***
Через несколько недель Кенни снова стал приходить к Стэну домой. После того случая он больше не добирался до кладбища на своих двоих, но, когда Смерть замахивалась блестящей косой, Стэн, пахнущий дешевым солодовым ликером и сосновой древесиной, ждал его там. Мало чем можно было заняться среди могил. Как всякая живность продолжала свою глубокую спячку, так и земля оставалась мерзлой, а растительность мертвой под стать кладбищу. Стэну оставалось бродить по двору подобно обычному посетителю, и только поющие малиновки составляли ему компанию. Кенни мог застать его за расчисткой снега или подстриганием лазящих кустарников зимнего жасмина. Заводил разговор и с дыханием, точно дымом горящего топлива, рассказывал Стэну, как умер на этот раз, и так постепенно это снова стало обыденностью. Стэн начал приглашать его на кофе. Не сказать, что он делал это уверенно. Ни один из них не мог игнорировать едва уловимые изменения в отношениях между ними, устойчивые и необратимые, как само понятие времени. Оно шло, и скоро парни вновь привыкли друг к другу. Они чувствовали себя комфортно, не стеснялись выражаться бесстыдно и дерзко. Посетители и работники заупокойной службы видели их вместе время от времени, но Стэн с легкостью не придавал значения их перешептываниям. Кенни понял, что, в отличие от него, Стэн привык как к максимуму, так и к минимуму внимания. Более того, он научился не переживать по этому поводу. Он знал, что это нужно переждать. Для Кенни все было иначе. Не то чтобы его волновало, что люди о нем думают. Только то, что раньше это никогда не доставляло проблем. Кенни не обладал такой терпеливостью, как Стэн. Вел себя отстраненно, неловко увиливал, когда люди обращались к нему с этой темой. Становился жертвой повествования, что не было образом, который он мог бы нарочно отыгрывать или перестать. Переживал, что только подливает масла в огонь. Переживал, что этим самым склоняет Стэна к еще большему алкоголизму, а на деле, когда люди видели их сидящими на скамье под дубом или идущими в сторону тех самых железных ворот, Стэн обращал на них не больше внимания, чем на надгробия. Таким образом с помощью Стэна Кенни начал расслабляться. Кенни был начеку только тогда, когда находился в школе. Он избегал кабинетов психолога, директора и учительской. Те люди, в свою очередь, знали куда больше, чем должны были. И иногда Кенни все же попадался. Учителя могли задержать его после урока или поймать в коридоре. И каждый раз, когда это случалось, они повторяли одно и то же: «поговори с Венди. Она разбирается в этом лучше любого из нас.» То, кем она является, недолго оставалось загадкой. Кенни собрал кусочки пазлов воедино, надежно спрятал в карман, и вскоре они прожгли дыру в ткани. Однажды это вылилось из него, разбрызгиваясь, как вода, на пол Стэна. — Я, кстати, знаком с твоей бывшей женой. Стэн остановился. Руки, держащие кофе-фильтр, замерли на полпути к подставке. Парни сидели на кухне. Кенни лежал на сложенных предплечьях, наблюдая за мухой, спокойно ползущей по столешнице. Стэн стоял с другой стороны. Между ними две одинаковые чашки, обе белые, как жемчуг. Кенни развернул их ручками в виде сапфировой стрекозы друг другу. — Венди? Кенни кивнул. Стэн быстро пришел в себя и вернулся к делу. Но что-то вдруг изменилось. Впервые кто-то из них признал ее существование или кого-либо еще за пределами кладбища. — Она миленькая, — сказал Кенни, прогладив пальцем изгиб ручки на чашке. Стэн сначала усмехнулся, потом ответил, — она куда лучше. — Так и почему вы расстались? — Я куда хуже. — Ох, да брось. Но Стэн продолжал улыбаться. Включив кофеварку, он уселся напротив Кенни. Это была нежная улыбка, означающая принятие. Стэн помнил о своем браке только хорошее. Если когда-то и были обиды, они исчезли несколько лет назад. — Планы Венди включали в себя нечто большее, чем Южный Парк. Мои — нет, — сказал он, пожав плечами, — может, тебе это покажется глупым, но так бывает. Ты поймешь, когда- — Когда вырасту? — перебил Кенни, изогнув бровь, что только позабавило Стэна. Тот прижал пальцы к губам, затыкая самого себя, и поклонился в качестве извинения. — Это всего лишь Денвер. Мне кажется, ты смог бы добиться не меньшего, если бы только захотел. Опустив взгляд на чашку, Стэн повторил движение пальцем вдоль ухабистого хвоста стрекозы. — Видимо, не захотели. Кенни смотрел на него, любовался тем, как луч утреннего солнца придает его губам и щекам алый оттенок, подчеркивает красивый цвет глаз. Этот человек, чей нрав был растущим и убывающим, словно луна, который, возможно, и дня не провел с чистыми, расчесанными волосами, с кем ему было комфортно, кто пустил его в свою жизнь без суда и следствия. В этот момент Кенни не смог понять, почему Стэн перестал бороться. Тем не менее, все, что удалось Кенни, это закусить ноготь и выронить слабое эхо произнесенных Стэном слов. — Видимо, нет. Затем они затихли. Кофеварка щелкнула за спиной. Стэн повернулся, чтобы взять черный кофе и разлить по чашкам. Он не покупал молоко. Не видел смысла, раз быстро портится. Кенни не возражал. Вкус горький, как бы то ни было. На месте, где они расположились, было тепло и удобно, но разговор по-прежнему витал в воздухе вместе с паром от чашек. Тяжко признать самому себе, что нарастающее внутри чувство не что иное, как раздражение. Обхватив стрекозу пальцами, Кенни не мог не задаться вопросом: за что стоит бороться, если не за брак? Уж точно не за такие хрупкие дружеские отношения, как у них. Свои мысли он высказал. Необходимо было заполнить возникший пробел, и парень спросил первое, что пришло в голову. — Так откуда ты знаешь Кристофа? Стэн снова навалился на столешницу. В такой позе между ними почти не осталось места. — Его отец был предыдущим могильщиком. — Не мистер Травка. — Мистер Травка? — Дружелюбный старичок, чьей жизнью ты завладел. — А… точно, — сказал Стэн, с улыбкой вздрогнув. Секунду спустя мысли вернулись к нему. Адресовав Кенни недоверчивый взгляд, он спросил, — мистер Травка. Лучше не мог придумать? — Заткнись. Я полжизни провел в состоянии, когда мой мозг был буквально мертв, — Кенни отбивался от смеха Стэна. — И теперь ты приходишь и разрушаешь мое представление о дружелюбном соседе-ботанике. Санта Клаус в зеленых шмотках не катит, если он угрюмый француз. — Ты говоришь о его матери. — Мама Санты была угрюмым французом? — Почти. Мама Кристофа. Он вырос с ней, — Стэн не переставал смеяться, и это было самым прекрасным в их разговоре. — Вообще-то мистер Ганьон был канадцем и разведенным. Иначе описание вышло бы довольно точным. — Я знал парня, чья оплошность привела к разводу. Каждый раз виноваты родители. — А что, разве не так? — пробормотал Стэн перед тем, как коснуться кофе губами. — Кристоф в порядке. Чувак больше меня любит копаться в грязи. Мы называли его Кротом. — Тоже могильщик? — Контрактор, — Стэн отвел взгляд в сторону. — Хотя знаком я с ним уже целую вечность. — Так это он тот самый чел? О которым ты говорил, якобы он восстал из мертвых? Стэн разглядывал Кенни долгую секунду. Убрав чашку от лица, он отставил ее с легким стуком фарфора о поверхность. — Когда нам было лет восемь, мы с Кристофом пытались проникнуть на шоу для американских солдат. Хотели вызволить наших любимых звезд телевидения. Не знаю, довелось ли тебе услышать, но тогда из-за тех парней, Терренса и Филиппа, мы были довольно близки к войне с Канадой. Кенни раскрыл рот от удивления. — Терренс и Филипп? Чувак, я угарал по ним. Они сделали мое детство, — он тут же вспомнил что-то еще. — Погоди-ка, сопротивление. Так это вы? Охренеть, чувак, ты в курсе, что о вас говорят на Обратной Стороне Успеха? Стэн неловко замешкался от того, сколько трепета звучало в чужом голосе. — Ага, я, Кристоф и тот чувак, Грегори, по обмену из Англии. Кстати, Венди тоже была там. Мы вытащили их и тайком перевели через границу. — Кенни одобрительно просвистел, что заставило Стэна усмехнуться. Но улыбка исчезла, как только чашка опять прислонилась к губам. Он сделал еще глоток, и Кенни повторил его таким же движением Адамового яблока. Стэн помрачнел. — Впрочем, нас было не так много. В процессе Кристофа обнаружили и насмерть загрызли сторожевые собаки. До сих пор помню то, как он умирал у меня на руках. У Кенни перехватило дыхание. — Дерьмо, — сказал он. Стэн только кивнул. Они пили свой кофе молча до тех пор, пока он не решил продолжить. — Кажется, нам свезло. По-видимому, пока он был мертв, успел отговорить Сатану от того, чтобы подняться на землю, устроить Ад на земле и прочую хрень. Кристоф никогда не вдавался в детали, но, похоже, в обмен на какой-то первоклассный совет по отношениям Сатана вернул его к жизни, — закончил Стэн. Постукивая пальцами по столу, он поднял на Кенни застенчивый взгляд. — Знаю, звучит безумно. Кенни лишь улыбнулся. — Вовсе нет, — ответил он. — Все мы встречали Сатану. На его любовном фронте творится черти что. — Кристоф не лучше. Чтоб этих женатых мужиков. Нам повезло, что он еще с нами, — фыркнул Стэн. — У каждого свои демоны. Даже у Демона. Сказав это, он пожал плечами. Даже его эти слова не задели за живое. Кенни промычал свое согласие в край чашки. Он смотрел на Стэна, потупив взгляд, и понимал, что все это правда. Хорошие или плохие в любви, никто из них не попадал на небеса. Среди утренней тишины и скрежета коротких ногтей о столешницу, гнев Кенни снова пускал корни. В короткий промежуток самоконтроля Кенни думал, что один взгляд Стэна заставит его утихомириться, но тот на него так и не посмотрел.***
В конце концов она поймала его за курением во время прогула урока истории. Он должен был понести наказание, но Венди лишь улыбнулась, словно наткнувшись на старого друга в продуктовом магазине. Она не попыталась заманить его в свой кабинет — была выше этого — но скинула куртку на заснеженные ступени и присела рядом. Кенни осторожничал и держался на расстоянии от нее, как животное жалось к углу запертой клетки. Она не стала просить его затушить сигарету. Не потребовала вернуться обратно в класс. Венди просто продолжала улыбаться и беседовать с ним. Он заметил этот присущий всем терапевтам тон еще с первой встречи, однако голос Венди успокаивал, даже когда она его не использовала. В разговоре наступило затишье, и Кенни упомянул то, что тревожило его с тех пор, как он выбежал из ее кабинета две недели назад. — К слову, спасибо за беспокойство. Она ждала, что он поднимет эту тему. Скрестив руки на коленях, Венди наклонилась вперед, и Кенни сразу понял, что ее поза показывает готовность к профессионализму. — Это насчет Стэна. Звучало так заезженно и предсказуемо, что аж раздражало. — Да, насчет него. У вас там конкретные разногласия по поводу интересов. — Я здесь для тебя, Кенни, а не для Стэна. Я предпочитаю не разглашать наши отношения, так как это не является уместным. — Директор Форд для того нанял тебя, чтобы определить, является ли твой бывший сексуальным маньяком, — возразил он. — Я сидел в твоем кабинете и говорил об этом парне минут тридцать, и теперь то, что вы были женаты считается неуместным? — Вытащив руки из карманов, он обтерся ладонями о лицо. — И тебе это не кажется хоть немного странным? Венди глазом не моргнула. Повернув голову, чтобы проследить за движениями Кенни, она ответила, — директор Форд нанял меня, потому что я знаю свое дело, — она перенесла свой вес на руки и обхватила себя ими, сохраняя тепло. — Даже очень, но только в том случае, если ты готов сотрудничать. Знание о том, какой Стэн человек, лишь помогло воспринять ситуацию более объективно. — Да ты ни хера о нем не знаешь. И как бы сильно не хотелось, утверждать, что она ничего не знает о Стэне, он не мог. Они выросли вместе. И, возможно, она знает о нем больше, чем когда-либо сможет узнать о нем Кенни. Он не мог сделать лицо проще, чтобы не выдавать мыслей. Венди видела это, обрабатывала информацию. Взгляд ее смягчился и выразил понимание. Кенни был счастлив иметь повод отвлечься в виде сигареты. — Кенни, ты в обиде на меня за то, что я рассталась со Стэном? Потрясный вопрос. Шаркая ногами в осадках и грязи, он вдохнул так сильно, точно задыхался. На нее Кенни не смотрел. — Я не виню тебя за то, что ты его бросила, — произнес он вместе с дымом, не разжимая зубов. — Я знаю этого парня. Он не подарок, — устремив взгляд на футбольное поле, Кенни вспомнил термин, услышанный ранее. — У него свои демоны. На секунду показалось, что Венди удивлена такое слышать, от профессионализма и следа не осталось, на лице засияла улыбка, выражающая глубокую признательность. Кенни понял, что все те разы, когда она показывала характер, были фальшивкой. Ей удалось одурачить его, но теперь он впервые застал ее врасплох. Столь же быстро маска вернулась к ней. — Ты не должен винить и обижаться на меня. Сигарета согнулась и сломалась. Вздыхая, он бросил ее под ноги и втер в землю поношенным ботинком. — Ладно, хорошо, может, мне хотелось, чтобы кто-нибудь оставался рядом с ним. И я не говорю, что это должна быть ты. — Ты хочешь, чтобы этим человеком был ты? — Наверное… да… Не знаю. Кенни не знал, почему вообще говорит об этом. Она взглянула на него с искренним сочувствием и поделилась кусочком правды. — Мы со Стэном никогда не думали, что придем к такому. Я хотела быть ему партнером и терапевтом, но не смогла быть и тем и другим одновременно, — призналась Венди. — Как не можешь и ты. — Я и не пытаюсь. — А что насчет тех демонов, которых ты упомянул? Кенни засунул руки глубоко в карманы и метнул на нее тревожный взгляд. — Слушай, у меня нет комплекса Мессии или навязчивой заботливости, или еще какого диагноза, который ты там, блядь, собралась мне поставить. Я знаю, что если Стэн захочет исправиться, он сделает это сам. Неужели так сложно поверить в то, что, каким бы он ни был ебанутым, я хочу быть с ним? — А что насчет тебя? — Что насчет меня? — Что ты будешь делать до тех пор? Собираешься слоняться вокруг на случай, если он поменяет свои взгляды? Они пошли уже на второй круг, и это в самом деле начинало надоедать. Кенни сдерживал свои эмоции по привычке, но уже делал это сверхурочно. Неудивительно, что он сорвался. — Ты знаешь, что я все время курю здесь, и всем насрать? И не потому, что никто меня здесь не видит, — чтобы подкрепить свою точку зрения, Кенни вытащил из пачки еще одну сигарету. Он стащил их у отца вчера вечером, пока тот валялся на диване без сознания. Американская легенда; на вкус, как сажа и смесь химикатов. Кенни поджог ее и заглянул Венди в глаза, после позволил дыму смешаться с потоком слов, как это делал Кристоф неделями ранее. — В прошлом году я целый месяц не появлялся в школе. И опять всем насрать, — голос напрягался все больше. — Сраный Герберт Гаррисон разбивает мне голову прямо на ебаном школьном дворе за то, что я испортил его перчаточную куклу. Всем. На. Это. Насрать. Так почему тебя это теперь волнует? Потому что ты здесь недавно? Потому что тебе так сказали? — Потому что волнует. Кенни вздохнул. — Великолепно, Венди. Я уверен, что тебя это правда беспокоит, и еще уверен, что ты отлично подойдешь всем этим цыпочкам с их тревожностью и проблемами с внешним видом, но это не крик о помощи. Не надо пытаться исправить меня только потому, что ты не смогла исправить Стэна. Это был удар ниже пояса. Кенни не мог сдержать удовлетворения от того, как с ее лица соскользнула улыбка, однако Венди приготовилась бить в ответ. — Несмотря на то, какого ты обо мне мнения, Кенни, я не пытаюсь тебе навредить. Стэн — мой друг. И как бы мне не было тяжело видеть его таким, ты не станешь ему опорой, если будешь с ним. Это приведет к истощению вас обоих. Все закончится тем, что вы останетесь в обиде друг на друга. И я не хочу этого ни для кого из вас. Он еще не закончил сражаться. Кенни поднял глаза на нее и сказал, — значит, Стэн не заслуживает любви до тех пор, пока не завоюет ее? — Дело не в Стэне. Дело в тебе, — Венди выдержала паузу. Знала, что сделают с ним ее следующие слова. — Тебе семнадцать. — И что, блядь, с того? — Ты еще молод. Не думаю, что ты имеешь представление, сколько ты должен отдать или какова этому цена. Я просто хочу быть уверена, что ты поставишь себя на первое место. — Потому что ты так сделала. — Потому что так будет лучше всего, — сказала она. — Не пытайся изменить Стэна только потому, что ты боишься меняться сам. Прежнее выражение лица его покинуло. Он не смог выдержать столкновения. Второй раунд за Венди. Цокнув языком, Кенни швырнул сигарету на землю. Венди продолжала говорить. Мягче и добрее, чем раньше, но Кенни больше не мог ее слушать. Вместо этого он наблюдал, как пламя выгорает на снегу. Со временем окурок зароют в землю, и он примерзнет к грязи. Венди продолжала говорить, а Кенни думал о том, пролежит ли он там до весны.***
Трещина в потолке его спальни снова протекала. Кенни проснулся с головной болью от беспрестанного всплеска воды, что зеленоватым оттенком мха впитывалась в его подушку, и слабой вибрации мобильника на полу. Суббота. В комнате стоял запах гнилой древесины. На улице дождь, что значит, потеплело и крысы полезут из гаража. Значит, Карен предпочтет пойти гулять с друзьями, вместо просиживания в своей комнате на протяжении целого дня. И значит, Кенни может свалить и не видеть этот дом, возможно, до самого рассвета. В такие деньки он и его друзья традиционно встречались в парке. Если там никого, то все дома у Картмана. Ни Кенни, ни Баттерса не устраивала перспектива провести выходной день у себя дома, особенно рядом с родителями. Завидев его, Картман кивнул. Баттерс, как всегда, улыбнулся с теплотой солнечных лучей, однако Кенни был не в настроении, чтобы ответить тем же. Впрочем, это не имело значения. Баттерса можно обойти стороной, а Картману все равно никогда не хватало приличия узнать, что не так с его другом. Глубоко вздохнув, Кенни кивнул в ответ. — Где Кайл? — Синагога. Позже подтянется, — ответил Картман, когда все трое двинулись в неопределенном направлении. — Да он лучше всех нас, — Кенни натянуто улыбнулся. Резко выдохнув, он упрятал руки в карманы. Картман лишь фыркнул в ответ. — Начну ходить церковь, как только они перестанут спрашивать, сколько членов побывало в моей заднице за последнее время. — Ха, сбился со счета? За это его следовало толкнуть, но Кенни все равно отомстил, спровоцировав еще больший гнев. Спасаясь, он обхватил Баттерса руками прежде, чем на него обрушилось картмановское возмущение. Заламывая руки, тот одарил Кенни испытующим взглядом. — Боже, пацаны, может, погуляем завтра? Мне вот было бы ужасно обидно, если бы из нас всех только Кайл попал на небеса. Взъерошив волосы, Кенни улыбнулся Баттерсу, надеясь, что это его подбодрит, но жалость просачивалась, как древесный сок, до тех пор, пока оба они не стали липкими от нее. — Сомневаюсь, дорогуша, что часик на службе кого-то из нас спасет. Баттерс прижался к нему, будто искал убежище, точно Кенни способен защитить его от любой опасности. Картман, как всегда, стоял на своем, пожимая плечами в слепой самоуверенности. — Да, евреи все равно не верят в Рай. Олам Ха-Ба, воскрешение мертвых в загробном мире, вся херня. Кайлу придется заниматься этим дерьмом и после смерти. Кенни фыркнул. — Можешь себе представить? — сказал он. Никто и глазом не моргнул. Беседа продолжалась до тех пор, пока они не пересекли баскетбольную площадку и не миновали очередной ряд деревьев. Кенни заметил его меж ветвей. Он занимал собой максимальное количество места, растянувшись на скамье с книгой в руках и сигаретой во рту. Кенни почти сразу столкнулся с невидимой стеной и уставился на него. — Хей, ребят, я вас догоню, окей? Его друзья замедлили шаг, безучастно переглядываясь между Кенни и тем мужчиной на скамье. Он понимал, как это выглядит, и какой они могут сделать вывод. Кристоф походил на бездомного. Картман проскользил по нему оценивающим взглядом с головы до ног, и выражение его лица стало еще более язвительным. — Это и есть твой могильщик? — Нет, просто знакомый. — Кенни, ты мой бро и я люблю тебя, но вкус у тебя просто отвратный, — сказал он, уже отвернувшись, чтобы продолжить путь. — И я расскажу маме Кайла, что ты дружишь с бомжарами. — Да пофиг, чувак. — Денег ему не давай, а то опять полезут к нам в задницы. Убрав руку от Баттерса, Кенни удивился, когда мальчик схватил ее и торжественно нахмурился. — Мы подождем тебя наверху. Кричи, если понадобится помощь. Он должен был быть польщен трогательным проявлением храбрости, но в этот момент Кенни вспомнил, как эти же глаза смотрели на него, когда он спрыгивал с крыльца бревенчатой хижины Стэна. Кенни не держал обиду, но мысль о том, что Баттерс сможет защитить его от чего-то, в самом деле казалась смехотворной. Он успокаивающим жестом сжал руку друга. — Верь мне. Этот парень безобиден. Кенни отступил назад, и рука Баттерса упала к бедру. Он добрался до скамьи прежде, чем Кристоф хоть на миллиметр сдвинулся с места. Подняв на него угрожающий взгляд, он не продемонстрировал и капли удивления. — Ah c’est Ganymède. Кенни был слишком горд, чтобы признать: он ни слова не понял. Тон ясно давал понять, что это пренебрежительное оскорбление. — Мило. Расскажи-ка еще раз о том женатом парне, которого ты поебываешь. Кристоф захлопнул книгу и сердито цокнул языком. Выбросив потухший бычок в снег, он тут же полез в карман за следующим. — Я прикончу этого сукиного сына. Кенни метнул взгляд с грязных ботинок на янтарные глаза, затем на маленькую карманную книжку в немытых руках. — Альбер Камю? — Да, дерьмо. И что с того? — Чувак, ты ходячий стереотип. — А ты много французов знаешь, вроде меня? — Жалких экзистенциалистов? А ты знаешь кого-нибудь, кто не из таких? Кристоф фыркнул. Он опустил глаза на свои руки и поджог сигарету. Кенни наблюдал за тем, как огонек подсвечивает его пальцы. Ногти короткие, но на кончиках плотно забилась грязь. Кенни шагнул ближе, робко сунул руки в карманы и спросил, — можно стрельнуть? Мужчина перед ним недоверчиво хмыкнул, но все равно потянулся к нагрудному карману и протянул одну. Кенни наклонился, чтобы Кристоф дотянулся до него зажигалкой. Пламя вспыхнуло, и дым ворвался в его горло совсем не так, как от сигарет отца. Кристоф с удовольствием наблюдал за тем, как паренька пробило на сухой кашель. — Это называется «качество», сучка. Кенни схватился за шею, силясь растереть горящее горло. Глаза сверкнули, но он ничего не сказал. Во второй раз это было ожидаемым. Обилие никотина на языке мгновенно ударило в голову. Когда Кенни выдохнул, его ресницы затрепетали, а мышцы расслабились. Странное чувство. Неужто был так напряжен? Кенни провел кончиком языка по ряду зубов и с тяжестью посмотрел на человека перед собой. Внезапно он вспомнил недавний разговор. Кристоф и Венди не были похожи друг на друга, но у них определенно имелось кое-что общее. Кристоф ничего не заметил. Его внимание было приковано к парку, мрачный взгляд скользнул по извилистой бетонной дорожке, где прогуливалась остальная пара друзей. Те завернули за угол, и он откинул голову на спинку скамьи, устремляя взгляд в небо. Закрыл глаза, вдохнул полной грудью, а к Кенни вернулись мысли о том, что тогда рассказывал ему Стэн. С губ сорвался дрожащий вздох, и он заговорил. — Стэн сказал мне, что ты умирал. Возможно, ради этой фразы все и затевалось. Бог видит, ему не улыбалось когда-нибудь еще заводить разговор с этим эджлордом. Эти слова заставили Кристофа на скамье шевельнуться. Он будто ожил и взглянул на Кенни, новая эмоция возникла на его лице. — Ты тоже? У Кенни перехватило дыхание. — Постоянно, — сказал он. — Хреново. И Кенни рассмеялся. Что еще ему оставалось? Кристоф закинул ногу на колено. Кенни поднес сигарету к губам и увидел, как его мысли вертятся, подобно шестеренкам наручных часов. — Тебя поэтому привлекает Стэн? — Ты это о чем? — Я тебя не виню. Он привык к смерти. Это своего рода отсрочка. Если бы у Кенни имелись какие-либо сомнения на этот счет, сейчас бы от них не осталось и следа. Кристоф звучал как человек, который прекрасно его понимает. Дружба со Стэном в каком-то смысле тоже была для него неким убежищем. Осознание этого жгло и успокаивало одновременно. — В этом городе ты больше не найдешь тех, кто поймет. Бог покинул нас, как и мать покинула меня, сбежав со своим двадцатипятилетним бойфрендом доминиканцем, когда мне было двенадцать. — Да, ты явно выбрался из этой ситуации невредимым. — У каждого свои демоны, Ганимед. — Наслышан. Ты мог бы перестать звать меня так? Кристоф фыркнул, и его молчание означало отказ. Кенни проследил за полетом выброшенной сигареты. Его собственная осталась забытой и горящей между двумя пальцами. Кристоф достал еще одну. — Так если ты настолько жалок, зачем тогда вернулся? — спросил он. Спорный вопрос от парня, для которого как смерть, так и жизнь являлись проигрышными вариантами. — Разве не очевидно? За тем, что хочу утереть нос Богу, этому самодовольному сукиному сыну, — ответил Кристоф. На этом разговор снова иссяк. Кенни стоял в растерянности. Почти восемнадцать лет борьбы в одиночку, и вот он наконец-то встретил человека, который полностью понимает его, и Кенни понятия не имеет, что ему сказать. Кристоф не Стэн. Кенни никогда и не хотелось быть понятым. Он хотел, чтобы ему поверили. Он искал утешения. Хотел хоть раз в этой чертовой жизни почувствовать себя в безопасности. Стэн мог это предложить, и Кенни вонзил в него когти и проглотил целиком, даже не подозревая о том, что голоден. — Дело не в этом. Голова Кристофа вновь дернулась. Казалось, ему вообще не хотелось отрываться от неба. Он двигался, как марионетка, с презрением глядя на Кенни. — Quoi? — Стэн… Венди постоянно твердит, что я пытаюсь его исправить, — вздохнул Кенни. Сигарета выпала из его руки, как и слова сорвались с губ. — Но дело не в этом… То есть… Боже… Все это время именно я его использовал. Кристоф двинулся с безыскусной грацией. Он едва вздрогнул от слов, что заставляли руки Кенни дрожать, когда он проводил ими по лицу. — Boh, тогда хорошо. — Хорошо? Ты издеваешься надо мной? Впервые Кристоф наклонился вперед, оперевшись костлявым локтем на согнутое колено. — Это значит, что у вас все взаимно. Люди так и будут говорить всякие вещи, но Стэн — хороший человек. Он заслуживает быть счастливым… И ему лучше с тобой. Это была необыкновенная унция честности. Такого Кенни от него никак не ожидал. Кристоф сгорбился перед ним. И он выглядел необычайно уязвимым, когда произнес: — что такое любовь, если не источник поддержки? Вы двое создаете надлежащий баланс. Прямо сейчас он действительно проскользнул в Сумеречную Зону. Удерживая зрительный контакт, Кенни осознавал чудаковатую картину; двое мертвых парней на парковой скамье говорят о любви. И только для них это не казалось странным. — Что ж, спасибо за благословение. — Не пойми неправильно. Я говорю тебе перестать вести себя как сучка, — Кристоф помахал книжкой для пущей выразительности. — И перестать слушать Венди, хуесос. Терапия для сучек и трусов. Кенни лишь усмехнулся. Внезапно его охватило желание двигаться дальше. — Так и знал, что я тебе нравлюсь. Он вскрикнул, когда L’Entranger шлепнул его по бедру, но это было лишь для забавы. Он не смог сдержать смех и хохотал до тех пор, пока на ум не пришло что-то новое. — Погодь, только не говори мне, что ты пришел сюда с какой-то целью? Я буквально ни разу в жизни тебя здесь не видел. — Нет, я пришел прикончить сучку, но Стэн — мой друг. Двух зайцев одним выстрелом. — Что? Но Кристоф уже встал на ноги. Проходя мимо Кенни, он взъерошил ему волосы, игнорируя упавший с головы капюшон парки. Казалось, он услышал тихое «прощай», но порыв ветра заглушил его разум. Кенни проводил его взглядом вместе с лопатой и рюкзаком. Молодые деревца дрожали рядом с ним, а листья кружились, как медальоны, на ветру. Он повернулся спиной и остался на прежнем месте. Позже Кенни вернулся к своим друзьям.***
Пульс стучит в висках отбойным молотком, а удары подошв о землю заглушают вой полицейской сирены. У Кенни так и чесалось в горле остановиться и передохнуть, но сколько бы не оставалось бежать, он не осмеливался. Конечно же, детонатором послужил Картман. Они почти ничего не сделали. Пабст Блю Риббон и парочка камней, брошенных в тачки, для копов было не более, чем легкой пощечиной. В конце концов, никто не пострадал. Однако время остановится и Кенни прекратит умирать в тот день, когда Картман перестанет заливать огонь бензином. Офицер успел вылезти из машины до того, как Картман разбил ветровое стекло. Вскоре послышались вопли и крики, а главное — звонкий, радостный смех самого Кенни. — Ох, Гамбургеры! — Да чтоб тебя, чувак! — Какого хрена, жиртрест? — Это всего лишь бессмысленный вандализм. — Нельзя было давать тебе смотреть это гребаное шоу. — Да насрать, чувак, шевелись! Ну же, нам надо валить! — И кто в этом, мать твою, виноват? Но Кайл уже сорвался с места и бежал в ногу с остальными. На окраине города почти нет зданий и мест, куда можно спрятаться, на глаза попалась лишь деревянная табличка с черными буквами. Разве что лаборатория Мефесто, но туда они больше не совались. С тех пор, как он попытался заменить ноги Джимми Волмера на задницы. Среди дорожных знаков и редких деревьев Кенни знал только одно место. Он побежал со всех ног, шнурки его развязались, а голова пошла кругом. Он не останавливался до тех пор, пока не перелез через забор и не скрылся с другой стороны. Только тогда руки уперлись в колени, и Кенни дал себе передышку. Как только дыхание выровнялось, он выпрямился и оглянулся на красные и синие мигалки вдали. После первого осколка стекла к ним присоединилось еще несколько полицейских крейсеров. Он слышал, как они воют, словно стая голодных волков. И все это из-за четырех малолетних правонарушителей. Ночка обещала быть долгой. Мигающие цвета постепенно угасли, и Кенни снова вздохнул. Друзья разбежались, точно рассеялись по ветру. Мало что можно было сделать, но он отправил им текстовые сообщения и наконец позволил себе погрузиться в раздумья. Теперь лишь тусклый свет сотового телефона помогал разогнать темень, и он подсветил несколько имен на надгробиях, пытаясь почувствовать себя в видеоигре на выживание. Безусловно, Кенни прибыл на кладбище, однако в погоне он потерял представление о том, с какой целью. Он приземлился прямиком в лабиринт и сейчас мог находиться, где угодно. Он не мог распознать надгробия у своих ног, пока, в конце концов, не наткнулся на знакомую фамилию: Стотч. Кенни сознательно похлопал ресницами, перед тем как сообразить. Тотчас же в памяти всплыло лицо перепуганного Леопольда Стотча. Сухие сосновые иголки заглушили шаг, когда он двинулся дальше. Кенни не сразу понял, что к чему, и среди темных деревьев никак не мог разглядеть бревенчатую хижину. В течение дня он мог видеть водяную гладь меж стволов, однако после заката пруд превращался в зияющую, непроглядную бездну посреди кладбища. Конечно же, когда он прошел до конца вдоль ряда надгробий, теплый свет с крыльца Стэна стал ему маяком среди морских волн и могил. Кенни потянуло к нему, как корабль к берегу. Он знал, где находится. Он мог бы развернуться и пойти домой. Именно это ему наверняка и стоило сделать, но за спиной лишь сгущалась тьма. Кенни в деталях смог представить себе лицо Стэна, похожее на сирену, когда он постучится в дверь. Моргающее, растерянное, но определенно приветливое. Сперва, когда он постучался, Кенни не получил ответа. При включенном свете внутри ни звука передвижения. Либо он спит, либо никого нет дома. Кенни мгновенно опечалился. Он опустился на ступени, не зная, что делать дальше. Ему в самом деле следовало пойти домой, но сейчас так темно, так холодно и от мыслей об уходе у него заныла каждая кость. Ему хотелось свернуться калачиком и заснуть. Ему хотелось увидеть Стэна. — Кенни? Стэн появился, словно услышав зов. Открыв глаза, Кенни повернул голову и уставился на мужчину над ним. На крыльце порхали мотыльки. Кенни мог слышать тихие хлопки от того, как они снова и снова погружались в пламя. Когда он заговорил, у него перехватило дыхание. — Хей, — он растянул гласную, дабы заполнить молчание. Он оказался прав. Стэн был одет в мятую домашнюю одежду. Голос хриплый после сна. Когда он отошел от входной двери и приблизился к Кенни, тот заметил на его щеке след от подушки. Только теперь Кенни задумался о том, который сейчас час. Естественно, в такое время мало, кто ждет гостей, что постучатся в дверь посреди ночи. — Как это случилось на этот раз? — задал вопрос Стэн, пока боролся с зевотой. — Никак. — Да? То есть тебе просто захотелось прийти и повидаться со мной в три часа утра? — Да, — честно ответил Кенни. Его голова все еще прислонялась к стене, когда он закрыл глаза. — А еще я убегал от копов. Стэн ничуть не удивился. Он обхватил себя руками. — Тебе давно пора что-то сделать со своей репутацией, чувак. — Поздновато для этого, — Кенни ухмыльнулся и поднял взгляд. Капюшон соскользнул и упал на плечи. — Не хочешь узнать, что я натворил? Стэн серьезно задумался, переминаясь с ноги на ногу. — Могу предположить, что этим определенно было что-то тупое. — Пф-ф. Смех Стэна походил на потрескивание огня в костре или очаге. В февральские холода он согревал Кенни до глубины души. Колено хрустнуло, когда Стэн присел на ступеньку чуть выше, и Кенни заметил, как у его бледных губ клубится дыхание, похожее на облако. Он удивился, когда почувствовал руку в своих волосах, большую и теплую. «Такая мужественная,» подумал он про себя, закрасневшись. В сонном состоянии Стэну всегда нравилось его гладить. — Хочешь войти? — спросил Стэн, уже поднимаясь на ноги. Глаза Кенни проследили за ним. — Нет. Стэн явно ожидал услышать другое. Он остановился в коридоре, прежде чем вернуться обратно и в недоумении сдвинуть брови. — А? — Я сказал нет. — Я что-то не так сделал? Прозвучало так мило и искренне. Это было одним из лучших качеств Стэна, но Кенни не был таким. Все эти недели люди говорили с ним, и Кенни ни разу не упомянул об этом при Стэне. Но он больше не мог держать это в себе. — Все это только в моей голове? Все эти месяцы он думал об этом снова и снова, но слова наконец обрели форму и на языке ощутились мерзко. Учащенное сердцебиение напоминало басовую партию. Оно слышалось в выдохах, в голове и чувствовалось в нижних конечностях. Он не осознавал нужды до тех пор, пока дешевое пиво и адреналин не заставили его это произнести. Стэн. Стэн смотрел вниз на мерзлые ступеньки своего дома, на снег, мерцающий янтарным светом крыльца. На секунду Кенни показалось, что он его не расслышал. Пока он, неторопливо и тихо опустив подбородок между рук, не сказал, — Кен… Что бы это ни было, Кенни не был уверен, что выдержит. — Слушай, я не хочу давить на тебя. Знаю, тебе тяжело, нам всем тяжело, но деликатность никогда не была моим коньком, — Кенни выдохнул и в отчаянии почесал голову. — Слушай, ты мне нравишься, сильно нравишься, и я не знаю, какие у тебя моральные принципы, но интуитивно я понимаю, что это взаимно, поэтому, пожалуйста, дай мне знать, какого черта мы сейчас делаем. — Чувак… — Или это я не так понял. Если так, то, пожалуйста, сейчас же скажи мне об этом, чтобы я перестал позориться и покончил с собой вместо этого. — Кенни! Он сразу же заткнулся. В какой-то момент его глаза потеряли Стэна, но теперь Кенни посмотрел на него в удивлении. — Что? Он поднял голову, дабы его услышали, однако Стэн отступал, выставив руки в защиту. Он поморщился. Когда он заговорил, голос прозвучал мягко, как теплое дыхание в воздухе. — Это не только в твоей голове, — заверил он. Кенни не нашелся, что сказать. Да и что вообще тут можно сказать? — Ох, — с губ сорвался вариант, лучше которого было абсолютно все. Покосившись в сторону, взывая к каждому очку светлой кармы, который когда-либо удалось заработать, чтобы он не покраснел, Кенни продолжил, — тогда… — Тогда ничего, чувак. Все не так просто. — Как это не просто? Я нравлюсь тебе. Ты нравишься мне. Мне восемнадцать через четыре недели. Кенни в очередной раз вынуждал его сказать то, чего он не хочет. — Ты же знаешь, дело не только в твоем возрасте, Кен. Я не… — Стэн набрал побольше воздуха. — Я практически недееспособный алкоголик, чувак, и еще я циничный ублюдок. Тебе не кажется странным, что единственный тип, с которым я когда-либо имел дело, буквально самый большой козел за все существование… — Погоди, вот познакомишься с моими друзьями, чувак, — Кенни усмехнулся, но Стэн лишь бросил на него взгляд, взывающий к молчанию. — Я лично их отгонял. Я слишком много пью, замыкаюсь в себе и… Знаешь, сейчас я тебе не подхожу. Повисло молчание. Кенни тупо уставился на него, обдумывая сказанное. — Стэн, посмотри на меня. Он прикоснулся ладонями к бледным щекам. Кончики пальцев горели от холода. Кенни представлял, как они щипят кожу на лице Стэна. — Ты капец как облажался. Все считают тебя последним мудаком. У тебя нет ни хобби, ни стремления, у тебя ужасная самооценка, отвратительный вкус в плане круга общения и ты отчаянно нуждаешься в психотерапии. Стэн что угодно ожидал услышать, но только не это. Он пришел в ярость и попытался вырваться. — Какого хуя, чувак? Но Кенни оказался слишком упрям, чтобы дать ему уйти. Крепче ухватившись, он поднялся на колени и сказал: — нет, послушай. Я говорю, что вижу, какой ты. Стэн, я не тешу себя иллюзиями. Стэн не успокаивался. Взгляд нечитабелен, но Кенни точно знал, что сможет его смягчить. — Ты в курсе, что ты и сам то еще дерьмо? — в конце концов выпалил он, что заставило Кенни выронить звук возмущения. — Серьезно, чувак. Ты постоянно дуешься, потому что слишком упрям, чтобы позволить себе жаловаться, и ты полон дерьма, думаешь, можешь выдать пару шуток, и никто этого не заметит. В тебе напрочь отсутствует чувство самосохранения, и ты готов взвалить на себя любые проблемы, кроме своих же собственных. И самое худшее, что все это не из-за какого-то там комплекса мученика или еще чего. Ты просто одержим самоотверженностью. Кенни оцепенел. Руки упали к бедрам. Так странно: осознав, что стекло оказалось прозрачным с обеих сторон, Кенни бросил на Стэна взгляд, и могильщик удержал его. Внезапно горели не только пальцы. Кенни всем телом почувствовал жар, когда сказал, — чувак, зачем же так приукрашивать? Стэн прозвучал трезвее и бдительнее, чем когда-либо, когда произнес, — ты тот, кто отчаянно нуждается в психотерапии, пацан. Кенни нахмурился и отпрянул. — Тебе пора вылезти из своего чертового кладбища, старик. — Тебе пора начать уважать старших. — Тебе пора перестать пить. — Тебе пора перестать умирать. Это не должно было быть смешным. Ничего из этого, но парень все равно улыбался. Улыбка тянулась, вырывалась из него на губах, во взгляде. — Не могу. Я проклят. — Как и все мы, — Стэн прозвучал, как Кристоф, но, когда он заулыбался, он стал похож на Кенни. — Теперь понимаешь. Это никогда не сработает. Чистейшая правда. Стэн всегда был предельно честным, однако, когда Кенни заговорил, он отплатил ему тем же. — Тебе не все ли равно? Правда упала между ними не с ударом, а с отскоком. Стэну пришлось ее обдумать. — Нет, — он произнес это так, словно сам только что это понял. — Нет, все равно. Слова оставили их; стоя на тускло освещенном крыльце, замерзая от февральского холода, они вновь смотрели друг на друга. Впервые Кенни смог почувствовать существование альтернативного конца. Они никогда не смогут прийти к безупречному решению, но Кенни был готов принять и запятнанное, если это означало, что Стэн будет с ним. Нижние конечности онемели минут десять назад. Когда он сдвинул их, ноги закололо иглами и булавками, загудело все тело. Кенни понимал, они никогда не будут смотреться эффектно. И он также знал, что его это не волнует. — Много кто давал мне советы в последнее время, — сказал он, наваливаясь на опору от боли. — Они говорят об этом, как… твоя бабушка когда-нибудь говорила тебе, что, если корчить рожу, лицо может остаться таким навсегда? — Стэн кивнул с внимательным видом. Кенни продолжил, — это как я выбираю, кем мне быть сейчас, чтобы остаться таким до конца своих дней, так что я должен поставить себя на первое место. Все, что со мной не так, я должен исправить сейчас, иначе я буду сломлен до конца жизни. И я слушаю всех этих учителей, советчиков или консультантов по вопросам развития карьеры и просто думаю: для меня это все не важно. Да что со мной может сделать этот чертов колледж? Что мне, черт возьми, делать со всеми этими женой, детьми и накопительным пенсионным счетом? Я не хочу ничего из этого дерьма. Кенни выдержал паузу. Сейчас он говорил о себе больше, чем когда-либо. Он чувствовал, как горят щеки. И все-таки Стэн молчал. Он слушал. Когда Кенни вновь заговорил, он заглянул ему прямо в глаза. — Ты нравишься мне не потому, что ты мастер на все руки, чувак, или потому, что ты веришь в мое проклятье. Ты показал мне, что выход есть. Ты показал мне, что «поступать правильно» значит делать то, чего от тебя хотят все. Как если весь город поливает тебя дерьмом, а тебе все равно. — Да, и в этом нет ничего хорошего, Кен. — Шутишь? Да это потрясно. — Моя жизнь далека от гламура, чувак. Я пью, потому что я глубоко несчастлив. — Ложь. Стэн снова остановился. Он сморщил нос в глубоком разочаровании, точно никогда не испытывал его раньше, и Кенни всерьез задумался, действительно ли это впервые. — Ты прав. Это потому, что я в Южном Парке, а в этой дыре никогда ничего не меняется, — плечи Стэна были напряжены. Он был обнажен, как Кенни, и так же не готов к этому. — Мне не нравится думать об этом. — Тебе нравится здесь работать, верно? Вижу, что да. Руки Стэна сместились с лица на волосы, он рассеяно почесал их. — Да. Мне нравятся растения и земля. Плюс, этот дом… жить здесь… Я могу делать все в своем собственном темпе. Другие люди не появляются здесь без необходимости. — Тогда тебе стоит переехать. — А? — Чувак, ты живешь в чужом доме. К его удивлению, Стэн рассмеялся. В его взгляде читалось смирение, и внезапно в нем не осталось ни капли мужественности. Мило. Слово вспыхнуло в его сознании, как последнее издыхание свечки. — Может, сделаешь для меня исключение, чувак? Я чувствую, что нуждаюсь в психотерапии. — Опыт есть. Я любимый пациент мисс Венди. — Серьезно? Разве это не конфликт интересов или что-то вроде? — Вот и я о том же! — воскликнул Кенни, хлопнув Стэна по плечу. Тот потерял равновесие и вынужден был вытянуть руку, при том не переставая смеяться. — Она тоже считает это плохой идеей, — с удовлетворением заметил Кенни. Казалось, Стэна это не беспокоит. — Ага, — сказал он, положив на бедро свою руку. — Но я все равно никогда не умел ее слушать. Стэн прижался к нему в поисках тепла. Кенни смотрел на темные волосы и синяки на его руках. — Ты безнадежен, — улыбнулся Кенни и позволил жару завладеть собой. — Погоди. То есть мы все-таки это делаем? — Разве не на этом вопросе мы остановились? Стэн был в одних спортивных штанах. И они ничего не скрывали. — Я… где? — На том, что это ужасная идея. Мы оба нуждаемся в новых друзьях и лечении, иначе мы закончим тем, что станем взаимозависимыми или же смертельными врагами, — объяснил Стэн. Они прикасались друг к другу. Чувства возвращались к онемевшим конечностям, но Кенни ощущал боль там, где соприкасались их ноги. Он силился вспомнить, касался ли когда-нибудь обнаженной кожи Стэна, и дотронулся до его щеки. Щетина приятно ощущалась на кончиках пальцев. Неудержимые мысли скользили от его челюсти до ключицы, от груди к низу. — Звучит драматично, — сказал он. Стало жарко, температура воздуха между ними повысилась. Стэн опустил взгляд, и Кенни ощутил его на себе, как охваченный пламенем. — Люди так говорят. Ему всегда нравились плечи Стэна. Ему нравились его мозоли на ладонях. Шесть месяцев он думал об этом и сейчас внезапно осознавал, что ничего уже не может с собой поделать. Стэн все еще имел над ним власть. Называйте это магнетизмом, гравитацией, как, блядь, угодно, но это разрушало его мысли. Едва хватило здравомыслия, чтобы сказать еще одну вещь. — Люди же всегда все знают, — его руки обхватили плечи, Кенни потянулся, и их губы наконец соприкоснулись. На этот раз не стал просить разрешения, и часть его ждала, что Стэн его оттолкнет. Кенни отступил первым. Отстранился от поцелуя. Всего лишь легкое прикосновение, но оно действовало ему на нервы. Все, что он смог почувствовать, его губы. Нервно облизывая свои, он изучал взглядом Стэна. В конце концов, они стояли снаружи, довольствуясь единственным источником света на километры вокруг. Кто угодно мог их увидеть… …Но сейчас три часа утра, и абсолютно никому нет дела. Кенни успел уловить бормотание в чужом дыхании перед тем, как его плечи расслабились, и Стэн ответил на поцелуй. Кенни и раньше представлял себе, как целуется Стэн. Впервые это вторглось в его мысли, когда он увидел Венди. Венди с ее миловидным лицом и безграничным сочувствием, Стэн был бы нежен с ней. Он был бы с ней осторожен. На парковке, в слякоти, заваленный дешевыми сигаретами, Кенни чувствовал себя грязным. Его никогда не целовали. Он не знал, каково это. Если Стэн когда-нибудь поцелует его, это будет эгоистично и грубо, так как Кенни не способен на большее. Но Стэн оказался совсем не таким. Теплые руки крепко обхватили спину, прижимая Кенни к груди, и он вдруг осознал, что вовсе не думал о том, как целуется Стэн. Потому, что он делал это, как и все остальные, глубоко, откровенно и так преданно. Стэн крепко обнимал его. Он притягивал Кенни ближе, словно этого недостаточно для того, чтобы они задохнулись вдвоем. Притягивал до тех пор, пока его миром не стал один Кенни. Казалось, в этот момент сердце могло разорваться. Так глупо и драматично, но Кенни весь изнутри разрывался на части. Он был неопытным. Все, что он мог делать, это отвечать на поцелуй до тех пор, пока его сердце не нашло себе место в груди Стэна. Когда они прервались во второй раз, Кенни вздрогнул. Глаза Стэна остекленели, и он потянулся за губами Кенни, когда они отдалились. — Теперь понятно, какие у тебя моральные принципы. — Заткнись, Кенни. Хижина затряслась, когда его спина ударилась в стену. Кенни рухнул на доски с колен, все еще цепляясь за Стэна. Холод древесины через штаны пробрал его до костей, но он наполнялся чужим теплом. Губы Стэна были горячими и горькими, но Кенни хватался за этот вкус, словно умирал от голода, руками забираясь в волосы и под одежду. Хватило одного слова, чтобы разрушить чары. — Стэн. Его губы и язык отстранились. Стэн отполз и неуклюже поднялся на ноги. — Нет-нет-нет, я не буду заниматься этим здесь. Прислонившись к стене с чувством полного опустошения, Кенни восстанавливал дыхание. Прочистив горло и постаравшись отвлечься от привкуса, он заговорил. — Можем тогда пойти внутрь? Стэн был таким же грязным. Его спортивки не могли скрыть последствия прикосновений Кенни. Стэн смущенно поправил их и сказал, — нет, если ты собираешься наброситься на меня, как только мы войдем. — Серьезно, твой моральный компас сегодня вездесущ. Кто-то из нас должен быть взрослым, чувак, — огрызнулся Стэн. — И мы оба понимаем, что это не ты. Господи, какого хуя я вообще творю? — это не адресовалось Кенни. Стэн спросил сам у себя, потирая переносицу. Поднявшись на ноги, Кенни успокаивающе потянул к нему руки. — Окей, обещаю, что не буду пятнать твою девичью добродетельность до тех пор, пока не получу право голосовать, пойду в армию и все еще не буду пить, — Кенни обхватил себя руками. Вес Стэна больше не согревал, и он подвергался чертовски холодной стихии. Кенни смотрел с опаской. Из верхней одежды у Стэна была лишь футболка. Как он еще не замерз? — Теперь я могу войти? Я не останусь, только передохну и уйду, — он улыбнулся, когда кое-что еще пришло в голову. — Не хочу испортить твою репутацию. Стэн лишь закатил глаза. — Не будь идиотом, чувак. Сейчас четыре утра, а ты беглый преступник. Тащи свою задницу внутрь. Кенни ухмыльнулся и последовал за Стэном к двери. — Подумаешь, одно дурацкое лобовое стекло. — Закрой рот. От МакКормика мне нужны правдоподобные отговорки. — Заткнись, старпер. Кроме того, если не сейчас, то когда мы сможем потрахаться, потому что для меня это обязательное условие? Стэн усмехнулся. Как Кенни и думал. — Спроси еще раз через месяц. Кенни возмущенно заскулил, но тут же рассмеялся. Схватив Стэна за футболку, он притянул его ближе к себе. Он обвил его руками и, уткнувшись лицом между лопаток, глубоко вдохнул. Он любил то, как от Стэна пахнет землей; то, какой он горячий, даже когда снаружи минус тысяча градусов; то, как, когда Кенни случайно подставил ему подножку, он только рассмеялся. Закрыв глаза, Кенни стиснул крепче и вспомнил очертания мужчины вдалеке с козырьком кепки, закрывающим его лицо, когда он неторопливо выкапывал могилу. Улыбнувшись в ответ, Стэн открыл дверь, и они вместе зашли.***
Этим утром на небе отступили пасмурные оттенки. Ночью прошел дождь, и маленькие ручейки стекали с вершины горы. Скамейка под дубом была сухой, однако время от времени с листьев срывались крупные дождевые капли, и птицы гнались за ними с чириканьем. Почва под ногами мягкая и влажная, но каждый шаг мокрая трава начисто вытирала его изношенные, жмущие по размеру ботинки. На кладбище вновь появилась жизнь. Весна приближалась, маленькая и бесшумная, как первые проблески рассвета на горизонте. Маргаритки расцвели на могиле Кенни МакКормика. В робком свете утреннего солнца, он с улыбкой на лице приблизился к отдыхающему на земле мужчине. — Эй, мистер. Если собираетесь вздремнуть, то попрошу Вас заняться этим на своей могиле. Могильщик проснулся, но не открыл глаза. — Не могу, — ответил Стэн, распрямляя и снова скрещивая ноги в едва сдерживаемом упоении. — Это особенная могила. Кенни усмехнулся. Земля захлюпала, словно узнавая его, когда он опустился коленями в грязь. Рука коснулась лица Стэна. Наклонившись к нему, Кенни позволил себе улечься на землю. — И почему же именно эта? Наконец, синие глаза распахнулись, и Кенни с улыбкой вгляделся в серебристые крапинки. Стэн задрал подбородок и кивком указал на надгробие. — Человек, которого я люблю, похоронен здесь. Кенни рассмеялся. Он хотел заговорить, но руки зарылись в волосы и не дали ему сказать. Поглаживая виски большими пальцами, Стэн мягко пробормотал, — с Днем Рождения, Кен. Кенни с вздохом прислонился своим к его лбу. Он позволил шершавым пальцам тихонько утянуть его в поцелуй.***
«На древней гробнице выросли семь алых цветов.
— Кто здесь похоронен? — спросил я,
Земля отвечала: — Тихо ступай,
Здесь спит та, что любила.»
Ханан аль-Шейх «Тысяча ночей и еще одна».
***
Дом Стэнли Марша был не очень большим. В маленькой и старой хижине остались голые стены, но некоторые из них Стэн завесил постерами своих любимых групп. Входная дверь стала еще грязнее после того, как он повыбрасывал за нее свое походное снаряжение после особенно долгого путешествия. Он сохранил энциклопедии о дикой природе и альпинизме на своих полках рядом с фотографиями семьи и своих друзей. Простыни Стэна теперь были того же цвета, что и вся остальная мебель. Это был не смелый цвет, но таким он ему нравился. Постель куда чаще аккуратно застелена. Больше всего Стэну нравилось путаться в ней с чужими конечностями. По утрам он целовал золотистые волосы, рассыпанные, как хлебные крошки. Его деревянный стол был завален бумагами и письмами. Он обещал себе разобрать их позже, но так ни разу и не приступил к делу. Фишки анонимных алкоголиков он хранил в банке из-под свечей, которую ему подарила бывшая жена на Рождество. Она была обвязана мятой фиолетовой лентой и по-прежнему пахла сиренью. Фишки звенели и постукивали друг о друга всякий раз, когда Стэн забрасывал новую. В углу все так же стояла гитара, но пустующим его оставляли в разы чаще. Гибсон Стэна лучше смотрелся на диване, куда он брал его по вечерам и дергал струны. Кенни попросил вспомнить для него лучшую песню из детства. Стэн вспомнил, и они выучили ее наизусть. Когда солнце клонилось за горизонт и ужин был приготовлен, Кенни валялся на диване, закинув ноги на колени Стэна и прислушиваясь к нотам The Mountain Goats без обработки. Тихо и рассеянно подпевая себе под нос, он не замечал, как это вызывает у Стэна улыбку. Он не стал убирать растения с подоконника на кухне. Цветы и зелень были частью его любимой работы. Он поливал их по утрам, пока ждал кофе в кофеварке. От предыдущего хозяина он утаил только две вещи. Кофе заварился. Стэн до краев заполнил две чашки с ручками в виде сапфировой стрекозы.