Без права на ошибку

      Старый обшарпанный мотель, находящийся в самом дальнем районе Нью-Йорка, является земным пристанищем греха. Из окон, покрытых грязью и паутиной, горит приглушенный свет старых люстр. Деревянный сайдинг здания совсем недавно покрыли бардовой краской, но денег у хозяина мотеля хватило только на первый этаж.       Второй этаж покрывали полупрогнившие доски, краска которых давно облупилась и начала опадать, как скорлупа. На крыльце возле главного входа разбросаны окурки, а над входной дверью висит выцветшая вывеска: «Мотель. Ковбой». Дурацкое название, говорившее само за себя.       Номер-люкс представляет из себя комнату с двуспальной кроватью без клопов, два стула с четырьмя ножками, комод с полноценным зеркалом и, конечно же, ковер. Но главной роскошью для посетителей, разумеется, является вид на трассу из окна. В других же номерах все обстоит намного хуже. Особенно окна, которые вели либо на помойку на заднем дворе, либо открывали вид кирпичной стены коммуналки, стоявшей по соседству с «Ковбоем». Очень повезет, если это будет вид на стену, а не на окно квартиры старушки Маргарет, которая часто ходила голой и никак не могла позволить себе купить шторы.       Посетителями мотеля, как ни странно, были богачи и дальнобойщики, искавшие уединения для утех с проститутками. Милая и добрая реальность «Ковбоя».       Умственно отсталый Боб, находящийся за, так называемой, стойкой ресепшена, спокойно пропускал озабоченных гостей, выдавая им ключи от номера со словами: «Добро пожаловать в наш мотель. Надеюсь, что вы останетесь довольны». Посетители действительно оставались довольны, но явно не обслуживанием номеров и не «изысканными» хот-догами из буфета.       Недалеко от «Ковбоя» располагалась трасса, на которой работала настоящая проститутская банда. Своеобразный маркетинговый ход: «Снял проститутку? Получи бонус! Вам не придется мотаться далеко в город. Пожалуйте в «Ковбой» на противоположной стороне дороги». Глупо, но эта схема работала, и никто не имел каких-либо претензий. Здесь сформировался настоящий круговорот блуда в природе.       Сегодня пятница, и мотель по особенному полон гостей. Боб даже порядком устал, весь день обслуживая клиентов. Он гордился своим честным трудом и по своей наивности считал себя настоящим швейцаром, который принимал в своем мотеле высокопоставленных лиц, чиновников, королей и королев. Боб с детским восторгом встречал посетителей и предлагал им провести время за развлекательными передачами перед стареньким черно-белым «Philco Predicta», поедая бесплатный попкорн. Но все предложения Боба улетучивались в пустоту. Клиенты «Ковбоя» торопились уединиться в свои номера и задерживались в гостях максимум часа на два.       Однако сегодняшний день был особенным для Боба, так как один странный клиент, прибывший со спутницей два часа назад, все еще не собирался покидать мотель. Гость с самого начала показался Бобу необычным, но в память особенно врезалось только лицо мужчины. Даже слепому было бы ясно, что этот человек перенес несколько пластических операций, но никакая высокооплачиваемая хирургия не смогла бы полностью убрать с лица такие жуткие шрамы. В целом мужчина выглядел довольно прилично: коротко стриженные голубые волосы были аккуратно зачесаны назад; дорогой костюм сидел, как влитой; золотые часы солидно блестели на правой руке, а ароматный одеколон пахнул сладким запахом. Гость оказался весьма вежливым, и, на удивление, очень робким, что никак не сочеталось с тем фактом, что он пришел в мотель с проституткой. Мужчина представился, как мистер Фишер, и скромно последовал в номер-люкс. По обычаю за дверью раздавался привычной звук скрипящей кровати, а спустя двадцать минут все утихло.       Мужчина лежал на кровати со спущенными штанами, по-тупому уставившись в потолок, и то застегивал, то расстегивал верхнюю пуговицу пиджака. Его совершенно не волновал неудачно закончившийся секс. Все его внимание приковывала пыльная люстра на потолке, горевшая слегка красным светом. Фишер всерьез раздумывал над причиной тусклости лампы. Был необходим осмотр электрических проводов. Наверняка все дело в негодном контакте между патроном и проводками. Да, это было намного важнее, чем скачущая сверху неизвестная девица.       Девушка с недовольным видом встала с кровати, поправляя короткую юбку. За ее недолгие годы работы она первый раз столкнулась с таким странным клиентом. Заметив безынициативное поведение мужчины, девушка с трудом дождалась желаемого звонка будильника, оповещавшего об окончании «сеанса». С облегчением вздохнув, она прервала соитие и в спешке начала собираться. — Я, конечно, согласилась на секс с уродом, но мне и в голову бы не пришло, что ты еще и «полено», — озлобленно прокомментировала всю нелепость ситуации суетящаяся проститутка.       Мужчина робко перевел взгляд на неудовлетворенную девицу, продолжая нервно теребить пуговицу пиджака. Его нисколько не обидело подобное замечание, однако смутила такая прямолинейность. По-детски чистые голубые глаза следили за каждым действием девушки, переливаясь беспокойством и стеснением. — Всего хорошего, — донеслось язвительное прощание, после чего особа взяла деньги с прикроватного столика и поспешила к выходу. — Ты уже уходишь? — спросил мужчина, будто суть происходящего сняла пелену с его глаз только сейчас.       Проститутка, остановившись у двери, одарила своего клиента раздраженным взглядом и постучала пальцем по невидимым наручным часам, намекая на то, что время их «свидания» окончилось. Фишер смотрел в исступлении на любовницу на ночь, пытаясь найти в голове способ, чтобы ее удержать. Девушка постояла пару секунд, убедившись, что больше от нее ничего не требуется, и вновь собралась уходить. — Стой! Я… Я продляю, — неуверенно выкрикнул мужчина. Услышав это, проститутка повернулась с недовольным видом: — А тебе не пора домой, к жене?       Девушке совсем не хотелось оставаться наедине с этим странным ловеласом ни за какие деньги. Однако, увидев, что ее вопрос привел Фишера в замешательство и некое смущенное раздумье, она смиловалась и решила, что деньги лишними не бывают. — Ладно. Ещё два часа, но на этот раз с тебя триста баксов, — на этих словах девушка снова задрала юбку, но ее действия резко оборвал голос мужчины. — Нет-нет! — отрицательно замахав руками, Фишер смущенно отвел взгляд. — Не раздевайся.       Девушка с недоверием посмотрела на странного клиента и опустила юбку. Мужчина похлопал рукой по кровати, приглашая сесть рядом с ним. Помедлив, она неторопливо расположилась на другом краю постели. Продолжая дергать пуговицу пиджака, Фишер взялся прятать взгляд и что-то бормотать себе под нос. — Ты такая красивая и молодая, — неуклюже выдавил из себя мужчина, будто он школьник, признававшийся первый раз в любви. — Спасибо… Наверное, — с опаской поблагодарила девушка.       Мужчина вновь начал бегать глазами по комнате, как будто где-то на стене написаны слова, которые необходимо говорить, чтобы не нарушить сценарий текущих событий. Девушка же с трудом ожидала каждой фразы, пытаясь понять, что от нее хочет этот странный тип. — Сколько тебе лет? — на лице Фишера появилась милая улыбка.       Странно. Такой взрослый на вид мужчина, в расцвете сил, но в то же время такие милые и детские черты лица, скрытые под жуткими следами шрамов. — Девятнадцать, — неуверенно выдала девушка, удивляясь своей доверчивости.       Фишер снова улыбнулся, но эта улыбка адресовалась, скорее, какой-то мысли, промелькнувшей в его голове, нежели ответу девушки. Проститутка нервно заерзала на кровати, посматривая на будильник через каждые несколько секунд. — Мне тоже было девятнадцать, когда я приехал в Нью-Йорк, — говорил мужчина сам с собой, загадочно улыбаясь. — Хочешь поговорить о себе? — продолжала девушка резко скидывать кирпичи со своей высоты. — Почему ты здесь? — отвечал Фишер вопросом на вопрос, игнорируя собеседницу. — Что? — недоумевала девушка. — Прости. Я имел в виду… Я хотел сказать… — мужчина тяжело вздохнул, не зная как выразить свою мысль в более вежливой и понятной форме. — Почему я проститутка? — предложила вариант вопроса девушка, поражая в очередной раз своей прямолинейностью. В ответ последовал короткий кивок головой. — Банальная схема: приехала учиться, но денег катастрофически не хватало. Я набрала предостаточно кредитов и долгов, сменила около десяти работ. Меня лишили жилья. Я была на грани отчисления из университета. Назад пути домой не было, поэтому пришлось искать другие способы заработка. Сначала я занималась «этим» на дому. Была сама себе сутенерша и проститутка, но потом втянулась и ушла в «большой бизнес», — закончив свой рассказ, девушка пожала плечами и безмятежно улыбнулась, будто рассказывала о походе в супермаркет.       Фишер в глубине души искренне сочувствовал своей собеседнице и беспощадно терзал себя мыслями о своем прошлом. Пусть со стороны ситуация и выглядела нелепо, но на самом деле, мужчина продумал этот разговор заранее и отчаянно пытался добраться до изначально поставленной цели. Эта встреча не была случайностью. — А что случилось с тобой? — полюбопытствовала девушка, беспардонно щупая на лице Фишера шрамы.       Мужчина, проигнорировав вопрос в очередной раз, иронично ухмыльнулся и нежно взял девушку за руку. Он рассмотрел каждый палец, на которых красовались длинные ноготки, покрытые вульгарным красным лаком. Ему нравился этот цвет. Красный напоминал ему о любимой женщине, от которой Фишер, будучи совсем юным и несмышленым, когда-то легко отмахнулся. Теперь спустя столько лет он вновь ищет её, чтобы сообщить о том, как ему жаль потерянных лет и утраченных возможностей на счастливую жизнь.       Девушка, недолго думая, одернула руку. Мужчина, раздумывая ещё пару минут, с уверенным видом начал шариться в карманах пиджака. Он достал портмоне и выудил из него фотографию. — Тебе знакома эта девушка? — спросил Фишер, протягивая собеседнице фото. Проститутка, не взяв в руки снимок, взглянула на изображение милой кудрявой шатенки. — Я похожа на розыскное бюро? — с издёвкой в голосе спросила девушка. — Я не выдаю информацию о клиентах. О клиентках тоже. — Она скорее твоя «коллега», чем клиентка, — настойчиво продолжал Фишер.       Поразившись наглости своего оппонента, девушка встала с кровати и достала из сумочки сигареты, намереваясь закурить. Затянувшись, она выдохнула едкий табачный дым: — И зачем тебе информация о ней? — Я очень перед ней виноват. Хотел извиниться. Девушка удивленно вскинула брови. Этот тип очень странный, однозначно. — Признавайся, ты коп? — вызывающе спросила проститутка. — Отнюдь. Я банкир, — занервничал Фишер и достал визитку из внутреннего кармана пиджака. — «Салливан Фишер»… — прочитала девушка вслух. — Салли, — перебил её мужчина. — Хочется верить тебе, Салли, но мне лишние проблемы ни к чему. Я о тебе ничего не знаю. Может, ты из полиции или… — Я тебе расскажу о себе, — снова перебил девушку Фишер. — Только обещай, что поверишь каждому моему слову.       Проститутка повела плечом и продолжила курить, всем видом показывая, что готова слушать. — Ну, как тебе уже известно, меня зовут Сал Фишер, — неуверенно начал свой рассказ мужчина. — Мне было девятнадцать, когда я и два моих лучших друга, Ларри и Тодд, первый раз приехали в большой город. Мы были молоды и полны надежд… — издал неловкий смешок он…       — Почему-то тот день был необычаен. Необычайно красив: в нем было много радости, смеха, а порывы веселья можно было приравнять к прекрасным летним зефирам.       Правда, я никогда не видел эти зефиры и не ощущал на раскрасневшихся щеках их дуновения, но был уверен в том, что зефиры — значат легкую и сладкую свободу. Мне казалось, что это все происходит не со мной. Что это просто — чья-то злая шутка.       Может, это от того, что все, что я приобретал — было жестоко отобрано у меня. Поэтому я старался радоваться каждому мигу, проведенному в самозабвенной и мимолетной радости. И каждый раз я был ослеплен ею, в тайне надеясь, что каждый прошлый раз был последним…       В тот раз я тоже так думал. Но, пожалуй, не поэтому я с грустной улыбкой пересматриваю уцелевшие видеозаписи. И невольно грустная улыбка дрогнет и станет глуповатой и кривой, пытаясь заглушить печаль, бурлящую и стонущую внутри. Иногда мне приходит в голову мысль, что это не печаль, а моя душа.       И словно мое тело — это воронка, внутри которой расположился сам Ад с его девятью кругами. И душа кричит, проходя все круги из года в год. А то, что мое тело — Ад — виноват сам я. И, к сожалению, я это знаю.       Ох, кстати, в то время так популярно было вести эти видеодневники. Столько камер мы разбили, а некоторые были утоплены во время съемок. Это и есть ответ на вопрос: «Почему Тодд с таким трудом отдал свою видеокамеру в наши руки?». — Тодд, если я не ошибаюсь, твой друг? — Не ошибаешься. Говорят, рыжие несносные ребята, а он та ещё противоположность. В очках такой, презабавный парень. Его даже по телевизору показывали несколько раз: он единственный закончил Сити-колледж на самый высший балл.

***

— Эй, Сал, шевелись быстрее! — беззлобно упрекнули меня, слегка подталкивая к нашему старому «Доджу». — Я тебе не буду напоминать и спрашивать, если ты что-то там забыл, я просто выкину тебя из машины! — захохотал Джонсон. — Ей богу, ты собираешься, как девчонка. — А ты балаболишь больше, чем любая девчонка! — не остался в долгу я, вяло отмахиваясь от него. Как же жарко.       Конечно, ради живописного лета можно и потерпеть, но что-то как-то не до этого зеленого пейзажа.       Быть с детства наблюдательным и любознательным — вовсе неплохо. Можно с легкостью и интересом рассмотреть то, что, казалось бы, специально, никто не хочет замечать. Например, как красиво все отражается через призму разлитого бензина в маленькой и неглубокой луже.       Словно назло никто не поднимает голову в парке, чтобы увидеть необъятные кроны деревьев, которые, казалось бы, заполонили собой все небо. Пожалуй, это происходит от той глупой поговорки, которая заставляет нас смотреть под ноги, а не на небосвод. Ведь все так боятся ошибаться.       Я верю в то, что каждый человек приходит в этот мир хорошим, и каждый хочет и пытается добиться только счастья, любви и безопасности… Но в погоне за этими ценностями человек совершает ошибку. Я вижу в этом крик о помощи. Поэтому я всегда хочу помочь этим людям: напомнить им, кем они являются на самом деле.       Но ведь все равно все немного странно получается… Тем, кто бесконечно ошибаются и теряют все, совершенно не страшно искать повод и надежду жить дальше. Плохо ли это? Кряхтя, сзади плелся бедняга Тодд, пытаясь дотащить до багажника свой мешок с вещами.       Ларри, неряшливо бросив сумку в багажник, копошился на переднем сиденье, находящееся рядом с водительским, и чем-то шуршал, словно искал что-то. — Если ты ищешь камеру, то я ее спрятал, — Моррисон самодовольно хмыкнул.       Конечно же, он потом ее отдаст нам. Только для начала этот ехидный умник предложит самим найти несчастную камеру, а затем заговорит загадками, которые впоследствии окажутся ложными. Он, конечно, до жути умный, но все-таки иногда заносчивый. Пожалуй, тут стереотип про рыжих действительно оказывается верным. — Тодд, ты на специальные курсы «как стать тупым» ходишь? — внезапно в грубоватой форме озвучил Джонсон мои мысли. Получив в ответ лишь недоуменный взгляд, он продолжил: — У нас тут праздник — мы делаем огро-о-омный шаг в собственную личную жизнь, где царит невообразимая свобода, — тот мечтательно прикрыл глаза.       Никого не удивишь, сказав, как сильно он любит свободу, это ведь очевидно. Для Ларри это главнейший аргумент, с которым нельзя (да и не получится) спорить.       В какой-то степени я его понимаю и даже считаю, что он прав. Ведь свобода — это единственное, что есть у каждого из нас. И это нельзя осуждать.       Да, возможно из-за этого он живет только здесь, сегодня и сейчас, не задумываясь о последствиях. Однако это не просто делает его особенным — это делает его настоящим. Джонсон резко открыл глаза, и не скупясь на эмоции продолжил: — А ты даже заснять это не даешь! Вот и кто ты после этого? — металлист недовольно скрестил руки на груди.       О, черт возьми, Ларри, как же ты это делаешь — как же ты вкладываешь во все частички себя?       Как же ты не теряешь самого главного, отдавая всем себя…? Сомневался ли ты когда-нибудь в том, что напрасно это делаешь?..       Конечно же, Тодду некуда было деваться, и он был побежден. Вот она — маленькая радость, словно лучик во тьме. — Ладно-ладно, вот, держи, — вздохнув, Моррисон с громким шуршанием выудил из сумки маленькую видеокамеру.       Джонсон тут же, со всей своей неосторожностью, присущей ему, выхватил из рук рыжего гаджет. Нет, слава Богу, он ее не уронил. Хотя, если бы Тодд вскрикнул, Ларри бы даже и не вздрогнул.       Неаккуратный металлист забрал всю сумку у Моррисона, перемешивая все содержимое. С невозмутимым лицом он вытащил оттуда части подставки для видеокамеры.       Тодд отчаянно пытался отвоевать свою сумку назад, сопровождая все свои действия громкими возгласами, Джонсон постоянно отворачивался от него, вкрадчиво и вежливо пытаясь попросить своего друга уйти подальше. А я что? А я не лезу. Не хватало еще того, чтобы меня затоптали.       Дело в том, что, если Ларри чего-то хочет, он обязательно это получит. Подчеркну лишь маленькую деталь: «любой ценой». Он всегда был упрямым и упорным. Иногда его упорство пугало, потому что, оказавшись на оживленном перекрестке, ты можешь встать в самом центре, перекрывая обеими руками путь Джонсону, и, будь уверен, он тебя расплющит в кровавый блин, не моргнув.       Тодд все еще пытался отобрать свои вещи, но уже изрядно запыхавшись. Джонсону кажется потешным отбирать конфеты у «малышей», но, устав бороться с Моррисоном, он произносит ту фразу, которая вызывает молниеносный рефлекс. Эти слова влияют на нас ровно так же, как, если бы кто-то окликнул вас на улице, и вы бы, не раздумывая, повернулись. Вернемся к фразе: — «Лава под ногами»!       Услышав «заклинание», я автоматически сообразил, что нужно куда-то запрыгнуть, дабы не остаться стоячим по колено в жгучей «лаве». Я запрыгнул в багажник, расположившись прямо на наших сумках. Ларри легко запрыгнул на капот, а Тодд, обладая слабой реакцией, смог запрыгнуть в салон машины лишь в последний момент. Непроизвольно из меня и Джонсона вырвался взрывной всплеск смеха. — Мудаки! — Тодд с досадой стукнул кулаком по рулю.       Мы только громче рассмеялись. Пока Рыжик вылезал из машины, Ларри уже начал снимать, фокусируя камеру на недовольном лице Тодда. — Чёрт! Моррисон, ты в курсе, что тебе нельзя в большой спорт? — захлебываясь смехом, Ларри всматривался в камеру и комментировал все происходящее. — Это дурацкая игра! — занегодовал Тодд, яростно размахивая руками.       Да, пусть игра и дурацкая, но Джонсону все-таки удалось отвлечь внимание Моррисона и выхватить сумку рыжего друга. — Маленький Тодди, ты счастлив? — продолжал по-доброму издеваться Ларри, приближая камеру на лицо несчастного Рыжика. Моррисон лишь недовольно закатил глаза и пробубнил про себя: «Детский сад».       Ларри спустился с капота и направился ко мне. Увидев, как нелепо я разлегся на нашем багаже, Джонсон снова заразительно захохотал. Он подал мне руку, но около минуты не мог меня поднять из-за сильного гогота. Я еле держался за руку друга, задыхаясь от собственного смеха. Тодд наблюдал со стороны. Он еле сдерживал смешок, отчего его лицо нелепо искривилось. Ларри вытащил меня из багажника, попутно снимая крупным планом лицо Моррисона. — Мы ведем трансляцию с места катастрофы, — комментировал Ларри, снимая нас с Тоддом, пока мы в заливистом смехе пытались захлопнуть багажник машины. «Додж» 80-го года уже давал слабину, и мы порой удивлялись, как эта развалюха вообще до сих пор ездит. Ларри приставил к моему пластмассовому рту невидимый микрофон: — Мистер Фишер, не хотите сказать пару слов об инциденте? Я попытался резко успокоить смешок, чтобы подыграть своему другу-журналисту: — Да, конечно. Видите ли, мистер Долговязый Журналюга, здесь прошлась волна жгучей лавы. Мы пытаемся собрать обломки корабля, — после моей фразы, от очередного хлопка ржавой дверцей автомобиля, из багажника на землю вывалился пакет с носками. Да-да, целый пакет носков.       Моррисон окончательно «лопнул» и начал ржать в голос, собирая носки. Мы с Ларри ринулись ему помогать, «рыдая», как младенцы. Носки не помещались в пакет, и мы начали их швырять в салон машины, пока все не убрали. Вдруг со стороны раздался грозный голос матери Ларри, Лизы: — Вы, возможно, не в курсе, но вас слышно на другом конце улицы.       Лиза шла из супермаркета, неся два больших пакета с продуктами. Тодд, опередив меня, ринулся помогать женщине. Рыжик взял пакеты и потащил их в дом. Ларри перевел камеру на грозное лицо матери. — Мама Ларри? — на улыбке выдавил из себя Джонсон очередной глупый комментарий. — Я надеялась, что отправляю в такую даль повзрослевшего сына, — с серьезным видом отвесила Лиза невидимую оплеуху. — Вы не ошиблись, мадам, — шутливо выкручивался мой долговязый друг.       Очередная особенность Ларри: этого говнюка было невозможно вывести на серьезный разговор. Если делаешь попытку, она обязательно увенчается провалом. Джонсон не мог быть серьезным ни на минуту. Это человек, плывущий в реке жизни по воле космоса. Иногда создавалось впечатление, что у него есть какой-то спутник в голове, на который ссылается сигнал с планеты Непредсказуемости, и Джонсон начинал творить всякую фигню. Даже внезапный смех, обоснованный неожиданной шуткой в его голове, уже никого не удивлял. — Я рассчитываю на ваше благоразумие, — продолжала читать лекцию Лиза. — Конечно-конечно, — поддакивал Ларри, подойдя к матери и поцеловав ее в щеку, после чего быстрым шагом направился к двери со стороны водительского кресла. — Сал, поехали без Тодда. Мам, пока.       Лиза лишь обреченно покачала головой. Я вежливо попрощался с женщиной и собрался садиться в машину, но миссис Джонсон схватила меня за рукав кофты. Я недоумевающе взглянул на нее, остановившись. — Сал, дорогой, можно попросить тебя кое о чем? — настороженно заговорила со мной женщина. — Да, конечно. — Приглядывай там за моим недалеким отпрыском. Я так хочу, чтобы он получил образование, работу. Ну, стал человеком, понимаешь? — Да, разумеется. Не переживайте, я буду приглядывать за ним, — убедил я обеспокоенную мать, после чего мы тепло обнялись на прощание. За спиной раздался звук заводящегося мотора. Ларри выглянул из окна автомобиля: — Эй, братан, я сейчас и без тебя уеду, — прилетела угроза в мой адрес. — До свидания, Лиза, — попрощался я в очередной раз и заторопился сесть на переднее сиденье автомобиля, зная, что друг может легко исполнить любую свою угрозу. — Джонсон-младший, заклинаю! Закончи этот чертов университет! — донеслись очередные наставления Лизы.       Ларри недовольно цокнул языком, вновь высунулся из окна и выкинул мимолетное: «И я тебя люблю». Увидев, что из дома выходит Моррисон, Ларри быстро переключился на первую скорость, злорадно смеясь и, отпустив педаль сцепления, принялся разгонять «Додж», отъезжая от дома. Тодд в ужасе погнался за машиной, крича нам вслед угрозы вперемешку с матом. Проехав несколько метров, мы резко остановились. Рыжик добежал до автомобиля, и Ларри вновь придал скорости этому железному корыту. Позабавившись вдоволь, мы все-таки позволили Моррисону сесть в машину. Залезая внутрь на бегу, Тодд захлопнул дверь и попутно влепил подзатыльник долговязому водителю. — Ну, что? Все в сборе? — смеясь, подтрунивал Ларри. — Иди к черту, — запыхаясь, процедил Тодд сквозь зубы. — Сал, музыку, — проигнорировал Джонсон посланное направление и дал мне команду.       Я незамедлительно потыкал в нужные кнопки магнитолы. Найдя нужный трек «Holyday», я врубил громкость помощнее и несчастный «Додж» задребезжал от резкой музыки. Ларри, зарядившись отрывным настроем группы Green Day, начал подпевать включенной песне, отчего и мне захотелось присоединиться к его соло. Тодд поборол обиду и начал сидя пританцовывать на заднем сидении.       Ларри знал толк в музыке, поэтому в его тачке всегда играло то, что приходилось всем по душе. Сам Джонсон время от времени любил поиграть на гитаре, а альбомы любимых музыкальных групп он знал наперечет. Только благодаря Ларри я посетил столько концертов за короткий срок нашей с ним дружбы, сколько не посещал ни один заядлый меломан за всю жизнь. Для меня было честью, когда Ларри поделился со мной своим самым сокровенным музыкальным секретом, но об этом я расскажу немного позже.       Тодд, конечно, не всегда был в теме, когда ему приходилось тусоваться с нами, но он отлично вписывался в нашу с Ларри компанию. Мы любили этого чудилу. Пусть он не знал ни одной песни «Смысловой Фальсификации», но он мог устроить для нас фаер-шоу из подручных материалов, или из обычных колонок наворотить мощный сабвуфер, добавив к нему какие-то свои волшебные детальки, благодаря которым звук мог вызвать чуть ли не кровоизлияние.       Мы ехали достаточно долго под сопровождение классной коллекции песен Ларри. А вот водитель из Джонсона, прямо скажем, так себе. Он то и дело выскакивал на встречку, обгоняя всех, кого мог, и о правилах дорожного движения он ни разу не слышал. Но если даже и слышал, то дуракам закон не писан, а если писан, то не понят. Ну, а если понят, то не так.       Мы добрались до Нью-Йорка в сумерках. Мегаполис встретил нас яркими огнями и домами, тянущимися до самых небес. Мы никогда не видели таких широких улиц и большого скопления людей. Несмотря на то, что был поздний час, создавалось впечатление, что для ньюйоркцев вся движуха начинается именно сейчас. Повсюду горели рекламные щиты, вывески магазинов, клубов и кафешек. Навсегда врезалась в память Статуя Свободы, видневшаяся где-то вдали. Мы чувствовали, что все в наших руках и в Нью-Йорке возможно все. — Да, чёрт возьми! Мы дома, — восхищался Ларри, высовывая голову из окна.       Я схватился за руль, чтобы предотвратить скорейшее столкновение с какой-нибудь дорогущей тачкой, за которую мы бы в жизнь не расплатились. Я привык к безрассудствам Джонсона, поэтому все принимал с преклонной смиренной головой. Моррисон, сидевший сзади, что-то бормотал про постройку зданий, историю города, уткнувшись носом в стекло и провожая глазами проплывающую мимо улицу. — Это потрясающе, Сал! Нам срочно нужно напиться и опробовать высоту того моста, — продолжал верещать Ларри, указывая пальцем на мост, верхушка которого еле виднелась среди высоток. — «Гугл» сообщает, что высота Бруклинского моста составляет 1825 метров, — сумничал в очередной раз Тодд. Иногда он, правда, не знает границы между «надо вставить свои три цента» и «промолчать», из-за чего всю младшую и среднюю школу с ним никто не хотел общаться. — Нет, чувак. Я, пожалуй, воздержусь от скоропостижной смерти, — продолжал я рулить, склонившись к водительскому креслу.       Ларри, наконец, заметив мои потуги, перехватил управление автомобилем, усевшись на свое место. Я облегченно выдохнул. Мы ехали вдоль Пятой Авеню, проезжая Центральный парк, Собор Святого Патрика, и свернули в направлении к Манхэттенскому мосту. Мы пересекли Ист-Ривер и, продолжая движение по Парк Авеню, добрались до дешевенького хостела на Миртл-авеню, в котором мы заранее забронировали номер.       Ларри не только «умело» дрейфовал по сложно устроенным путям Ньй-Йорка, он еще и «профессионально» парковался. Помнится мне, что он каждое утро отдирал штрафные бланки от лобового стекла.       Мы достали сумки из багажника и направились к центральному входу. Хостел, как я уже говорил, был недорогой и имел довольно скромное убранство в центральном холле, номерах и ресторане. Однако грех было жаловаться, так как нас обеспечили утюгом, небольшим кухонным уголком и, конечно же, кондиционером. Пусть и был конец августа, на улице стояла невыносимая духота.       У ресепшена нас встретила приятная на вид девушка, которая вежливо предоставила нам ключи от номера. Ларри вбежал в наше временное жилище, раскидывая свои сумки прямо на входе. Первым, что опробовал Джонсон, был холодильник и телевизор. Мы с Тоддом заползли следом в номер и чуть не споткнулись о лежащие под ногами сумки нашего глупого товарища, который уже вовсю пробовал уровень мягкости двуспальной кровати, безжалостно прыгая на ней. Он отчаянно стремился пробить головой потолок, что с его ростом вполне возможно. — Ларри, давай внесем некоторые правила, — сходу начал устанавливать законы Рыжик. — Для начала: никаких разбросанных вещей, грязной посуды в раковине и включенных телевизоров после двенадцати часов ночи.       Да, Моррисон был тем еще чистоплюем. В его родном доме всегда были чистота и порядок. Рыжик мог помыть руки раз двадцать за весь день и раз десять протереть их влажными антибактериальными салфетками. Я даже знал, что в его сумке лежат одноразовые покрытия на сидения унитазов, и несколько раз приходилось наблюдать в боковом кармане куски мыла, завернутые в целлофановый пакет. — Тодд, чувак, заткнись, — по-доброму отшил умника Джонсон, перестав прыгать на койке. — Мы в Нью-Йорке, братан. Какие телевизоры? Какие временные рамки? Это город грехов, поэтому самое время идти грешить, — раззадорился долговязый грешник. — Вегас — город грехов, — поправил своего оппонента Моррисон, отчего Джонсон недовольно закатил глаза. — Я думал, что мы хотя бы отдохнем после дороги. А на завтра я составил культурную программу: было бы неплохо посмотреть на наш Университет, в котором мы будем учиться, а затем можно отдохнуть в Форт Грин парке…       Ларри не удержался и громко засмеялся, перебивая пламенную речь Тодда. Я, по обычаю, оставался наблюдателем, потому что хорошо знал, что в итоге все будет так, как захочет Джонсон. Меня это нисколько не возмущало. Я был в курсе, что все, что затевает Ларри — это всегда весело. А я, честно признаюсь, любил повеселиться. Да, пожалуй, завтра я об этом очень сильно пожалею. Но я надеюсь на то, что время мы проведем отпадно, и нам будет что вспомнить. Всякий раз мои ожидания оправдывались, чему я был несказанно рад, и за что получал от Тодда нагоняи. — Серьезно, чувак?! — задыхаясь от пронзительного смеха, спросил Джонсон. — Я, конечно, знал, что ты тот еще «плохиш», но такого беспредела я от тебя не ожидал. — Перестань, ты выглядишь нереально тупо, — обиделся Рыжик. — Собирайтесь, пацаны, — усмирил свой хохот Ларри. — У меня есть для вас культурная программа в стиле Джонсона. Берите с собой ваши «грязные мани».       Я не стал долго раздумывать и, достав из сумки несколько баксов, припасенных на оплату моей будущей съемной квартиры за месяц, был готов идти грешить вместе с Джонсом хоть на край Нью-Йорка. Тодду ничего не оставалось, как поддаться «течению». В тот вечер началась самая буйная и долгая попойка в моей жизни.       Нью-Йорк «плакал» под натиском нашего дебоширства. Мы неустанно пили, спали, а затем снова шли пить и веселиться. Нам удалось посетить почти все ближайшие бары и ночные клубы. Мы разукрасили баллончиками машину Ларри, нарисовав на капоте большой член; на боковом стекле со стороны водителя красовалась надпись: «Джонсон неформат». Большим убытком была потеря автомобильного номера, который был полностью закрашен цветными баллончиками.       Пьяный Ларри терял всякий здравый разум. Он впутывал нас в заварушки и передряги, из которых мы, к счастью, всегда выходили «сухими» по воле доброй случайной удачи. Тодд порвал свое «алкогольное плево» именно в Нью-Йорке и вытворял безумства хлеще наших.       Даже во время наших похождений мы успевали делать записи в наш видеодневник, который начали вести еще в старших классах. На камеру фиксировались все важные события нашей жизни, а затем переносились на небольшие видеокассеты и попадали на сугубо домашний экран телевизора. Наш недельный отрыв не был исключением из списка важных дней. Никогда не забуду запись, на которой был заснят пьяный Тодд, опорожняющий мочевой пузырь с Бруклинского моста. Кажется, это был третий или четвертый день беспробудного пьянства. Нас поймала полиция, и мы провели сколько-то суток в камере. Да, случайная добрая удача не всегда бухала вместе с нами.

***

— Ты улыбаешься, когда говоришь об этом. Неужели в конечном итоге вам все сошло с рук? — удивилась проститутка, внимательно слушающая каждое слово Сала. — Разумеется нет, — усмехнулся мужчина. — Мы кутили целую неделю и нещадно тратили деньги. В итоге я остался без единого цента в кармане. Все деньги, что были даны мне на оплату съемной квартиры, я бессовестно пропил.       Девушка изумленно округлила глаза, удивляясь рассказу своего собеседника. Как ни странно, но в ней проснулся жадный интерес к этому странному клиенту. Она перестала его опасаться и беспочвенно подозревать, впитывая, как губка, всю информацию, доносящуюся из его уст. — И что было дальше? — нетерпеливо начала выпытывать проститутка.

***

      Приблизилось тридцать первое августа, ударившее, как гром среди ясного неба. Проснувшись на холодном полу в номере хостела, я чувствовал себя так, словно из меня выпотрошили все органы и чувства. Тодд и Ларри растянулись «вальтом» на кровати, мирно посапывая. Я не стал будить своих собутыльников по совместительству и, заглянув в холодильник, понял, что в номере совсем нет «живительной» воды. — Господи! За что?! — обреченно простонал я и автоматически засунул руки в карманы толстовки, намереваясь нащупать хотя бы пару баксов, но «банкомат» был пуст.       Не теряя надежды, я направился в сторону наших разбросанных сумок, которые так и остались стоять посреди входа с первого дня нашего приезда. Вывернув все содержимое чемодана, я понял, что «Салли Фишер — официальный банкрот». Я в отчаянии обхватил голову руками и жалобно завыл. Мой крик души донесся до ушей Джонсона, который резко поднял голову и уставился на меня опухшими глазами. — Чел, ты чего? — испуганным голосом прохрипел Ларри. — Черт бы тебя побрал, чувак! Я бомж! — запротестовал я в ответ.       Джонсон, все еще недоумевая, встал с кровати и подошел ко мне, по глупому рассматривая разбросанные вещи из моего чемодана. Долговязому под руку попался мой пустой кошелек, и он все понял. — Сал, чувак, не расстраивайся. Я тебе одолжу деньги, — сочувствующе начал выкручиваться Ларри и засунул руки в свои карманы. Он достал десять баксов и испуганно начал наблюдать за моей реакцией.       Я посмотрел на неразличимо смятые купюры и еле сдержал в глазах слезы отчаяния, безысходности. Я ведь обещал Лизе присматривать за Ларри. Мало того, я еще и оказался на грани бездомной жизни.

***

— И как ты выкрутился? — с энтузиазмом полюбопытствовала девушка. — Тодд и Ларри собрали для меня всю оставшуюся мелочь из карманов. Насколько я помню, тогда у нас вышла неплохая сумма денег. Ее, конечно, не хватило бы на оплату за месяц, но, как понимаешь, наш выбор был невелик. Единственным беспроигрышным вариантом оставался поиск работы. Я тебя не утомил? — мило улыбнулся Салли. — Нет. Я вся во внимании, — улыбнулась в ответ она, перестав грызть накрашенные ногти. С какой-то стороны Салли даже льстило, что в ее глазах плескался неподдельный интерес. Но от этого ему хотелось лишь грустно и криво улыбнуться. — Хорошо, ведь именно с той самой подработки начинается все самое интересное…