Ночь. Крыши частных секторов. Собаки воют со дворов
Взгляд рыжего подростка нервно перемещается на часы. Полночь. Как символично, не правда ли? Тьма окутала все вокруг, оставляя на несколько мгновений полоски света от проезжающих мимо машин. Гулкий, но тихий, звук с дорог ласкает уши, жарко предлагая присоединиться. Хотелось укутаться в эту ночь, как в теплое одеяло зимним утром, поддаваясь ее мнимому очарованию. Хотелось отдаться ей полностью. Чтобы она завоевала разум, мысли, руководила всеми твоим бренным телом, поднимая конечности, словно ты — марионетка в ее руках. И ты не против. Хочется забыться, забыть, поддаться забвению.Лишь луна и звезды тлеют, тлеют в темноте
Мальчишка прислушивается. Тишина. Отец явно спит, вымотанный несколькими совещаниями и переговорами. Данила — единственный в семье ребенок. Хотя, их и семьей назвать сложно. Мать бросила его отца, Руслана, мотивируя свой уход тем, что «ты работаешь, не уделяешь мне время, я устала», не забыв наговорить много гадостей и больных, неприятных слов, которые так и лежат в подкорке, оставляя едкий осадок, ушла к любовнику. С тех пор Даня не видел свою мать. Он бы не сказал, что без нее туго. Вовсе нет. Даниле даже на руку то, что его отец все все время в работе и ночью спит, как убитый. Потому и слинять из дома, оставшись незамеченным, труда не составит.Знаешь что? Я сегодня не вернусь домой. Я так давно того хотел
Парень выходит в коридор, и тихо, словно мышка, проникает в кабинет отца. Так, почему свет горит? Обернувшись, он замечает родителя. Спящего. Руслан Эдуардович спит, уронив голову на стол. Бумаги, цифры, расчеты… Это так утомляет. Именно из-за нехватки родительского внимания парень был вынужден стать воспитанником улицы. Данила ловко берет ключи от машины со стола, и все больше убеждается в безумности своей идеи. Цель — покорить ночной Петербург.Только не волнуйся за меня — малый повзрослел
Он зажжет эту ночь. Искра безбашенности загорается в глазах, весело играясь и не угасая ни на секунду. Еще поворот, и еще, и еще… До места назначения всего ничего. Картинка за окнами сменяется быстро, даже чрезмерно. Но кто ему сейчас что запретит? Верно. Никто, ничего, никак. А вот те самые Питерские многоэтажки, которые находятся где-то в черте города, но не в его основном местонахождении. Такие родные и теплые для сердца и души, что улыбка не может не растянуться на лице. Данила оставляет машину возле потрепанного подъезда, направляясь к пацанам. Третий этаж. Открытая дверь. Громкие басы и запах алкоголя, никотина и еще чего-то, чего-то не особо приятного. Он дома.Я иду, туда где меня ждет любовь, а за ней — пустая боль
Без внимания Данила не остается, и его тут же замечает виновник торжества, его собутыльники, встречая громкими одобрительными возгласами. — Брата-а-ан, наконец-то ты пришел! — для него это звучит приятнее, чем «я тебя люблю» от дамы сердца (которой и нет). — Мы собираемся проветриться, но сначала я тебя познакомлю с нашими девчонками. Это Яна, моя девушка, вы уже виделись. Саша, Алина, Лера и Ася. — Эльдар быстро показывает на компанию, участницам которой лет пятнадцать. Ну, от силы, семнадцать. Как и подобает законам жанра, почти все выглядят перекрашенными и курящими блядинами, с плюшем в башке и носками в лифаке. Вихлянцев приветливо кивает, отпивает пива из протянутой бутылки и усмехается, когда одна из «дам» подходит к нему, пытаясь познакомится, заводя разговор.Погрущу немного и утоплю ее в темноте
Дальнейшие действия сменяются в голове одно за одним, ощущаясь калейдоскопом эмоций, чувств, действий, так и не давая себе отчет в совершающемся. Раз. Он целует Асю, или как там ее звали… Та тоже пьяна и чередует поцелуи с разными парнями и алкоголь. Ощущения не из приятных, конечно… Но, блять, а чего ты ожидал? Любовь? Какая к черту любовь, когда ее голова не наполнена надеждой на светлое чувство, а насквозь пропитана ебучим никотином и алкоголем, в перемешку с похотью? Два. Их шумная компания покидает хату, направляясь куда глаза глядят. Но вечер пятницы несет их не туда, куда следовало бы. А в какую-то подворотню, где они натыкаются на таких же парней. Три. Эл ненароком цепляет плечом одного из незнакомых им пацанов. И этого оказывается достаточно, чтобы тот обдал Эльдара перегаром и благим трехэтажным матом, грубо оттолкнув в сугроб.И айда, там где куча пацанов; где признают, если смел
Джарахов поднимается, просит Яну отойти подальше и в ответ начинает покрывать противника отборным матом. Что ж, топор войны уже заложен, бежать некуда. Да, и если быть честным, всем была по нраву эта непонятная ситуация. Пиздилово пьяными — самое «охуенное» времяпрепровождение. Данила быстро встает между Элом и тем парнем, расставляя на вытянутые руки, а остальные парни цепляют именинника, уводя вглубь их компании. Теперь перед «глубоко оскорбленным» стоит Даня, холодно смотря в карие глаза, не желая срачей. Незнакомец ухмыляется, гадко, едко и до безумия противно, во все имеющиеся зубы, потемневшие от кофе и сигарет. Вихлянцев предлагает разойтись мирно, к чему им лишние жертвы?Батя, не волнуйся за меня — малый повзрослел
Малолетние придурки. Всего несколько фраз с одной компании, и ответы другой — и все, начинается потасовка. Думаете, без крови, без боли, просто так, подурачиться? Бля, нет, не все так просто. Это улица, здесь все так просто не решается. Только боль. Только рвение въебать. Только адреналин. Резким и точным движением Данилу роняют в снег моментально, без особых усилий. Прости отец, но за себя надо постоять, разве не этому ты учил? Эльдар рвется к другу, но старшие парни его не пускают, прекрасно зная о проблемах со здоровьем Джарахова. В какой-то момент Даня попросту не успевает уклониться от удара, и ему тяжелой рукой разбивают губу. Первый плевок кровью на асфальт, грубый взгляд исподлобья на обидчика. Первый ответный удар и первый стон из его груди, что приносит какое-то звериное наслаждение, когда ему попадают аккурат в солнечное сплетение.Малый повзрослел!
— Шухер, менты! — самая быстродействующая фраза, после которой драка тут же прекращается, и все пускаются прочь. Пара секунд — разногласий как не бывало. — Эл, Яна, за мной! — Даня поднимается с земли, и быстро убегает в сторону машины, которую он «одолжил» у отца. Названные быстро ныряют на заднее сидение, а Вихлянцев садится за руль и выезжает на трассу. Н-да, кажется, гонки от полиции по ночному городу не входили в планы подростков, но деваться некуда. Хотел страсти, огня? Получай. Педаль в пол, и вперед. Вот только Даня не учел того, что трасса на одной из развилок может привести в тупик. Эльдар вздыхает, прижимает к себе напуганную девушку. Теперь их так просто никто не отпустит.И плевать, куда ветер занесет — от болот и до вершин
Руслан резко просыпается, когда рядом звенит телефон, норовя взорвать барабанные перепонки. Он недовольно хмурится. Два часа ночи… — Вихлянцев Руслан Эдуардович? — мужской голос по ту сторону кажется ему незнакомым. — Да, я. А вы, простите… — он собирает бумаги, упавшие на пол и едва не роняет кружку из-под кофе, когда слышит ответ собеседника. — Сержант Иванов, отделение полиции номер семнадцать по городу Санкт-Петербург. Вихлянцев Данила Русланович ваш сын? — спокойным повседневным тоном уточняет страж порядка, видимо, параллельно заполняя какие-то документы. — Да, конечно… Что с ним? — голос дрожит, что могло случиться с этим оболтусом в два ночи?! — Он был замечен в какой-то компании, где завязалась драка. Когда они заметили нас, скрылись на каком-то автомобиле, но не вышло. Ваш сын находился пьяный за рулем. — мужчина подбегает к окну, замечая отсутствие серого внедорожника во дворе. — Вы меня слышите? — Да… с Данилой все в порядке? Он сильно пьян? — Руслан наспех собирается, но замирает посреди кабинета, не осознавая, как так получилось, что он не уследил за собственным ребенком. — Он почти цел. Поврежден нос, но отказался от медицинской помощи. Нет, парень практически трезв, 0.5 промилле. Да, кстати, возьмите паспорт и документы на машину. Постарайтесь, как можно быстрее.Будь уверен, — выживу в любой дыре
Такси, дрожащие руки, постоянно сползающие с переносицы очки, сонное состояние — так и выглядел на тот момент обеспокоенный родитель. Он быстро оплачивает услуги водителя, бегом направляясь в отделение, продрогая до костей на холодном ветру. В помещении сидят несколько оперативников, присматривая за подростками, которые звонили своим родителям. Недалеко от решетки, где находилось несколько алкашей, сидел Даня, согревая озябшие пальцы. Заметив отца, он поднялся, несмело заглядывая в родные глаза цвета стали. Руслан поднял руку, на что сын зажмурился, ожидая удара. Но его лишь усадили обратно, надавив на плечо. Родитель вздохнул и отвернулся, направляясь к стражу порядка. — Руслан? Вот и ты! — на соседнем стуле сидит отец Эльдара, а сам мальчишка сидит позади, о чем-то тихо разговаривая с Яной. — Казанфар, какая встреча. Твой тоже…? — мужчины пожимают руки друг другу, а новоприбывший усаживается рядом, доставая документы. — Да, оставили его на день рождения одного в квартире… Вот, сейчас дождемся родителей этой дамы… — кидает взгляд на притихшую девушку. — И домой поедем. Кстати, тебе повезло, Даня неплохо вел машину, так что она полностью цела. — Руслану дают несколько бумаг, он щурится, возвращает очки на место и вчитывается в документы, кивая другу. Данила, кусая губы, смотрит на отца, понимая, что ему, пьяному подростку, скорее всего, пиздец. И то это, наверняка, мягко говоря. Руслан Эдуардович выглядит уставшим и потрепанным. Даже слишком. Джинсы, которые за счет своей зауженности плотно облегают стройные бедра и подчеркивают ягодицы, спрятанные под темным пальто, которое, почему-то распахнуто, и черная рубашка, благодаря которой была достаточно хорошо заметна талия молодого родителя. Да, что-что, а вкус у него был всегда. И неважно, будь то одежда, еда, или что-то еще…А пока, по двору машину не ищи, для твоих звонков мобильный сел
Становится стыдно. Это довольно странно, ведь кажется, Даня отделался легко. Папа не выглядит злым или раздраженным, что безусловно радует. Может, ему сойдет с рук эта провинность? Да ну, бредни. Даня так масштабно косячит в последнее время, что простым домашним арестом или лишения карманных тут не отделаешься. Руслан наконец-то заканчивает с бумажной волокитой, кивает Казанфару, прощается с ним и жестом поднимает сына, намекая, что им пора покинуть сие заведение. Данила молча идет за ним, накидывая капюшон на голову. На улице холодно, он невольно ежится, а Руслану, кажется, все равно, хотя его пальто настежь распахнуто. Вскоре они садятся в машину, проезжая один за одним ночные районы города. Никто не решается завести разговор, однако каждый понимает, что его не избежать. — Ты подрался? — Вихлянцев-старший первым решается разрушить образовавшуюся между ними стену. — Ну…да. Я Эльдара защищал. Не смог позволить ему влезть в конфликт, он слаб здоровьем, у него девушка там, волнуется наверное. — с небольшой горечью даются эти слова. Все потому, что у Эла есть девчонка, которая ему нравится, да и к тому же она выглядит не так, как остальные особи женского пола. И Данила искренне надеется, что их пара будет крепкой, несмотря ни на что. Только вот у Данилы, этого рыжего паренька, порой грубого и безответственного, — никого нет. За свои шестнадцать лет он так и не увидел ни одной девушки, которая бы ему понравилась. Роднее и ближе отца у него никого нет, да и у Руслана тоже. После ухода матери тот забросил свою личную жизнь, полностью посвятив себя работе и сыну. Вот такой вот замкнутый круг любви. В салоне вновь повисло глухое молчание. Даня пялится в окно, замечая красоту светящихся гирлянд зданий, мимо которых он проносился около часа назад.Батя, просто привыкай — малый повзрослел
Машина возвращается на свое место, а отец с сыном домой. Даня замечает, что окно в его комнате, через которое он сбежал, закрыто, хотя подросток лишь его прикрыл. Коттедж встречает их привычной пустотой и тишиной, но дарит некое чувство защищенности, повинуясь старому доброму «Мой дом, моя крепость». — Когда переоденешься, поднимись ко мне в кабинет. — Руслан Эдуардович спешно уходит наверх, параллельно отвечая на очередной телефонный звонок. Когда Данила, облаченный в пижамные штаны и футболку, оказывается возле двери нужной комнаты, сердце, непонятно почему, пропускает несколько ударов, прежде чем мальчишка открывает дверь, шлепая по ковру босыми ногами. Папа сидит в кресле, выбрасывая ненужные бумажки, которые уже осточертели даже Даньке. Завидев ребенка, он откладывает их, убирая в какую-то папку оставшиеся. — Садись. — родитель указывает на стол перед собой, доставая из ящика небольшую аптечку. Подросток, не стесняясь, садится на указанное место, сдувая со лба непослушные волосы. —Почему ты отказался от медицинской помощи? — между делом уточняет брюнет, не спеша обрабатывая место возле повреждения. — Зачем? Небольшая царапина. — Если не считать корку крови, застывшую возле переносицы, разбитые костяшки на левой руке и синяки, то, в принципе, да, ничего такого. Руслан убирает медикаменты, закончив приводить состояние сына в порядок. Он опускается в кресло, довольно строго заглядывая в глаза подростка.Это противостояние длится долго, пока младший не отводит взгляд вниз, принимая поражение. — Ничего не хочешь мне сказать? — голос слегка грубеет, но родитель не позволяет себе повысить голос на Даню. — Твои выходки все хуже и хуже. Помнишь, чем закончилась последняя? Из-за тебя чуть Марина Константиновна не уволилась. Ты ее до слез довел. — Помню я. Но я же извинился потом… — то Чп, произошедшее пару месяцев назад, — далеко не самый умный поступок рыжего. Он не только поругался с учительницей, доведя ту до нервной истерики, но и едва не оставил выпускной класс без классного руководителя. Вспоминать подобное не очень хотелось, ведь большинство таких поступков были опрометчивы, сумбурны и, как правило, несли за собой ругань либо с отцом, либо с директором школы. А то и с тем, и с другим. — Наверное, это я виноват. Недовоспитал. Вырастил оболтуса. — Вихлянцев-старший грустно улыбнулся, поднимаясь с рабочего места и подходя к парню. — Пообещаешь мне, что ты так делать больше не будешь? Я волнуюсь за тебя. А если бы с тобой что-то случилось? Что если бы… — Даня, не слушавший речь, а взвешивающий в голове «за» и «против», резко притянул к себе мужчину так, что между их лицами оставалось совсем немного. Руслан мгновенно замолчал, удивленно глядя на сына. Казалось, никто не дышал. Каждый, в этой комнате, из последних сил удерживал в себе рычаг, который содержал в себе здравый смысл. Но рычаг переломился, не важно, сам или с посторонней помощью, хотели этого срыва или нет, но он произошел. И вот плод внутренних разногласий каждого — первый поцелуй. Когда младший, оказавшись смелее, первым впился в губы отца, немного покусывая — весь мир замер, наблюдая за этой картиной. — И я тебя люблю… — прохрипел Данила, отстраняясь. Его словно током прошибло, когда он заметил в глазах цвета стали искорку, которую отчаянно пытались затушить, но получалось плохо. Как и удерживать свои руки на месте. Руслан, видимо, поднес к той самой искре еще сотню таких же. Всего за несколько мгновений он сам притянул к себе подростка, складывая руки тому на шею, кусаясь и рыча в поцелуй. Тот чуть слышно простонал в пухлые губы, опираясь руками в поверхность стола. Когда же они прервались, чтобы вновь взглянуть друг другу в горящие глаза / наполнить легкие воздухом, парень приблизился к уху старшего, немного сипло произнося такое желанное ему «Папочка…». До безумия осталось 3… 2… 1… 0. В голове произошел маленький апокалипсис: летали искры перед глазами, мысли гудели, а желания остановиться не было. То, что происходило сейчас на деревянном столе было гораздо интереснее. Даню наклонили немного назад, придерживая рукой, а затем, поцеловали, уже смелее и напористее. — Открой ротик. — последовал короткий приказ, который нужно было тут же исполнить. Мелкий послушно разомкнул губы, позволяя языку отца хозяйствовать в его рту, вылизывать его, сплетаться языками. Таких жарких ласк у Данилы еще не было. То, как целуется отец, побило все ожидания. Пленяла власть, но в тоже время и осторожность, которая всегда была присуще Вихлянцеву-старшему. — Накажи меня… — выпалил парень на выдохе. Создавалось ощущение, что провинившийся даже не собирается что-либо делать, а будет только постанывать в пухлые губы, которые раз за разом терзали и мучали, то целуя неполноценно, то кончиком языка щекоча небо. Просто до безумия хотелось услышать этот хриплый голос. Этот голос. Взглянуть в эти глаза. Поймать этот взгляд. Гребаное совершенство! Даня толком не имел опыт в сексе, только минет в пьяном угаре. Неумелый от какой-то девицы, и то, — мелочь. — Мой мальчик… — Руслан отошел от сына, усаживаясь на кресло, не отрывая глаз от ребенка. Родитель не понимал, что его заставляет быть немного грубым и томным, но, судя по голодному взгляду напротив, такая игра тому по душе. Нужно стать доминантом? Он им станет. — Покажешь себя папочке? — черные рукава рубашки немного подкатываются, а ухмылка непроизвольно появляется на лице. Руслан готов к тому, чтобы преподать урок этому непослушному сорванцу. И Данила, не медля, приступает. Он медленно раздвигает ноги в стороны, невинно, от того и до безумия пошло, глядя в глаза отцу, рассматривая каждое микродвижение на лице. Единственное, что, по его мнению, сейчас мешает — так это одежда. И к чему здесь она? Правильно, абсолютно незачем. Подросток снимает с себя футболку, бросая скомканную ткань отцу в руки. Пошло? Да. Наигранно? Нет. Желанно? Да. И до чертиков, что голову кружило, а состояние пьянило. Руслан ловит ее, аккуратно складывая. Даже сейчас он, будучи в состоянии возбуждения, умудрялся быть педантом. Даня закатил глаза, но тут же игриво улыбнулся, ведь он уверен, что еще пара вещей на полу, и мужчина полностью будет занят им. Поэтому парень слезает со стола, и садится папочке на колени так, чтобы тот держал своего малыша за бедра и смотрел в глаза. — Так даже лучше. — комментирует действия Руслан, крепко держа в руках ягодицы сына. Он притягивает к себе Даню за подбородок, вновь решая похозяйствовать в его рту. Блуждая руками по телу, старший опустился к резинке штанов, пролезая пальцами под нее. Ему очень нравилось то, что Данила уже возбужден и ерзает навстречу шаловливым пальцам, которые так и норовили подразнить, невесомо касаясь набухшего члена. Но у папочки другие планы. Так просто он не хочет. Игра должна быть интереснее, да? Руслан Эдуардович снимает с Дани и штаны и боксеры, отбрасывая все это на пол. Затем отстраняет от себя подростка, и кивает на собственный галстук, который лежит на спинке дивана, намекая на необходимость этой вещи сейчас. Данила, практически не стесняясь своей наготы, берет нужную вещь, отдавая старшему и встает перед ним, ожидая указаний. — Малыш, папочка тобой недоволен. Ты очень плохо себя ведешь… Хочешь искупить свою вину? — он вопросительно выгибает бровь, вновь туманя разум Дани своей хрипотцой. Он кивает, облизывая пересохшие губы. Сейчас он готов ко всему. — Руки. — Данила немедля протягивает их, любуясь на то, как вокруг его запястьев обвивается галстук, крепко их связывая спереди. Рус, не отрывая взгляда от обнаженного парня, ловко расстегивает ремень, позвякивая пряжкой, и берет его в левую руку. Немного разводит ноги и указательным пальцем свободной руки показывает на свои колени, как бы намекая. Данила понятливо кивает, и, не без должного смущения, укладывается животом. Из-за низкой посадки кресла, он спокойно опирается ногами на пол, и немного приподнимает бедра, прекрасно понимая, что им сейчас придется несладко. — Умничка. Послушный мальчик. — старший нежно поглаживает кожу ягодиц, и, легко хлопнув, убирает ладонь, звеня ремнем. —Ты знаешь, за что ты наказан? — уточняет Руслан, крепко удерживая елозящего парнишку на месте. — Знаю. За плохое поведение. — Данила, продолжает ерзать, всем своим видом прося всыпать ему ремня. — Верно. Небольшой замах, удар. Ребенок лишь дергается, сдерживая крик. Кажется, Даня только что понял, что он, оказывается, мазохист, — ему нравится, когда больно. Он хочет опустить голову, зажмурившись, и тихо проскулить. Но только он едва опускает голову, теплая ладонь слабо обвивает его шею по подбородком, поднимая вверх и не позволяя скрыться. Следующий шлепок не заставляет себя ждать, и на этот раз с губ срывается долгожданный стон, скорее наслаждения, чем боли. Подросток выгибается в спине и закусывает губу, сдерживая ухмылку. Вихлянцев-старший не спускает с младшего взгляд, наслаждаясь его просящего выражения лица. Он сдержанно улыбается, поднимая подбородок мальчика чуть выше. Третий. Руслан помаленьку начинает терять над собой контроль, его конкретно ведет. Ведет настолько, насколько может возбуждать абсолютная виктимность. Даня сам виляет бедрами, сам просит его выстегать, сам же стонет, так сладко, что хочется записать на диктофон и слушать. Слушать все свободное время, и не только свободное. Теперь уже Русу хочется немного подразнить, заставить умолять этого рыжего дьяволенка. Он свободной рукой ведет двумя пальцами по линии позвоночника, затем проникает меж ягодиц, легонько задевая колечко мышц. —А-ах, пожалуйста! — провокации приводят к желаемому результату, и Даня начинает стонать громче, дергая связанными руками. —Тише, сладенький. Папочка этим еще займется… Никак не могу оторваться от твоей красивой попы. — холодные руки соприкасаются с раздраженной кожей. — Ей так идет розово-красный оттенок. — он бьет еще раз, замахиваясь сильнее. — Видел бы ты себя со стороны — очень красиво… Руслан еще несколько раз украшает упругую плоть следами от ремня, решая остановиться. У него нет никакого желания сделать больно Дане. Только хочется взять этого мальчишку в нескольких позах, да так, чтобы тот сам просил еще, извивался и скулил. Похабные мысли резко сменяются той, что его сын — девственник. Он будет у него первым. Осознание этого кружит голову и Вихлянцев-старший понимает, что пора бы уже приступать к основному. На пострадавшие ягодицы вновь опускается ладонь, поглаживая. — Какие позы ты знаешь? — задает вопрос родитель, убирая ремень в сторону и, наконец, отпуская шею подростка. — Ну…верхом, коленно-локтевую и раком… — Руслана несколько забавляет, что тот Даня, который угнал машину, и тот, что сейчас лежит у него на коленях, — словно два разных человека. Один дерзкий, наглый и смелый, а второй — мало знающий о сексе, заливающийся румянцем парень. — Чтобы было удобнее и мы не травмировали твою нежную кожу, предлагаю опробовать позу раком. Как тебе идея? — старший помогает подняться пострадавшему на ноги и встает сам. Не утерпев, он пленяет алые уста, что всего пару минут назад стонали, давая фору многим дамам. — Хорошая идея. Трахни меня, папочка. — с максимально детским взглядом просит Данила. Потянувшись к темной рубашке, он расстегивает ее, нарочито медленно, наслаждаясь сбитым дыханием отца. Слушать и ощущать каждый вдох и выдох. Наблюдать за размеренными движениями грудной клетки. Приспускает с плеч ткань и губами припадает к ключицам, расцеловывая их. — А папочка не будет возражать, если я сделаю ему хорошо? — Конечно нет, милый. Только за… Руслан с интересом смотрит на ребенка, который, с хитрым выражением лица, опускается к голой груди. Даня обхватывает губами горошину соска, и этого хватает, чтобы старший с гортанным стоном чуть изогнулся в спине. Но рыжий чертенок не останавливается: его язык буквально терзает то один, то второй сосок, теребит, словно пытаясь довести до оргазма лишь этими действиями. Рубашка вскоре летит на пол, а Даня, что никак не мог отлипнуть от горячего тела, встает в полный рост, облизывается и, жарко выдохнув, скользит руками по груди отца вниз, словно невесомо касаясь подушечками пальцев. Дойдя до штанов, он расстегивает их и, хитро улыбнувшись, тянет вниз, вместе с бельем, не забыв при этом пройтись руками по округлым ягодицам. Затем, развернувшись, устало опирается на стол. Руслан по-хищнически улыбается, пока оценочно разглядывает «жертву». Тот лишь прерывисто дышит, периодически полустонами, нетерпеливо виляет попой, прогибаясь в спине. Родитель наконец решает приступить к самой ответственной части. Прислоняется вплотную так, чтобы стояк прижимался к даниным ягодицам, слабо кусает за шею, но тут же зализывает укус. Он не сделает своему мальчику больно. Никогда. Ни за что. И не позволит другим, сделать ему больно. — Ты готов?.. — слышится звук открывания одного из деревянных ящиков стола, и Даня поворачивает голову в сторону отца. Тот держит в руках какой-то крем для рук, которым пользуется мужчина зимой, так как не имеет привычки носить перчатки. Когда тюбик открывают, от субстанции исходит приятный запах кокоса, от чего подросток немного расслабляется. — Да… Хочу тебя, папочка… — Даня покорно расставляет ноги шире, когда Руслан немного давит на его поясницу. Отец проводит ладошкой по разноцветным бедрам, опускается чуть ниже и раздвигает ягодицы, выдавливает крем и немного смазывает девственное колечко. — Будет немного больно. — предупреждает Рус и тут же вводит палец на фалангу внутрь. Парень дергается, шипит, становится немного больно. — Тише-тише… — он удерживает елозящего сына, успокаивающе поглаживая по спине. Когда боль утихает, мальчишка с придыханием прикрывает глаза, пока его продолжают растягивать, постепенно погружая указательный еще глубже. Отец рычит. Ему безумно нравится это чувство узости, нравится то, как громко стонет Данила, и то, как он, периодически поворачивая голову, смотрит на него, закусывая нижнюю губу. Он просто невероятный… Не сдержав в себе порыв, Руслан зацеловывает соленую от пота кожу на шее, параллельно добавляя второй палец. А когда в колечке их уже три, Даня сам толкается бедрами назад, стараясь насадиться. Закончив с растяжкой, старший наносит на свой член немного смазки и, остановившись возле кольца, вытирает руку об салфетки. Даня хочет. Даня стонет. Даня вскрикивает. Руслан, сдерживаясь из последних сил, медленно проникает до конца. — Больно… — чувство заполненности ново и немного некомфортно в первые пару десятков секунд. — Потерпи, сладкий, сейчас будет хорошо… Подождав недолго, папа начинает двигаться. Рвано, входя не до конца. Подросток, привыкнув, пробует подмахивать бедрами. Руслан наваливается сзади, приобняв за талию младшего, совершая толчок за толчком, целует в загривок и вновь оставляет на светлой коже свои метки, получая в ответ приглушенные стоны. Хочется трогать. Касаться. Царапать. Данила слышит звуки удовольствия со стороны отца, и его безумно заводят эти хрипловатые нотки голоса, рычание, ледяная ладонь на пояснице, обжигающая холодом и нежная, которая, порой, идет выше, к груди, сжимая и покручивая соски. Внезапно Рус останавливается, от чего младший недовольно стонет, ведь он только вошел во вкус и подобрал ритм движения… —Малыш, папочка хочет, чтобы ты поработал. — он садится в кресло, хитро улыбаясь ничего не соображающему подростку. В глазах — дымка похоти, страсти, желания. Сейчас мысли путаются, петляют, не желая собираться в кучу. Руслан понятливо усмехается и тянет парня к себе, цепляя его рукой. И до того, похоже, наконец доходит. Подросток садится на колени, ерзает, и насаживается самостоятельно, опустив голову и одной рукой придерживаясь за крепкое плечо отца. Чертова челка. Она прячет взгляд восхитительных глаз, чего Данила терпеть не намерен. Быстрое движение рукой, и отросшие волосы убраны на бок, и серые омуты вновь заглядывают в душу.Шумный флэт, в коридоре дикий слэм. Мусор с балкона. Плакаты со стен! Охуели, совсем? Малый повзрослел!
Неожиданно для себя, пока Даня не торопясь двигается, прислушиваясь к рукам папы, он проводит аналогию между погоней с полицией и сексом. Адреналин. Он бушует в крови, перекрывая все остальные ощущения. Хочется энергии, заряда, а затем отпустить это, почувствовать удовлетворенность. Но сейчас тормоза сорваны, скорость максимальная, а драйв стремится к отметке максимум. Подросток стонет в голос, — отец вновь задевает простату, и теперь пользуется находкой, меняя угол проникновения. Вот тебе и тихий бизнесмен, примерный семьянин — настоящий бес в постели. Светлая кожа зацелована, искусана, а на заднице алеют следы ремня. Стоила ли вылазка всего этого? Данила уверен, что да. Звуки шлепков становятся все чаще, а крики все громче — потеря самоконтроля налицо. Но им глубоко плевать. Мир уже давно потерял для них обоих какое-либо значение. Только они. Только страсть. Только влечение друг к другу. Парень убирает руки отца со своей талии, он хочет сам. Связанные запястья немного болят, но процессу это никак не мешает. Даня, кажется, на грани обморока, он насаживается глубоко, и призывно смотрит в глаза отца, облизывая искусанные губы. — Кончи в меня!.. — на выдохе произносит он, все также мелко дрожа. Ему невыносимо хочется кончить, но ведь папочка же не разрешал… Руслан довольно ухмыляется, ему такая просьба нравится. Он приближается к груди подростка и, проведя языком по впадинке между ключицами, оставляет небольшой засос. Данила непроизвольно сжимается вокруг члена, запрокидывает голову назад, чувствуя, как в него кончают. Руслан выглядит еще более развратно, он не спешит выходить из сына, поглаживая спину, ребра, поясницу. Весьма заметно, что младший тоже хочет получить разрядку, поэтому трется об впалый живот болезненно ноющим стояком. — Пообещаешь мне, что такого больше не повторится? — шепот прямо в полураскрытые губы, они сталкиваются носами, не желая отлипать друг от друга. — Обещаю… Даня покорно кивает и, замечая легкую улыбку отца, ощущает подушечку большого пальца на уздечке своего члена. Хватает нескольких уверенных движений руки по стволу, чтобы парень кончил, обмякая. — Умничка моя… — Руслан приподнимает за бедра сына, выходя из него и усаживая на колени, аккуратно, чтобы не задеть следы ремня. Они сливаются в ленивом и сладком поцелуе, словно закрепляя им всю ту бурю, что происходила в этом кабинете. Рус нежно улыбается, чмокая мальчишку в нос, развязывая тонкие и бледные кисти рук, освобождая от неприятной ткани галстука. Собрав последние силы, Данила поднимается с кресла, разминает затекшие руки и, даже не удосужившись одеться, уходит ванную, подобрав по пути свою одежду, разбросанную в радиусе двух метров. Отец, проводив обнаженного подростка взглядом, тоже поднимается и подходит к зеркалу, разглядывая кучу засосов, парочку укусов и мокрые следы от губ. Это сделал его мальчик.Красный свет! Перекресток и первый мент. Вырубай фары. Петляй дворами. Вой сирен! Малый повзрослел!
Даня возвращается в кабинет и от него пахнет все тем же гелем со вкусом вишни, который так нравится Русу. За то время, что парень провел в ванной комнате, старший успел привести себя в порядок, одеться в домашнюю одежду, и убраться. Сейчас же он сидит на мягком диване, протягивая сыну руку, как бы предлагая присоединиться. И его приглашение принимают. Младший, ойкая, садится возле папочки, перекидывая ноги поперек его. Кладет голову на плечо мужчине, переплетаясь с ним пальцами рук. Возможно, стоило бы дойти до спальни, но сил нет, как и желания отходить друг от друга хоть на секунду. Руслан оставляет поцелуй в рыжих волосах, затем на щеке и на губах. — Спокойной ночи, Данечка… — тихо шепчет на ухо мужчина, замечая, что его мальчик уже спит, доверчиво сопя старшему в шею. Руслан гладит ягодицы, мысленно ругая себя за столь сильные удары ремнем по нежной коже. Он обязательно извинится утром, скорее днем, ведь эта совушка будет спать до обеда, и не под каким предлогом не соглашаясь вставать. Запах одеколона переплетается с ароматом вишни, и в комнате витает умиротворение. Ее обитатели спят. Города касаются первые лучи утреннего солнца. Кажется, наступает весна.Малый повзрослел!