. Интересно, смогу ли я однажды посмотреть на него без внутренней дрожи? Хотя, наверное, нет. — Шеф, я... — Не надо, — тихо прервали меня. ГДК тут же отвернулся и принялся спокойно щёлкать мышкой. Будто не он только что снова перевернул мою жизнь. Хотя это, похоже, начало входить у него в привычку. — Принеси лучше из кабинета Кусакабе бумаги для принтера. Я поклонилась, признавая Хибари над собой, признавая его своим лидером. Теперь кое-что неплохо так изменится, но оно к лучшему... Щелчки мышки прекратились. Я открыла было рот, но тут же прикусила язык. Голос мог бы дрогнуть, показывая, что эмоций внутри становится всё больше, и контролировать их сложнее и сложнее. Через несколько секунд я выпрямилась и развернулась к двери. Ведь шеф сказал, что не надо... Стоило мне скользнуть к Кусакабе, как он тут же поднял голову. — Лисса, ты в порядке? Что произошло? Я сделала несколько шагов внутрь, при этом покачнувшись, облизнулась и уставилась в окно. Немного так постояв, шмыгнула носом. — Что случилось? — Тетсу, судя по голосу, начал серьёзно нервничать. Я пожевала губы, перевела заторможенный взгляд на коллегу, медленно набрала в грудь максимальное количество воздуха... Казалось, от моего визга задрожали стёкла. Я в прыжке налетела на напарника, не переставая громко орать. Столкновение живота с крепким плечом Кусакабе выбило из организма часть воздуха, что только прибавило силы и дури. — Лисса!... Объясни!... — попытался влезть Тетсу. Я пыталась ему всё рассказать, честно, но слова лезли изо рта все одновременно, превращаясь в дикий крик, а эмоции его усиливали. Коллега пытался отодрать меня от себя, но я цеплялась за него со всей силы. — Пресмыкающееся! — как шеф умудрился меня переорать – великая из всех загадок. Хотя это же Хибари, ему почти всё под силу! Я моментально заткнулась и постаралась мило улыбнуться. — Извините, шеф, отпустило малость, — пояснила я слегка охрипшим голосом. ГДК смотрел с укором, пытаясь меня пристыдить. — Х-хибари-сан, не уходите... Так хорошо... В тишине... — прошептал Тетсу, всё ещё надеясь отодвинуть источник шума подальше, одной рукой при этом потирая ухо, которое я, похоже, слегка контузила. — Бумагу я, похоже, не дождусь, — подытожил шеф, подходя к одному из ближайших шкафчиков. — Нет... Х-хибари-сан! — Кусакабе с мольбой во взгляде смотрел в спину безжалостно удаляющемуся начальнику. Стоило двери закрыться, как я начала второй заход: — Тетсу, меня оставили! Ты понимаешь, оставили, оставили, оставилииии! — с каждым новым словом я поднималась на несколько нот выше и почти дошла до ультразвука, но коллега заткнул мне рот ладонью, а его глаза стали округляться. — Подожди... Хочешь сказать, что ты остаёшься насовсем? Я начала быстро-быстро кивать. От радости напарника, который даже забыл про ухо, внутри стало теплее. Я вернулась на своё место только спустя минут десять. В горле слегка першило, но радость это всё равно не могло испортить. На столе увидела стопку журналов, стандартное начало рабочего дня. Эта мелочь была такой привычной и родной, что я невольно улыбнулась. Хибари стоял у окна и возился с принтером. Тихое гудение заставило вспомнить свои кульбиты с белым сканером Бьякураном, и я закусила губу, дабы не рассмеяться. Это было всего два месяца назад, а за это время уже столько произошло... Я задержалась, рассматривая кабинет. Повела рукой, закрывая дверь к Кусакабе, и тут же услышала звон часиков. — Пресмыкающееся, журналы на столе, — напомнил шеф, не оборачиваясь. Да уж, кажется, в этом мире есть не только боль и жестокость. Счастье тоже где-то прячется, просто нужно знать, куда смотреть. Может, я найду его, если поищу здесь, в углах этого кабинета?