«No more need we corn and clothing, feel of old terrestrial stress;
Chill detraction stirs no sigh;
Fear of death has even bygone us: death gave all that we possess.»
Friends Beyond by Thomas Hardy
Когда он очнулся, небо было пасмурным. Над ним прокатывалась целая лавина из массивных и зловещих облаков. Они были слишком стремительны, чтобы хлынул дождь, однако Кенни ощутил опасный холодок на щеке и на той части шеи, где распахнулся его капюшон. Земля под его спиной была каменной. В этом году первые заморозки наступили на месяц раньше, и мерзлая почва нерешительно оттаивала и снова леденела вот уже несколько недель. В ноябре она станет совсем твердой, и то немногое, что еще осталось от жизни, вовсе покинет это место. А пока у Кенни это вызывало лишь боль в спине. Слишком часто здесь все перекапывали: ни растительности, ни травы, а ограждение по периметру участка сухое и шершавое от темпераментности погоды. Кенни так и не сдвинулся. Все зудело, он дрожал и ерзал, но оставался на прежнем месте. Откинув голову, он взглянул на внушительного размера надгробие с его именем торжественными и строгими буквами. И что же привело его к смерти на этот раз? Он не мог вспомнить. Должно быть, это произошло слишком внезапно. Кенни закрыл глаза и прислушался. Неподалеку зашелестел какой-то куст. Слышно, как кто-то клюет и возится в сухих ветках и листьях. Это могла быть какая-то птица; он не был уверен, все ли они уже улетели. Вместе с этим он мог слышать рев автомобильных двигателей на расстоянии, смутное напоминание о том, что где-то там, за деревьями, туманом и кучей мертвецов часы продолжают отсчитывать минуту за минутой. Хруст приближающихся шагов и лязг металла о засохшую грязь. Кенни слушал, как нарастают эти звуки по мере приближения. — Эй, пацан. Не вариант поискать другое место вздремнуть? Я и так уже имею дело с кучей трупов. Он не открыл глаза. Мужской голос звучал грубо и раздражительно. Такой тон оставил мало места удивлению и еще меньше каким-либо доводам. Это был человек, которого оказалось тяжело представить. — Но это моя могила. Мужчина и не подумал отступить. — Тогда, может, ты уже закончишь? Я не думаю, что мамочка оценит, если ты простудишься, лежа на холодной могиле дедушки Кенни, пацан. — Не пацан, — он распахнул глаза. Часто моргая от яркого света, блондин нашел мужчину взглядом и улыбнулся, — Кенни. Это был кладбищенский работник. Кенни мельком видел его раньше, он всегда носил кепку и комбинезон, не расставался с лопатой, вечно копался в земле, будь то выкапывание могил или садоводство. Кенни всегда предполагал, что он был старше. У него была тяжелая, громыхающая походка, которую Кен приписывал мужчинам средних лет. Однако парню перед ним точно не могло быть больше тридцати. И он, возможно, был даже красив при всей этой неряшливости, грязи и обидчивости на весь мир. Кенни это нравилось. Ему доставляло это лицо с выражением недовольства, когда мужчина понял, что оказался втянут в разговор, нравится это ему или нет. Сделав глубокий вдох, не менее грубый, чем все остальное, мужчина сказал: — Семейное имя? — Нет, мое, — указав на надгробие, Кенни повторил, — это моя могила. Он сам не знал, почему вдруг повел себя так настойчиво. Эта игра перестала быть интересной еще несколько лет назад. Кенни перестал играть в нее примерно в то время, когда заметил, что людское недоверие больше не забавляет. Оно размывает его, как скалы на морском берегу. И просто страшно, что, если продолжать в том же духе, вода смоет все и ничего после него не оставит. И все же он снова это делает, вновь открывается кому-то мимолетной прихотью. И он понятия не имеет, для чего все это. Садовник наклонился и перенес вес на воткнутую в землю лопату. Навалившись на ее конец обеими руками, он положил на них подбородок и проигнорировал то, как грязь перешла с перчатки на лицо. Это его вполне устраивало. Человек такой профессии вынужден постоянно пачкаться. Мужчина осмотрел паренька от надгробной плиты, парки и до потрепанных, жмущих по размеру ботинок. Вздернув бровями, он спросил: — Ты приведение? Это не было шуткой. Он был абсолютно серьезен. Это облегчило Кенни сердце. — Нет, я просто вернулся к жизни. — Должно быть, не в первый раз. Кенни за это время так и не пошевелился, но после этих слов вдруг приподнялся и навалился на предплечья. — С чего ты взял? Садовник пожал плечами и кивнул на могильную плиту. — Это стоит здесь уже тринадцать лет, если не больше. И либо у тебя дурная привычка, либо тебе нужно наверстать дохера упущенного. Сначала Кенни был слишком поражен, чтобы выронить хоть какой-то звук, однако потом солнечный смех внезапно полился из него фонтаном, что заставило садовника колебаться. Он не был уверен, высмеивают его или нет, но такой восторг определенно не мог быть чем-то подлым. Кенни поднялся на ноги. Отряхиваясь и похрюкивая остатками смеха, он улыбнулся мужчине и наконец спросил: — Как тебя зовут, старичок? Тот снова заколебался, но, в конце концов, ответил, — Стэн. — Стэн, — Кенни повторил, чтобы почувствовать на языке. — Стэн, ты священник? Стэн скривился. — Нет, я могильщик. — Понятно, — Кенни потянулся. — Хей, а какой сегодня день? — Четверг. — Пока еще октябрь? — Да. Стэн смотрел на него с каким-то наглым любопытством ребенка, которого еще не заставили придерживаться логике. Отвечал на вопросы Кенни кратко и резко, не желая знать, что за ними стоит. Кенни он сразу понравился. — Значит, можно не волноваться, — он ухмыльнулся. — Всего-то пару дней на том свете. Пока они стояли вот так друг перед другом, Кенни заметил еще пару деталей, как, например, мешки под глазами Стэна и запах виски в его дыхании. Но он также мог видеть настоящие наброски дружелюбия в его лице. И да, он оказался прав: этот человек был красив. Стэн в свою очередь не рассматривал Кенни с подобными мыслями. Брови его вечно хмурились, а сам он, возможно, видел перед собой лишь ребенка лет шестнадцати. Может быть, когда-то Кенни и был в порядке, но сейчас ему оставалось лишь расти внутренне, чему только мешала тяжелая участь случайной смерти. — Тогда тебе лучше возвращаться домой. Родители будут волноваться. Зная, что его родители, возможно, только сейчас вспомнят о его существовании, Кенни все равно согласился и кивнул. — Рад был встретить тебя, Стэн, — сказал он с улыбкой. Кенни произнес это так глубоко, так убедительно, что смог наблюдать, как Стэн опешил. И все же через мгновение садовник ему кивнул. Застегивая молнию парки и не теряя ухмылки, МакКормик развернулся к нему спиной. — О, эй, пацан. Кенни остановился. Он развернулся в пол-оборота как раз вовремя, чтобы поймать то, что ему бросили. Парень раскрыл ладонь и понял, что этим оказался Твикс. Кенни уставился на батончик и затем на мужчину. Стэн уже уходил. Склонив козырек кепки к своему лицу, он вытащил лопату из грязи и поволок ее за собой. Глаза Кенни метнулись обратно к руке, где пальцы уже вцепились в батончик. Щеки вспыхнули синхронно со смущенной ухмылкой. Разорвав обертку, он схватился зубами и сделал первый укус. После смерти шоколад чувствовался на языке очень сладким. Будто перебивал привкус могилы. На второй укус Кенни уже выпрямил спину и продолжил свой путь в сторону дома.***
Обладая бессмертием, Кенни почти ничего не получал. В очередной раз он вернулся чистым. На нем никогда не оставалось шрамов или иных увечий, указывающих на характер случившегося. Никаких доказательств о пребывании в загробной жизни. Все, что когда-либо происходило, оставалось позади. Ему нравилось иногда представлять себе, что где-то существует пустота, с годами постепенно заполняющаяся монетами, ручками, билетами или еще чем, что валялось глубоко в его карманах, когда он умирал. Или, что более вероятно, его друзья обыскивали тело всякий раз, когда сердце в нем переставало биться. Единственное, что всегда оставалось при нем — его оранжевая парка. Кенни не любил ее. Терпеть не мог оранжевый. Но эта куртка являлась его частью, такой же, как конечности или органы. Она росла вместе с ним, увеличивалась синхронно с возрастными цифрами, и даже если каждый атом его тела поддавался дезинтеграции, что проходило один или два раза за всю его жизнь, когда Кенни просыпался на собственной могиле, при нем всегда была его верная, апельсиновая парка.***
Кенни прищурился. Едва ли согревая, солнечные лучи ослепляли своей яркостью. Он не был уверен, где сейчас находится, но где-то в глубинах сознания звуки и запахи подсказывали, что солнце взошло не так давно. Точно. Он в очередной раз оказался здесь. Уже второй раз за неделю это произошло слишком быстро. Он сел. Прислонившись спиной к надгробию, Кенни тяжело простонал и постарался ухватиться за обрывки воспоминаний. Ни что иное, как взрыв. Тело по-прежнему пронизывает фантомная боль оторванных конечностей. И все-таки это один из лучших способов умереть; по крайней мере, он не является мучительно долгим. Голова гудела, парень огляделся по сторонам. Он оказался прав насчет времени суток. Кладбище все то же. Просто обычно в обед здесь гуляют посетители или проводятся церемонии захоронения. Если нет, то здесь одиноко располагаются цветочные букеты, подношения, а пьянящий аромат ладана напоминает о периодическом пребывании живых среди мертвых. По утрам все обстояло иначе. Ладан и свечи давно сгорели и остыли от пламени, а единственный звук — тревожащий листву деревьев ветер. Он думал о могильщике. Возможно, что Стэн пока еще не проснулся. Не было смысла оставаться здесь, боль все равно не утихала. Навалившись всем весом на надгробие, Кенни с тяжестью поднялся на ноги. Не было настроения куда-то спешить, вместо этого он бродил. Если смотреть из входа, его могила располагалась ближе к центру участка, который больше походил на парк, чем на кладбище. Если пройти чуть глубже, можно наткнуться на пруд, но это Кенни знал из чужих разговоров. Из них же у него было представление о примерном расположении домика работника кладбища, откуда как раз показалась человеческая фигура. Кенни наблюдал, как он приближается. Внимание Стэна было приковано к тачке, которую он выкатил перед собой, так что паренек оказался замечен в самую последнюю очередь. Темно-синие глаза взглянули так безразлично, что Кенни запереживал: неужто садовник его не помнит? В конце концов, Стэн нарушил тишину первым. — Ты рано. Сердце наполнилось облегчением, Кенни беспомощно улыбнулся. — У смерти нет расписания, — сказал он. — А то я не знаю, — Стэн хмыкнул в знак согласия, — что на этот раз? Верит ли Стэн ему на самом деле или же нет, Кенни это не волновало, и он продолжал дарить ему свою улыбку. Кто-то подыгрывает ему так долго, и это уже было счастьем. Потирая виски в попытках облегчить боль, он ответил, — полагаю, что сильно локализированная утечка газа. Стэн вдумчиво промычал. Так и не прокомментировав, продолжил катить тележку. Кенни шагнул следом, обращая внимание на ее содержание. Тачка была заполнена тыквами, светильниками и фейковой паутиной. — Хэллоуин? — Каждый ебаный год они заставляют меня заниматься этим, — хмуро буркнул Стэн, — самая суматошная ночь. — Серьезно? — Знаешь того засранца, который владеет тыквенным полем? — Спуки скелетон? — пошутил Кенни. Ответом он не помог, потому улыбнулся, когда Стэн наградил его взглядом отвращения за такую легкодоступную информацию. — Он также организовывает пешие туры в ночь Хэллоуина, — тон его понизился до ворчания. — Не может украсить свой собственный сраный тур. Ублюдок собственной блядской тени боится. Кенни усмехнулся и позволил глазам вновь устремиться в сторону, куда двигался Стэн. Путь уже был завален светильниками и прочими безделушками. Стэн с легкостью справлялся с декорациями, что намекало на годы практики. Если он работал на кладбище с тех самых пор, когда здесь появилась могила Кеннета, то достаточно давно. Быть может, в конце концов, он выглядит моложе, чем на самом деле. Кенни наблюдал, как он встает на скамью под величественно возвышающимся дубом, чтобы ухватиться за ветку. — Чем занимаешься на Хэллоуин? Подвешивая фонарь, Стэн пристально посмотрел на парня через плечо. И он отвернулся прежде, чем ответил на вопрос. — Ничем. — Отстой. — Я не тринадцатилетний мальчишка, что я должен делать? — Ну и насколько же ты тогда стар? — Достаточно стар. — Что за дерьмовый ответ? — Кенни взял из тачки тыкву и неосторожно бросил ее себе под ноги у случайного надгробия. — Я ведь и сам могу выяснить, знаешь ли. Стэн спрыгнул со скамьи и отряхнул руки. Как и во время их первой встречи, он смотрел на Кенни взглядом человека, которого ничего не способно впечатлить. — Так выясняй. — Какой ты скучный. Это его позабавило, и садовник хмыкнул. Схватив тележку за ручки, снова двинулся вперед, а Кенни, как верный пес, продолжил ходить за ним хвостом. Путь привел их к воротам кладбища, крепкой железной конструкции, прямо как у старой лаборатории Мефесто. Стэн позволял младшему помогать до этого, но у ворот заставил попрощаться. Кенни оглянулся назад, когда отошел на приличное расстояние. Стэн нашел лестницу в одном из аванпостов и теперь взбирался на боковую колонну с зловещим фонариком Джека в руке. Кенни заботливо присматривал за ним. Может, взбираться так высоко не было лучшей идеей для мужика, от которого несло таким стойким запахом алкоголя, однако Стэн все же повесил фонарик и благополучно спустился на землю. Он двинулся в противоположную сторону, и Кенни задумался об экскурсии «Спуки скелетона». Пожалуй, прогулка по кладбищу с привидениями могла оказаться приятным времяпровождением этим вечером. Возможно, ему повезет поглазеть на дом Стэна. После обеда он озвучил эту мысль своим друзьям. Никто из них не заинтересовался.***
Вопрос стал своего рода рутиной. Как стандартное «привет» при встрече, ну или «как дела?». Когда Стэн видел Кенни, то спрашивал, какой на этот раз была смерть и тот ему рассказывал. Их прогулки по двору не были долгими. Кенни оставался для Стэна лишь тенью. Постоянно преследующей, пока он работает. Время от времени парень пытался помочь, иногда Стэн ему позволял, но каждый раз их пути неизбежно расходились возле тех самых ворот, где Стэн каждый раз говорил ему «прощай». За это время Кенни узнал кое-что новое; с того дня, как они встретились, Стэну было двадцать девять лет. Он разведен. Он алкоголик, как и его отец. Он красивый, как и его мать. Почти никогда не смеется. Не очень общительный. Тринадцать лет копает могилы. Кенни хотелось быть ему другом. Марш ничего из этого не сказал ему лично. Он никогда не был открыт в плане своей личности, однако они оба жили в Южном Парке, где сплетни являлись чуть ли не отдельным видом валюты. Все, что Кенни хотел узнать, люди могли рассказать ему по одному лишь взгляду на кладбищенского работника. По намекам и едва заметным подсказкам, Стэн мог узнать о семье Кенни от генетического древа, до скелетов в шкафу. Но он либо никогда этого не делал, либо никогда об этом не спрашивал, потому что они всегда говорили только о тех темах, которые заводил Кенни. МакКормик отплатил ему тем же, и две недели превратились в двухмесячную традицию.***
Ему приснилось, что он тонет. На этот раз его разбудил дождь, маленькие капли воды, что ворвались в его сон, смешались с реальностью. Краем сознания Кенни понимал, что сейчас ему что-то снится, и следует проснуться, но он все равно цеплялся за сновидение. Вероятно, виновата в этом реальность, промокшая от дождя и такая холодная, что грязь превращалась в осколки черного льда у его ног. Впрочем, это не могло продолжаться долго. С каждой каплей на щеке сон стекал с него, пока Кенни не проснулся совсем грязным и замерзшим. Сделав глубокий вздох, он раскрыл веки, и перед глазами появилось ночное небо. Неудивительно, что ему показалось, будто он тонет; он промок до нитки. Парка так пропиталась влагой, что своим весом тянула его обратно в могилу. Джинсы тоже мокрые, перекрывают кровоток в его бедрах, пока они не начинают гореть и чесаться, как ошпаренные. Без сомнения, под тканью кожа его горела красным. Кенни словно прокляли ради забавы. Вернувшись к жизни, он чувствовал себя таким несчастным. Несмотря на темноту, ливень и стужу, еле волоча ноги, он двинулся дальше по кладбищу. Следовало поспешить найти укрытие, но у него просто не хватало сил. Этот вид зимнего дождя был самым худшим из возможных. Он избивал его, засыпая горстями снега и толкая в гадкий слой смертельного льда. Кенни был готов сделать денежную ставку, что следующей смертью будет падение. Черт, как же он ненавидел ломать шею. Он понятия не имел, который сейчас час. Непроглядное небо в январе имело диапазон от позднего вечера до десяти утра. Как бы то ни было, сейчас Кенни просто хотелось заползти в кровать и провалиться в сон до тех пор, пока все это не закончится, и на дневном небе вновь не засияет солнце. Он пошатнулся и, вскрикнув, случайно ступил ногой в лужу. Он верно прогнозировал, потому что под обувью плеснула не вода, а треснул лед. Понадобилась доля секунды, чтобы Кенни рухнул на землю. На этот раз он не просто проклинал все и вся… Он вопил. Сидя в леденящей воде, весь покрытый грязью, Кенни закричал. — БЛЯДЬ!!! ЕБАНЫЙ В РОТ!!! ИДИ НАХУЙ! ТЫ, ХУЕСОС, СОСИ ЯЙЦА, ПИЗ- В ответ над его головой рокотал гром, и на секунду Кенни показалось, что молния начнет хлестать его дрожащее тело электричеством снова и снова. Семнадцать лет… сколько раз он погиб? Вопль застрял у него в горле. Дождем смывало его крики. Кенни мог проклинать все, что угодно, и только небо способно его выслушать. Окоченевший, разбитый Кенни молчал, пока кое-что не попалось ему на глаза. Перед ним стояло дерево, а под ним та самая скамейка, которую Стэн использовал пару месяцев назад, чтобы повесить светильники. Ветки дуба такие же голые, как и в тот день, однако достаточно толстые, чтобы сформировать укрытие. На скамье сухое пятно размером чуть шире человека. На нем стояла корзина. Она не выглядела забытой, кто-то специально оставил ее здесь. Пошатываясь, Кенни добрался до нее. Деревянная крышка скрипнула, когда он ее открыл. Внутри лежал термос, одеяло и, к еще большей радости, фонарик. Сбросив с себя куртку, Кенни обернулся в затхлое, шерстяное одеяло. Кожа от него зачесалась, как от стирального порошка, но Кенни было плевать. Несмотря на заплесневелый запах, это подарило ему тепло, подобно горящей древесине или виски. Словно визитная карточка. Кенни зарылся носом и принюхался к запаху. В термос был налит горячий шоколад. Стоя под своим новым укрытием, Кенни принялся жадно глотать, не обращая внимания на обожженные губы. На языке могли повредиться ткани, и эти раны могли бы продолжить гореть уже после, но это стоило того, чтобы согреть грудь изнутри и вновь почувствовать кончики пальцев. Стэн оставил все необходимое, чтобы он смог добраться до дома. Но когда Кенни сжался и наконец продолжил движение, ноги повели его глубже в кладбище по направлению к домику, чье местоположение он уже знал. В конце концов, парень прошел чащу деревьев и обнаружил пруд. Он был глубже уровня земли, так что Кенни подкрался к краю. Дождевые капли пузырились на темной поверхности, разрыхляя берег, заставляя его сползать в зияющую пасть воды. Дом Стэна находился прямо за ним. Кенни впервые увидел согревающий и приветливый свет среди всей этой пронзительной мерзлоты. Он осторожно подошел к нему, крепко сжимая края одеяла. Этот дом располагался в шаге от остальной части городка, маленькая хижина из кампешевого дерева уютно устроилась среди сосен. Входная дверь с несколькими ступеньками запрятана в углу крыльца. Слишком темно, чтобы Кенни смог разглядеть детальней, однако окно в освещенную комнату находилось прямо возле входа. Кенни укрылся под небольшим навесом. С самого начала пути ливень только усиливался. Он звонко и назойливо барабанил по крыше над головой, но Кенни все равно смог расслышать фальшивые нотки радио через окно. Небольшая комната вмещала в себя одновременно как кухню, так и гостиную. Глядя на Стэна, Кенни шагнул ближе. Он заметил его в углу дивана с подобранными ногами и взглядом, что пристально изучал потолок. В руке он держал чем-то наполненный стакан. Отсюда Кенни не смог понять, чем именно, тем не менее было очевидно, что стакан далеко не первый; бутылка наполовину пуста. Кенни слегка постучал по стеклу. Понадобилось проделать это дважды, прежде чем фигура внутри двинулась. Стэн спокойно посмотрел на него и направился к двери. Кенни встретил его там. Стэн рассматривал его со стаканом в руке. — Полагаю, помирать от переохлаждения ты не собираешься. — Чувак, я могу зайти? Приглашая внутрь, Стэн отошел в сторону. Кенни проскользнул в дом мимо него, благодарно улыбаясь. В тепле мышцы мгновенно расслабились. Вздохнув с облегчением, парень опустился на пол и принялся стаскивать свои промокшие ботинки. — Спасибо за вещи. Ты меня просто спас, — сказал он, стуча зубами, — как ты узнал? Стэн смотрел на него с все тем же осторожным любопытством, с каким он наблюдал бы за тонувшей крысой. Сделав глоток, он ответил, — они говорили что-то о жуткой грозе в старшей школе. Я подумал, ты можешь появиться. Кенни уставился на Стэна с недоумением. Носки он тоже снял. При этом одеяло соскользнуло с его плеч и обнажило белую футболку. Он промок до нитки, и, хотя он старался расслабиться, тело пробивала мучительная дрожь. Кенни трясся и подрагивал, а его кривые зубы стучали громче, чем дождливая симфония за окном. Стэн впервые стоял перед ним, одетый не в униформу. Понадобилось мгновение, чтобы понять, что он носил свою рабочую одежду с такой же повседневной легкостью, с какой потел в выцветшей футболке. Стэн жил в этой униформе. Работа могильщиком давно стала частью его образа. Реакция Стэна в данной момент была сильно заторможена. Он не мог находиться в вертикальном положении, не наваливаясь на стену или мебель в качестве опоры. И пока он стоял посреди коридора, его заметно покачивало то взад, то вперед. Кенни должен был ненавидеть то, как он повторяет судьбу своего отца-пьяницы. Ему следовало сразу возмутиться, но сейчас, сидя на деревянном полу в этой тускло освещенной прихожей, в Кенни не было ни грамма ненависти к нему. С самого начала у него не получалось читать эту книгу под названием «Стэнли Марш». Кенни мог делать собственные выводы, замечая складку на лбу, изгиб рта или искривленность позвоночника, но он никогда не мог знать наверняка. Что происходило между ними в этот момент, когда они задумчиво всматривались друг в друга? Кенни понятия не имел, что это может значить. Понятно было лишь то, что Стэн ушел от него первым. Он открыл дверь кладовой в углу комнаты, вытащил полотенце, сменную одежду и все это бросил Кенни. — Думаю, тебе лучше сходить в душ. Не хочется, чтобы ты опять умер так быстро, — сказал он и кивнул в сторону двери прямо напротив входа, — я могу дать тебе куртку, чтобы ты вернулся домой в целости и сохранности. Будь здесь его друзья, они бы услышали от Кенни целую кучу грязных и пошлых шуток. Кенни даже сейчас пришли подобные мысли, но кое-что все же было иначе: он молча повиновался Стэну. Ванная выглядела совсем не такой, какой Кенни ожидал ее увидеть. Маленькая, тесная и тусклая от грязи, но дело не в этом. Чего Кенни совсем не ожидал здесь увидеть, так это то, что кругом на стенах были развешены небольшие витрины с проколотыми бабочками, сухими цветками и схемами растений. С мокрой одежды стекала вода и капала на плитку, но Кенни срочно понадобилось несколько секунд, чтобы сопоставить эту комнату с личностью, которой, как он себе представлял, является Стэн. Кладбищенский работник, алкоголик, а теперь еще и ботаник-дилетант? В этом не было никакого смысла, но все равно вызывало улыбку. Наконец, напор из тонких струй воды остался единственным весом, что Кенни чувствовал у себя на спине. Душ расслаблял мышцы, нервы, и парень дал себе минуту или две просто насладиться охватившим его теплом. И все-таки привычка слышать постоянные крики за дверью на тему оплаты счетов не позволяла долго бездельничать. Кран скрипнул, и пар от горячего душа был готов проводить Кенни до самого выхода. МакКормик старательно вытер волосы полотенцем. Взгляд проскользил по едва запотевшему зеркалу. Стоило раздеться, как от его личности и образа почти ничего не осталось. Одежда Стэна сразу же начала соскальзывать, как только парень ее надел. Длинный подол свитера свис бы до самых бедер, если бы не узел, который Кенни завязал на талии. С длиной рубашки под ним он уже ничего не мог поделать. Стэн обладал физиологией абсолютно взрослого человека. К тому же постоянно работал руками. Еще с первого взгляда Кенни заметил размашистые плечи и то, как плотно на нем сидит комбинезон. И теперь в отражении перед ним стоял какой-то детдомовский сирота, с чьих не таких широких плеч сползала рубашка и которого только-только привезли в новый дом; его физиологию не назвать иначе, как тело ребенка. Возможно, это было именно тем, что Стэн всегда в нем видел. Брови нахмурились от разочарования, и Кенни закинул полотенце на плечо, чтобы прикрыть свой недостаток. Наклонившись, он вышел из ванной комнаты, готовый вновь воссоединиться с ее владельцем. — Я так-то не представлял тебя в качестве лепидоптеролога, ты в курсе? Стэн стоял в своей крохотной кухоньке к нему спиной и с чем-то возился, когда Кенни вернулся. Услышав приближающиеся шаги, он заглянул через плечо. — Что это вообще, черт возьми, такое? Кенни протер полотенцем заблудившуюся каплю воды, что стекала по его шее. — Это типа крутой, модный термин для таких гиков, как ты, которые прокалывают бабочек в своей ванной комнате. — Оу, — двинувшись, Стэн немного споткнулся, но удержал равновесие, навалившись на кухонную тумбу, — они не мои. Последний человек, что жил здесь, увлекался этим. И я так их и не убрал. После сказанного Кенни уставился на него. С ошарашенным видом он позволил глазам сделать путешествие во времени, проскальзывая по всей комнате. Старомодные декорации, далеко не новое радио, бесчисленное количество книг по ботанике, что лежат на полках над диваном, шерстяное одеяло — все это формировало одну большую историю. И эта история принадлежала совершенно другому человеку. Боже, даже собственный дом ему не принадлежал. — Все эти годы, что ты здесь находился, ты ничего не изменил? Похоже, самого Стэна это не беспокоило. Он продолжал заниматься своим делом спиной к Кенни. — Ничего не заменил, — поправил он и наконец повернулся с тарелкой в руках. — Голоден? Он приготовил бутерброды с жареным сыром. На плите стояла еще одна порция. Кенни молча взял предложенную тарелку, его желудок заурчал, подобно уличному шторму. Кенни расположился на диване, поставив тарелку на кофейный столик, однако не съел ни кусочка, пока Стэн не подошел и не присоединился к нему. Слушая, как водяные капли разбиваются о крышу, они приступили к молчаливой трапезе. Эти смертоносные тучи и гром, скорее всего, пришли со стороны гор. Они могли слышать приглушенное громыхание на расстоянии. Ближе к дому только нескончаемый ливень и включенное радио. Отставив тарелку в сторону, Кенни заметил, что его охватывает странное чувство уныния. — Эй, могу я спросить кое-что? Стэн не ответил, но поднял взгляд и кивнул. Благодарно улыбнувшись, Кенни продолжил, — почему ты мне доверяешь? Стэн задумчиво прожевал бутерброд, прежде чем дать ответ, — не должен? — Нет, я… — Кенни ляпнул, не подумав, и замешкался. — Признай, звучит безрассудно. Стэн закончил есть и снова взялся за стакан. Пока Кенни мылся в душе, он успел его наполнить. Откинувшись на диване, он сделал глоток и устремил свой взгляд в пустоту. — Ну да, — промямлил он в край стакана, — и все равно это не самое странное, что я слышал. Стэн собирался оставить сказанное без пояснения, вот только Кенни не был с этим согласен. Расположившись в углу дивана, он подобрал ноги и согнул колени, уговаривая Стэна продолжить одним только взглядом. Поначалу Стэн выглядел так, будто собирается ему отказать, но через мгновение передумал. — Думаю, однажды мне довелось встретиться с Сатаной. Брови Кенни подлетели от изумления. — Ты что? — Да, он пытался объяснить мне природу искушения и человеческих пороков, — Стэн фыркнул и почесал свой щетинистый подбородок. — И ведь отлично срабатывает. — Чувак. Уголки рта Стэна слегка вздрогнули. Это можно было считать за улыбку. — В Южном Парке ежедневно происходит всякое безумное дерьмо. Ты говоришь, что восстал из мертвых, так почему бы и нет, черт возьми? — Внимание Стэна вновь обратилось к невидимым буквам на потолке. — А вообще я знаю одного парня, которому пришлось пройти через нечто подобное. — Правда? Кто? — Ты его не знаешь, — недолго думая, ответил Стэн и таким образом поставил точку в своем рассказе, — уже поздно. Тебе, наверное, скоро придется возвращаться. — Но дождь еще не закончился, — измученно заскулил Кенни. Он наклонился вперед, удерживая зрительный контакт. И принялся делать все, что так часто способно очаровать любую девчонку в его школе. — Мне нельзя остаться? — продолжил Кенни мягким, бархатным голосом. Но Стэн не учился в его школе. Он был взрослым. И каким бы он ни был в общении, опытным или не очень, Стэн всегда чувствовал, когда им пытались манипулировать. — Нет, — отчеканил он. — Завтра тебе на учебу. — Завтра суббота, — Кенни попробовал еще раз. — Твои родители будут- — Им плевать. Выражение лица Стэна искривилось и сморщилось, как ветви старого дерева. Для Кенни это также не стало доходчивым аргументом. Оба они понимали, что нужно сказать, но ни один из них не хотел это слышать. После короткой паузы Стэн стиснул зубы. — Послушай, пацан. Ты сам подумай. Я — двадцатидевятилетний мужик, — ему нравилось говорить о своем возрасте с таким выражением, будто между ними разница еще на десять лет больше. — Я живу один у черта на куличиках. Ты не можешь просто вот так взять и завалиться ко мне домой, люди будут- — Да пошли они нахуй, — перебил Кенни и нахмурился, — и ты иди нахуй. Хватит уже звать меня так. Пацан. Он успел возненавидеть это слово. Стэн остановился. Не припомнил, чтобы до этого Кенни так резко ругался. Это произвело некоторый эффект, потому что Стэн отбросил снисхождение, оставив только искренность. Наклонившись вперед, он повернулся к парню лицом, как к себе равному. — Кенни, — четко и неторопливо произнес он. Такой тон был способен пронзить собеседника. — Ты обязан подумать над этим. Кенни закраснелся. — Нет ничего такого в том, что я просто переночую здесь. Я могу занять диван, — внезапно для него это стало очень важным. Словно в той непроглядной темноте скрывается монстр, намного страшнее, чем шторм. Кенни вдруг стало страшно от осознания, что монстр был на воле, готовый напасть, в тот момент, когда его спасли найденные корзинка для пикника и одеяло. Кенни мог бы вернуться домой, но там у него ничего нет. Здесь же ему было тепло. У него был Стэн. — Пожалуйста, Стэн? — упрашивал он, — прошу, не прогоняй меня, — в голосе слышались тревога и безысходность. Опять же он чувствовал, что открывается ему еще больше, чем несколько месяцев назад. Что-то в Стэне заставляло его обнажаться снова и снова. На этот раз молчание Стэна было иным. Он не погрузился в собственные мысли, он был целиком и полностью поглощен Кенни. Нахмурившись, он сжал губы в тонкую полоску. — Спишь на диване. И уходишь при первой же возможности. Кенни в миг засветился от счастья. — Да! — И только потому, что на улице дождь. — Конечно. К огромному удивлению брови его перестали хмуриться, и на лице показалась улыбка. Настоящая, полноценная улыбка. Это словно разрушило саму анатомию лица Стэна, показывая новые изгибы и пробелы в мышцах, которых Кенни не видел прежде. Один миг сделал Стэна моложе на несколько лет, и Кенни мог представить его в роли своего одноклассника или даже друга-ровесника. Что уж там, парень на секунду поверил, что это и правда может произойти, но внезапно эмоция погасла, годы жизни увеличились на глазах. Стэн отодвинулся к своему месту на диване и опустился на подушки из тартановой ткани. Кенни был очарован. Он чувствовал, как смущенное лицо готово треснуть, если ничего не предпринять. Балансируя на ладонях, парень пересел на колени. Он наклонился недостаточно близко к Стэну, чтобы загородить остальной вид, но достаточно, чтобы тот увидел его боковым зрением. — Стэн… — М-м? — Можно тебя обнять? Стэн фыркнул. Его веки скользнули вниз. — Нет. Кенни не ожидал ничего другого и все же удрученно цокнул языком. Он тихо улегся рядом, и их руки прижались друг к другу. Стэн и пальцем не пошевелил, чтобы это исправить. Дождь отбивал ритм на крыше над их головами. Радио издавало тихие нотки клавиш пианино. Кенни уснул на плече Стэна.***
Стэнли переехал в хижину в самой дальней части кладбища около пяти лет назад. Он прибыл утром и начал плавно переходить в жизнь человека, чья роль в мире заключается в том, чтобы «подносить другим людям чай». С собой он привез не так много вещей. Ему почти нечего было взять. Когда дело дошло до разделения брачного имущества, Стэну досталась лишь небольшая коробка со старой одеждой, дисками и гибсон гитара. В свое самое первое утро он сделал слишком много кофе. Когда он приготовил обед, снова переборщил с количеством. Однако со временем порции уменьшились. Стэн стал закупаться с расчетом только на себя. Он стал привыкать к одиночеству.***
Кенни проснулся от шума воды. Она капала из кухонного крана, просачивалась по водостоку на крыше, тревожилась от утреннего ветерка на водяной глади пруда и луж. Парень мог слышать, как из треснувшего окна доносится чириканье птиц. Тихое щебетание, возможно, силилось привлечь внимание давно знакомого могильщика. Утреннее солнце просочилось сквозь стекло и улеглось прямым лучом света по центру комнаты, где дотронулось до лица Кенни. Когда он открыл глаза, то первым делом окинул взглядом пустые тарелки, бутылки, грязные поверхности кухонных тумб и часы на подоконнике. Он поморгал, силясь избавиться от сонливости. Он едва смог разглядеть мутные стрелки на аналоговых часах, что показывали девять утра. В какой-то момент ему пришлось заставить себя перевернуться на спину. Под голову была подложена подушка. Не комковатая тартановая подушка, которую он выбросил на пол, как какой-то мешок картошки, а подходящая для сна. Она нуждалась в стирке, зато пахла Стэном. Одеяло, должно быть, тоже с его кровати, так как на ощупь мягче и тяжелее, чем то, что Кенни вытащил из корзинки. Опустив взгляд, Кенни смог разобрать на нем узор в виде набросков трав, каждый из которых подписан; базилик, эстрагон, петрушка, чеснок, шалфей. Похоже, предыдущий работник кладбища был милым пожилым человеком. Кенни с тяжестью перешел в сидячее положение. Глаза искали Стэна, но здесь его не было. Колени хрустнули, когда он встал на ноги: новое тело — новые «болезни роста». Размяв шею, парень отправился на поиски хозяина дома. Стук ступней о пол был похож на лапы. Кенни пробежал кухню, прихожую, добрался до слегка приоткрытой двери в ванную и в конце пошел к последней оставшейся двери в доме. Она скрипнула, когда он осторожно ее открыл. В нос ударил густой, стойкий аромат человека, что так часто находится в этой закрытой комнате. Света в ней изначально не было; часть проникла из гостиной через проем. Все до единого окна затянуты занавесками. Кенни смог разглядеть очертания рабочего стола, комода и спящего Стэна, что распластался вниз лицом на голой кровати. Это оказалась единственная комната, по которой можно было понять многолетнее присутствие Марша. На полу разбросана ношенная одежда, бутылки, обертки и прочий хлам, что так и не попал в мусорку. Шагнув глубже, Кенни увидел рассортированные диски на столе, но скудный свет не позволил прочесть названия на обложках. На комоде LP проигрыватель, а в углу гитара, рядом с которой в воздухе летали пылинки, приземляясь на случайные поверхности. Кажется, Стэн умудрялся на днях уделять немного времени музыке. Вся эта атрибутика могла принадлежать и эксцентричному ботанику-предшественнику, но в глубине души что-то подсказывало, что это все принадлежит именно Стэну. Стэн спал глубоким, непробудным сном человека, который слишком часто пьет. Он не проснулся ни когда Кенни вошел, ни когда он начал исследовать его спальню. В конце концов, парень добрался и до него, присев на корточки у изголовья кровати. Стэн издавал глубокий храп и ни на что не обращал внимания. Положив голову на руки, Кенни какое-то время просто наблюдал за ним. Трудно было разглядеть что-то в тени, но контуров лица и слабого трепетания ресниц было достаточно. Приложив пальцы к его уголкам рта, Кенни потянул за них, стараясь изобразить улыбку. — Хей, Стэн, — пробормотал он, мягко дотронувшись до чужого плеча. — Я сейчас ухожу. Стэн хрюкнул. Короткая икота в дыхании, дальше снова храп. Кенни прикусил язык и сдержал себя от того, чтобы потянуться и крепко стиснуть его. Ему нужно выспаться. Кенни поддался лишь одному искушению. Ненадолго он позволил своим пальцам зарыться в темные волосы. Мягкие на ощупь, они сползали с шеи Стэна, как ленты. Челка на лбу спуталась в узелки. Кенни хотел тронуть ее, но опять воздержался. Наконец, он встал на ноги. Вернувшись в гостиную, он взял постельное белье с дивана и как можно аккуратнее вернул его на законное место. Когда одеяло мягко приземлилось на Стэна, он слегка дрогнул, но не проснулся. Кенни оставил его спокойно спать, осторожно закрыв за собой дверь. На выходе его ждал полиэтиленовый пакет. Заглянув внутрь, Кенни обнаружил мокрое месиво из его скомканной одежды. Ботинки стояли на коврике у двери. От них несло промокшей собакой, и они хлюпали, когда Кенни их надевал. Противное чувство заставило съежиться, но он стерпел. Вместе с этим, его парки здесь не было. Он выбросил эту проклятую вещь еще возле скамьи, будучи слишком взбешенным, чтобы тащить ее с собой. Здесь его поджидало кое-что еще. Стэн повесил коричневую куртку на дверную ручку. Как и вся остальная одежда, куртка была поношенной и выцветшей, однако на этот раз здесь крылось нечто большее. Она наверняка была очень старой, при этом на два размера меньше, чем мужчина, которого Кенни знал. Рукава идеальной длины загнулись чуть дальше запястья, когда он ее надел. И она не висела на нем, когда Кенни протянул бегунок молнии до самого верха. Изношенная подкладка мягко коснулась кожи. Руки из любопытства нырнули в карманы. — Дурная привычка. Он подпрыгнул, руки тут же сдались и подлетели в воздух. Кенни повернулся так медленно, словно под прицелом вооруженной охраны. При виде Стэна, лениво облокотившегося на дверной косяк в коконе из одеяла, Кенни обезоруживающе улыбнулся. — Прости, разбудил? — Не, — Стэн зевнул, прогоняя сонливость. — Тебя проводить? Кенни кивнул. Вспомнив о куртке, он спросил, — уверен, что мне можно взять? Стэн дошел до порога. Он передвигался сонно, одеяло тянулось за ним по полу, подобно шлейфу невесты, — можно. Все равно мне мала. Можешь оставить себе, если нравится. Он произнес это так непринужденно, что Кенни показалось, его лицо опять треснет. — Что ж, подумаю над этим, — ласково пробормотал он в ответ, — спасибо, что разрешил мне остаться. Должно быть, Стэн проснулся только наполовину, потому что, когда Кенни вышел за дверь, он почувствовал теплую руку на своей голове. Стэн небрежно взъерошил ему волосы. — Береги себя, Кен. Кенни понадобилось время, чтобы прийти в себя. Закрасневшись от счастья, он натянул на нос красный воротник и вдохнул аромат. Утренняя прохлада обратилась серебристым паром у его губ. Она вновь украла возможность ощущать кончики пальцев. Схватив пакет со своей одеждой, он спустился по лестнице, а потом заметил их. Члены семьи Стотч, что стояли с другой стороны пруда, глядели на него. Бабушка Баттерса умерла в прошлом году. С белоснежными лилиями в руках они стояли перед ее могилой. Сознание Кенни тут же отрезвело, и он, здороваясь, поднял руку, когда понял, что не получится их избежать. Баттерс и его родители помахали в ответ. Глядя на их лица, можно было прочесть их мысли.