Одним летним днём

О наступающем новом дне в лесу напоминали лишь щебет птиц в кроне деревьев и лёгкая прохлада, которая обыкновенно бывает по утрам около воды. Солнце уже поднималось над землёй, прогоняя ночную тьму и окрашивая безоблачное небо в нежно-жёлтый и розовый цвет; в чаще леса, где и провёл прошедшую ночь Като, по-прежнему сгущались сумерки, неохотно уступавшие права свету и солнечным лучам. Поёжившись и в который раз сев удобнее, кутаясь в складках одежды, мальчик позволил себе повернуться на бок, сменив положение тела, и укладывая голову на влажный от росы корень дерева. Через некоторое время и в лесу стало постепенно светлеть, сквозь просветы между листвой просачивались тоненькие лучики. Один такой лучик упал на лицо Камакуры, и он, жмурясь словно кот, нехотя открыл глаза и растёр холодные руки. На корень, на котором только что спал мальчик, забралась ящерица, во всю заливались птицы, где-то недалеко журчал ручей. Умывшись холодной, но прозрачной и чистой водой, Като решил продолжить путь через лес, надеясь найти какую-нибудь еду. Целый день он шёл по лесу, изредка останавливаясь и отдыхая на берегу ручьёв и рек или у корней в тени дерева, избегая болот и особенно тихих и тёмных зарослей, где, возможно, мог таиться хищный зверь. Никаких съедобных растений, грибов или ягод мальчик не смог найти, и поэтому сплёл из прибрежной высокой травы тонкую сеть и, забравшись на большой скользкий камень у порогов в широком месте реки, выловил несколько рыб. Сидя у небольшого костерка и переодически подкидывая в огонь кусочки сухой коры и тоненькие веточки, Като жарил рыбу, завернув её в лист какого-то водного растения. По его рассчётам к вечеру он должен дойти до ближайшей крупной деревни, куда раз в полгода они ходили с матерью, чтобы обменять рис и солёную речную рыбу на ткани. Солнце медленно заходило за горизонт, начинало темнеть, голоса леса постепенно замолкали, становилось тихо — ни стрёкота цикад, ни уханья ночной птицы, ни даже малейшего ветерка, который всколыхнул бы листья, а те успокаивающе зашептали о чём-то своём. Лоскутки уже совсем чёрного неба тоже пустовали, в это время года звёзды и луна особенно ярко и красиво светят, но сейчас только тяжёлые тучи заволокли всё, нет и лучика холодного лунного света. Деревни всё не было, лес никак не кончался, и идти дальше, не разбирая дороги, было глупо и бессмысленно. Конечно, безопаснее всего забраться на ветку дерева и заночевать там, подальше от голодных диких зверей, но даже с нижних веток падать будет больно и не менее опасно, чем попасть в лапы хищника. Найдя подходящее углубление во мху между двумя сросшимися деревьями, Като устроился на ночлег и уже задремал, как сквозь сон услышал далёкое, а потому тихое позвякивание колокольчиков и звуки флейты. Не поверив своим ушам, он открыл глаза и в ошарашенно огляделся по сторонам. Ночной лес без единого шороха и дуновения ветра словно застыл во времени, ожидая утра и благодатного света, дарующего жизнь всей земле. Сетуя на болотную ведьму и другую нечесть, охотчую пугать путников, Като повернулся на бок и закутался в лёгкую ткань одежды. Не прошло и минуты, как он вновь услышал звон колокольчиков, но уже гораздо ближе. Решив не обращать на это внимание, мальчик притворился спящим, но продолжал слушать. Музыка приближалась, а вместе с тем и в лесу становилось светлее; не в силах унять любопытство, Камакура встал с мха и озадаченно наблюдал, как в нескольких метрах от него из темноты чащи один за другим выплывают болотные огоньки и выстраиваются в колонну, будто направляющуюся на него. Вскоре мальчик заметил, что это вовсе не огоньки, а фонарики, которые несут небольшие зверьки, стоящие на задних лапах, словно люди. Колонна остановилась прямо перед Като, и зверёк, держащий в лапах колокольчик Кагура широко распахнул глаза, будто заметил мальчика только сейчас. — Давненько в наш лес не заходили люди,— наконец сказал он. Сам зверёк был очень похож на енотовидную собаку, с густым бурым мехом и большим животом. Стоя на задних лапах, ростом он был чуть выше колена Камакуры, и потому смотрел на него снизу вверх. За ним выстроилась колонна из таких же зверьков, каждый из которых в лапах держал колокольчик, деревянную флейту или фонарик со светлячками, отчего вокруг было светло как днём. — А вы кто?— только и смог спросить мальчик, потрясённый неожиданной встречей. — Тануки,— ответил всё тот же зверёк.— Вы, люди, зовёте нас, когда делаете саке. Мы приносим счастье и благополучие в дом. — И что вы здесь делаете?— спросить ничего другого на ум Като не пришло, а промолчать было бы не вежливо. — А то не видно!— неожиданно грубо отозвался Тануки,— в ближайшем храме вот уже столетие как нет бога, а хранителю нельзя покидать сад. Он попросил нас обходить округу и звоном колокольчиков и звуками флейты отпугивать злых духов, и помогать заблудившимся путникам. Взамен он открывает для нас вход в мир людей. Нам велели, если найдём в этом лесу человека, отвести его в храм. Поэтому не отходи от нас, по ночам здесь много нечести. Колонна медленно двинулась дальше, колокольчики и флейты вновь подали голос, и, не найдя ответа, Като последовал за зверьками, но всё ещё держался в стороне. Вскоре лес и уже уснувшие деревья словно начали расступаться от света фонариков, неизвестные огоньки из чащи, заманивающие путешественников в болота или к домам ведьм, отдалялись, а то и вовсе исчезали. Наконец, последние деревья отступили, и вся процессия вышла на широкую, будто протоптанную человеком, дорогу. Совсем скоро мальчик услышал журчание воды, а затем увидел небольшой мостик, внизу которого, похоже, и тёк или ручей, или неглубокая речка. Чем ближе подходили Тануки к мосту, тем больше Като казалось, что у деревянных перил светится слабый фонарик; затем из темноты ночи начала вырисовываться человеческая мужская фигура в традиционных одеждах. Когда колонна проходила мимо мужчины, мальчик увидел, что у того нет лица, но существо в упор смотрит на него, будто внимательно рассматривает. К горлу тут же подступил ком, по телу побежали мурашки, и, наверное, Като бы закричал, как один из Тануки дёрнул его за рукав. — Не обращай внимания, это Ноппэрапон. Он тебе ничего не сделает,— больше зверёк ничего не сказал, а мальчик поспешил за процессией. Пару раз Камакура оглянулся на мост, но там уже никого не было, только одинокий огонёк мерцал им вслед. Лес и не думал кончаться, а вот дорога становилась всё у́же, деревья подступали и стремились ввысь, к облачному тёмному небу. Где-то далеко, но уже в поле видимости, замаячил свет, а Като было решил, что это снова какой-нибудь дух. Свет всё приближался, и уже можно было рассмотреть старые, но ещё довольно крепкие ворота, над которыми и был подвешен фонарь. Прямо от ворот, в гору шла каменная лестница. — Поднимайся и сможешь прийти к храму. Там попросишь ночлега, а утром вернёшься в свою деревню. Негоже человеку среди духов обитать. Тануки ушли дальше, оставляя мальчика одного перед воротами, в полной темноте и тишине ночи, только издали доносилась музыка. Из чащи леса показались жёлтые огоньки, манившие за собой, и Като, взяв всю смелость, которая была, вступил на первую ступеньку лестницы.