Летопись города Хальдберга и его обитателей, их приключений, отважных и достославных. Книга вторая.

Стояло начало сентября, осень уже вступила в свои права, и опавшие желтые листья, ковром покрывавшие все поляны и тропинки в лесу, приятно шелестели под ногами. На фоне неба, заволоченного бледной пеленой, голые ветви деревьев казались чёрными. На лесном кладбище было также тихо, как и всегда — тишину нарушало лишь шуршание листьев под ногами Эреварда, который медленно вышел к до боли знакомому месту и остановился, грустно вздохнув. Вот он и пришел опять сюда. Пришел, чтобы в очередной раз почтить память всех тех, кого он потерял за двадцать два года своей жизни. «Юстиан, ушедший в своё последнее странствие», — было написано на одном из камней. Отец. Эревард почти не помнил его — смутные очертания лишь иногда всплывали в памяти. Ни лица, ни голоса — только высокая фигура, запах табака и ободряющий хлопок по плечу в тот день, когда Эревард увидел его в последний раз. Он помнил, как пятилетним мальчишкой плакал на руках у старого трактирщика, который, казалось, винит себя в смерти Юстиана. Следующие две могилы были без надписей, так как лежащих в них хоронили в спешке и смятении. Эревард не присутствовал ни на одних, ни на других похоронах, хотя оба человека были ему очень близки. В одной могиле покоился тот самый трактирщик. Старый Янус, добряк и верный друг семьи. Немало хороших воспоминаний было с ним связано. Например, то, как он приезжал в гости, варил на кухне глёг и пересказывал байки странников, посещавших его таверну. И то, как однажды он взял Эреварда и Симона в соседний город, и это было их первым настоящим приключением. Вторая могила принадлежала Гвилле, их матери, умершей во время эпидемии спустя два дня после Януса. Останавливаясь здесь, Эревард всегда вспоминал первым делом то, как узнал о её смерти от старого фавна Матеуса, который теперь тоже покоился на этом кладбище. Мама, матушка. Эревард часто задумывался о том, что неспроста так волновался, уезжая в город, не хотел разжимать объятия и покидать родной дом. Ведь в тот день, когда его забрали на воинское обучение, он видел Гвиллу в последний раз, но ещё об этом не знал. Не знал, что через несколько недель узнает о том, что у него больше нет матери, и что они с чудом выжившим Симоном остались на произвол судьбы. Эревард очень любил Гвиллу и всю жизнь был очень к ней привязан, зная, что они являются друг для друга опорой и поддержкой. Потерять её для него было тяжелым испытанием. Юноша и сейчас, спустя пять лет после её смерти, порой не мог сдержать слёз на её могиле. На соседнем камне было помимо имени написано лишь одно слово, но в него было вложено столько внутренней боли и чувства вины, что от одного взгляда на короткое «прости» сердце сжимала тоска. Ириан-Мио, первый друг Эреварда, единственный в незнакомом месте, кто мог его выслушать. И не просто мог — каждый день с нетерпением ждал, когда Эревард войдёт в их каморку и что-нибудь расскажет о родной деревне, о покинутом доме и семье. К сожалению, ему не суждено было прожить долго. На тот момент, когда Эревард с ним познакомился, он уже два года не вставал с кровати. И юноша до сих пор периодически просыпался среди ночи после того, как во сне видел его смерть. Всё же, Ириан-Мио умер буквально у него на руках. Эревард знал, что уже не поможет ему, но старался сделать всё, чтобы облегчить мучения друга, судорожно ловящего воздух ртом и испуганно смотрящего на стену затуманенным взглядом. Но ещё лучше он запомнил Ириана-Мио живым. Как он улыбался, наблюдая за скользящими по полу бликами солнца, как задавал бесконечное количество вопросов, как засыпал, свесившись с кровати, так что Эреварду приходилось укладывать его как следует и поправлять одеяло. Порой он даже напоминал Эреварду оставшегося в деревне брата. Улыбнувшись воспоминаниям, юноша вздохнул и подошел к следующей могиле. Матеус. Старый фавн-целитель, выходивший Симона, когда тот, несчастный, обездоленный и больной, пришел в город в надежде встретиться с Эревардом — единственным, кто у него остался — и потерял сознание на главной площади. Матеус был отцом их друга, Теофана. После того, как он рассказал Эреварду о смерти матери со слов Симона, он дал обоим братьям приют в своём доме. Прожив достойную и долгую жизнь, полную добрых, бескорыстных поступков, год назад он умер в кругу тех, кто особенно сильно любил его — Теофана, Симона, Эреварда и экономки Петрониллы. Миртула, лавочница из родной деревни Эреварда и Симона, находящейся совсем недалеко от кладбища, покоилась в соседней могиле уже два года. Оба помнили её, как добрую и мудрую женщину, главу единственной семьи фавнов в деревне, которую все уважали. Она знала множество правдивых и историй о былых временах, и все дети, от малышей до подростков, не упускали шанса остаться в её лавке и что-нибудь послушать. Эревард поклонился всем могилам и двинулся в сторону опушки. Дело шло к вечеру, становилось холодно, а на небе сгущались рваные серые тучи. Однако юноша ещё не торопился назад — всё же, у него была разведка, ведь в последнее время лес стал опасным местом. Кровожадные лонгброкки, в сражении с которыми погиб когда-то Юстиан, опять стали нападать на людей. Жрицы Зекоры, ведьмы разврата, подстерегали путников в чаще. И вообще, привычный многим лес стал неприветливым и отталкивающим. Поэтому воинов часто посылали в разведки, и сейчас была очередь Эреварда. Пройдя вдоль опушки какое-то время, он остановился. Стал накрапывать дождь, сначала это были редкие мелкие капли, но потом они стали крупнее, мощные струи заколотили по листьям, которые вмиг потеряли свою прежнюю красоту, поблёкнув и испачкавшись в грязи. Эревард опустил на глаза капюшон плаща, но он плохо защищал от косых струй, бьющих по спине и по плечам, пронизывающих холодом насквозь. Сквозь шум дождя юноша услышал рык. Он обнажил меч, резко поворачиваясь, и увидел пару горящих желтых глаз лонгброкка, медленно двигающегося по направлению к нему. Увидев оружие, зверь замер и приготовился к прыжку. Эревард крепче сжал рукоять меча, отсчитывая секунды до атаки.