***
-Фрау…Выражаю вам свои искренние соболезнования, но... Когда я смогу забрать то, что оставил мне в завещании герр Моцарт? Констанция подняла на смущённого композитора заплаканное лицо. -Герр Сальери… Это вы…- медленно сказала девушка, странно глядя на композитора. От этого взгляда тот смутился ещё больше. -Вольфганг сказал, что вы не должны присутствовать на его похоронах, мне неизвестно почему… Приходите завтра. Служанка вам откроет, дверь в кабинет Вольфганга будет не заперта… А теперь… Прощайте…- с невыразимой усталостью произнесла Констанция и откинула голову назад. Стоящая радом Жозефа Вебер тоненько всхлипнула и тут же принялась обмахивать сестру веером. Сальери сухо поклонился обеим девушкам и с каким-то облегчением вылетел из гостиной в прихожую. Погружённый в свои мысли, композитор натянул жюстокор (естественно, чёрный), поднял воротник и бесшумно растворился в венской ночи…ГЛАВА 4.
9 октября 2018 г. в 23:20
Констанция зарыдала уже в голос, раскачиваясь, закрыв лицо руками и сидя на полу, на который она опустилась, обессилев. Иосиф Ланге, бесстрастный, с выражением раздражения на лице, аккуратно поднял мадам Моцарт и усадил её на ближайший стул.
Алоизия, вся в слезах, прекрасная, как античная мраморная статуя плачущей Медеи, стояла перед взвывающей сестрой на коленях и, вытирая ей слёзы, периодически выкрикивала «Воды!» куда-то в сторону. Наконец, кто-то из юных композиторов кинулся в сторону столовой. Жозефа и Софи периодически подносили платки к покрасневшим глазам, мадам Вебер всё ещё находилась в состоянии пьяной апатии. Остальные находящиеся в гостиной дамы тихо всхлипывали, мужчины угрюмо смотрели в пол, либо косились друг на друга.
А Сальери всё ещё стоял на коленях, поддерживая лежащую на полу Наннерль Моцарт. Он смотрел на неё, глядящую в потолок невидящим взглядом. Девушка, как показалось композитору, светилась изнутри каким-то неземным золотистым свечением. Она была единственной из представительниц женского пола в этой комнате, кто не плакал и пока не проронил и слезинки. Но у любого, кто смотрел на неё, что-то предательски сжималось внутри. Ей было больнее всех присутствующих в этой комнате людей. Наннерль Моцарт потеряла всех, кого любила.
Сальери встряхнул головой, как будто очнувшись от какого-то странного транса, наконец, поднялся и перенёс находящуюся в беспамятстве девушку на стоящий недалеко стул. Вокруг них тут же образовался небольшой кружок из Софи Вебер, каких-то оперных див и хористок. Кто-то опрыскивал лицо бледной девушки водой, кто-то что-то совал Наннерль под нос, видимо спирт или ароматическую соль. Сальери, кинув на девушку ещё один взгляд, кое-как протиснулся сквозь толпу и подошёл к тому месту, где он подхватил мадемуазель Моцарт и где лежали её накидка и разлетевшиеся бумаги. Композитор поднял один из листов.
"Завещание."
Мужчина вздрогнул, как будто этот листочек бумаги обжёг ему пальцы, откинул его. Сзади кто-то неслышно подошёл и невероятно изящным движением поднял этот лист. Алоизия.
-Господа, господа, тут завещание герра Моцарта!...
Завещание читал Ланге. Все слушали тихо и очень внимательно.
Констанции Амадей завещал дом, недвижимость, документы и так далее. Алоизии Ланге - ноты написанных для неё арий. Розенбергу (да-да, и ему тоже) - возможность показывать оперы Моцарта столько, сколько ему заблагорассудится. Остальным композитор оставлял горячие заверения в своей любви и дружбе.
А Сальери достались почти все ноты.
Сальери был удивлён, раздавлен, испуган.
Он не хотел брать эти ноты, эту музыку.
Но должен был.