Ты — работа (не) моей мечты.

POV Тина. Я лежала на самом дне, чувствуя спиной рыхлый песок. Я помню, как впервые провернула этот трюк. Все тогда думали, что я утонула, а я всего лишь наблюдала за небом сквозь толщу воды. Это в каком-то роде успокаивало меня. Нигде я не чувствовала себя такой защищённой, как в воде. Здесь не было ничего. Время останавливалось, все звуки поглощались водными молекулами, а свет слабо пробивался до дна. Волны тихо укачивали меня, и если бы не необходимость в кислороде, то я бы осталась здесь надолго. Я провела ладонями по дну, почувствовав мелкие водоросли и кораллы, и расслабила тело, позволяя воде вытолкнуть себя наружу. Вода, казавшаяся у дна темно-синей, кверху приобретала лазурно-голубой оттенок. Весь океан был соткан из многочисленных оттенков голубого: от совсем блеклого, почти прозрачного у самого берега, до насыщенного сапфирового на самом дне. Там, где обильно прорастали водоросли, вода приобретала зеленоватый оттенок, а у самого горизонта, там, где океан встречался с небом, и вовсе все границы размывались, создавая иллюзию бесконечности этой синевы. Мне было немного грустно от того, что Конора не было со мной рядом. Я бы хотела показать ему этот волшебный подводный мир. Причудливые кораллы разных цветов, мелкие цветные стайки рыб, что не боятся людей и проскальзывают буквально между ног, ленивые прозрачные медузы, напоминающие раздувающиеся целлофановые пакеты с длинными тонкими хвостами. Подводный мир был прекрасен. И может, отчасти потому, что там не было места для человека. Я хотела показать это Маку и сказать, как многое это значит для меня. Но он был другим. Ему не нужна была толща воды, чтобы погрузиться в себя и абстрагироваться от всего внешнего мира. Для этого ему нужно было всего лишь зажечь сигарету и закрыть глаза. Я часто видела его таким. Он вроде бы был рядом, но одновременно с этим где-то далеко. Он медленно моргал, втягивая воздух через сигарету, а потом так же медленно выдыхал дым. У него был собственный океан из дыма, в который он мог погрузиться. Но я так не могла. Я всегда чувствовала людей сильнее, чем это от меня требовалось. Я думала об их проблемах и переживаниях. Я была слишком открытой, несмотря на всю свою закрытость. И я не могла просто отключиться от всего мира, просто щелкнув зажигалкой. Я всегда пыталась быть полезной людям. Я всегда искренне считала, что человек не должен жить ради себя. Не в этом его предназначение. Но всем помочь было нельзя, и этот осадок чужих эмоций и переживаний всегда оставался на мне. Может, поэтому, с первых дней знакомства с Конором МакГрегором, я так остро ощущала необходимость помочь ему, когда видимых причин для этого не было. Но я чувствовала это, и оказалась права. С того времени он сильно изменился. Я уже не замечала той пустоты, что так открыто сквозила в его взгляде в прежнее время. Правда, иногда, когда дело касалось Ди, я вновь видела этот потухший взгляд с каплей отчаяния. Я знала, что тут ничем не смогу ему помочь, и это делало мне больно. Поэтому иногда мне требовалось просто абстрагироваться от всего, что меня окружало. Пожалуй, даже от самого Конора. Мне просто хотелось быть в этой умиротворенной тишине, быть убаюканной волнами, забывая прежнюю жизнь. Наверное, так и чувствуют себя дети в материнской утробе. Так же защищенно, тихо и тепло. Пару раз за день, когда мышцы уже сводило от напряжения, я всё же выходила на берег к ирландцу, который каждый раз недовольно морщился, когда я касалась его сухого, согретого солнцем тела своими мокрыми руками. Один раз я даже потушила нечаянно его сигарету, за что тут же получила нахмуренный взгляд Мака. Когда я вышла к нему в третий раз, солнце уже приближалось к горизонту, окрашивая небо в кроваво-оранжевый оттенок. Гладь океана поблескивала, словно чешуя огромного морского создания. И весь воздух наполнился предзакатным сиянием. Конор поднял голову, и я заметила на его бороде прилипший белый песок. Я села рядом, и тряхнув волосами, услышала, как Ноториус тут же недовольно зашипел, словно кот, которого облили водой. — Кажется, я впервые выспался за последние пять лет. — Ты проспал весь день, — заметила я немного с упреком. Вчера Конор сам говорил мне о том, как мало времени у нас для двоих, а сам всё это время предпочел отдать сну, а не мне. — У меня не бывает ни одной недели, чтобы я не сменил пару часовых поясов, — начал ирландец серьезно. — Бедный, бедный, Ноториус, — перебила его я, захватывая в свои влажно-соленые объятия. Мне не требовалась бутылка вина сейчас, чтобы обнять его. Я не чувствовала неловкости или стеснения. Я просто чувствовала, что мне можно. Я просто чувствовала, что это моё. И Мак тоже это чувствовал, поэтому даже не стал возмущаться, что я недостаточно суха для объятий с ним. Я обхватила его лицо ладонями, наслаждаясь тем, как оттеняет подступающий закат его черты. — Боже, нельзя быть таким, — выдохнула я. — Каким? — поинтересовался Конор. — Желанным, — ответила я и приблизилась, чтобы поцеловать его расползающиеся в улыбке губы. Я медленно провела языком по его нижней губе, ощущая, как учащается моё дыхание, и как его руки бережно обхватывают меня за талию. Дальше МакГрегор уже взял инициативу на себя, углубляя поцелуй, и крепче сжимая меня в объятиях. Его язык неторопливо скользил внутри, сталкиваясь с моим, превращая обычный поцелуй в какое-то безумие, отчего у меня начинала кружиться голова. Наверное, я никогда не привыкну к этому. Внезапно что-то изменилось. Всё вокруг. Я это почувствовала даже с закрытыми глазами. Я осторожно приоткрыла глаза, наблюдая впервые за таким трогательным и беззащитным видом Ноториуса, который продолжал просто меня целовать, а потом отстранилась от него. Когда Конор открыл глаза, его взгляд уже был затуманено-возбужденным, и он тяжело дышал. — Что-то не так? — тихо спросил ирландец. Я посмотрела на желтоватое солнце в красной дымке, которое вот-вот должно было коснуться горизонта. Я сразу заметила эту перемену. Воздух уже не был светящимся, он вдруг стал холодно-синим, и я поняла, что закат близок. Эти странные несколько секунд до того самого момента, когда горячее солнце должно опуститься в холодный океан, растягиваются каким-то магическим образом на несколько минут. Время немного застывает, и становится так тихо. Я посмотрела на МакГрегор вновь и заметила его вопросительный взгляд. — Смотри, — кивнула я. — Сейчас всё будет. Он повернулся к разворачивающейся перед нами картине и замолчал, внимательно наблюдая. Пышные белые облака, царившие на небе весь день, теперь утратили весь свой объем, и были похожи на тонкие белые перья. Воздух возле солнца расплывался, и казалось, что оно было окутано какой-то таинственной гипнотической дымкой. Оно медленно приближалось к водной глади, отбрасывая свой свет на ее спокойную поверхность. И вот раскаленная звезда коснулась холодного океана. Я всегда с особым трепетом ждала, что сейчас океан вспенится и забурлит, выпуская пар. Но солнце продолжало медленно тонуть в воде. Осторожно, словно делало это в первый раз. Стало немного темнее, совсем незначительно, но я всегда замечал эту разницу. — Пш-ш-ш, — тихо прошептала я Конору на ухо. — Это еще что? — улыбнулся непонимающе ирландец. — Когда раскаленное до невозможности солнце прикасается к холодному океану, то он начинает шипеть и бурлить. Я даже вижу этот пар, который должен подниматься вверх от этого соприкосновения. Разве ты так никогда не делал? — Ребёнок, сколько тебе лет? — засмеялся он, притянув меня к себе и зарывшись в мои волосы.

***

Когда мы зашли в наш коттедж, МакГрегор сразу же пошел в душ, а я направилась к холодильнику. Желудок настырно требовал еды после целого дня, проведенного в воде. В холодильнике я нашла несколько булочек, ветчину, несколько сортов сыра, зелень и различные соусы. Соорудив наспех подобие сэндвича, я тут же отправила своё творение в рот. Усталость уже давала о себе знать, и медленно завладевала моим телом. Но я была всё еще голодна, поэтому сделала еще несколько сэндвичей, для себя и для Конора, который вероятнее всего тоже был голоден. Как только я собиралась положись их на поднос, чтобы отнести в спальню, я услышала отчетливый стон из душа. Я остановилась, чувствуя, как мелкая дрожь прошлась по моему телу. Поднос тут же был оставлен в покое, и я простояла еще несколько секунд, пока этот стон не повторился. Теперь я была точно уверена, что этот стон принадлежал Маку, который сейчас был в душе. Я направилась туда, мысленно посмеявшись над своей шуткой о том, что Ноториус, похоже, начал без меня. Когда я дошла до двери в ванную, то остановилась и на всякий случай постучала. — Конор, всё в порядке? — спросила я охрипшим от волнения голосом. — Не совсем, — послышалось по ту сторону двери. Голос МакГрегора показался мне немного нервным. — Я войду, хорошо? — спросила я прежде, чем толкнула дверь. На мгновение я и вправду подумала, что Конор решил развлечься с собой наедине, но, открыв дверь и оказавшись в тесной комнате, я увидела совсем другую картину. Ирландец в одном полотенце на бедрах стоял спиной к зеркалу, держа в руках какой-то белый тюбик. — Что… ты делаешь? — запнулась я, делая шаг вперед. Хоть в этой комнате горела тусклая лампа, я всё равно могла увидеть, что с кожей Мака что-то не то. Его спина и плечи были покрыты красноватыми пятнами. — Сон на пляже в самое пекло не лучшее моё решение, — произнес он, как мне показалось, виновато. — Это ожоги, — догадалась я, подходя ближе. — Помоги мне замазать их мазью, — попросил Конор, протягивая мне тот самый тюбик. Я охотно взяла мазь в руки, а МакГрегор повернулся ко мне спиной. Его спина выглядела не лучше живота и плеч, и мне действительно стало его жалко. Должно быть, ирландцу еще пару дней будет больно спать даже на самых шелковых простынях. Я уже не говорю про одежду, которая будет доставлять ему боль и дискомфорт. Собравшись с духом, я коснулась ладонью его спины, и Мак тут же напрягся, издавая очередной стон. — Боже, Тиффани! Ты меня убить хочешь?! — Я даже толком не прикоснулась к тебе, — заметила я. — Осторожнее, — выдохнул он. Я лишь удивилась тому, каким неженкой Ноториус порой может быть, и медленно провела рукой по спине: от лопаток до поясницы. Конор напрягся, я чувствовала, как каждая его мышца твердеет. Когда кое-какая часть ожогов была покрыта белой мазью, я вновь выдавила прохладную консистенцию себе на ладонь. — Нежнее, — быстро проговорил он, будто бы почувствовав, что сейчас я вновь прикоснусь к его обгоревшей коже. Я коснулась спирали из шипов между лопаток и Мак вновь вздрогнул. — Нежнее, блять, нежнее, — снова простонал он. И, чёрт, это прозвучало слишком сексуально, и до меня, наконец, дошло, в каком приятном положении я сейчас находилась. Почти обнаженный Ноториус, стонущий от каждого моего прикосновения, и мои руки на его теле. Я продолжила медленно опускаться вниз по спине. Мне нравилось трогать его спину. Я старалась делать это, как можно осторожнее, но всё же МакГрегор частенько шипел на меня, дёргаясь всем телом. Когда со спиной было покончено, он повернулся ко мне лицом. И я искренне надеялась, что Конор не заметит моего внезапно нахлынувшего желания. Ему, скорее всего, сейчас было хреново, и тот факт, что я завелась от того, что прикасалась к его коже, покрытой ожогами от солнца, был невероятно странным. — Грёбаное солнце, оно ненавидит меня, — вновь выругался Мак. — Я думаю, солнцу нет дела до нас. Оно просто делает то, что у него лучше всего получается. Светит, — ответила я, выдавливая белую мазь на свою ладонь. Выдавив достаточное количество, я сделала глубокий вдох и коснулась «зоопарка» Ноториуса на груди и прессе. — О-ох, — вздрогнул он, закрывая глаза. — Больно? — поинтересовалась я, подавляя огромное желание прижать его к стене прямо сейчас. — Терпимо, — выдохнул Конор, смотря мне в глаза. Я быстро отвела взгляд, аккуратно проводя ладонью по горилле с короной на голове и опускаясь к его подрагивающему на животе тигру. Я старалась делать всё нежно, но Мак всё-таки вновь напрягся и судорожно втянул воздух носом. Кожа на животе была в десятки раз чувствительнее, чем кожа на спине, и я остановилась. — Нам нужно закончить с этим, — сказала я, поднимая на него глаза. — Нет, продолжай. На моей ладони всё еще оставалось немного мази, и я аккуратно распределила её по двум своим ладоням. — Хорошо, будет немного неприятно, — предупредила его я, стараясь сосредоточиться. — Тиффани, ты меня девственности лишать собралась? Давай, заканчивай уже с эт… о-ох, блять, — вновь простонал Конор, когда мои ладони легли на его живот. Я не стала убирать ладони, потому что какой-то инстинкт, заложенный еще нашими предками, заставил меня наклониться к его прессу и подуть на него. Ирландец тут же притих, а я прокляла себя за то, что не догадалась об этом раньше. Теперь всё было намного проще. Я продолжала обрабатывать ожоги, не забывая при этом дуть на его кожу. Пришлось присесть, когда я оказалась у самого низа живота. МакГрегор был подозрительно молчалив, пока я дотрагивалась до его пресса пальцами, аккуратно распределяя мазь по коже, продолжая при этом дуть на места ожогов. Внезапно я почувствовала, как его рука ложится на мою голову, зарывается в волосы, а потом оттягивает их назад. Я подняла голову, отрываясь от своего занятия. Конор смотрел на меня сверху вниз, и его лицо совсем не выражало боль, как это было раньше. Теперь на нём застыло серьезное выражение лица. Именно такое лицо у него и бывало прежде, чем он решался поцеловать меня. Сосредоточенное, с жадным гипнотизирующим взглядом. — Мне нравится твоё положение, — ехидно улыбнулся Мак. Мой взгляд вновь возвратился к его прессу. Я медленно облизала губы, понимая, что мы сейчас думаем об одном и том же. Мы были вдвоём. И никто нам не мог помешать: ни команда, ни папарацци, ни остальные грёбаные люди. Я тут же поднялась, выбрасывая использованный тюбик. Я стояла перед ним совсем близко, но из-за страха причинить боль, не давала нашим телам соприкоснуться. Зато Конор плюнул на всю осторожность, словно забыв, как минутами раньше чуть не выл от боли, притянул меня к себе, прижимаясь губами к моим. И я чувствовала, как его крепкое тело дрожало, а губы сжимались, как мазь на его коже липла к моей, и как подгибались мои колени. И как вдруг что-то мягкое упало к моим ногам. Полотенце. Полотенце Ноториуса, что висело на его бедрах. Теперь я ощущала, как что-то гладкое и горячее касается моей плоти, и как Мак специально прижался ко мне сильнее, чтобы усилить трение. Мои руки послушно лежали на бедрах ирландца, потому что я всё еще опасалась притрагиваться к его спине и животу, но зато его руки уже изучающе блуждали по всему моему телу, пока его член продолжал касаться низа моего купальника. МакГрегор застонал, и я не была уверена на этот раз: от боли или от наслаждения. — Я так долго ждал этого, — прошептал Конор, целуя мои ключицы и одновременно подхватывая меня на руки. — Думаю, этого стоило ждать, — ответила я, откидывая голову назад. — Это ты сейчас мне и докажешь, — ухмыльнулся Мак, и, прекратив поцелуи, понёс меня из ванной в спальню. Ирландец лёг первым, потянув меня за руку, заставляя лечь сверху. Он вновь поморщился от боли, когда наши тела соединились, и я поспешно отпрянула от него, оставляя между нами крошечное пространство. — Я скучал. Мне показалось, что это прозвучало так нежно и чувственно, от чего я начала целовать его шею, медленно проводя языком по пульсирующей жилке на ней. Я хотела доставить МакГрегору удовольствие, и когда его выжидающая улыбка тут же сменилась на легкую едва заметную, а глаза медленно прикрылись, я поняла, что мне это удаётся. — Конор, — прекратив свои недолгие ласки, позвала его я. Он неохотно открыл глаза и вопросительно посмотрел на меня. — Тебе когда-нибудь приходилось быть ведомым? — закусив от нетерпения нижнюю губу, спросила я. Думаю, Мак прекрасно понимал о моём замысле. Приподнявшись на локтях, он пристально посмотрел на меня сидящую верхом. — Конор, ты не ответил. — Нет, я совершенно не люблю быть ведомым, Тиффани. Это не моя позиция. Словно в подтверждение его словам, я соскочила с кровати и прошла в сторону неприметного шкафа стоящего в углу комнаты. Постояв у его распахнутой двери несколько секунд, я вернулась обратно к постели, пряча что-то за спиной. Ирландец с интересом наблюдал за моими дальнейшими действиями, а на его лице вновь появилась эта выжидающая улыбка. Конечно же, попытка Конора сесть была пресечена на корню. Толкнув и так не успевшего устроиться Ноториуса, я встала на колени по обе стороны его бедер. — Я предлагаю тебе один раз изменить свою позицию, — заметив не самый благосклонный взгляд МакГрегора и еще его одну попытку сесть, я аккуратно дотронулась обеими ладонями груди ирландца. Я проклинала его ожоги, которые случились так не вовремя, потому что мне нельзя было полностью прикоснуться к столь желанному телу. Но одновременно с этим мне нравилось, как бы случайно задевать их, видя, как Конор стонет громче, как наслаждение смешивается с болью. В моей правой руке был зажат черный шифоновый платок. Заметив столь не приметную деталь гардероба, Ноториус недоверчиво приподнял бровь. — Ты хочешь, что бы я… — договорить Маку не дало моё жаркое дыхание у его губ. — Да, что бы ты сегодня был с завязанными глазами. — Я не очень уверен в том, что мне это понравится, — покосившись на платок как на ядовитую змею, Конор нервно улыбнулся. Выпрямившись, я опустилась еще ниже полностью садясь на МакГрегора, заставляя того зажмуриться и резко выпустить воздух из легких. Его теплые ладони легли на мои бедра, заставив еще ближе прижаться к мужскому достоинству. Сквозь пелену удовольствия ирландец почувствовал как лёгкая ткань, свернутая мною в несколько раз ложиться ему на лицо, не давая видеть ничего из происходящего. — Я даже не знаю, почему позволяю тебе делать это со мной. Я смотрела на него, чтобы запомнить. Чтобы запомнить каждую мелочь. Чтобы никогда не забывать. Не знаю, откуда взялся этот непонятный страх, что я его больше таким не увижу. Но это был особенный момент. Впервые Конор был таким открытым, доверяющим и уязвимым. — Наверное, потому что подсознательно ты и не против, быть ведомым. Я раз за разом касалась его пресса ладонями, заставляя Ноториуса шумно выдыхать. И больше всего меня заводил тот факт, что причиной его боли и наслаждения была я. Еще несколько минут назад я боялась притронуться к чувствительной коже, а теперь намеренно проходилась по ней своими пальцами. — Не наглей. То, что я позволил тебе это, не значит, что я не откажусь прямо сейчас от твоей затеи, — прикусив губу так, что стали видны клыки Конор продолжил, пытаясь не обращать внимание на и без того горящую кожу в тех местах, где я уже оставила свои поцелуи. — Но признаться честно, это определенно что-то новое по остроте ощущений. — Я знала, что тебе понравится это, — оставив пару поцелуев на покрывавшем живот тигре, я вернулась к губам, заставив застонать Мака от незнания правил игры. Что я сделаю дальше? Поцелую? Укушу? Или может, поиграю и уйду? Неизведанность — вот что возбуждает больше всего. Поцелуй затягивался, поэтому ирландец не сразу понял, что на его член легла моя ладонь, сделав пару движений вверх и вниз. Его бедра сами собой поддались заданному ритму и Конор начал вбиваться в обхватывающую его ладонь. Руки МакГрегора блуждали по моему гибкому телу, от шеи к бедрам и снова назад. Темнота пред глазами не давала понять Ноториусу, что происходит на самом деле. Эти ощущения были запредельными, голова кружилась от частых вдохов, которые организм стал делать, как только рот оказался свободным от поцелуя. Тело будто само собой совершало нужные движения, изначально записанные в подкорку головного мозга. Наверное, Мак понял, что из-за потерянности в ощущениях забыл о первых признаках приближающегося оргазма, поэтому вовремя перехватив мою руку, и откинув её в сторону, пережал член у основания, выгибаясь в спине, будто в желании выломать суставы. Я, всё еще сидевшая верхом на Коноре, который снова пришел в себя, ухмыльнулась. — Ах ты маленькая сучка, да ты нарочно это делаешь, — наконец дошло до МакГрегора. — Да, я просто готовлю тебя, — прошептала я. — Ведь дальше будет намного интереснее… Я готова была поспорить, что Мак даже театрально закатил глаза, но уже через минуту его лицо приобрело совсем другое выражение. Ирландец почувствовал, как на несколько секунд тепло моего тела стало чуть дальше, но вскоре всё стало как прежде, а до слуха донесся звук разрываемой упаковки презерватива. Члена коснулся прохладный латекс. Не большое давление на грудь в виде моих теплых рук, и я сама насаживаюсь на него, медленно и не торопливо, но до конца. Дыхание снова сбивается, но теперь наслаждением для ушей Ноториуса становится мой стон, раздавшийся по всей комнате. Обхватив крепко бедра, он помог мне раскачиваться на себе. Через несколько минут нежные покачивания превращаются в скачки. С каждым толчком, с каждым поглаживанием крепкой нататуированной груди, литых плеч, я подводила нас обоих к оргазму. Думаю, Конор хорошо запомнит этот момент, как в последние минуты секса ему стало не хватать более близкого контакта, именно поэтому, оттолкнувшись от постели, он сел, обхватив меня руками и кусая в шею, начиняя сам насаживать на себя еще более резкими и рваными толчками. Я застонала, и мои мышцы сжали его член не оставляя выбора в продлении секса. МакГрегор кончил тут же, прижимая меня к себе еще ближе совершая последние судорожные движения бедрами. Упав на спину и потащив меня с собой, Конор снял импровизированную маску с пониманием, что быть ведомым это не всегда плохо, а иногда очень ярко и горячо. Маку хватило сил после всего этого встать и найти свои сигареты на полу. Пока я просто лежала на смятых простынях, восстанавливая своё дыхание и силы, ирландец закурил. Он сел на кровать, скрестив ноги у щиколоток, и откинулся на спинку. Дым медленно заполнял нашу маленькую комнату, и я неохотно открыла глаза и посмотрела на Конора. Мне хотелось знать, был ли этот момент одним из тех, когда он просто уходил куда-то в себя, отключался от всего, медленно выкуривая несколько сигарет за раз. Я подняла голову, сразу же встречаясь с ним взглядом. Но это был другой взгляд. Не тот пустой взгляд, когда он замыкался в себе. Он был со мной сейчас, он смотрел на меня. Я слабо улыбнулась этому и придвинулась ближе, аккуратно положив голову к нему на грудь. Ноториус не стал возражать и принялся поглаживать мои волосы, то зарываясь в них всей пятерней, то по отдельности закручивая волосы на палец. — Конор… — Я знаю, — прервал он меня почти сразу, касаясь моих губ пальцами свободной от сигареты руки. — …знаю. Я не стала говорить то, что так хотела. То, что уже давно сидело на кончике моего языка. То, что я хотела повторять ему каждую секунду. Ведь МакГрегор и так всё знал. Конечно, он знал. Он знал, что я люблю его.