****
Она была прекрасна. Шоколадные локоны, едва прихваченные у висков, струились по обнаженной спине. Черное, расшитое кроваво-красными розами платье плотно обтягивало стройное тело до бедер, опускаясь ниже мягким водопадом ткани. В высоком разрезе время от времени мелькала точеная ножка в туфельке на высоком каблуке. А я сходил с ума, не в силах отвести от нее взгляд, но не имея права прикоснуться к ней. И, глядя как на то, как другие обнимают ее во время танца, я сжимал кулаки от бессильной злобы, едва слыша голос своего собеседника. Попытки Мпанде добиться ее внимания вызывали злорадный смех. Его настойчивость – глухую ярость. Но тут в зале показался Вилли, который, отыскав Лайла среди толпы гостей, стремительно направился к нему. Еще не зная, чем закончилась операция ФБР по спасению детей, уже сейчас я предполагал ее успех. Тем более, что в зале появился помощник Мпанде, и господин советник выслушивал его слова, трезвея на глазах. Мягко оборвав речь доктора Вегерса, бывшего моим собеседником последние пятнадцать минут и попросив извинить меня, я отправился на поиски Паркер. Стальную Мисс я обнаружил прячущейся за одной из колон и внимательно наблюдающей за залом. И не смог себя сдержать в почти мальчишеской выходке. Подойдя чуть ближе, обнял ее и, наклонившись, тихо, так, чтобы слышала только она, сказал: – Попалась. Паркер испуганно дернулась. – Отпусти, – сорвалось с ее губ злое шипение, а тело, затянутое в черный шелк, наоборот, подалось назад, прижимаясь ко мне, и я едва не потерял голову от этого прикосновения. – Подари мне один танец, мисс Паркер, – едва сдерживая себя, чтобы не коснуться губами ее шеи, прошептал я. Я ожидал всего, но только не ее затуманенного взгляда и не протянутой в ответном жесте руки…****
Брутс наконец смог протолкаться к Сидни, но доктор не ответил на его приветствие, не отрывая завороженного взгляда от кого-то в центре зала. Техник проследил за его взглядом, чтобы тоже застыть немым изваянием, восторженно взирая на пару, кружащуюся под ритмы вальса. А они танцевали, не обращая внимания на удивлённо-завороженные взгляды отовсюду, на то, что танцуют одни, так как остальные предпочли присоединиться к зрителям, впервые наблюдая за движениями, наполненными страстью и борьбой, отчаянием и надеждой, светом и тьмой, льдом и пламенем. Танец страсти, танец жизни — бесконечное противостояние! Казалось, зал приемов пронизан электрическими разрядами! Казалось, мелодия наполняла сердца чем-то особенным! Все присутствующие неотрывно смотрели на обладающие удивительной пластикой тела в завораживающем танце. Джарод двигался, как гепард, как сильный, гибкий и бесконечно красивый хищник. Паркер, столь же гибкая, грациозная и гордая, глядя в глаза хищника, как равная, бросала вызов, отказываясь покориться его воле и в то же время уже принадлежа ему всем сердцем. Шаг, и он настигает ее, поворот – и темный водопад локонов взмывает, словно крылья за спиной ангела, снова шаг, и уже она, подобно хищнику, догоняет его. Снова поворот… Не было ни одного прикосновения, выходящего за пределы дозволенного, ни единого движения, противоречащего приличиями, они не сокращали дистанцию, допустимую для партнёров – и в то же время, их танец завораживал, гипнотизировал, притягивая взгляды, потому что был полон невероятного, животного магнетизма, страсти, чувственности в каждом движении. На бесстрастных лицах не отображалось ни единой эмоции, и лишь немногие в этом зале, знавшие этих двоих достаточно долго, видели, что именно отражается сейчас в этом танце…****
После окончания торжественного вечера его предложение отвезти меня домой я приняла безоговорочно, при этом всю дорогу убеждая себя, что меня интересует лишь судьба похищенных малышей. – Дети в безопасности, Паркер, – едва закончив разговор по телефону, сообщает мне Джарод. Хоть и стою к нему спиной, чувствую улыбку на его губах. Резко оборачиваюсь, желая что-то сказать, даже не до конца сознавая, что именно… Оказываюсь в его объятиях – и понимаю, что не хочу этому сопротивляться. А губы уже касаются его щеки, чертят дорожку вниз к шее, обнаженной распахнутым воротником черной рубашки. – Паркер, – полузадушенный стон сорвался с мужских губ. Вздрогнула, оторвалась от его шеи и посмотрела в потемневшие глаза притворщика. Огонь от камина бросал отсветы на лицо Джарода, и в свете пламени мужчина казался нереально красивым. И я отчетливо понимала, что если не поцелую его сейчас, то, скорее всего, больше никогда не поцелую. Потому что завтра опьянение победой пройдет, и я просто не найду в себе сил переступить черту отчужденности, разделяющую нас… Закрыв глаза, я вновь потянулась к его губам. Поцеловала окаменевшего, напряженного, дрожащего… и испугалась своей настойчивости на мгновение, чтобы спустя это самое мгновение обхватить его лицо ладонями и снова целовать, чувствуя, как оживает под моими прикосновениями каменное изваяние. А потом Джарод простонал, сжал меня до боли, до невозможности вдоха и поцеловал сам, уничтожая даже мысль об отступлении. Его губы сминали мои, лаская и обжигая, прикусывая и сжимая, вторгаясь глубже, так глубоко, что теперь мы даже дышали друг другом. А там, внизу, я уже ощущала разливающееся по бедрам тепло и как-то по-особому – твердость его тела. И так хотелось прикоснуться, почувствовать… и рука плавно двинулась туда, пальцы нащупали застежку, а тихий, протестующий рык Джарода прибавил смелости… Но притворщик был против. Не прерывая поцелуя, он перехватил мое запястье, потом его рука скользнула вниз и сжала мою кисть, а пальцы осторожно погладили тыльную ее сторону… От такого простого движения я забыла обо всем на свете и с тихим возгласом сжала бедра в попытке стать к нему ближе. На мое движение Джарод ответил сдавленным стоном, его свободная рука переместилась со спины ниже, нетерпеливым движением он прижал меня к себе. И снова, и еще… и глухой рык откуда-то изнутри, чтобы почти болезненно обхватить обеими руками мою талию в попытке прекратить это безумие. Мужчина отодвинул меня, крепко удерживая и не позволяя снова его поцеловать. Просто держал за талию на вытянутых руках и смотрел на меня. А я… мне оставалось только одно: – Отпусти! – хмуро приказала я притворщику. – Отпусти сейчас же. Отпустил. Медленно вернул на прежнее место, и это было его фатальной ошибкой. Мы потянулись друг к другу одновременно, сливаясь в неистовом поцелуе, я словно оказалась подхвачена течением стремнины, уносясь куда-то вдаль, где все тело принадлежало не мне… и это мне нравилось. В какой-то момент руки Джарода заскользили по спине, вдоль шнуровки корсета, обжигая теплом прикосновения, спустились ниже, чуть задержавшись на бедрах, скользнули еще ниже, и платье было снято одним движением. – Ангел, – чуть слышно выдохнул он Я не слышала, борясь с пуговицами его рубашки. И победа оказалась за мной, мягкая ткань с тихим шуршанием упала к нам под ноги. Его руки опустились на мою талию, прижимая ближе, крепче, позволяя ощутить его кожу и выгнуться от невыразимого удовольствия, подставляя грудь жадным губам, чтобы тихо постанывать при каждом прикосновении… Я горела в огне, бессвязно шепча что-то про него, любимого, о чем-то просила, чего-то требовала, что-то говорила, не слыша своих слов. Не слыша ничего, кроме его дыхания… Не ощущая ничего, кроме его прикосновений… И когда Джарод был почти во мне и замер, позволяя осознать, что готов остановиться даже сейчас, даже так, даже после всего, что было, я лишь выгнулась к нему навстречу, обнимая ногами и руками, не позволяя отстраниться, и только прошептала: – Просто не останавливайся… И невыносимо-прекрасное ощущение его вторжения, такого желанного и такого болезненного… Но даже в этот миг я не желала его отпускать, выгибаясь навстречу, прижимаясь всем телом, обнимая сильнее. Он оторвал мои руки от себя и, прижав запястья к ковру, ведь до дивана мы так и не добрались, совершил первое, самое первое движение внутри меня. Осторожно, не утратив страха причинить мне боль, осторожно, но так сладко. И так мучительно… - Джарод… - простонала я, выгибаясь вновь. – Мне… мало… Притворщик усмехнулся и перестал сдерживаться, выпуская всю звериную мощь своего тела. Если прежде это были волны наслаждения, сейчас все было иначе. Я горела, разрываемая нарастающим ощущением чего-то немыслимо важного, без чего просто невозможно жить. Я сгорала в огне, вновь бессвязно шепча что-то и не слыша своих слов. Не слыша ничего, кроме его дыхания. Не ощущая ничего, кроме его движений. Не понимая ничего, кроме осознания, что мне никогда еще не было так хорошо. Мне хотелось обнять его, прижаться, разделить этот жар, но Джарод продолжал удерживать мои запястья, не позволяя своевольничать. И, распахнув глаза, я увидела его взгляд — напряженный, восторженный взгляд почти черных от полумрака гостиной глаз. Одно мое движение навстречу, и в следующую секунду бастион его сдержанности пал к моим ногам. И пламя мы разделили на двоих…****
– Ай-яй-яй, как нехорошо обманывать своего брата. Насмешливый голос, раздавшийся из темноты, заставил меня вздрогнуть. Паркер, зашевелившись на моих руках, недовольно пробормотала что-то сквозь сон и вновь затихла, доверчиво прижавшись щекой к моему плечу. – Дверь открой, умник. Итен, не прекращая ухмыляться, толкнул входную дверь и посторонился, пропуская меня внутрь дома. Поднимаясь по ступеням на второй этаж, я отчаянно завидовал Паркер, уснувшей прямо в кресле, едва мы оказались в ее кабинете после окончания приема. В отличие от нее, блаженно улыбавшейся чему-то во сне, покой мне только снился. Младший братик не отступится, пока не выпьет из меня все соки, добиваясь правды. И сегодня я впервые хотел эту правду открыть. Войдя в спальню, я осторожно опустил Паркер на постель. Под очередное ехидное хмыканье Итена ослабил шнуровку на корсете ее платья и укрыл краем одеяла. Найдя в прикроватной тумбе лист бумаги, набросал записку. Думаю, утром Паркер обрадуется, узнав, что наша затея удалась и дети в безопасности. О том, что Дин Аслан замешан в этой истории, будучи доносчиком Триумвирата, я решил пока умолчать. У меня еще будет время все ей рассказать. Надеюсь… Уже на выходе из комнаты услышал полу-вздох, полу-стон: «Джарод». Не оборачиваясь, закрыл дверь… – Ты любишь ее, – Итен, пригубив вина из низкого бокала, откинулся на спинку дивана. За окнами его квартиры занимался рассвет. Ночь напролет мы говорили, и впервые за долгое время я чувствовал себя спокойно. Груз лжи, что я тащил на своих плечах все это время, если и не исчез совсем, то стал легче. Люблю ли я ее? Да! Жалею ли я, что заплатил за ее жизнь своей свободой? Нет! Два с половиной года назад, когда Анжело предупредил меня о готовящемся на Паркер покушении, я не задумывался ни минуты. Добровольное согласие сотрудничать плюс компромат на верхушку Триумвирата сделали свое дело. Мои условия были приняты, и клетка, пусть она и замкнулась, все же давала немного свободы. Хотя бы пока… – Не думал, что вне стен Центра ей было бы лучше? – Думал. Но вариантов было всего два: либо Паркер становиться главой Центра, либо Рейнс и Лайл ее устраняют. – Ты мог помочь ей скрыться. Я лишь отрицательно покачал головой. – Когда ты долго бежишь, рано или поздно появляется непреодолимое желание плюнуть на все и остановиться. Просто устаешь. Но твои преследователи идут за тобой по пятам, и ты снова бежишь, рвешь жилы, захлебываешься на вдохе. И понимаешь, что тебе не убежать – рано или поздно, через день или десятилетие, но тебя догонят. Я был тем бегущим, Итен, я и сейчас бегу, и поверь, иллюзия свободы беглеца ничем не лучше спокойствия заключенного в золотую клетку. Я не хочу видеть, как Паркер будет планомерно убивать себя изматывающими гонками с Триумвиратом. Некоторое время Итен молчал. Потом кивнул, давая понять, что если и не принял, то хотя бы понял мою позицию. Спросил: – А что насчет «вас»? Я потянулся к снимку, стоящему на столе: Итен и Паркер вдвоем на широких качелях в парке. Не удержавшись, обвел контур ее улыбки. Я ведь почти не помню у неё такой спокойной светлой улыбки… Лишь тонкую линию губ, искривленную злой усмешкой. – «Нас» нет, Итен. – А что есть? – Короткая передышка перед очередным забегом.