missing

Только Эдвард Каспбрак имел право называть его как-то по-другому, а не "Ричи" или же "Ричард". Да, многие называли его "балаболом", но это же нельзя было считать прозвищем, ведь так? Только Эдвард Каспбрак имел право называть его "Чи" Это как месть за его прозвище. Месть за "Хэй, Эдс". Месть, за "Спагетти", месть за шутки про мамку, месть за любовь. — Господи, Ричи, да заткнись ты, черт возьми, уже! — кричал Эдвард чуть ли не в слезах, когда Тозиер говорил очередную несмешную шутку про его мамочку. Эдди грозно топал ногами, пока Ричи смеялся в голос. — Хей, Эдс, сходим потом в кино? Но он пропал. Его нигде нет. Мать билась в истерике, разбрасывая слёзы и сопли, бежа по холодному асфальту и крича, так громко и беспомощно, что даже Ричард расплакался. Правда, не совсем из-за его мамы. Скорее из-за него самого. С того момента прошло достаточно времени, чтобы просто замять это дело. Ему поставили клеймо "жертвы", доверив дело наплевательским полицейским, что прозвали это "убийством", и его тело где-нибудь всплывёт. Но Тозиер не верил, что его маленький Эдди умер, пока не увидел его труп собственными глазами. Обмякший, спокойный, холодный и бледный труп, который нашли полицейские, расчищая и рыща в реках. Его тело лежало в траве, точнее, в густых зарослях, пока глаза мутно смотрели вверх, будто бы рассматривая облака. Руки нежно будто обхватывали мелкие волны реки, пытаясь их подхватить и унести с собой далеко-далеко, и навсегда оставить их себе, любуясь. Полицейские лишь томно вздохнули, ведь сегодня им предстоит дольше провозиться на работе, расписываясь на бумагах и выслушивая дикие истерики матери того мальчишки. Вот же мрази. — Доброе утро, Чи-и-и! — пропищал Каспбрак, стоя в зелёном фартуке около плиты. Сегодня была его очередь готовить и, как мы знаем, ко многим вещам он относится серьёзно, поэтому и подготавливается. Тозиер спал слишком долго, поэтому как только он вышел, он получил неодобрительный взгляд, за которым последовал приятный аромат. — Ммм, Эдс, да ты серьёзно как жена! Брюнет правда не верил, что всё кончится вот так. Что их история кончится, толком не успев и раскрыться, отчего становилось больнее. Кудрявый всегда считал, что лучше этот человек умрет, чем уйдёт к другой. Но сейчас он уже так не считает. Он бы все променял, чтобы он был хотя бы жив. Даже если бы и не с ним, но хотя бы просто дышал и заставлял дышать его, заставлял жить дальше и ожидать следующего дня. Он бы правда всё променял. Ходить в школу становится неимоверно больно, но брюнет уже и не ходит, каждый день заявляясь в полицию, спрашивая об Эдди. Но те лишь отправляют его в психиатрическую больницу, объясняя, что его тело уже давным давно нашли и даже похоронили, оставив покоиться под землёй. Но Ричард всё никак не мог поверить. —Ричи, может, уже стоит отпустить? — равнодушно взглянул на Тозиера Хэнском, что за эти года успел не только вытянутся, но и стать более чёрствым и жестоким, — Лучше себе девушку нашел, Ей Богу. Ричи ошарашенно посмотрел на своего «друга», приоткрыв рот. Честно сказать, он точно не ожидал такого равнодушия к смерти Каспбрака, но и не согласиться с его предложением не смог. В действительности, это все нужно было лишь для того, чтобы позабыть. Чтобы позабыть свою первую любовь и не мучаться так сильно Тозиер даже не помнил имена своих бывших. Их было много, но все на желания были схожи - секс и репутация, мол, смотрите, я встречалась с Ричи Тозиером! Первую его девушку звали... Бэтти. Вторую он уже еле вспоминал, хотя самое больное в ней было то, что она до жути ненавидела Каспбрака, и только тогда все поняли, насколько Ричард бывает жесток. Он избил её до полусмерти, когда она сказала, что Эдди никчёмный мусор. Он успел уже перевстречаться со всеми девушками в Дерри, даже с парнями, от которых толку не было. Ричи Тозиеру был нужен только Эдди Каспбрак, и на этом точка. Огромная, уверенная точка. Сегодня триста семьдесят третий день, когда Эдди был потерян, и двести сорок пятый день, когда он был похоронен. Подумать только, его сто двадцать восемь дней искали, пока он лежал в чёртовом озере, с открытыми глазами. Ричи не мог найти сейчас себе места, чувствовал себя потерянным ребенком, которого мать оставила в огромном супермаркете, только вот сейчас навсегда. Комнату заполняла тишина, кроме ветра, что взвывал и залетал прохладой в комнату, вымещая из неё всю духоту. Похоже, Ричи смог его отпустить. — Твоя депрессия наконец таки прошла, герой-любовник? Смог отпустить? — скептично произнес Бенджамин и за пару секунд умял бутерброд, облизываясь. Тозиер устало выдохнул, а после улыбнулся. — Да. Я смог. Видели бы глаза Хэнскома. Похожи на стекло, битое и острое, как будто сердце ёкнуло и прекратило биться. Вроде он сам предлагал эту идею, а после так сильно удивляется этому. — С... серьезно? Прям всё? — пухляш убрал бутерброд подальше, — То есть... — Я его больше не люблю. Остальные сорок минут они сидели в гробовом молчании, но позже Тозиер резко захохотал, прикрыв глаза руками, из-за накатывающих слёз, что шли чуть ли не градом. — Конечно же не отпустил, Бен! Я никогда не смогу его отпустить, я просто не смогу! Я люблю его слишком сильно, ты понимаешь? — Сквозь слезы тараторил балабол, продолжая вытирать слёзы, после чего встал с места и ушёл, оставив Бена одного. Снова комната, снова дуновение ветра и его сладкий, сиплый шёпот. Он уже устал от него, говорить честно. Слишком устал, и готов отрезать себе уши, чтобы не слышать этого. Ричи выключил свет, достал лезвие и медленно подвёл к запястью, улыбнувшись радостно и искренне. —Ч..Чи... Почему... Почему ты делаешь это? — Эдвард с ужасом смотрит на несвежие, но заметные порезы. Ричард лишь просто мотает головой, пряча их под рукавом. — Не делай так больше, пожалуйста! Иначе я... я... — Да-да, я знаю, Эдди. Проведя одну неглубокую полосу, он сделал глубокий вдох и отложил на пару секунд лезвие. Он просто хотел покончить с этим, чтобы вновь увидеть своего маленького Эддичку, чтобы быть с ним счастливым. Слёзы медленно текли по щекам, оставляя мокрую дорожку по ним и скатываясь на спортивные штаны, пропитывая их жидкостью. Послышался скрип двери, щелк переключателя и самое заветное слово. — Чи...?