С. Е. К. С.

В подразделении 141 секретов не бывает. И личного пространства тоже нет. Ночь за ночью все спят в палатках, хижинах и бог знает где еще, охотятся бог знает за кем по неизвестным никому, мать его, причинам, и уединяться некогда. Так что Гоуст не особо удивился, когда Соуп после долгого разговора с Шепардом проскользнул мимо отряда прямиком к казармам. Две недели назад капитан нырнул из окна второго этажа на хребет убегающего противника, и этот самоубийственный прыжок не прошел даром, если судить по тому, как МакТавиш сжимал винтовку и проверял углы. В лучшем случае, повредил себе оба запястья, заработал трещину в ребре и изрядный отек в верхней части ноги. Он слишком взвинченный и в бою может налажать. Конечно, капитан никогда бы не признался вслух. Разумеется, нет. Даже если в 141-м шила в мешке не утаишь, все делают вид, что ничего не замечают. Гоуст с удовольствием бы дал Соупу время в одиночестве прийти в себя после очередного отупляющего совещания с генералом, но снаружи было жарче, чем в аду, а казарменный душ манил и соблазнял спасением от афганской духоты. Они давно служили бок о бок и в каком только состоянии друг друга не видели, так что Гоуст без долгих размышлений зашагал в ту же крохотную душевую. Ничто не предвещало беды, когда он складывал балаклаву и защитного цвета майку на скамейке рядом с МП-5, но затем он развернулся и застыл столбом: МакТавиш отчаянно пытался отдрочить себе правой разбитой рукой, но та все соскальзывала, и, в конце концов, капитан со стоном стукнул ладонью по стене и крепко выругался, то ли от боли, то ли от злости. Не то чтобы зрелище голого Соупа поражало новизной. Черт подери, да за столько лет Райли мог с закрытыми глазами нарисовать каждый шрам и рассказать, как Соуп его заполучил. Про утренний стояк и упоминать не стоит. Но что-то было в том, как капитан прикрывал глаза прежде, чем боль в запястье вынуждала остановиться, — и от этого «чего-то» тянуло в паху. — Ты ведь знаешь, что я здесь, приятель? — Гоуст предупредил, как смог. — Убирайся, Гоуст. — Голос капитана звучал унылее некуда. Насколько же ему действительно больно? — Полегче, а то переломы не срастутся. И бить стены — не лучший способ вылечиться. Соуп уперся лбом во влажную плитку и сложил руки в замок на затылке. — Полегче, да? Я не передергивал затвор уже две недели! Чертовы запястья! Нервы натянуты как кожа на барабане, а ты говоришь «полегче»? Все интереснее и интереснее. Две недели без старого доброго онанизма? Ого, да это просто преступление. Солдату удобства и комфорт не полагаются, но возможность поиграть в карманный бильярд по первому, мать его, желанию — это святое. Смутная идея в голове лейтенанта, наконец, обрела формы, и он скинул с себя оставшуюся одежду прямо на сырой пол. Душевые едва вмещали в себя одного здорового мужика, куда уж двоим, но Гоуст все же втиснулся под поток воды, вжавшись грудью в грудь МакТавиша. — Гоуст! Ты какого черта… — Расслабься, я помогаю, — тот откликнулся как ни в чем не бывало, будто капитан должен был сам догадаться. Соуп выкатил глаза и почти запротестовал, но дыхание перехватило, когда пальцы Райли невесомо прошлись по его члену. Гортанный вздох — и капитан инстинктивно подался вперед. — Гоуст… ты не… не обязан… — противореча словам, Соуп положил руки на плечи лейтенанта. — Я знаю, но я хочу. — Гоуст опять настойчиво погладил командирский член. — Твою мать, — только и вымолвил Соуп, роняя голову в изгиб шеи Гоуста. — Правда же, так намного лучше, — в ответ еще стон. — Я видел, что тебе больно. Почему просто не сказать? — А смысл? Что бы мое нытье изменило? — Дыхание МакТавиша остужало капли воды на шее и обжигало, как лед. Гоуст сладко вздрогнул. — Почему ты никогда не принимаешь помощи? Хриплый смех капитана перетек во всхлип. Таз ритмично задвигался, толкаясь в руку Райли, усиливая трение. — Вот ты и… вот и помогаешь. — Ага, именно. Соуп придвинулся еще ближе, твердые мышцы бедра заскользили по паху Гоуста. — Едрить твою, Соуп… — он вцепился в бок капитана, — стой смирно, ты чертовски отвлекаешь! МакТавиш не представлял, куда в таком случае выплеснуть растущее напряжение, но согласно кивнул. Райли сжимал и выворачивал кулак именно так, как хотелось, и Соуп едва сдерживался, чтобы не пришпилить его к стене своим телом и начать яростно вбиваться. Борясь с желанием, Соуп мягко вплел пальцы во влажные пряди и коснулся губами губ лейтенанта. Поцелуй вышел трогательным и неуверенным — совсем непохоже на них, — но сама невинность действия, то, как они одновременно расслабились и словно бы совместились, как кусочки мозаики, оставила их хватать воздух и жаждать еще. Гоуст погладил щеку Соупа, отняв руку от члена, и тот недовольно заворчал, но тут же получил толчок к стене. Стояк Райли упирался ему в пах. Капитан потянулся к нему, чтобы вернуть услугу, но смог только пару раз пройтись ладонью вверх-вниз, прежде чем изрыгнуть очередное проклятие. — Не могу, прости, запястья… Гоуст заткнул его поцелуем. — Сегодня это моя забота, окей? — Почему ты здесь, Гоуст? Райли склонился вперед, чтобы соприкоснуться лбами. Горячий душ поливал его спину. — Ты для нас все делаешь, Соуп. Пора бы кому-нибудь сделать что-нибудь и для тебя. И чтобы подвести черту, Гоуст нежно помассировал ладонью чувствительную головку члена капитана. — Блять, Саймон… Его уже давно никто так не звал. И не выстанывал протяжно в порыве страсти так, что колени подгибались, не выдерживая веса. Подгоняемый прерывистыми вдохами распластанного по стенке МакТавиша, Гоуст крепко обхватил его и приступил к делу, пока капитан не прогнулся навстречу. Слишком много ощущений: горячая вода, тяжелый Гоуст на груди, скользкая кожа, рука Райли на члене… Слишком много всего, и Соуп уже не знал, сколько еще выдержит. Растянувшийся на месяцы режим боевой готовности не способствовал выносливости в сексе. — Саймон, я… черт, я… ну же, я кончу, если ты не остановишься! Гоуст зацепил зубами ушную раковину и аккуратно потянул. — В этом и смысл, капитан. Соупу было не до ответа, мысли и логические цепочки рассыпались, не складываясь в слова. Он выдавил из себя очередное «твою мать» и сдался, обвивая руками талию лейтенанта. Райли соврал бы, если сказал, что не наслаждался видом старшего товарища: зажмуренные веки, запрокинутая голова, по адамову яблоку струится вода, даже глубокие шрамы, казалось, выцвели в едва заметные, нестрашные метки. Гоуст прижался ртом к одному из них прямо под линией челюсти. Он точно помнил, откуда взялся этот шрам. От Шепарда пришли неточные данные, и им пришлось бегом сваливать из взрывающегося дома под градом шрапнели и обломков. Гоуста погребли бы под собой горящие доски, если бы капитан вовремя не отдернул его в сторону, спасая в тысячный раз. — Видел бы ты себя сейчас… — слова вырвались прежде, чем Райли успел их додумать. Соуп выдохнул и снова содрогнулся, когда горячие пальцы прошлись вверх по груди, обвели очерченные мускулы и замерли на соске, пока ему медленно, так медленно отдрачивали. — Я… мне… черт… Пожалуйста! — Одна надежда, что Гоуст и так поймет, чего хотел Соуп. Он был так близко, господи, так близко к разрядке, пожалуйста! Руки дрожали, и ноги едва ли не разъезжались на мокром кафеле. Он подтянул Райли к себе так, чтобы чувствовать, как трутся их члены друг о друга. — Я не могу сосредоточиться, когда ты вытворяешь такое дерьмо, — Гоуст тяжело дышал в плечо, размазывая влажный след по низу живота МакТавиша. — Да плевать. — Будет не плевать, если я не смогу закончить начатое, потому что ты меня отвлек. — Ты всегда идешь до конца, Гоуст, иначе с какого черта я бы делал тебя моим лейтенантом? — А я-то думал, за красивые глаза. — Ага, за них тоже. МакТавиш толкнулся навстречу еще раз и, наконец, с довольной ухмылкой вырвал стон из упорного подчиненного. — Ну хватит. — Райли двумя руками прижал задницу Соупа к стенке. — Думается мне, капитан, тебе пора получить урок, как следовать приказам. — Да, сэр. Вот и последняя капля: полная капитуляция, абсолютное доверие Соупа — мало кому капитан позволял перехватить контроль, — и от осознания этого Гоуста окончательно повело. Он опустился на колени, неторопливо слизнул дорожку воды на жестком животе и провел языком вниз по члену. — О боже, да, — Соуп качнулся вперед, в жаркое, гладкое, но твердая пара рук удержала его. — Ну уж нет. О чем я говорил? — Т-так точно, лейтенант. — Как хорошо было бездумно подчиниться приказу, отдать ответственность кому-то другому… отдаться под чью-то ответственность. Только Гоуст, он понимал, только он… Только он. Медленно, опять так медленно Гоуст разомкнул губы и втянул кончик члена, лаская языком щель. — Да, господи боже, да… Райли посчитал это за похвалу и стал постепенно вбирать длину, расслабляя горло и стараясь приспособиться. Капитан над ним раскрывал рот и судорожно цеплялся за плечо. Как будто одних только пальцев-мучителей было недостаточно! Бархатный жар лейтенанта его точно добьет. Соуп едва не выпрыгнул из кожи, когда почувствовал осторожное касание зубов на самом драгоценном. — Ад и Преисподняя… Гоуст наслаждался каждым вздрагиванием и подпрыгиванием и даже не подумал прекращать свои пытки, напротив, все глубже и глубже брал в рот, до самого упора, почти до удушья. МакТавиш больше не мог вынести. Кончить хотелось так, что поджимались пальцы на ногах и шумело в ушах. — Саймон, я… я сейчас… Райли не отстранился. Он проглотил все до последней капли, но и тогда не позволил Соупу обессилено сползти вниз по стенке, удерживал его, пока вставал на ноги. Колени у него отчаянно захрустели. — Черт побери, приятель, — с трудом выдавил МакТавиш. — Ну как, получше стало? — с самодовольной улыбкой отозвался его лейтенант. — Можно и так сказать, ага. — Соуп еще разок притянул к себе Гоуста, чей позабытый член оказался прижатым к его теплому бедру. — Вот только что теперь делать с тобой? — Ох, даже и не знаю, — Гоуст нашел губами губы Соупа. — Что-нибудь да придумаем, капитан. — Да, это у нас хорошо получается.