Одним летним днём

Тонкая кисточка легко скользила по чуть желтоватой бумаге, выводя очередной иероглиф. Чернила быстро сохли, и чёрный след от них переставал блестеть уже через несколько секунд. Мальчик отложил кисть и аккуратно поднял лист на уровень глаз, внимательно осмотрел каждый иероглиф и каждую чёрточку и, отложив бумагу, обратился к сидящему напротив мужчине. — Я закончил. Тот забрал лист, пробежался глазами по ровным столбикам и отдал бумагу мальчику. — Следующий урок завтра в это же время. Ученик забрал листок, поклонился мужчине и уже собирался идти, как его окликнули: — Като, передай матери, чтобы она зашла вечером развесить бельё. — Хорошо,— он сдержанно кивнул, отодвинув дверь, шагнул вниз со ступеньки, одним движением надел гето и направился по узкой дорожке в глубину сада. Сакура сейчас была в самом цвету, иногда ветер трепал и колыхал тонкие веточки, усыпанные маленькими цветами и нераскрывшимися бутончиками, и тогда нежные розовые лепестки вихрем разлетались по округе. Под мостом бирюзовыми волнами ударялся о крутой берег ручеёк, к нему подлетали маленькие пёстрые птички и бесстрашно опускались в траву, к самой воде. Преодолев мостик, цветущие кусты со скрытыми в них лавочками и полуразрушенные статуи лис, Като притворил за собой ворота и по широкой дороге отправился к своему дому. Низинькая калитка тихо скрипнула, пропуская мальчика в небогатый сад, в центре которого и стоял старый дом семьи Камакура. Легко ступая по утрамбованной земле, Като приоткрыл дверь, впуская в душное помещение свежий, наполненный теплом и запахами мая ветер. — Я дома,— негромко произнес он. Перед мальчиком простиралась небольшая пустая комната, в середине в полу вырыт очаг, в углу сложенные ровной горой местились футоны. Он оставил гето у входа и по холодному, местами неровному глиняному полу прошёл к центру комнаты, потрогал уже остывшие камни. Странно, мать же уже должна была начать готовить обед. С улицы послышались шаги и шорох ткани, и на пороге появилась женщина в своей обычной рабочей одежде. — Как с уроком калиграфии? — Хорошо,— Като подошёл к ней и протянул сложенный вдвое листок.— Старейшина просил вас зайти к нему вечером развесить бельё. — Подожди на улице,— мальчик вышел, а женщина забрала бумагу и, шелестя складками широких штанов, вошла в душную комнату. Вскоре она вновь появилась, держа в руках небольшой свёрток из листьев,— отнеси отцу, он сейчас на поле. Поклонившись, мальчик вышел из дома и, прижимая свёрток к груди, пошёл к окраине деревни. Небольшая речка, протекавшая недалеко в лесу, служила жителям двух местных деревень как источник воды и песка. Конечно, здесь обитала рыба, но ловить её сетями было крайне неудобно из-за коряг и больших валунов на дне. Отец Като работал чуть дальше, на одном общем рисовом поле, принадлежавшем старейшине. Каждый день, чтобы семье хватало риса оплатить налоги, мужчина работал в поле, мать мальчика хлопотала по дому и помогала с домашним хозяйством старейшине. Вскоре маленькие хлипкие домики и участки кончились, и взору Като предстало то самое поле, за которым виднелся лес и речка. За лесом располагалась ещё одна деревня. Стоя по колено в воде, среди низиньких стебельков риса медленно двигались около десятка человек в соломенных шляпах, одинаковых широких штанах длинной по щиколотку и куртках с рукавами, закрывающих внешнюю сторону кисти. Рассмотрев всех внимательно и подойдя к одному из людей, мальчик протянул свёрток. — Отец, вам мама обед отдать велела. Мужчина разогнулся, снял шляпу и оглядел сына с головы до ног. Его внимание привлекли волосы Като, собранные в пучок на затылке. — Снова сам заплетался? Неровно, ты же мужчина, должен всё делать правильно... Мальчик только потупил взгляд и временами кивал, соглашаясь с отцом, ничего другого ему и не оставалось. Не может же он возразить ему, чем выкажет неподчинение. После очередного выговора от отца о его "небрежности и неуважении к старшим" Като направился домой, по пути обдумывая планы на сегодняшний вечер. С несколькими мальчиками из соседней деревни они собирались идти в лес, чтобы отыскать Ямаубу* и таким образом провести тест на храбрость. Родителям они, конечно же, сказали, что идут к той небольшой речке удить рыбу.

***

— Всё.— Мать мальчика отложила гребень в сторону и провела сухой ладонью по только что забранным волосам сына.— Долго не задерживайтесь. — Спасибо,— Като поклонился и, надев гето, быстро покинул дом, а затем и сад, притворив за собой калитку. Остальные мальчики, взяв фонари, уже собрались на окраине деревни. Когда к ним присоединился младший Камакура, они, шумя, смеясь и пугая друг друга, направились к лесу, где должны были разделиться на несколько групп и отправиться на поиски. Под прохладным ночным ветром шумели листьями деревья, иногда этот шум был столь оглушительным, что казалось, будто во всём свете существует лишь он; недалеко в реке плескалась рыба, в просветах между листвой виднелась молочная луна, она мягко рассеивала свой холодный свет по всей земле, окуная и лес, и реку, и деревню в ночь. Двое мальчишек лет десяти, с которыми шёл Като, всё время убегали вперёд, отнимали фонарь друг у друга. Наконец они убежали так далеко, что из-за деревьев только одинокий рыжий огонёк прыгал из стороны в сторону, иногда пропадая. В очередной раз он исчез, а потом вдруг вспыхнул алым, озаряя в ночи весь лес. Послышался треск, испуганные крики людей. Като сошёл с тропинки и, продираясь через кусты, вышел на край леса, откуда была хорошо видна деревня. Огонь горел так ярко, будто сейчас был ясный день; сады, одинаковые маленькие домики, цветущие сакуры и сливы — ничего этого не было, лишь их тёмные силуэты на фоне огромных, жарких языков пламени, поднимающихся к иссиня-чёрному небу и, кажется, освещающих даже его. Забыв обо всём, мальчик кинулся к пылающей деревне; на улицах было пусто, уже никто не выбегал из домов, никто не кричал, не пытался спасти скудное имущество — просто никого уже не было, просто уже было поздно. Като отыскал свой сад, наспех распахнул калитку и ворвался в пустой дом, точнее, в то, что от него осталось. Соломенная крыша давно догорела, тонкие стены будто вот-вот развалятся, а наверх дым, поднятый ветром и жаром огромного костра, в который превратилось строение, медленно уплывал куда-то к звёздам. Деревня сгорела, но люди...их здесь словно и не было никогда. Они будто испарились. Ни в лесу, ни в поле, ни в соседней деревне Като не нашёл ни своих друзей, с которыми разминулся перед пожаром, ни своих родителей. Через несколько часов пламя успокоилось, округа вновь погрузилась во тьму, всё улеглось и затихло. Угли, бывшие до недавнего времени домами и деревьями, всё ещё тлели. Оставаться здесь было бессмысленно, и мальчик, не найдя чего-то полезного среди паленьев, вернулся в спящий лес. Долго бродить ему не пришлось — старое дерево, у корней поросшее мхом, стояло совсем недалеко, одну ночь под ним вполне можно переночевать. Като скрестил руки на груди, кутаясь в складках одежды, плотнее прижался к чуть сыроватому, но тёплому мху и погрузился в неспокойный, временами прерывающийся сон.