Каждому своё

      Симон всеми силами пытался отложить то, чего, к сожалению, никак избежать было нельзя: поездку к Смитам. Не то чтобы ему так сильно не хотелось видеть Амбар и её родственников. Это Амбар ненавидела Симона, он относился к ней снисходительно и уже успел привыкнуть к некоторым странностям, которые проявлялись в её поведении, когда она разговаривала с ним. Иногда это даже было весело. Но ведь сейчас они будут не только вдвоём, более того, их будут окружать личности, ещё более неприятные для Симона, чем сама Амбар.       К своим родителям он уже привык. Но не имел ни малейшего понятия, зачем вообще старшие Смиты решили пригласить и его тоже. Ясно, что родители обязаны быть на этой «встрече старых друзей по университету», но вот он-то там к чему?       В итоге ему, конечно, не удалось убедить родителей в том, что ему там быть необязательно. И хоть все их аргументы заканчивались на «они тебя ждут», Симону с ними тягаться не приходилось. И вот, они вышли из машины напротив особняка Смитов. Симон уже несколько раз был здесь, в большинстве случаев по той же причине, что и сегодня: приехал кто-то из старых друзей их родителей.       Симон уже знал наизусть, как будет всё это происходить. Сначала они все сядут за стол, чтобы немного перекусить. Потом Шарон будет говорить о том, что с ней происходило там, куда она уезжала на этот раз, если честно, он не запомнил, куда именно. Далее и родители Симона и Амбар поделятся тем, чем занимались во время её отъезда. Потом начнётся обсуждение будущего Симона и Амбар, которое уже, конечно, обговорено целиком и полностью. Ну, а потом что-то всегда разное — либо родители Амбар будут хвалиться тем, что у них в планах в будущем, либо родители Симона, либо Шарон. В общем, Симон точно знал, что его ждёт сплошная и беспросветная скука.       Так как их здесь ждали, дверь открыта, и семейство Альварес свободно заходит в дом. Шарон уже приехала, из гостиной доносятся голоса, поэтому они быстро снимают верхнюю одежду и проходят дальше в дом. Симон не любил дом Амбар по той же причине, по которой не любил свой: всё слишком правильно. В его комнате всегда царил творческий беспорядок, нотные листы валялись где попало, из шкафа постоянно торчали несколько вещей, на столе в кучу свалены книги, стены обвешаны плакатами. Во всём остальном доме всё абсолютно не так: вечный порядок и систематизация вещей, какую-то вещь положишь не туда, где она стояла — чуть ли не до скандала доходит.       Вот и у семьи Смит всё также. Хоть родители и менее строгие, чем родители Симона, страсть везде наводить порядок у них присутствует.       После того, как все друг с другом поздоровались, можно и приступать к трапезе. На столе еды было немного, потому что все рассчитывали на то, чтобы поскорее обсудить произошедшее. Амбар делала вид, что Симона не существует, и это его устраивало, потому что если бы она вела себя, как в музыкальной школе, он бы ещё сильнее хотел сбежать из этого места.       — Амбар? Я слышала, ты выиграла музыкальный конкурс? — спросила сеньора Шарон, когда они все прошли из столовой в гостиную. Симон закатил глаза. Мало того, что Амбар не выиграла конкурс, она пока и в финальный тур не прошла, но Шарон уже считает, что она победительница. Всё как всегда.       — Это ещё не до конца решено, но я думаю, что соперников у меня нет, — слегка улыбнувшись, сказала Амбар и бросила мимолётный взгляд на Симона. Тот лишь фыркнул.       — Ну, а ты, Симон? Ты, кажется, тоже учишься музыке? — конечно, насчёт него Шарон была осведомлена куда меньше, чем насчёт своей крестницы, но что-то дошло и о нём. Нельзя сказать, что Симона это радовало.       — Он это не всерьёз, — не дав Симону ответить, заявила сеньора Альварес. Симон ошарашенно посмотрел на мать, даже слегка приоткрыв рот от возмущения. — Мы с Лусио считаем, что его будущее совсем не в музыке.       — «Не всерьёз»? Я семь лет занимаюсь! — наконец нашёл слова Симон. — И вообще-то я участвую в том же конкурсе, что и Амбар, и мы оба имеем равные шансы на победу.       Симон перевёл взгляд на Амбар, ожидая от неё какой-то ответной реакции, но она сидела, потупив взгляд.       — Правда? — удивилась Шарон. Видимо, ей никто не говорил, что Симон занимается музыкой столь же серьёзно, как и Амбар. — Похвально, Симон, похвально. Тем более у тебя врождённый талант. Помнится, твоя мама, Зэбель, очень красиво играла на фортепиано.       К сожалению, Симон не застал свою бабушку при жизни, но вообще-то Шарон была не первой, кто говорил о таланте, передавшемся от бабушки к внуку. Сеньора Альварес смущённо мяла край юбки. Симон посчитал, что достиг справедливости.       — Может, ты что-нибудь сыграешь, Симон? — предложила Шарон, как будто не обращая внимания на происходящее. — Дебора, твоё фортепиано настроено?       Мама Амбар Дебора играла на фортепиано в далёком прошлом и даже купила новое несколько лет назад, но не играла на нём. Оно просто стояло в гостиной. Однако с него исправно стирали пыль и иногда вызывали мастера, чтобы он настраивал его.       — Да, конечно, — энергично закивала сеньора Смит. — Симон, ты хочешь нам что-нибудь сыграть?       — Нет, извините, — процедил сквозь зубы Симон, смотря на своих родителей. — Я не думаю, что смогу сейчас, нет настроя.       — Тогда давайте я, — сразу же вскинулась Амбар, то ли чтобы разрядить обстановку, то ли чтобы продемонстрировать свои таланты. В любом случае, Симон сжал кулаки от злости.       Вообще-то Амбар играла на скрипке, но так же могла и спеть, и сыграть что-нибудь не самое сложное на фортепиано. Под внимательными взглядами Альваресов, Смитов и Шарон и под уничтожающим взглядом Симона Амбар прошла к фортепиано, присела на стул и подняла крышку.       Симон ни разу не видел и не слышал, как Амбар играла на фортепиано, чаще всего она демонстрировала свою игру на скрипке, и, конечно, Симон не мог не слышать, как она пела, потому что Амбар пела почти постоянно. Ходила и что-то напевала себе под нос.       Сейчас Амбар начала играть «К Элизе». Это произведение Симон мог играть уже на третьем году обучения, но Амбар, кажется, действительно хотела просто разрядить обстановку. И как-то раз на входе в музыкальную школу Симон слышал, как Амбар разговаривала со своей подругой (Хасмин, кажется) и говорила, что очень любит Бетховена, а особенно — «К Элизе».       Стоит признать, получалось у неё хорошо, хоть и было ясно, что фортепиано — не её инструмент. В её защиту Симон мог бы сказать, что у Нико на фортепиано получается играть гораздо хуже, но, конечно, до уровня Симона ей ещё далеко.       Однако никто этого не знал, поэтому когда Амбар закончила, раздались хлопки десяти ладоней. Симон сидел с прямой спиной, делая вид, будто вообще не слышал, как Амбар играла.       Весь оставшийся вечер Симон молчал, отвечая на вопросы, адресованные ему, как можно короче и проще. Злость не уходила никуда. Его бесили все, находящиеся в этой комнате. Родители, потому что так и не поняли, что на самом деле для него важно. Родители Амбар, потому что позвали его на этот дурацкий ужин. Шарон, потому что лезет не в своё дело. Амбар, потому что просто существует. Лучше бы Симон сбежал отсюда ещё в начале, а теперь придётся сидеть до последнего.       Но всё-таки была хоть какая-то польза в этом вечере: Симон окончательно убедился, что обязан доказать всем, кто он на самом деле такой. ***       — Джим, милая, ты же знаешь, что я тебя очень люблю?       Джим подняла голову от книги, которую читала, на свою маму, стоящую на пороге её комнаты. Вообще-то это комната не только её, ещё здесь же жила Софи, но сейчас она куда-то убежала, так что Джим могла почитать. У сеньоры Медины сегодня выдался редкий выходной день, но до этого она спала, а потом очень долго разговаривала с кем-то по телефону, поэтому Джим не могла поговорить с ней. Но теперь она сама пришла к дочери в комнату и хочет начать разговор. Причём о чём-то явно не очень приятном, раз начался разговор с фразы «Джим, милая, ты же знаешь, что я тебя очень люблю?»       — Да, мам, конечно, я это знаю, — Джим отложила книгу и села на кровати, сложив ноги по-турецки. — Что-то случилось? С кем ты разговаривала?       Сеньора Медина кашлянула и села на край кровати рядом с дочерью. Джим напряглась ещё больше. Обычно её мама так себя не вела и если хотела о чём-то поговорить, говорила прямо, без всяких окольных путей и подобного. А сейчас она явно не могла собраться с мыслями.       — Ты ведь знаешь, что твоя тётя и её семья уезжали из города на некоторое время? — спросила она. Джим непонимающе кивнула. — Они вернулись недавно.       — Но мы ведь с ними не общаемся, — перебила Джим. — Ты с тётей Каролиной разговаривала по телефону?       — Да, с ней, — вздохнула сеньора Медина. — Я хотела поговорить с тобой по поводу поведения твоей кузины.       У покойного отца Джим были брат и сестра. Джон был самым страшим в семье, потом Альфредо, а потом Каролина. Джон и Каролина завели семьи, Альфредо же остался холостяком. Ещё в подростковом возрасте они очень плохо ладили между собой, а с возрастом связь стала ещё менее крепкой. Они поздравляли друг друга с днём рождения, но не знали даже, сколько лет детям друг друга. Джим даже не помнила, как зовут её кузину. Они жили в одном городе на протяжении многих лет, но учились в разных школах и жили в разных районах, поэтому редко виделись. А если и виделись, попросту не замечали друг друга. В последний раз Джим видела свою двоюродную сестру, когда той было пять, сама Джим на год младше, так что она понятия не имела, почему вдруг её мама решила завести разговор о ней.       — И что с ней не так? Я не видела её уже лет десять.       — Ну, в том-то и дело, — неуверенно продолжала сеньора Медина. — Она очень сильно изменилась с тех пор…       — Неудивительно, — пожала плечами Джим. — Сколько ей сейчас? Семнадцать?       — Да, семнадцать, — ещё раз вздохнув, согласилась мама Джим. — Мне звонила её мама. Мы уже несколько лет не разговаривали, со смерти твоего отца… Но она позвонила мне, чтобы рассказать о том, что делает Эмилия.       — И почему ты решила рассказать об этом мне? — всё ещё не понимала Джим.       — Я подумала… Эмилия ведь, как и ты, была просто обычной девочкой, а тут такое… Я переживаю, что ты бы тоже могла сделать что-то такое… уголовно-наказуемое…       — Уголовно-наказуемое? — опешила Джим. — Мам, я даже не помнила, как её зовут, пока ты мне не сказала. Естественно я не собираюсь нарушать закон по примеру моей двоюродной сестры, которую я видела последний раз в четыре года.       — Конечно, Джим, я понимаю это, — она заметно успокоилась, но всё ещё находилась в раздумиях. Возможно, разговор с Каролиной так на неё повлиял. — Я рада, что ты понимаешь, что нужно делать, а что нет. Некоторые дети в твоём возрасте считают себя слишком взрослыми и пытаются выразить свой юношеский максимализм очень разными и не всегда удачными способами…       Джим закатывает глаза, пока её мама продолжает ещё что-то бормотать себе под нос. Она всегда пыталась как-то объяснить поведение подростков, хоть Джим и не вела себя, как большинство из них. Ей были неинтересны побеги из дома, вечеринки и остальное, и вообще-то её мама об этом знала и всегда говорила, что у неё очень умная дочь. Но, кажется, эта Эмилия сделала что-то действительно уголовно-наказуемое, если речь зашла о том, что Джим может сотворить что-то подобное.       — Мам? А что именно сделала Эмилия? — спросила она. — Просто тётя Каролина не звонила нам уже несколько лет подряд, а тут вдруг появилась.       — Вчера Эмилия попала в полицию, — выдохнула сеньора Медина. Джим распахнула глаза от удивления. — Она и ещё троё подростков врезались в столб на машине, а до этого Эмилия пыталась проникнуть в дом одного влиятельного человека. Непонятно, что она хотела сделать, поэтому их отпустили. Машина была не её.       Вот этого Джим точно не ожидала. Она думала, что Эмилия, максимум, украла какой-нибудь блокнотик в магазине канцелярии, хотя и это было в понимании Джим слишком… опасно. Она сама в жизни не нарушала закон (переход дороги в неположенном месте не считается, это все делали хоть раз). И Эмилия, как бы давно Джим не видела её, не представлялась ей ярой нарушительницей закона. Она хотела проникнуть в чей-то дом? Врезалась в столб, разбив машину? Попала в полицию? Нет, это точно не про её двоюродную сестру.       — Оу, — это было всё, на что хватило Джим. — Тогда точно можешь не переживать, мам. Я не собираюсь проникать ни в чей дом, или с тремя друзьями попадать в аварию. Это не для меня, — они улыбнулись друг другу и вздохнули с облегчением. — Но, я надеюсь, с ней всё хорошо?       — С Эмилией? Да-да, конечно. В аварии никто не пострадал, в чей-то дом ей попасть не удалось, поэтому пока ей ничего не грозит. Не считая наказания от родителей. Но об этом мы вряд ли узнаем.       — Как думаешь, из-за чего она это сделала? — вдруг спросила Джим. Ей действительно стало интересно, что могло повлиять на то, почему вдруг Эмилия решила совершить преступление. Они не виделись уже больше десяти лет, но всё-таки были сёстрами, и Джим не хотелось бы, чтобы с ней случилось что-то серьёзное.       — Не знаю, милая, — задумчиво покачала головой сеньора Медина. — Может, просто что-то взбрело в голову. А может, у неё был какой-то замысел. В любом случае, на этот вопрос может ответить только сама Эмилия.       Они замолчали ещё на несколько минут. Джим захотелось увидеться с Эмилией и поговорить с ней. У неё была родная сестра Софи, но в силу разницы в возрасте, Джим не могла разговаривать с ней обо всём, о чём хочется. Софи была ещё маленькой, и их взгляды на некоторые вещи были слишком разными. У Джим не было близких подруг, с которыми она могла бы делиться какими-то своими мыслями, поэтому существование Эмилии могло скрасить её одиночество. Конечно, если бы они общались.       — А как твоя работа? Ты не очень устаёшь? — поинтересовалась сеньора Медина. Даже если бы Джим уставала, её усталость была бы в разы меньше усталости её мамы. Но работать в доме Наварро Джим нравилось.       — Нет, не устаю, — покачала головой Джим. — И Хорхе очень милый мальчик, мне нравится с ним сидеть. Правда, иногда мне кажется, что он умнее меня.       Они рассмеялись. Джим подумала, что никогда в жизни не станет нарушать закон, что бы у неё не случилось.