Драконьи сны

Руслан Слух резал жалкий, одинокий звук. Где-то рядом монотонно, на одной ноте, выла женщина. Руслан не видел её. Он даже стен палаты, где оказались все они, не видел. Остались только звуки. Кроме голоса невидимой женщины мир заполняло только шелестящее бормотание, а внутри царили оглушительный пульс и всемогущая госпожа боль. Боль вошла в жизнь Руслана вечность назад. Она не знает пощады и устали, и только поцелуй Морфея, жестокий и предательски недолгий, может заставить её смилостивиться. Самое время думать о богах, которых к его смертному одру нужно волочь силой. Те, что приходят сами – тоже боги, пока любой из них способен положить подушку Руслану на лицо и разлучить его с госпожой болью навсегда.Теперь, когда он не способен даже подняться с постели, это нетрудно сделать и хрупкой девушке. Вроде той, что продолжает тянуть единственную отчаянную ноту где-то рядом. Почему она кричит? Руслан не мог спросить её. Болезнь давно вбила последние слова ему в глотку, и не давала ни есть, ни пить иначе, как через дыру в животе. Какие там разговоры. Разве что бесконечные чужие монологи, чем дальше, тем больше напоминавшие воркование родителей над беспомощным младенцем. Когда-то это вызывало у Руслана ярость. Теперь его осталось слишком мало для таких сильных чувств. Он пережил страх и неверие, бесконечные походы по больницам и несколько литров изведённой на анализы крови. Срывал гнев на злодейку судьбу на родных и друзьях, которые один за другим, не выдержав, отворачивались от него. Украдкой лил злые слёзы, вопрошал молчаливые небеса – за что? – и отчаянно метался в поисках спасения, не понимая: он ведёт себя как обманутый мошенник. Сожалеть бы сейчас, что так и не решился наложить на себя руки, пока мог. Но прошло и осталось позади даже это. Оглядываться назад не хотелось. Руслан надеялся, что не промелькнёт перед ним, как говорят встречавшие смерть, вся прежняя жизнь. Там не осталось ничего такого, что он желал пережить или хотя бы вспомнить напоследок. Там было многое. Родители и младшая сестра, друзья, счастливое детство, победы и поражения, первая любовь и любовь последняя, любимое дело и нелюбимая работа, и всё это было теперь щедро покрыто грязью и кровью. Он не оставит в этом мире ничего, и не останется под этим небом никого, кто станет вспоминать его добрым словом. Кто-то ушёл, хлопнув на прощание дверью. Кто-то отвернулся и распустил язык, рассказывая всё, что знал и ещё больше того, что выдумал. Кого-то уже нет в живых. С последними Руслан, возможно, вскоре встретится, а остальным... да бог им судья. Последним ушёл лучший друг. Обернулся в дверях палаты хосписа, взглянул с грустью, и тоже ушёл. Может, хоть он вспомнит. Простит ушаты грязи, вылитые на него семьёй Руслана, простит злые слова и незаслуженные обвинения от него самого, и вспомнит... А впрочем, стоит ли желать другу таких воспоминаний? И без того Руслан немало сделал, чтобы жилось его другу труднее. Даже покаяться и попросить прощения, пока мог, не сподобился. От того, что никто не винил, не становилось легче. Тот, кто мог оказаться богом, лихорадочно бормотал над Русланом какую-то околесицу. Не разобрать, то ли молится, то ли богохульствует, то ли просто матерится от увиденного. Поздно спохватился, ведь недавно сам на руках принёс Руслана в эту пустую палату в дальнем конце коридора. Невелик труд, от когда-то крепкого, плечистого парня остался обтянутый жёлтой кожей скелет. Понять бы, для чего трудился этот говорливый человек. Он не назвался, ни к кому не обращался, не считал нужным даже прикрикнуть на воющую женщину, хотя поначалу отдавал ей какие-то приказы, и она даже слушалась. Ношу свою раздел и разложил на старой железной койке, прикрытой чёрной плёнкой. Похоже было на огромный мешок для мусора. Руслан слабо усмехнулся. Честность он ещё способен уважать, а быть в конце концов завёрнутым в эту плёнку казалось не таким уж плохим исходом. Не хуже, чем достаться червям или развеяться по ветру. Поскорее бы уже. Боги жестоки. Они медлят, когда к ним взывают. Жаждут доказательств преданности. Напоминают: жизнь каждому даётся, чтобы испытать готовность умереть. Руслан был готов. Но... почему, почему же всё-таки она кричит? Её не видно, смотреть получается только вверх, да и зрение у Руслана уже не то. А там, на потолке, как в белом небе среди грязных облаков-потёков, раскинул чёрные крылья зверь. Он не выл и не кричал. Пока не кричал, но вскоре это изменится, ведь вокруг зверя распахнулись вратами бездны бледные зубастые челюсти. Смерть приходит за каждым. И пожирает каждого. Можно только молиться о том, чтобы перед тем, как проглотить, она не слишком долго жевала. – Я знаю тебя, – в мыслях обратился к обречённому зверю Руслан, не слыша, что за звук издало его пересохшее горло. Кажется, у божества над ним дрогнула рука от услышанного. Выходит, и боги знают, что такое страх. Хорошо, что не упустило оно скальпель, иначе испортило бы свою работу. Не из-за этой ли работы кричит та женщина? Напрасно, ведь это совсем не больно. Руслан прикосновений лезвия почти не чувствовал, и только догадывался, что медленно покрывается кровоточащей чешуёй. Наверное, по-своему это даже красиво. Перестань. Перестань же кричать, перестань... боль, которой тесно в голове, много хуже какой-то крови, зачем так кричать из-за пустяка... Вздохнула тварь, нависшая над смертным одром Руслана. Шевельнула крыльями, не чувствуя за спиной смерти. Повернула к умирающему рогатую голову. Её взгляд обещал избавление от боли. И тишину. Наконец-то тишину.