Кто ж мог знать!

Вернувшись в комнату в общежитии, я по привычке заглянул в маленькую лабораторию, положенную всем — проверить, все ли там в порядке. Не в порядке мог быть наваренный и забытый на столе суп и уже перевидавший поколения три студентов труп по имени Вертер. Некогда юный и страдавший (за него теперь страдали мы), за время, проведенное в качестве личного учебного пособия, он обзавелся мерзким характером. К тому же, ранее на нем работали в основном отличники, поэтому зловредное тело ехидно комментировало каждую нашу попытку сотворить что-то с его бренными останками, отбивая желание работать напрочь. К моему удивлению, там же сидел мой сосед: удобно устроившись на полу, он с видом обреченного на колесование созерцал наше общее пособие. Я на всякий случай потянул носом — вдруг наложенное заклятие от разложения распалось, и надо срочно мчаться к преподавателям за подновлением, но пахло только щами. Причем не совсем так, как положено, чем я попытался объяснить мрачность Матиуша: вчера часа два провозились с кастрюлей и ножами, и зря, получается, из-за нашего же раздолбайства. Но смысл при этом гипнотизировать Вертера? Он уже давно не подходит для съедения… Да и аппетита его сморщенный и качественно серый лик ни в коем случае не вызывал, а манера шататься и скрипеть за стенкой по ночам получала исключительно нецензурные определения. — Ты чего? — на всякий случай поинтересовался я. — Я от Валиндры, — мрачно пробормотал Тейн, не оборачиваясь. Я уважительно-сочувственно присвистнул. О леди-архимаге у нас легенды ходили. Судя по внешности, высокая худая старуха, прямая, как палка, приходилась родной матерью нашему Вертеру, а характером пошла во Владыку Демонов, иначе ее манеру сатанински хохотать над мямлящими студентами и проверкой их работ объяснить никто не мог. По слухам, Валиндра уже неоднократно умирала, но то ли была настолько талантлива, то ли встала в загробном мире поперек горла — но неизменно возвращалась, оставляя всем студентам и преподавателям одну-единственную неизменную голубую мечту: никогда ее больше не видеть. Ее лекций все боялись, как огня, а несчастные, попавшие к ней на практикум, абсолютно серьезно составляли завещание, мечтая, чтобы оно понадобилось. Самое мягкое определение, коего удостаивалась Валиндра, — старая самодурка, но так ее называл влюбленный (один вопрос: как?!) библиотекарь. — И что? — рискнул я спросить. — Это новый конкурс, — зловеще проскрипел Тейн, подражая Вертеру, и совсем уже истерично захихикал, раскачиваясь из стороны в сторону. Я на всякий случай пощупал его лоб, но жара не было. Похоже, эти изменения в психике моего друга были вызваны исключительно отрицательным влиянием леди-архимага. К сожалению. Я предпочел бы, чтобы он напился или просто сошел с ума: это, по крайней мере, лечится магией… — Бороды, Сэм! Мы будем выращивать на трупах чертовы бороды! — приглушенно взвыл Тейн, уткнувшись лицом в ладони. Я критически изучил откровенно злорадную рожу Вертера. — Могло быть и хуже, ты же знаешь ее конкурсы! — преувеличенно бодро заявил я. — А волосы у трупов и сами по себе растут… — Двоечник! — презрительно бросило пособие под согласное мычание Матиуша, подозрительно похожее на рыдания. — Ничего у них не растет, это все остальное ссыхается, — подтвердил маг. — Да и Вертер староват для этого… — Я еще ого-го! — запротестовал труп, выпятив тощую грудную клетку. Сосед краем глаза глянул на эту удручающую картину и с новым приступом чернейшего пессимизма растянулся на полу лицом вниз. Мой собственный практикум (читай: жуткий конкурс, слово, приобретавшее в устах старухи настолько зловещее звучание, что бледнели имена страшнейших демонов) у Валиндры прошел четыре месяца назад, но вся группа до сих пор бегала по стеночке, пряча лица за конспектами: в качестве своего знаменитого конкурса адская старуха велела нам научить поднятые тела балету. Я вообще сомневался, что живому человеку возможно выполнить все это, но через пару месяцев я исправно скакал на пуантах и крутился на одной ноге перед Вертером, втайне завидуя: ему-то не так страшно вывихнуть ногу или шею. Выяснилось, что задание, как обычно, с подвохом: все трупы прекрасно умели все это и до нас. Просто молчали из вредности и спортивного интереса. Догадалась спросить и угадала с формулировкой только одна студентка, получившая невиданно высокую отметку, я же заработал свою, сплясав перед всеми в паре с проклятым Вертером. Вдохновить пособие личным примером «сообразил» только я, остальные обучали по иллюзии или в театре, уж не знаю, как они туда протащили оживленные тела. Бабка хохотала до упаду, но милостиво одарила меня высшим баллом, позволив войти в местные легенды. Правда, похоже, в качестве главного клоуна. Вспоминать, честно говоря, не хотелось (а лучше вообще забыть этот знаменательный, но все равно позорный факт моей биографии!). Тут хотя бы бороды… — Ты представь, во всех коридорах будут бородатые ископаемые! — попытался я поднять другу настроение. Рыдания только усилились, приобретя еще более надрывный оттенок. Я пожал плечами и занялся спасением супа. Минут десять еще поистерит и приступит к делам, Тейн морально гораздо устойчивее меня. Я больше суток дергался и нервно хихикал, только думая о бредовой идее, которую предстояло реализовывать в угоду старухе и диплому. На деле потребовалось чуть больше времени, минут двадцать, но Матиуш, оправившись от первого потрясения, припомнил мой невольный урок и на всякий случай спросил у Вертера, не умеет ли он самостоятельно растить бороду. Задав этот вопрос полусотней коварных способов (в нашей работе только так!) и получив однозначно отрицательные ответы, сосед немного приуныл, но не сдался. Раз подвох не обнаружился сразу, значит, найдем потом или полезем напролом. Нет так нет, попробуем поискать в библиотеке! Он умчался, а я так и остался медитировать над кастрюлей. Судя по всему, зловредный труп воспользовался нашей забывчивостью и не то плюнул в суп, не то подкинул какую-то дрянь. Тяжело вздыхая, я протащил испорченную еду мимо невинно насвистывающего (в исполнении практически мумифицировавшихся со временем губ звучало жутковато, наверное, после нас его уже в отдел бальзамирования отдадут, пусть там отрабатывают) пособия и решительно выплеснул в окно. Во-первых, так же делали жившие выше преподаватели, нередко выворачивавшие посуду прямо на наши головы, во-вторых — внизу жило всеядное зверье с других планов, с удовольствием подбиравшее все небесные дары. Я немного понаблюдал, как похожая не то на пса, не то на осьминога тварь с хлюпаньем поглощает нашу пищу, потом захлопнул окно и соорудил себе толстый бутерброд. Как следует насладиться этим шедевром моего кулинарного таланта я не успел: в комнату вернулся встрепанный Тейн. Судя по всему, в библиотеке наткнулся на явившегося чуть раньше товарища по несчастью и просто бессовестно отжал его непосильным трудом добытые наработки. Я мысленно пожалел беднягу, но тут Матиуш с лету выхватил мой бутерброд практически изо рта, и жалеть я начал уже себя. По опыту знал: вся еда, попавшая в руки студента-некроманта, особенно этого студента, становится объектом ожесточенной охоты и защиты. Мне еще везло: иногда семья присылала сумки домашних варений-солений, которые я смущенно заталкивал под кровать, а через неделю подъедал остатки на пару с соседом. Дальше следовал месяц голодовки. Специфическая у нас специальность. А с Валиндрой — еще и уникальная. Какой еще выпускник поделится такими яркими воспоминаниями, как обучение балета или выращивание бороды у трупа? То-то же. Тейн, запихав бутерброд в рот, надолго исчез в лаборатории: чем-то зловеще скрипел, ронял, пару раз из-под двери сверкнуло и даже потянуло паленым, но проверять целостность друга или университетского имущества я не помчался — только порадовался, что защитные чары и очень прозаичный, зато надежный замок недавно починили. Воспользовавшись случаем, я собрал себе второй ужин, уже попроще, и быстро, не чувствуя вкуса, проглотил. Жевать со скоростью бегущего от зомби пастыря мы выучились еще на первом курсе, даже шутили, что зачет сдавать придется. Дружно блистая худобой и бледностью (учиться-то день и ночь, еще и Вертер этот пакостный!), мы гордились своим исключительно профессиональным видом и уже готовились вносить этот пункт в резюме. — Сделал! — торжествующе объявил сосед. Я немедленно сунулся в лабораторию, мечтая увидеть у Вертера растущую прямо на глазах бороду, что посрамило бы изобретательность Валиндры, но ничего нового не усмотрел, о чем и поспешил сообщить другу. — Естественно! — даже слегка обиделся он. — Результат станет заметен в лучшем случае послезавтра! — Ты имеешь в виду, его отсутствие? — немного пессимистично, зато со знанием дела поправил я. На конкурсах Валиндры простые методы никогда не срабатывали, уж я-то знаю. — Вот увидишь! — самоуверенно пообещал мне Матиуш, не уточняя, впрочем, что же именно. Через два, три, пять дней и даже неделю я продолжал видеть — правда, чистый Вертеров подбородок, не имевший и намека на растительность. Тейн злился, сыпал заклинаниями, как магистр Нарл — шерстью из своей кошки, когда за той погнались декоративные собачки Валиндры (по легенде — тоже неоднократно воскрешенные фамильяры), но ничего не менялось. К концу месяца я начал тревожиться: обычно, каким бы невыполнимым (на первый взгляд) и бредовым (а это постоянно) задание ни казалось, надо отдать леди-архимагу должное: решение обязательно было, причем не одно, и к этому сроку наблюдались хоть какие-то сдвиги в сторону успеха. Просто чтобы его найти, нужно быть либо гением (это решение попроще и не такое унизительное), либо сумасшедшим (а это веселее). Я рассеянно листал конспект, а Матиуш, ругаясь, торчал перед зеркалом, рассматривая уже себя, когда мне в голову пришла идея. Отвратительная, кошмарная, до которой нельзя было додуматься в здравом уме, но — идея. Если выгорит, я лучше, чем гений. Я буду архигением! — Тейн! — окликнул я. — Напомни, какая формулировка у твоего конкурса? Жизнь и балет научили меня очень внимательно слушать Валиндру. Несмотря на все закидоны, старуха была гениальной, что не мешало ненавидеть ее еще сильнее и мечтать, что однажды тоже сможешь так же издеваться над студентами в свое удовольствие. Это была наша вторая голубая мечта. — Чтобы через шесть недель все предъявили мне свои пособия с настоящими бородами. Это конкурс, детишки! — огрызнулся, передразнивая преподавательницу, Матиуш. Я удовлетворенно кивнул. Так я и думал. — Знаешь, как можно решить эту головоломку? — задумчиво протянул я. Сосед заинтересованно обернулся: похожие разговоры происходили каждый день, но пока что ни один из свежеизобретенных способов не помог. — Видишь ли, — менторским тоном начал я, но заметил зверское выражение лица коллеги и решил сократить свою прочувствованную речь. Ничего, однажды, когда буду писать книгу о своих изысканиях в области некромантии, обязательно наверстаю упущенное. — Видишь ли, друг мой, она не уточнила, откуда брать бороду. Решение просто и гениально: тебе достаточно сбрить свою бороду и наклеить ее на Вертера. Сначала он смотрел на меня с жалостью, дескать, все-таки не пережил балета бедняга и запоздало свихнулся. Потом забрезжило понимание (а что, в формулировку вроде вписывается!), быстро сменившееся ужасом: что это за сосед ему попался, если додумывается до таких решений?! — А мне обязательно сбривать свою? — жалобно спросил он, кладя руку на подбородок, словно в попытке защитить свою щегольскую растительность. — Настоящие бороды, Тейн, — подчеркнул я. — Такая даже лучше подойдет под определение, надо только немного ее отрастить… У коллеги с алхимического видел что-то подходящее, надо будет попросить, к концу недели будешь круче портрета ректора Рангара! — Страшный ты человек, Сэм, — пробормотал Матиуш, потрясенно глядя на меня новым взглядом. — Это не я страшный, — я поучительно потряс указательным пальцем. — Это конкурсы меня таким сделали.