thomas mraz – тень.
Ребята медленно спускались вниз, опасливо оглядываясь по сторонам, чтобы не наткнуться на людей Леры, или, что еще хуже – на саму Леру или Дениса. – Не надо было сюда ехать, – заныла Лиза, помогая Дане в передвижении. – Разве вам никто об этом не говорил? – вскинул брови Руслан и, на секунду взглянув на них, уставился под ноги. – Ну, ты. – О, правда? Слава мне. Никто на колкую фразу не ответил. Они спустились в подвал, где было на удивление пусто и тихо. Лишь где-то с эхом, разносящимся по холодному помещению, капала вода. Руслан осторожно открыл дверь, и та со скрипом поддалась. На улице было уже темно. Перед ними предстает Лера. На ней было черное платье и плащ, застегнутый в районе ключиц. Ее глаза напоминали два провала в бездну – туда, где только ужас, смерь, огонь и боль, приправленная отравой тоски. А за ней – трое людей, которые на таковых уже не похожи. Больше напоминали зомби из дешевых ужастиков, но, тем не менее, страх не отступал. Рядом с ними стояли собаки. Юлик не удивится, если у них тоже бешенство. – Теперь можно кричать от ужаса? – Лиза повернулась к Дане, но глаз с Леры так и не отвела. Парень не ответил, тоже напряженно глядя на Абрамс и привалившись к стене. Автомат оттягивал его плечо. В нем было всего три пули. Из-за спины Леры показался Денис. Наставив дуло пистолета на Юлика, он произнес: – Добренко, ко мне. Живо. «Как с шавкой,» – с омерзением подумала Даша, но перечить не решилась – уж слишком ей дорога жизнь лучшего друга. – Зачем ты все это делаешь? – Руслан осмелился задать этот вопрос Лере, когда Денис опустил пистолет, как только Даша встала рядом с ним. – Вам не понять, – высокомерно заявила Абрамс. – Слабые хотят денег. А мы хотим эволюционного прогресса, и ради него можно пролить кровь. – Вирус убьет миллионы, – заметила Лиза. – Только слабых, – парировала Лера. – Мы ответственны за будущее, такое не купить за деньги. – Так же, как и душу? – выплюнул Руслан. – Отпусти ее. – он кивком указал на Дашу. – Или что? – хмыкнула Абрамс. Денис молчал. – Или сквозняк в твоей башке будет мешать тебе сладко спать, – бросил Даня и рывком взял автомат в руку. Палец быстро опустился на спусковой крючок. Выстрел. Второй. Третий. Лера жмурится и распахивает рот, жадно хватая воздух рывками. Кажется, это накатывает паника. Кажется, она совсем не знает, что ей делать. У нее едет крыша, срывает петли, рвет провода от ощущения той самой пустоты, что хлещет волнами по лопаткам. С ее губ срывается крик и она падает на колени, зажимая ладонью бок. Одна-единственная пуля попала. По касательной. Но этого хватило, чтобы обезвредить Абрамс. В какой-то момент все пошло не так, как планировалось. «Живые бешеные мертвяки» с необыкновенной скоростью ринулись к подросткам. Собаки – следом. Денис же медленно пошел за ними, скрываясь в этом месиве. Даша стояла неподвижно, не понимая, что происходит. Из оружия у них лишь пара ножей, а укусы зараженных могут заразить и их самих, так что придется быть предельно аккуратными. Возможно, это последние ее минуты. Возможно, она больше никогда не увидит родителей, никогда не погладит свою кошку, которой уже черт знает сколько лет. Никогда не коснется Дениса... В последний раз. Даша проклинала себя за эту чертову ненужную верность к человеку, у которого явно проблемы с головой. Он предал ее и друзей, затем помогал, а потом снова предал. Тупизм. Даша побежала в сторону Дениса. Адреналин сочится по ее венам, обостряя все чувства, инстинкты, рефлексы, заставляя глаза загораться синим смертоносным пламенем, не оставляя тем самым противнику ни единого шанса на выживание. Крики погибающих подопытных. То тут, то там Даша замечает невысокую фигуру, это успокаивает: Юлик здесь и с ним все будет хорошо. Еще немного и все закончится. Сосредоточится, не отвлекаться. Она замирает на секунду, но и этого хватает, чтобы Даша с Денисом увидели друг друга. Его глаза ровно в двенадцать раз темнее, чем требуется. – Даша, слева! Напуганный оклик Руслана заставляет Дашу резко повернуть голову в сторону и прямо перед собой увидеть хищно скалящуюся собаку, готовую атаковать. Только вот боли она не чувствует, в собаку вонзается нож Дани. – Даша, что на тебя нашло?! – Денис... Они с Денисом встречаются взглядом снова в самый неопределенный для них момент. Момент, когда все кажется таким искусственным... искусственная радость от успехов в школе, искусственная осознанность мира и жизненный опыт, когда, что ни день, то те же грабли.***
Нож падает в грязь, отдается в ушах каким-то непонятным звоном, когда Юлик видит – Руслан лежит на земле. Онешко падает на колени, вкладывает ладонь Руслана в свою, сжимая, будто пытаясь забрать его боль себе. И уже плевать, что с подопытными покончено, собаки разбежались, а Абрамс хищно улыбается, сидя на земле. Руслан, бледный, лежал с закрытыми глазами. Его грудь медленно поднималась и опускалась, пока Юлик разглядывал множество маленьких царапин на лице парня и кровь на его затылке. Говорят, что в жизни нужно попробовать все, но Юлик считает это абсолютно несущественным. какой смысл принимать амфетамин, нюхать кокс или ту же травку, когда счастье есть в самых простых и обыденных вещах? Вы когда-то любили сильно, что при одном взгляде на него, вас бросает в дрожь? Нет, вы не боитесь его, вы просто влюблены. Так нежно и трепетно, как ребенок. Вы хотите ощущать каждый миллиметр его кожи, прикосновения губ и все это превращаете в танец под названием «любовь». Вы знаете, что он такой один. Высокий, с милой улыбкой, всегда с взъерошенными волосами и никто не говорил его имени, но вы представили того самого. Но иногда жизнь преподносит сюрпризы.***
– Денис! Выкрикивает одно и тоже уже три минуты. Порванные связки не тревожат ее помутневшее сознание. Она вздрагивает, понимая, что все эти три минуты не видела его. Ее охватывает животный страх. Воспоминания о ссоре с Денисом застревают между ребер, и вытащить – сгубить себя. Выломить ребра, вытаскивая хрупкое сердце, и разбить на миллионы васильковых осколков. Забрать весь воздух, растоптать душу и шепнуть напоследок «а если мёртв?». Даша сглатывает горечь надежды и медленно умирает, пока бежит к цели. Денис наставляет на нее дуло пистолета, когда та резко тормозит перед ним. С каждым мгновением что-то сказать становится все труднее и труднее. Ком не останавливается в росте, хочется перерезать уже чертово горло и извлечь эту громадину, так мешающую глотать. Сердце сжимается в спазме, а потом снова начинает бросаться из стороны в сторону, едва не разбиваясь о ребра. – Денис... – Ты не смогла меня убить, – процедил он. – И не смогла меня полюбить. Теперь я буду гореть в своем личном Аду. – Нет... – она попятилась назад и остановилась, столкнувшись спиной с каменной стеной дома. Даше страшно. Даше до осточертения больно. Она по ночам тихо плачет, льет глупые слезы, стараясь заглушить душевную боль. Но боль не уходит, остается, сидит огромной раной за грудиной, словно добивая ее. Даше больно. Она нуждается в обезболивающем. Ей уже не помогают цветные таблетки из аптечки, ей не помогают уколы. – Прости, – блекло вылетает из его уст прежде, чем спустить курок.***
Никто не знал, что делать. Все... закончено? Даня сидел на холодной земле, оперевшись спиной о стену, и вглядывался в кровавые разводы на своих руках. Боль от пулевого ранения ушла может и не на третий, но на второй план точно. Лиза бесцельно шаталась туда-сюда от одного угла дома до другого. Ее трясло от взгляда Абрамс и ее дикого смеха. Она все так же сидела в снегу, заливисто хохоча. – Ебнутая, – выпалила Лиза, замечая, что Даши и Дениса рядом не наблюдалось. Бросив короткий взгляд на Юлика, помогающего Руслану встать, Неред обогнула дом.***
Даша знает, что такое боль. Отлично знакома с каждой из ее крохотных букв. Давно выучила каждый из переливов, оттенков красного и лилового, что так часто разливаются на ее бледной коже странными пятнами, от которых потом не избавиться. Они исчезают снаружи, но так жарко тлеют внутри, что можно часами скрести ногтями по ноющей плоти, но уже не достанешь. Въелись. Запомнились. Даша знает, что такое страх. Здесь больше букв, больше смысла и больше оттенков. Здесь переливов от красного до лилового она насчитала больше сотни. И много больше сотен десятков здесь мерцает огнями ее собственный голос. Срываясь от криков до шепота, от хрипа до полу-воя, от стона до вопля. Страх въедается глубже, чем боль. Страх сжимает давно заржавелые цепи вокруг ее исхудавшего горла и медленно тянет ночами, когда вокруг царствуют тени. Страх крутит позвоночник, заставляет прогнуть спину и склонить плечи к земле. Страх заставляет смириться. Даша знает, что такое отчаяние. Ненавистное слово скребет по нутру каждым завитком каждой из букв. Бьет по стенкам хрупкой головы, отбивает незатейливый ритм и убеждает, с каждым днем все проще и проще, убеждает, что сил больше нет. Что ни в ней, ни в мире вокруг нее нет больше сил на борьбу, на защиту. На желание что-то менять. Отчаяние – самый близкий из ее Настоятелей. Льнет ледяными ладонями прямо к груди, впивается, вгрызается, пробивает кожу насквозь острыми пальцами, забираясь к ней под грудь. И набирая там мощь. Даша знает, что Бога нет. Мать твердит, читает Его бесконечные строчки. И стегает их на спине, где каждый дюйм – очередная строфа из молитвы. Мать выбивает из дочери послушность, с силой вливает в рот покаяние, веру, смирение, все те три слова, что Даша знает лучше любого фанатика. Мать говорит, что Он видит каждого на этой земле. Даша думает, что, если Бог есть, то Бог ее ненавидит. Она смотрит прямо в наставленное дуло пистолета. И внезапно больше не больно. Не страшно. Внезапно хватает сил. Даша тянет Дениса за руку в тот момент, когда он жмет на спусковой крючок, и пуля влетает в стену. Она помнит уроки Руслана, и бьет Шмальца ребром ладони в изгиб логтя. Оружие падает на землю. Рев сирен звучит раньше, чем Денис успевает опомниться, а Даша – понять, что происходит. Из-за поворота вылетает Лиза, за ней плетутся остальные. Руслан сжимал одной рукой запястья Абрамс, убранные ею за спину. Постепенно рядом с ними останавливаются три полицейских машины и две Скорых. На улицу вылетают сотрудники с огнестрелами, и Денис интуитивно падает на землю, закрывая голову руками. Даня хмыкает, глядя на это жалкое зрелище, но тут из «Мерседеса», что остановился вслед за Скорой, выходит его отец и мать Юлика. Онешко побледнел. – Что происходит? – настойчиво спрашивает отец Дани, рукой указывая сотрудникам правоохранительных ораганов стоять на месте. Никто не знал, почему именно они слушались – не то задавил авторитетом, ни то накинул пару лишних десятков тысяч. – Тушенцов?! Руслан отпустил Абрамс, вышел на шаг вперед и смиренно склонил голову. – Простите. – Да я тебя..! – мужчина занес руку для удара. – Отец! – перед Русланом выскочил Даня, перехватывая руку родителя. – Он ни в чем не виноват. Отец, прошу, это все я. Я его попросил, пригрозил увольнением... но по сути, виноват он. – младший Кашин коротко указал на Дениса. – Я все объясню. Вопреки ожиданиям, его отец не орал, не ругался, и его выражение лица не выглядело, будто сейчас Даню пристрелят и прикопают под Казанским собором. Мужчина ошарашенно смотрел на плечо сына. – Медиков! – вскрикнул он, обернувшись. – Мой сын ранен. Живо! Лиза и Даша не удивились, когда оказалось, что их родители не прибыли за ними, как только полиции стало известно их местонахождение. Мать Юлика кинулась ему на шею, пока тот наблюдал, как Шмальца и Абрамс сковывали в наручники. Лиза и Даша судорожно рассказывали о произошедшем. – Смерть твоему роду! – выплюнула Лера, когда ее проводили мимо Руслана. – Моему роду? Ты че, аху... – он осекся и покосился на мать Онешко. – Совсем что ли? Вслед за Денисом девушку усадили в машину с мигалками. – Ты же сказал мне, что вы поедете отдыхать! – выпалила женщина, поглаживая Юлика по волосам. – Да мы и поехали... – он стыдливо опустил голову и тут же поднял ее. Его глаза загорелись. – На Сахалин. – Сын мой, – нежно позвала она. Руслан, превозмогая боль, ждал того момента, чтобы можно было к ним подойди ближе и поговорить. – У Дениса проблемы с психикой, все это... было ожидаемо... но ты-то куда? – Прошу меня простить, – вклинился Руслан. Мать Юлика окинула его непонимающим взглядом. – Руслан Тушенцов. Парень вашего сына. Руслан притянул Юлика к себе за шею и, приподняв его подбородок, коротко поцеловал в губы. Улыбнувшись, он уставился на опешившую женщину. В этот момент Юлик понял, что ему пиздец.