Неизданное. Гриф "Совершенно секретно"

Когда тебе кажется, что кто-то, или даже что-то, навязчиво присутствует рядом, когда страх пересиливает сомнения, а собственная тень вдруг начинает скалиться и смеяться, пугая до чертиков, то перед глазами проносится дымка подозрения — мания преследования. Кажется, что оно вдруг схватит за руку в темной подворотне и утащит к себе, под землю, будет издеваться и насмехаться над твоей слабостью и бессилием на отпор, не давая хоть малейшего шанса на спасение.        Руслан нервно усмехается. Собственные мысли и теории напоминают фильм ужасов, а надпись «основано на реальных событиях» в самом начале кинокартины внезапно становится правдой. И теперь, когда ты в плену собственных страхов и подозрений, остается только одно — выживать, или хотя бы пытаться это сделать.        ***        На дворе весна. Незаметно подбирается май, столбики термометров неустанно ползут вверх, радуя этим людей. Шапки и пальто уже не актуальны, поэтому Усачев надевает темный джемпер и джинсы, словно показывая этим свое моральное подавленное состояние. Нужно подышать воздухом, проветрить квартиру, — задачи поставлены, пора приступить к выполнению. Перебороть себя невероятно сложно, но парень, все-таки собравши все свои оставшиеся силы, выходит за пределы своей зоны комфорта, уютненькой квартиры. И тем самым выходит за пределы белого круга, что нарисован мелом.        «Не смотри на прохожих, не смотри.» «Не останавливай взгляд!»        Усачев нервно выдыхает, после чего достает из кармана узких джинс наушники и включает музыку, чтобы хоть как-то отвлечься. Первая мысль — ролик. Материал, что лежит на столе уже две недели, наверное, слоем пыли покрылся. Но блогер просто не может начать съемки, от чего вот уже вторую неделю пребывает в абстракции, из которой, как кажется, выхода нет. И причина так не уловима, от чего и предположения настолько расплывчаты, будто смотришь на них под пеленой. Окружающее вокруг на тебя давит, сжимает в маленькую вещицу, а после постепенно превращает кости и мышцы в нелепую кашицу, далее спресованную хрень, которая ни на что не годится. Но вот уже ступеньки, ведущие в магазин, вот дверь, и парень исчезает в здании.        Тонированное окно внедорожника закрывается, и человек, находящийся внутри, довольно ухмыляется.        ***        — Давай… Скажи хоть «пам-пам»… — шепчет он самому себе под нос.        Уровень отчаяния достигает предела, Руслан выключает камеру и откидывается на спинку кресла, закрывая лицо ладонями, шумно вздыхая от никчемности. То ли своей, то ли в целом ситуации.        Никто из близких друзей не мог понять, что происходит с Усачевым. И если Даня посоветовал таблетки, которые принимал сам, для улучшения работоспособности, то Миша, знавший соведущего наизусть и от корки до корки, заподозрил неладное. Сначала попытался вывести на разговор, из которого понял, что Руслану кажется, что его преследуют, а после предложил сходить к специалисту, на что младший обиделся, сказав, что он вменяемый и не нуждается в помощи врача. Кшиштовский на это вздохнул, и пообещал приехать в Петербург, как только сможет.        В идеальной тишине мысли наконец собираются в кучу, но все в ту же непонятную и сумбурную. Как бы сосредоточиться? Рус встает и берет с полки серую книжку. Чтение через смартфон и в подметки не годилось такому, настоящему, живому. Когда шелест страниц ласкает слух, а сюжет завораживает, тянет к себе родными мелкими черными буквами, заставляя пережить все вместе с персонажами, и… Стук в дверь отрывает от захватывающего досуга и возвращает в реальность, а улыбка, такая редкая в последнее время, сползает с лица. Кто мог его побеспокоить? Холод вновь крадется в душу, хотя Усачеву так не хочется быть грубым с тем, кто пришел. Может не стоит, вдруг это то, чего так опасается парень. То, что не дает ему спокойствия на протяжении нескольких месяцев. Что ж, надо открывать.        Замок наконец поддается и Рус, откашлявшись, поднимает глаза. И следующие три секунды переворачивают все. Буквально все.        — Рома?.. — вновь шепотом себе под нос, непонятно почему, говорит парень, видя на пороге того, кого уже и не надеялся увидеть.        Он. Он жив. Жив.        Серая книга летит на пол, выскользнув из вмиг ослабевших рук. Дыхание замирает. Рома. Вот он, живой, усмехающийся своей прекрасной улыбкой, нежной и теплой, как редкое солнце в этом холодном городе. Гость смотрит в родные глаза, не отводя взгляда, а Руслан, кажется, вот-вот упадет в обморок. Перед ним стоит еще один Вихлянцев. Роман Эдуардович Вихлянцев.        Молодой человек выглядел опрятно: темные волосы, круглые темные солнечные очки, взгляд из-за которых столь томный, но в то же время мягкий, легкая щетина, серьга в ухе, темная рубашка и строгий пиджак, на левой руке перстень, брюки, подобающие всем канонам моды, и туфли, в которых можно было увидеть свое отражение. А если говорить по простому — шаблонно-киношный бизнесмен из девяностых. И это его старший брат близнец.        Первое, что делает младший, после долгой тишины, — это громко и заливисто смеется, но не просто, а с истерической ноткой безумства. Смеется, мотая головой в разные стороны, продолжая повторять, что это иллюзия больного мозга.        — Тебя нет! Тебя не может быть, не может!.. — громкий вскрик заставляет вздрогнуть обоих, а Романа по настоящему испугаться.        Когда по щекам текут слезы, смех становится хриплым, взгляд абсолютно бешенным, а тело трясется, Вихлянцев наконец соображает, что нужно как-то успокоить мелкого.        — Я здесь, я правда тут, успокойся!.. — хватает за плечи, чуть трясет, пытается говорить уверенно и, кажется, это срабатывает. Тот перестает трястись, и в следующую секунду получает легкую пощечину, окончательно отрезвляющую Усачева. Смех прекращается, а взгляд становится осмысленным. Но до боли пустым. Он словно смотрит сквозь брата, просто куда-то в даль.        — Ты исчез на девять лет. Я… я думал, что больше тебя никогда не увижу.        — Давай, я приведу тебя в состояние человека и мы поговорим, хорошо?        Рома, думая о том, как бы выполнить сказанное, решает сначала уложить Руса. Поднять эту тушку оказывается не так просто, но тренировки не прошли даром, и сейчас старший поднимает на руки брата, отмечая то, что тот, кажется, плохо питается, ведь ребра и тазовые кости торчат, что выглядит, мягко говоря, пугающе. Когда же больной оказывается в постели, ему под нос суют нашатырный спирт, дабы привести в чувства. Несколько секунд. Он кашляет, морщась от неприятного запаха.        — Ты как?        Вместо ответа, Руслан притягивает к себе парня, держит за руку, касается щек, шеи, плеч, удостовериваясь в том, что брат тут, и это не сон и не больная галлюцинация воображения, которое и так много чего натворило в последнее время.        — Принцесса, да тут я, тут. — усмехается Рома, обнимая того, с кем его разлучила судьба на долгие девять лет. Его копия, его братишка, что так неверяще цепляется за него, не отдавая полного доверия своим глазам.        — Где ты был? — тихо интересуется Рус, лишь на мгновение улыбнувшись краешком губ на кличку.        — Помнишь, я говорил, что собираюсь открыть бизнес? — тот коротко кивает. — Родители мне помогли деньгами, и мы с тобой разошлись, ты в Питер, а я за границу. Но мой проект через пару месяцев дал трещину, я связался не с теми людьми, и меня начали преследовать коллекторы, вытрясывали бабло. Расплатившись с долгами, через два года я стал действительно неплохим предпринимателем, дела стали налаживаться, но… — парень тяжко вздохнул. — Потом мой товарищ предложил вступить с одной богатой девушкой в фиктивный брак, что закончилось весьма плохо. — вдаваться в подробности Роман явно не хотел, но все же решил попробовать извиниться. — Я понимаю, что уже ничего не изменить, но пожалуйста, если сможешь, прости меня, я правда хочу начать жизнь с чистого листа.        — А почему ты ни разу не позвонил? Не написал? Да ты понимаешь, что я тебя уже мысленно похоронил?! — Руслан оскалился, сжал руками края одеяла, словно отговаривая себя придушить старшего брата, и вместо этого душил ткань.        — Мне постоянно угрожали, говорили, что если я не найду денег, мою семью найдут и я их больше не увижу. — заметив опасность, Вихлянцев с легкостью укладывает парня на подушку, прижимая так, чтобы не получить по лицу. — Тихо-тихо, спокойно… — ухмыльнувшись, тот чмокает мелкого в лоб, пытаясь угомонить. — Ты же теперь у нас Руслан Эдуардович Усачев?        Названный перестает дергаться, дыхание спирает, а глаза моментально начинают спешно бегать по лицу напротив. Куски головоломки внезапно собираются все воедино, приходит понимание, КТО преследовал его все это время. Кто не давал спокойно жить эти месяцы. Кто заставлял парня сторонится лишнего раза вылезти на пределы квартиры или открыть плотные темные шторы.        — Так это ты за мной следил? — в ответ только кивок. — Сука, ненавижу тебя!        — Ай яй яй, интеллигент, а ругается. — замечает гневный взгляд и замолкает. — Хорошо, признаю, заслужил.        — Ты так изменился… — задумчиво говорит Руслан, обдумывая все то, что было спутано в огромный клубок и так странно распуталось.        — Ты тоже, киса. — Рома ложится рядом, гладит пушистые волосы брата, чуть улыбаясь. — Жаль, меня не было рядом в момент твоего взросления. Я следил за твоим творчеством, узнавал с кем ты общаешься, как живешь, все ли в порядке. Я горжусь тобой, и прекрасно понимаю, как ты переживал мое исчезновение. — к концу своей речи старший заметил, что Рус плачет, не сдерживая крупных соленых капель. — Ну все, все, не реви, тебе почти тридцать, а ты плачешь. Я тут и больше никогда тебя не оставлю, если ты, конечно, этого захочешь.        Руслан, успокоившись, уткнулся носом в черную рубашку брата, ощущая теплые ладони на своей спине. Он просто не в силах был сейчас трезво мыслить, а осознание того, что все эти годы он был не один, немного грели душу.        — Ты правда хочешь все вернуть? — так наивно и по-детски спрашивает Усачев, отлипая от старшего, смотря снизу вверх.        — Конечно, дурашка. Я тебе клянусь, что не оставлю тебя одного. Попробуем? — вернуть все то, что ты пропустил? Пережить все, чем он живет, быть рядом, поддерживать и снова стать семьей?        — Да… — искренняя улыбка наконец-то касается лица Усачева, и он чувствует облегчение, девятилетний груз падает с плеч, становится лучше. Наконец-то становится свободно на душе.        ***        Ближе к вечеру.        — Руська? — Рома закрывает на телефоне вкладку с ютюбом, оборачиваясь к младшему, что стоит напротив, пытаясь отыскать в книжке последнюю прочитанную страницу.        — М? — наконец нужное место найдено и тот поднимает глаза.        — У меня есть вопросик. — Роман, не прикладывая особых усилий, нежно прижимает брата к стене. — Я пять твитов написал, фотку в инсту залил. А ты, милый мой, когда видео снимать будешь?        — Я… Думаю, скоро. — неуверенно тянет, отводя глаза в сторону.        — Что-то слабо верится… — Роман замечает, как напрягся брат, закрыл глаза, разомкнул губы и выдохнул, чуть сжав его запястье. — Что такое? — он замечает, что его колено стоит аккурат между ног младшего, немного давя на жизненно важные органы. Но вместо того, чтобы убрать ногу, ею елозят чуть выше, получая хриплый стон, в котором, кажется, утонуло возмущение. — Ой? — ехидно роняет старший.        — Что ты… а-ах, делаешь? — недоумение проскальзывает в серых глазах, оглядывающих старшего.        — Проверяю, как долго у тебя никого не было. И, судя по всему, с Катей вы давно расстались, я прав?        — Еще месяц назад… Нгх… Прекрати… — чувство, что щеки медленно краснеют, не находит.        — Почему? Потому что братья? А тебе не хочется попробовать новенькое? -ладонь плавно спускается по грудной клетке вниз, останавливаясь возле паха. — Просто скажи мне.        Сейчас Усачеву кажется, что ему не двадцать девять, а шестнадцать, и его зажимает учитель в пустом классе, от чего становится неловко. Ему до безумия нравится наглость Ромы и его образ «плохого парня», но в противовес было наличие между ними кровной связи. Так хочется, так, что жарко, душно, а стояк доставляет дискомфорт. Но все равно.        — Ром, не надо… — Усачев роняет голову, шумно сглатывая внезапно накопившуюся слюну. Голова внезапно начинает кружится, бьет по черепной коробке, доставляя жуткий дискомфорт. В голове сотни мыслей, сложно выдавить из себя что-то поистине связное. А каково это, заниматься сексом с самим собой? Видеть перед глазами те же губы, ту же ухмылку, но слышать голос чуть ниже и грубее, и целовать более шершавые губы, послушно выгибаясь в такт толчкам. Кажется, Руслан еще не готов это выяснить, но определенно хочет. — Пока что. — слова сами выпадают из уст.        — Пока что? — ухмылка растягивается на лице Вихлянцева, колено ослабевает напор, но позже вновь усиливает, что вызывает внезапный сиплый стон.        — Да, пока что…        — Хорошо, но это будет самая горячая ночь в твоей жизни, я тебе обещаю, родной. — Роман чмокает его в губы и отстраняется, выпуская из кабедона, все не отрываясь от столь живописно растерянного, но в то же время довольного, близнеца. Рус поправляет волосы и открывает глаза, пока Вихлянцев старший снимает пиджак с плеч.