Химера

— Салазар! — Нет. — Ну Салазар! — Нет. — Ну пожалуйста, братик! — серые глаза девушки смотрели умоляюще. — Нет, я сказал! — Братик-братик-братик! — Ровена начала прыгать вокруг мужчины, как маленький ребенок, чем-то напоминая щенка. — Ты ведь меня любишь? — Люблю, конечно, но связи здесь не вижу. — Раз любишь, то пойдем! Это ведь не сложно! Тем более, что с Годриком ты уже неплохо знаком. Салазар тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза. — То, что я с ним знаком, не означает, что я горю желанием общаться с ним в неформальной обстановке. — Ты ночью в его комнаты, как к себе домой ходишь, и на празднике с ним танцевал — куда уж неформальнее?! — выгнула бровь брюнетка. — Заро, ну поимей совесть — все равно ведь придется однажды. Лучше раньше, чем позже. — А как по мне — лучше вообще никогда. Ровена обиженно надулась и делано-показательно зашмыгала носом. — Боги, Равви, на меня это давно не действует. И не строй глазки обиженного щенка! Спустя пару минут он был вынужден признать поражение. — Ладно, ладно, твоя взяла! Только перестань делать такое лицо, будто бы я убил твоего любимого тестрала. Девушка радостно завизжала и обняла брата, заставив того охнуть — сил сестрица не пожалела. — Спасибо, спасибо, спасибо! Салазар осторожно выбрался из объятий брюнетки. Если честно, он не очень понимал ее страстного желания присоединить его к своей компании. По своей сути он всегда был интровертом, который успешно притворялся экстравертом, и с людьми сходился очень тяжело в силу нелегкого характера. Впрочем, компенсировалось это неимоверной наглостью, которая прекрасно прятала похороненные в глубине души мягкость, некоторую ранимость и привязчивость. Это был тот самый случай, когда маска столь плотно прирастала к лицу, что сил ее отодрать не было ни у его семьи, ни у друзей, ни у него самого. Другое дело, что такой порядок вещей по большей части его устраивал. В мире очень трудно жить, не отрастив полуметровые ядовитые колючки. По своей сути люди чаще всего делились на два типа, которые образно можно было сравнить с персиком и яйцом. Первые были мягкими, уязвимыми снаружи, но прятали в глубине твердое, несокрушимое ядро, невидимое часто даже ими самими. Такие люди легко поддавались эмоциям, часто бывали ранимыми, очень глубоко чувствовали, но стоило попытаться продавить их — и тут же наткнешься на жесткую сердцевину, которую, как не старайся, не раздавишь. Вторые внешне были жесткими, несокрушимыми, их «скорлупа» выдерживала невероятное давление, защищая уязвимые внутренности. До тех пор, пока оболочка была цела, их ничто не могло сокрушить, но стоило в ней появиться хоть одной трещине, как ничего не стоило смять их в одно мгновение. Стоит ли говорить, что Салазар относился скорее к последним, и его «трещинами» была семья и те, кого он мог назвать друзьями? Чем больше трещин, тем легче разбить его «скорлупу», оставляя полностью незащищенным. О, и еще один момент — если в случае «персика» удар изнутри повреждал только мягкую оболочку, оставляя «косточку» нетронутой, то вот «яйцо» разбивалось в дребезги, потому что уязвимая сердцевина погибала, если «скорлупа» трескалась. До тех пор, пока трещины закрывали причины их появления, все было хорошо. Но стоит им исчезнуть… Восстановить брешь будет очень сложно. Почти невозможно, если трещину расширить. Именно поэтому он никогда не стремился к излишне тесному общению. Он мог получать удовольствие от нездоровых перешучиваний и перепалок, проявлять заботу и нежность к тем, кто находился рядом, особенно, если считал их Семьей (а для пламенных это часто означало гораздо больше, чем для обычных людей), но действительно близко подпустить к себе мог очень немногих. Фактически, в прошлой жизни, ни смотря ни на что, действительно близок он был только с Занзасом и Бьянки. Все остальные, хотя и осели трещинками на его «скорлупе», ее так и не пробили. Сейчас это была Ровена, и, отчасти, Хелена и Хэйлель (дети воспринимались им как одно целое). Все. На этом список заканчивался, и расширять его он откровенно опасался. Он хорошо знал, что ничем хорошим это закончится не может, учитывая, что, хотя канон был чем-то смутным и непонятным в этой временной шкале, испытывать его правдивость он не хотел. Сердце, вопреки распространенному мнению, у него было. И слишком хрупкое. *** Когда вместе с Ровеной в воронке аппарации появилась подозрительно знакомая светловолосая фигура, Годрик испытал позорное желание сбежать. Всего на пару мгновений, но оно возникло, и какое счастье, что об этом никто не знал. Как подозревал брюнет, еще парочка выходок со стороны Слизерина, и у него непоправимо сменится боггарт. Впрочем, напомнив себе, что он взрослый боевой маг, который участвовал в шести охотах на драконов и лично заваливший в одиночку не меньше полусотни из них, Гриффиндор подавил недостойное мужчины желание. Салазар же ведь не мог быть страшнее дракона, верно? Как подсказывала интуиция, очень даже мог. — Добрый день, Годрик, Хельга! — поздоровалась Ровена, сияя непривычно-радостной улыбкой. Ее брат, напротив, был необычайно хмурым и кидал на брюнетку неоднозначные взгляды. Мужчина бы не удивился, если бы увидел в руках Ровены веревку, на которой та притащила это сереброкосое несчастье. — Познакомьтесь — это Салазар Слизерин, мой старший брат. Салазар, это Хельга Хаффлпаф и Годрик Гриффиндор. — Очень приятно, — тяжело вздохнул маг, целуя ладошку Хельги и удивительно аккуратно пожимая руку Годрику. Брюнет, честно говоря, ожидал, что ему попытаются переломать все кости. — Видишь, ничего страшного не случилось, — пихнула девушка брата локтем в живот, однако Салазар даже не поморщился. Только взгляд стал еще более странным. — Я рада наконец-то познакомиться с тобой вживую! — засияла улыбкой Хельга, напоминая солнце. Ее ни капли не волновала ни репутация мага, ни то, сколько нервов он попортил Годрику. — С тех самых пор, как Ровена принесла жидкий ритуал. Как у тебя получилось совместить столько компонентов и не взорвать их? Я попыталась, но, честно говоря, зависла на расчетах для третьего круга… Разговор Хельги Салазар с энтузиазмом поддержал, демонстративно не обращая на Гриффиндора внимания, к его величайшему облегчению. Впрочем, это же вызывало и опаску. — Пойдем от них подальше, а то у меня от их разговора мозг через уши вытечет, — прошептала Ровена, и брюнет, прислушавшись, согласился. Он был неплохим зельеваром, а у девушки это было и вовсе в крови, однако понять ту белиберду, что несла пара экспериментаторов, они не могли. — Знал бы ты, скольких усилий мне пришлось приложить, чтобы притащить брата сюда! — сказала брюнетка, явно гордясь собой. — Он сопротивлялся так, будто бы я в ад его тащу, честное слово. — Думаю, в этом случае он бы не сопротивлялся вообще, — фыркнул Годрик, подавив желание выкрикнуть «Зачем?». Ровена была вынуждена признать, что да — в ад бы братик сиганул вперед всех чертей, и никакие демоны назад бы его оттуда не выкурили. Скорее, сбежали бы от Салазара сами. — Слушай, Ровена, ты вообще уверена, что твой брат человек? Ну не могут люди получать такое удовольствие от чужих страданий, не будучи психами-садистами. — Ты считаешь Салазара нормальным? — восхищенно присвистнула девушка. — Ты слишком хорошего о нем мнения. — Я немного неточно выразился, — поправился Годрик. — Но на маньяка Салазар не тянет, и ты прекрасно понимаешь, о чем я сейчас говорю. Ровена вздохнула, но кивнула. — Да, я понимаю, о чем ты. И нет, не уверена. У истока нашего рода стоит нага, а через каждые два-три поколения в предках — магик. Из самых недавних — прадед. И хотя дедушка говорил, что Салазар очень похож на нашу бабушку, леди Ингрид Рагнардоттир, а отец очень часто сравнивал с мамой, все мы прекрасно знали, что как раз-таки на прадеда он похож больше всего. Особенно сейчас. Годрик с содроганием вспомнил виденную один-единый раз в глубоком детстве леди Ингрид, которая ударом булавы была способна разрушить небольшую скалу, при этом мило улыбаясь светлой улыбкой наивного ангела, и с облегчением (и немалой долей вины) поблагодарил всех богов, что та мертва. Леди Анджила, мать Ровены и Салазара, тоже была… тем еще сокровищем. Высоченная, под два метра ростом брюнетка обладала воистину кошмарным характером, заставляя рыдать кровавыми слезами всех своих недругов. Друзья же отзывались о ней как о невероятно чуткой и защитной женщине, готовой голыми руками оторвать все выступающие конечности тем, кто причинит вред близким для нее людям. По описанию Салазар вполне походил на них обеих, впитав явно все самые худшие черты их характеров. — А что не так с вашим прадедом? — Все, — вздохнула Ровена. — Совершено все. Это было непредсказуемое, неконтролируемое создание, которое с одинаковой вероятностью могло как свернуть тебе шею, так и трахнуть, и никто не знал, что конкретно он собирается сделать сейчас. Он умудрялся сочетать в себе несочетаемое — распущенность и верность, любовь к жизни и миру и колоссальную жажду разрушения. Ходячее воплощение Хаоса. Собственно, мы даже в его смерти-то не уверены. И это… тоже было похоже на Салазара. — Кажется, твой брат совместил в себе все самые впечатляющие черты членов вашего рода. — Угу, — кивнула мрачнеющая на глазах Ровена, внимательно наблюдающая за развернувшейся полевой лабораторией, которая уже успела трижды взорваться. — Пойдем останавливать этих горе-подрывников, мне сия полянка дорога как память. *** Хелена была девочкой умной — вся в маму и дядю. И Хэйлель — тоже. В папу и тетю. И, как и все умные детишки, однажды они очень сильно заскучали. Все задания были выполнены, все, имеющиеся в пределах досягаемости и разрешения — прочитано, сварено и изучено. В лаборатории Ровены и Салазара они соваться не стали — прекрасно знали, что там стоят очень мощная защита и целая куча оповещающих заклинаний самого разного толка. Как и уходить за пределы барьера, окружающего крепость — все те же оповещающие заклинания, только в количестве, раз в сто превышающем лаборатории. Стоит нарушить хоть одно, и об этом мгновенно узнают и Салазар, и Ровена, и прибудут мгновенно в очень злом настроении. А этого им обоим не хотелось. А вот скуку развеять — очень. Что могут натворить девятилетняя девочка и семилетний мальчик — маги, часто оставляемые в одиночестве, с генами двух Основателей? Много. Очень много. Например, приспособить одну из дальних вечно пустующих комнат в нечто среднее между игровой и мини-полигоном. Ничего удивительного, что именно в ней они решили проверить, что случится, если смешать все имеющиеся виды рун и символов в кучу (известных им, разумеется. Неизвестных, откопанных в книгах, впрочем, тоже). Делали они это в произвольном порядке, не соблюдая ни правил начертания, ни даже логики — «кому нужны эти бесполезные вещи, когда есть желание творить», как сказал бы Салазар. Заняло у них это чуть больше двух недель, и то только из-за потолка и верхнего уровня стен. Кого-то другого их возраста эта проблема остановила бы — они при всем желании и подставках до туда не дотягивались — но это были Хелена и Хэйлель, а не кто-то другой, унаследовавшие баранью упертость своего рода. Спустя три дня и десяток разученных заклинаний проблема исчезла, и довольные дети продолжили раскрашивать комнату. Им невероятно повезло, что ни Салазар, ни Ровена ее не нашли — иначе бы оба получили инфаркт, инсульт и седые волосы. Про такие вещи как заикание, трясущиеся конечности и нервный тик говорить не стоило. А все потому, что комната представляла собой кошмарный сон рунолога-ритуалиста, который каким-то чудом не разнес все радиусе ста километров. И это было далеко не преувеличение — скорее, преуменьшение. Законченное помещение выглядело странно — на первый взгляд. Но интересно, как показалось детям. В силу возраста, они пока не могли видеть магическим зрением, а потому оценить безумное переплетение пульсирующих нитей силы, больше похожих на один гигантский запутанный клубок ниток, не могли. К огромному разочарованию что Хэйлеля, что Хелены, ничего не происходило, и все бы закончилось мирно и спокойно, но, как уже говорилось выше, детки были умными. Слишком. И поэтому полезли в книги, чтобы поинтересоваться — а почему. И, когда не смогли найти ответ в разрешенных для них книгах, поинтересовались у Салазара. Тот, прекрасно знавший, что дети у них с Ровеной умные, подвоха не заподозрил и только умилился их любознательности. — Если не срабатывает ритуал на основе рун, это означает, что требуется жертва. Чаще всего это кровь. — А если и с кровью не сработает? — на всякий случай уточнила Хелена. — Животное или человек, — пожал плечами темный маг. — Но, если однажды вы будете составлять рунную цепочку или ритуал, и крови будет недостаточно, сперва позовите меня или Ровену. Возможно, там просто есть ошибка. Дети переглянулись и хором кивнули: — Хорошо! Сообщить мужчине о том, что они уже делают, они не догадались. Не специально — просто не посчитали это важным. Ведь Салазар же сказал — только если с кровью не получится! И, к их огромному счастью (и несчастью Салазара и Ровены), крови оказалось достаточно. Даже не слишком много — хватило надрезать кожу на руке и прислонить окровавленные ладошки к стенам. Те мгновенно засияли — не ослепляюще-ярко, а приятным, приглушенным светом фиолетового оттенка, очень похожего на искры, которые порой мелькали в косах Салазара, в его глазах. На пламя, порой незаметным призрачным огоньком плясавшем на кончиках его когтистых пальцев — в общем, очень красивый и любимый ими цвет, плотно ассоциирующийся с любимым папой/дядей. Правда, когда свет на несколько мгновений вспыхнул ярче, почти ослепляя, а они неожиданно оказались в странном и незнакомом месте, оба немножко запаниковали. Совсем чуть-чуть, самую капельку. — Папа будет очень-очень сильно ругаться, — тихонько прошептал Хэйлель, и Хелена согласно кивнула. — Мамочка тоже. Наверняка уши надерут. Оба синхронно дотронулись до в одно мгновение вспыхнувших ушей, которые отозвались фантомной болью, и вздохнули. Они прекрасно знали, в какой панике будут родители, когда обнаружат их пропажу. А когда найдут, по головке наверняка не погладят. На секундочку им захотелось, чтобы их не нашли. *** Честно говоря, Скуало привык в своей жизни ко всякому дерьму. Как и все Пламенные мафиози, в принципе. Это было своего рода кармой — если рядом с носителем Пламени может что-нибудь произойти, то будьте уверены — это произойдет. Чаще всего магнитом для разного рода «необычностей» служило Небо, однако и остальных чаша сия не миновала. А уж если рядом собиралось много источников сильных Атрибутов, то вероятность пиздеца вырастала в геометрической прогрессии. Варийцы, щенки-вонголята и их союзники, да еще и минимум тройка Аркобалено… Скуало больше бы удивился, если бы ничего не произошло. Однако пара детей лет восьми-десяти в странной одежде, явно растерянных, появившихся в мягкой вспышке Пламени Облака (мягкое Облако… ха, звучит как анекдот) посреди боя Грозы, все равно всех удивили. Настолько, что поединок остановился, но никто не высказал возмущения. Девочка и мальчик (Наверное. Оба ребенка были миловидными, с очень тонкими чертами лица, длинноволосые –предположение о поле Скуало сделал исключительно исходя из одежды) тихонько пошептались на незнакомом языке, синхронно-виновато потерли уши… Скорее всего, нигде появляться они не планировали, и, если исходить из их внешнего вида (пусть очень странного, но совсем не бедного), в связи с этим у них будут проблемы. А потом детишки огляделись, посмотрели в его сторону… И девочка мгновенно затрещала что-то оправдательно-виноватым голосом, обращаясь явно к нему. На него посмотрели все — и босс, и варийцы, и Вонгола с Аркобалено. — Ты их знаешь, мусор? — Первый раз в жизни вижу, босс! — поспешил откреститься Дождь, справедливо опасаясь. Чего — непонятно, но интуиция убийцы зря сигнализировать не будет. Девочка, услышав его голос, замолчала и нахмурилась. Зато заговорил мальчик, вот только он обращался к своей маленькой спутнице. Та, выслушав его, кивнула и сделала несколько странных пасов руками. — Извините пожалуйста, вы не подскажете, где мы оказались? — вежливо спросила девочка, и теперь ее все поняли. Что странно, понять, на каком языке она говорила, не получалось — просто слова в одно мгновение стали понятны. — Япония, город Намимори, — отозвался Реборн, избавив их всех от необходимости отвечать, чему Скуало был очень благодарен. С детьми он был… не очень хорош. Маленькая брюнетка тем временем нахмурилась еще сильнее. — Я не знаю, где это, но мы должны находиться в Корнуолле. Это очень далеко? — Очень, — со смешком кивнул Аркобалено Солнца. — А насколько очень? — уточнил мальчик. — Больше, чем от Уэльса до Шотландии. — Плохо, — мгновенно погрустнели дети. — Значит, ругаться будут сильно. Помолчав несколько секунд, девочка сказала: — Меня зовут Хелена, а это мой младший брат Хэйлель. Скажите, а вы случайно не родственник дяди Салазара? А то мы сперва вас за него приняли. Удивившись оригинально фантазии родителей, назвавших своего сына в честь падшего ангела, Скуало, скривившись под насмешливыми взглядами варийцев, ответил. — Понятия не имею. — Жалко, — вздохнул Хэйлель. — А то у папы только тетя Ровена из родственников осталась. Ну и мы. — А что, они так похожи? — неожиданно миролюбиво спросил Занзас. — Очень, — кивнул тот. — Только папа ниже. Сильно ниже. И волосы в косу собирает. И кричит иногда очень громко. Слово «очень» ребенок выделил особой интонацией. — Скуало тоже орет, как сирена, так что они еще более похожи, — хихикнул Бельфегор. — Не знаю, что такое «сирена», но дядя однажды так громко ругался, что на кухне половина стаканов потрескалась. — У тебя точно нет родственников, мусор? — ухмыльнулся Занзас, отчего-то в сильно приподнятом настроении. Хотя почему — отчего-то? Его «драгоценному» боссу (что б его черти в аду драли) всегда доставляли удовольствие мучения своих Хранителей. Как-то незаметно детишки переместились ближе к Варии, и, кто бы сомневался, оказались рядом со Скуало. Что-то подсказывало мечнику (возможно, образование психолога), что выбрали они его из-за схожести с отцом/дядей. — Как ваша фамилия? — спросил Реборн. — Возможно, мы сможем связаться с вашей семьей. Дети переглянулись зашептались странно-шипящими звуками, напоминая змей. Их паранойю старшие мафиози оценили, с одобрением покосившись на них — просто так называть фамилию посторонним в их кругу было опасно, особенно детям. Слишком уж обширное поле для мести или шантажа открывалось. — Слизерин, — наконец произнесла девочка. Подвисли все. Потому что говорил ребенок с явной убежденностью. — А родителей? — осторожно уточнил Хаято, впервые подавая голос со стороны Вонголы. — Салазар и Ровена Слизерин. Хотя маму еще называют Коготь Ворона, — послушно ответила Хелена. — Вы их знаете? — Наверное? — осторожно ответил Ураган Вонголы. — А как вы здесь оказались, если не секрет? — Ну, нам было очень скучно, — пожал плечами мальчик. — Ну, мы и решили попробовать совместить разные руны. Всю комнату разрисовали! В голосе у него прозвучал оттенок гордости. — А потом мы использовали немного крови, и мы оказались здесь. Папа ругаться будет, — вздохнул ребенок. — Я бы тоже ругался, — пробормотал Аркобалено Солнца. Похожая мысль мелькнула в голове у Скуало. Но, серьезно, Салазар Слизерин? Это как в Гарри Поттере? Бельфегор в свое время всей Варии вынес мозг чертовым Мальчиком-Который-Выжил, и чертовы книженции вместе с фильмами Дождь ненавидел едва ли не сильнее, чем Вонголу. И знал про данную вселенную ровно столько же, сколько и самый заядлый фанат. Как, впрочем, и все остальные офицеры Варии. Принц, если хотел, мог становиться на диво прилипчивым нытиком, мгновенно вспоминая, что он ребенок. — Папа будет не только ругаться, — раздалось неожиданно раздраженное, но вполне понятное шипение. Дети ойкнули и попытались спрятаться за Скуало, что тот, честно говоря, не оценил. Но ключевое слово здесь — попытались. — С-с-с-стоять, хитр-р-ромудр-р-рые мои, — как в голосе умудрялись сочетаться змеиное шипение раздраженное, почти львиное рычание — не понятно. Но звучало жутко. На месте бы детей Скуало бы наоборот, сбежал. Вышедший из тени мужчина показался ему несколько искаженным отражением в зеркале. Гораздо более низкорослый, более гибкий и тонкокостный, со слегка подрагивающим стреловидным зрачком… но все равно похожий, словно близнец. — А теперь объяс-с-с-сните мне, поч-щ-щ-щ-щему я и Р-р-р-ровена должны с-с-с-седеть от р-р-р-результатов ваш-ш-ш-шей р-р-р-работы? *** Как Салазар не получил инфаркт, когда зашел в комнату, он не знал. Хотя почему не знал? Это чудо звалось Ровеной, которая, заранее готовая к любой выходке их любимых деточек, успела наглотаться успокоительного перед тем, как войти в этот кошмар рунолога. Она же, заметив, что мужчина с подозрительным усилием пытается протолкнуть воздух в легкие, наложила соответствующее заклинание. Спасибо большое, Хелена, Хэйлель, только словить гипервентиляцию ему не хватало. Оплавленные, подкопченные руны второго перехода могли и не выдержать, а заново воссоздать это безумие… Смешно. Нужно знать точную последовательность, время нанесения, промежутки, настроение, в некоторых случаях — расположение звезд… Слишком много переменных, в большинстве своем завязанных на случайность и удачу. Чудо, что это не рвануло, а сработало. И спасибо, что порталом. Судя по всему, межмировым. Учитывая знакомые отголоски пламени Облака — Салазар мог предположить, в какой именно мир и куда направило детей. Связь с Занзасом, хотя и была разрушена после смерти и переселения, все еще была. Ее уже не восстановить, скорее всего, да и желания у мужчины такого не было — у него была уже совсем другая жизнь, и возвращать былое… было бы больно. Тем более, что это будет не его Занзас. Хотя бы потому, что в бытность Риккардой он не мог припомнить появления детей. Ну, кроме того случая с графом Ди, после которого она едва не поседела. В общем, пока они с Ровеной правили и укрепляли руны, пока в экстренном порядке возводили вокруг комнаты барьер — в том, что после возвращения она рванет, они не сомневались — прошел почти час, в течение которого успокоительное сестренки прекратило действие, и брюнетка стала напоминать банши. Впрочем, сам Салазар был не лучше. Варию он прекрасно знал. В конце концов, он охрененное количество лет пробыл в качестве их Хранителя. И именно поэтому испытывал двоякие чувства. С одной стороны, специально вредить детям те не будут. С другой — это смотря в какой ситуации те появятся. Наверное, не стоит говорить, что на площадке мужчина появился далеко не в лучшем расположении духа. Ему удалось немного успокоиться, когда он понял, что Хелене и Хэйлелю ничего не угрожало, и сумел оценить период, в который деток закинуло. Конфликт Колец… ну, могло быть и хуже. Попытку спрятаться за Скуало он не оценил. Дождь, впрочем, наверняка тоже. Супербиа обладал удивительным здравомыслием для варийца. (Впрочем, это здравомыслие ему частенько отказывало, когда дело касалось некой черной кошки…). — Хэйлель, Хелена, ко мне, — приказал он, невероятным усилием сумев побороть рычаще-шипящие нотки. Впрочем, будто бы в отместку, клыки и ногти немного увеличились, а язык и ладони защипало от яда. Какое счастье, что на него свой яд не действовал. Аккуратными, маленькими шажочками дети приблизились к нему. — Быстрее! — получилось… громко. Очень. В лучших традициях Скуало. Ему пришлось приложить усилие, чтобы говорить потише. — Дома поговорим. Повернувшись к варийцам, он отвесил весьма церемониальный поклон, затем, с небольшой задержкой, такой же достался Вонголе. — Благодарю за то, что присмотрели за ними. Надеюсь, они не помешали ничему важному. — Вообще-то, — начала одна из Червелло, но мгновенно заткнулась под его разъяренным взглядом. Как подозревал Салазар, внутренняя кошачья сущность все-таки вышла наружу, демонстрируя все прелести полуоборота — кошмарный набор клыков, сияющие зеленью глаза и искаженные в отвратительной гримасе полузвериные черты лица. Крепко сплетенная коса в одно мгновение обернулась в черную и весьма недовольную змею. Если бы мужчина посмотрел сейчас на себя в зеркало, он бы узнал тот самый облик, в котором когда-то впервые появился перед Вонголой. С поправкой на пол и змею, конечно. Вот только сейчас этот кошмар не прятали ни слои бинтов, ни широкий плащ, ни маска. И пусть одежда все же несколько скрадывала фигуру, менее жутким он от этого не становился. — Я сказал, что ничему важному они не помешали, — удивительно спокойным голосом произнес Салазар, ощущая, как на кончиках пальцев начинает концентрироваться знакомый жар. Червелло он, как и любой вариец (и вонголец, впрочем, тоже), не любил. Даже можно сказать ненавидел. И ему больших усилий стоило удержаться от того, чтобы не убить хотя бы этих двух. Ну давай же, скажите мне что-нибудь. Дайте мне повод. Пожалуйста, только дайте мне повод. В этот раз боги услышали его просьбу. Не важно, зачем одна из девушек, нахмурившись, потянулась к карману куртки. Специально или случайно — не важно. Химера, скаля клыки, вышла на поверхность, запуская волну трансформации. В следующее мгновение под мощными когтями жалобно хрустнули ребра, а крик заглох, как только клыки разорвали глотку. Вторая девушка не успела даже пискнуть, когда обернувшийся вокруг шеи хвост обернулся змеей и вцепился в яремную вену. Спустя десяток секунд жгучей агонии она умерла. Его яд всегда был силен, усиленный Пламенем и яростью — тем более. Злить Облако, угрожая тому, что он считает своим — очень глупая идея. Смертельно-глупая. Скуало нервно сглотнул, оценив размеры химеры, появившейся на месте мужчины. Червелло ему было ни капли не жаль — дуры, сами виноваты. Неужели не было видно, что маг (?) удерживает себя от смертоубийства всего и вся лишь колоссальным усилием воли? Тем более, когда он так явственно потерял человеческий облик, больше напоминая больную фантазию Тумана или иллюстрацию к фильму ужасов. Превращение обратно заняло у Слизерина меньше пары секунд, и сейчас он снова был полностью человеком. Только алый след вокруг рта, да перепачканные красным когтистые пальцы служили напоминанием о той твари, что только что была на его месте. Впрочем, скоро и их не стало — мужчина совершенно по-кошачьи облизал пальцы, а затем широким движением языка собрал кровь вокруг рта. И в этом… не было ничего человеческого. — Прошу прощения, рефлексы, — невозмутимо произнес тот, гася яркие искры пламени Облака в серебристых волосах. — Хэйлель, Хелена, нам пора. Три фигуры исчезли в неяркой вспышке.