ледяные звёзды

В Санкт-Петербурге холодно. Серые тучи, заволокшие небо, угрожающе низко нависли над домами, а острый шпиль Лахта-центра давно уже потерялся в плотных угрюмых облаках. Солнце изредка пробивается сквозь них и ласкает озябшую землю и людей, а после прячется, и вновь становится ветрено и сыро. Обычная петербургская осень. Денис останавливает машину около высокого серого дома недалеко от Невы, на секунду прикрывает глаза и устало потирает пальцами переносицу. Кажется, что здесь он незваный гость, незаметный и Петербургу явно не нужный — он-то знает, как город относится к незнакомцам. А таким ли уж незнакомцам? Он выходит из машины и закрывает её, а после упирается лбом в стекло и слабо постукивает по нему костяшками пальцев, привлекая к себе внимание. — Я скоро вернусь, хорошо? — мягко обещает он и понимает, что его услышали. — Я и кое-кто ещё. Лучше тебе заранее подготовиться, этот кое-кто очень любит объятия. В парадной чисто и пахнет кошками. Денис кивает консьержке, замечая, что на её руках сидит огромный белый кот и ласково жмурится, подставляясь под ласку женщины, и отворачивается, решив особо не задумываться об увиденном. В конце концов, это Россия, за долгие годы ставшая ему незнакомой страной, и разбираться в её порядках и странных привычках не хочется. Лифт мягко жужжит и оповещает об остановке мелодичным женским голосом. Шестой этаж. Как только его створки плавно разъезжаются, сильный запах антоновских яблок и осенней свежести окутывает со всех сторон. Корзины с яблоками стоят в коридоре вдоль стены и тянутся от двери до двери, и перед тем, как занести руку над нужным звонком, Денис опускается на корточки и разглядывает желтоватые в тусклом свете бока антоновки. — А пахнут как, — шепчет он, забывшись, и вытягивает руку, осторожно касаясь спелой прохлады. Пахнут. Сентябрём и солнцем пахнут. Дверь открывается так неожиданно, что Денис резко вскакивает на ноги и оборачивается лицом к Артёму, чувствуя, как в груди от страха быстро стучит сердце. Но страх проходит так же быстро и внезапно, как и появился, остаётся только прохладное онемение рук и покалывание на кончиках пальцев. Артём, закутанный в плотное одеяло, смотрит на него молча и слегка вопросительно, и Денис отводит взгляд и неловко потирает друг о друга ладони. Запланированные слова и фразы точно стираются из памяти и с языка. Тут надо только импровизировать, а в импровизации он не всегда был хорош. Но Артём, к счастью, понимает его. Опять. — Ты чего так шуганулся? — усмехается он, и Денис пожимает плечами, чувствуя внезапно появившееся облегчение. Это всё тот же Артём. Ничего не изменилось. — Можешь брать этих яблок столько, сколько захочешь, у соседей ветром сломало ветвь. Раньше их было ещё больше. — Это как-то… неудобно, — растерянно признаётся Денис, и Артём со вздохом проходит мимо него, опускается на корточки и набирает яблоки, прижимая их к груди. Одно падает и катится в сторону, но Артём успевает схватить его — и от этого его резкого движения все остальные яблоки рассыпаются по полу, а одеяло сползает с плеч. Денис осторожно опускается рядом с Артёмом на колени, и тот смотрит на него весело и немного озадаченно. Черышев улыбается, тянется к нему и цепляется за одеяло, натягивая его обратно на плечи, а потом крепко обнимает руками за шею, касаясь щекой чужого виска. Артём не удерживается на корточках и тоже бухается коленями об пол, но тут же опускает ладони на спину и прижимает Дениса к себе. Они оба пропахли антоновскими яблоками, и их аромат кружит голову. — Я не думал, что ты приедешь, — внезапно признаётся Артём, — ты же говорил, что занят. Постоянно. Всю жизнь. Денис безошибочно определяет в его словах горечь и ёжится, чувствуя, как сжимается сердце. Говорил. Говорил и врал, хоть и знал, что нельзя это, что зачтётся потом ему его ложь. Но потом он вспоминает о том, кто ждёт их внизу, и слабо улыбается. — Я чувствую твою улыбку, — ворчит Артём и отстраняется, тянется за яблоком, и Денис провожает взглядом его руку. Яблоки рассыпаны по полу, а они стоят между ними на коленях. Новая религия, новая вера. Он перехватывает яблоко быстрее, чем Артём берёт его, насмешливо суживает глаза и вытирает гладкий бок о своё пальто, после протягивая обратно Артёму. Тот пытается не улыбнуться, изворачивается и вгрызается с сочным треском в нежную кожицу, а после морщится. — Кисло. — Зато полезно. — С каких пор ты стал таким занудным? — С тех самых, как тебя встретил. Возникшая ещё совсем недавно неловкость пропадает, точно её и не было. Они поднимаются на ноги синхронно, прижимая к груди яблоки, и Денис только сейчас замечает сонную помятость Артёма, растрёпанные волосы и полуприкрытые глаза. — У меня есть для тебя кое-что, — тихо говорит он, и Артём немного оживляется. — И так и быть, я не скажу Семаку, что их звёздный нападающий вместо тренировки спит, как сурок. — Эй, — громко возмущается Дзюба, — вообще-то я болею. — Ну, конечно, — ухмыляется Денис, — иди, одевайся. Артём бурчит себе что-то под нос, но всё же возвращается в квартиру. И Денис, не думая, идёт за ним.

***

У парадной на лавочке выжидающе сидят две бабушки и глазеют на хлопнувшую дверь. Денис мягко кивает им, придерживая дверь для Артёма, который, спускаясь вниз, параллельно пытается втиснуть руку в рукав ветровки. Куртка предупреждающе трещит, и Денис прячет смех за покашливанием, когда видит, как Артём в ужасе округляет глаза. Жёлтые листья под ногами вдавлены в асфальт, и ветер тихо гонит их по лужам. Золотые клёны тонко пахнут осенью. Яблоко в кармане сентябрьским пламенем греет бок. Стёкла машины затонированы. Денис обходит её стороной, и она приветливо мигает фарами. Артём, разобравшийся с курткой, молча стоит около неё, а усилившийся ветер взлохмачивает отросшие волосы. Денис выпрямляется, а на руках у него — повизгивающий щенок с большими ушами, тёмной мордой и светлыми подпалинами на шерсти. Он искал его долго, стараясь найти именно такого, какой бы Артёму понравился, постоянно прокручивая в памяти «Когда я был маленьким, я обожал смотреть сериал про комиссара Рекса, но родители не разрешили завести мне собаку». Он летал в Мюнхен, чтобы взять щенка из приюта, а теперь малыш у него на руках подёргивает лапками и виляет хвостом, норовя извернуться и лизнуть в щёку, а у Артёма от удивления отнимается дар речи. Денис слабо улыбается, когда Артём, наконец, приходит в себя и, стараясь не подпрыгивать на месте, как ребёнок, подбегает к нему и резко тормозит, наклоняясь к щенку, а тот весело лижет его в губы. — Это… мне? — недоверчиво спрашивает он, но руки у него подрагивают от нетерпения, а глаза широко распахнуты, и в них плещется ни с чем не сравнимый восторг. Денис тяжело выдыхает и аккуратно передаёт щенка Артёму, и тот прижимает его к груди так осторожно и бережно, точно боится сломать его одним только неловким движением, даже почти не дышит. Эта картина умиляет настолько сильно, что Черышев не удерживается и, приподнимаясь на носках, кратко касается губами чужого виска. Он определённо будет ревновать его. Артём искрится счастьем, когда прижимает щенка к себе, а Денис не может не смотреть на него, потому что это выше его сил. Это странно — зависеть от кого-то настолько сильно. Это странно и для него непривычно, поэтому он заставляет себя опустить взгляд и разглядывать собаку, делая вид, что это — единственное, что его интересует. — Я не знал, как мне звать его, пока он был у меня, — признаётся Денис, и Артём вопросительно склоняет голову. Денис не видел, не замечал того, что всё это время он смотрел не на щенка. — И звал его Рексом. Комиссар Рекс. Храбрая овчарка. Артём молчит, а глаза его блестят предвкушением и чистым, ничем не прикрытым счастьем. Денис никогда не признается себе в том, что это — единственное, что он хочет видеть всегда. — Я хочу назвать его Черри, — внезапно говорит Артём, и Денис чувствует, как к щекам подступает жар, а ладони, наоборот, холодеют. — Нашим Черри.

***

Щенок с головой зарывается в целую кучу листьев, заботливо собранных дворником под дерево. Этот сентябрь гораздо холоднее остальных, особенно здесь, на севере. Запах антоновских яблок не отпускает даже на улице. Кажется, будто им пропахло всё — и опавшие листья, и дрожащие деревья, и кутающиеся в тёплые куртки и пальто люди, и даже редкое солнце, появляющееся ровно на один миг и тут же вновь скрывающееся за облаками. К холоду Денис не привык и не привыкнет никогда. Всегда, сколько он себя помнил, у него мёрзли руки. Поэтому здесь, среди холодных петербургских ветров, ему не то, чтобы некомфортно… скорее, просто непривычно. А погода здесь меняется быстрее, чем хочется. Он наблюдает за веселящимся щенком, в мыслях всё равно называя его Рексом. Зачем Артём назвал его так? Готовится к тому, что он скоро оставит его, или просто любит, как звучит это короткое, тёплое Черри? Это не насмешка ни разу, Денис знает, просто Артём в последнее время становится до странности странным, будто готовится к чему-то, о чём Денис даже не догадывается. Возможно, именно так наступает конец. За собой таких пессимистичных мыслей Черышев не замечал ни разу и мягкую любовь, светящуюся в по-питерски серо-голубых глазах, не видел. А она есть, живёт, закалённая этими вечными ветрами, становится крепче с каждым днём и гаснуть не собирается. Но Артём молчит, и Денис не говорит ему о том, о чём думает, зная, что это уже большой, огромный такой перебор. — Тебе холодно? — внезапно спрашивает Артём, и Денис замечает, как тот неотрывно смотрит на него, не отводя внимательного пристального взгляда. Это отчего-то согревает, и Денис, слабо улыбнувшись, признаётся: — Рядом с тобой нет. И это правда. Артём смешно морщит нос, и Денису внезапно очень сильно хочется его поцеловать. Так, чтобы знал, что он рядом с ним всегда, даже когда на самом деле нет. Но вместо этого он лишь стаскивает перчатку, вытягивает руку и касается пальцами его лба, разглаживает залёгшую между бровями морщин и не может убрать руку. Артём забавно скашивает глаза на его ладонь, а после вопросительно смотрит на Дениса и не удерживается: — Я тебе не лампа, из меня Уилл Смит не появится. Денис замирает в растерянности, а после вздрагивает от смеха, перемещает ладонь выше и с наслаждением зарывается пальцами в отросших лохматые волосы. Щенок внезапно резко натягивает поводок, и Артём от неожиданности не удерживается на ногах и покачивается. Денис успевает обнять его второй рукой за плечи, а Черри-Рекс весело скачет вокруг них с высунутым языком, обматывая поводком ноги. — Убью заразу, — ворчит Артём, глядя перед собой так до странности преданно, что Денис теряется и осторожно убирает руку, перемещая её на чужую грудь. Щенок успокаивается только тогда, когда длина поводка заканчивается, садится около Артёма и влияет хвостом, забавно развесив уши. Каким-то краем сознания Денис понимает, что должен хотя бы шевельнуться, но он стоит, молча глядя на Артёма в ответ. Холодный ветер ласкает кожу, Артём чуть дёргает бровью, и Денис приподнимается на носках, касаясь губами чужого лба. Тепло. Денис чувствует, как Артём склоняет голову, пытаясь стать ниже. — Я… — с трудом начинает он, вновь опускаясь обратно и понимая, что должен сказать это именно сейчас. Он не хочет конца. Он хочет вечности, но думать об этом в его возрасте смешно. Но если Артём не боится думать, то почему он сам не может? Артём смотрит на него внимательно, осторожно, точно боясь надавить, и Денис чувствует, как пересыхает в горле. Он облизывает губы, сжимает и разжимает пальцы, на мгновение прикрывает глаза. Он сможет. В городе возможностей возможно всё. — Я тебя… — вновь говорит он, но Черри внезапно дёргает поводок и заливается громким лаем. Денис опускает голову и видит, как недалеко от щенка с вальяжным видом прохаживается голубь и косится на него красным глазом. Артем тяжело выдыхает, наклоняется и распутывает поводок. Денис тут же отступает от него на шаг, чувствуя, как становится холодно. Черри бросается на голубя, и Денис не может сдержать слабой улыбки, когда видит, как птица неповоротливо улепётывает от собаки. Артём натягивает поводок, и щенок обиженно возвращается. — Ну, не дуйся, — мягко говорит Артём, присаживаясь перед ним на корточки, — я ведь люблю тебя, Черри. Денис вспыхивает, засовывает замёрзшие ладони в карманы пальто и отворачивается. Артём бросает на него краткий взгляд и слабо усмехается. — Больше всех на свете люблю, — продолжает он, обращаясь к щенку, и тот весело моргает, — веришь, нет? Как просто. Артём вновь смог, а Денис — нет. Денис зарывается носом в шарф, прикрывает глаза, а когда вновь смотрит, то видит перед собой Артёма. Тот улыбается как-то гордо, безмерно довольный самим собой, и это заставляет фыркнуть и улыбнуться в ответ. — Я буду ревновать тебя к твоей собаке. — К нашей собаке, — поправляет Артём и весело щурится. — Хорошо, к нашей собаке, — покладисто соглашается Денис, и первая крупная капля дождя падает Артёму на лоб, аккурат в то место, которого он раньше касался губами.

***

Тепло внезапно нарушается холодом. Черри жалобно повизгивает и сучит лапами по сбившемуся одеялу. Даже не открывая глаз, Денис понимает, что в комнате темно даже несмотря на шторы, и что время сейчас самое лучшее и несомненно подходящее — пять утра. Воскресенье. Артём пихает его локтем в бок и неразборчиво бурчит, уткнувшись лицом в подушку: — Твой сын проснулся. Денис устало выдыхает и жмурится, залезая под одеяло с головой. — До восхода солнца это твой сын. Артём беззлобно фыркает, и Денис безошибочно улавливает в его голосе усмешку. Впрочем, он особо не вслушивается. Спать хочется невыносимо, а щенок, покусывающий высунутую из-под одеяла руку, этому сну совсем не способствует. И Артём, целующий его сзади в шею, тоже. Денис вспыхивает и окончательно просыпается, когда чувствует, как поперёк живота его обнимают горячие руки, и как тепло вновь пронизывает кожу. К теплу он тянется непроизвольно, потому что в квартире холодно, как на улице: отопление ошалевшее от холода ЖКХ ещё не включило. — Выйди с ним, — вкрадчиво шепчет Артём ему на ухо, а Денис уже действительно готов сдаться и выйти на улицу, но каким-то остатком сознания понимает, что если он уступит сейчас, то потом будет уступать вечно. Он пихает локтем Артёма куда-то в грудь и бурчит: — Твой пёс. Артём переворачивается на спину с разочарованным вздохом. Щенок, почуяв смену позиций, резво оббегает кровать и встаёт на задние лапы, тычась мокрым носом в небрежно отброшенную руку. — Да встаю я, встаю, — клятвенно заверяет Артём, — сейчас, ещё пять минут… Щенок протестующе рявкает, и Денис сдавленно усмехается в подушку. — С характером, — уважительно говорит Артём, — вырастет большим и боевым псом. Денис поворачивается, краем глаза смотрит на Артёма и слабо улыбается. Артём ищет что-то в телефоне, внезапно закатывает глаза и жалуется: — Там дождь и плюс четыре. — А что мне сделать? — внезапно развеселившись, усмехается Черышев, перекидывая руку через грудь Артёма и прижимаясь к нему ближе, едва ощутимо касается губами шеи и вновь улыбается. — Пожалеть малыша? — Хотя бы не мешать, — обиженно фыркает Артём, но руку с себя не скидывает. — И не сыпать соль на раны. Кое-кто дома остаётся. И этот кое-кто не я. Черри громко взвизгивает, и Артём торопливо подрывается на месте. — Да иду я, иду, видишь! Денис прикрывает глаза и прячется под одеяло. Он слышит приглушённое ворчание Артёма, радостное поскуливание щенка и цокот когтей об пол и думает о том, что Петербург — этот холодный неприветливый город — всё же позволил ему остаться.