О(не/жо)гин

XXVII. И сердцем в бездну уносилась Татьяна, чувствуя беду… И вдруг сознанье помутилось… «Теперь я к матери пойду: Дай, мама, мне перо, бумагу И не тревожь, я скоро лягу… Перо? Да что со мной?» (смеясь). И вот, на стол облокотясь И всё решив, Татьяна пишет, И всё Ожогин на уме, И в необдуманном письме Любовь невинной девы дышит. Пусть он смеётся — всё равно Письмо готово, сложено. XXVIII. Сначала я молчать хотела; Поверьте: моего стыда Вы не узнали б никогда, Когда б надежду я имела… Не буду просто повторять И за Татьяною писать, Хотя… Ведь я сама Татьяна, Но всё же вы не дворянин, Вы гений, Мастер — вы один, И знаю: пропасть между нами… Мне б только слышать дивный голос, Вам слово молвить в первый раз, Коснуться взглядом ваших глаз И ждать с терпеньем встречи новой. Но только вдруг вы нелюдим И вдруг письмо моё вам скучно? Оно наивно, простодушно — Так смейтесь, смейтесь же над ним. Зачем же я узнала вас? В театре, в ложе… представленье… Зачем? Ведь я тогда сейчас Не знала б горького мученья; Я не была бы вашей тенью — Но голос ваш и облик ваш Невыразимо совершенен, Улыбка, взгляд, аккорд движений — За это всю себя отдашь. Другой!.. И никого желанней Теперь, поверь, не знаю я! Как точно сказано в романе: То воля неба: я твоя. Мне так хотелось быть Татьяной, Чтоб, не стыдясь своей любви, Любить и думать неустанно: Твоя — лишь только позови. Ты в сновиденьях не являлся — Ты наяву ко мне идёшь. И пусть сейчас смешна я — что ж… В душе твой голос раздавался, Тогда… нет, это был не сон! Ты вдруг запел — я вмиг узнала, Тогда же в ложе запылала И в мыслях молвила: вот он! Не правда ль? Я тебя слыхала, Когда под утро засыпала, Ты был, ты был тогда со мной, Глаза в глаза, рука с рукой. Кто ты, мой ангел ли хранитель, Иль дьявол, Кролок, искуситель? Иль только марево, фантом В тумане солнца золотом? Что мне сказать: «Судьбу мою Отныне я тебе вручаю»? Я не о том тебя молю, Чтоб ты любил меня… до края… Ты лишь пойми: я здесь одна, Ведь о тебе никто не знает, Рассудок мой изнемогает: Ты — тайна моего ума… Я не окончу, как она, Хотя она ко мне все ближе, Но мой финал не будет книжным, Прошу тебя, молю тебя, Приди ко мне, Приди, Приснись же, Чтоб я — во сне — была твоя. XXIX. Она зари не замечает, Сидит с поникшей головой И то как будто умирает, То вновь становится живой. Ах, ей бы знать, что есть надежда, Что он ей станет другом нежным, Что будет с нею добр и мил, Что ей уж нынче хватит сил… Пришла пора, она готова. Сегодня же к нему пойдёт, Спектакль снаружи переждёт, Затем его увидит снова, В цветах письмо отдаст ему — И он решит её судьбу.