Камень опенула

      Эрика услышала, как скрипнула входная дверь, и резко подняла голову. Но в дверях стоял всего лишь Ил, и она обратно уткнулась в подушку.       Уход Оливера заставил ее не на шутку разнервничаться. Он не мог просто так вспылить, а значит дело серьезное. Более того, дело это напрямую связано с Эрикой. Но Вирджи просто наотрез отказалась показать свои записи — Эри даже понятия не имела, чем провинилась!..       Но самое ужасное в этой ситуации, что Эрика совершенно никак не могла поддержать близкого человека. Поначалу даже порывалась отправиться на поиски, но вовремя подумала, что Оли, возможно, и вовсе переместился на землю Лайтов. И девушка мало того, что не отыщет его в Дэнте, так еще и попадется в лапы «желтых». Тогда-то ее точно никто не защитит…       — Хэй, Эри, — тихо позвал Ил. До слуха донеслись робкие шаги. — Ты не спишь?       «Глупый вопрос», — хотела ответить Белуха, но вместо этого лишь сильнее зарылась носом в наволочку.       Постель прогнулась под чужим весом, а на спину легла теплая ладонь. От этого прикосновения мистическим образом становилось легче. Не за красивые же глаза Эри зовет Ила магом…       — Что случилось? — обеспокоенно спросил подселенец.       Она повернула голову, покосилась на его встревоженное лицо и тяжело вздохнула:       — Ничего…       — Точно ничего?       — Угу.       В конце концов, нечего грузить друга своими проблемами. Эрика взрослый и независимый человек, она в состоянии справиться со всеми своими чувствами, и эмоциями, и проблемами…       Подселенец устало поднялся на ноги. Эри тут же перехватила его за запястье.       Ладно, не такая она уж взрослая и независимая!       — Это ведь не из-за меня? — Она нервно закусила губу. — Все, о чем говорил Дейр, что происходит на Канноре… Это же не потому, что я появилась?       Ил приподнял уголки губ и вновь сел рядышком:       — Серьезно? С чего вообще ты так решила?       — Ты разговаривал с ним? — напористо спросила Белуха и приподнилась на локтях. — Дейр упоминал меня? Ругался, что из-за «этого недивинского бревна» у него одна головная боль? Или что от неумелого опенула лучше бы избавиться, чтобы глаза не мозолил и место зря не занимал?       — Дейр никогда не называл тебя бревном! — вскинул брови каннор.       — О, отлично, значит, все остальное он озвучивал! — простонала Эрика и снова закрыла лицо подушкой.       Было обидно, до слез обидно. И уже не столько потому, что Эрика подводит «синих». Неужели никто из друзей не честен с ней до той степени, чтобы просто в лицо сказать: «Эри, ты для нас всех просто заноза в одном месте, не могла бы ты свалить?!»? Эри ведь не эгоистка, она бы свалила! Расстроилась бы, может, поначалу бы даже разозлилась, закатила истерику, разревелась, попыталась бы вернуться, как-то все исправить. Но если так надо, если так всем будет лучше…       Пружины матраса скрипнули. Ладоней коснулись грубоватые, от частых драк, теплые пальцы — и кулаки, стискивающие наволочку, сами собой разжались.       — Эри, — негромко сказал Ил. Его голос теперь звучал напротив лица, и Белуха могла слышать чужое частое дыхание. — Посмотри на меня. Ну же!       Девушка нехотя опустила подушку и подняла глаза. Друг улыбался, открыто и ласково, как котенку или милому щенку. Хотя, своей открытостью и добротой парень сам походил на верного и преданного пса.       — Послушай. — Он осторожно убрал выцветшие пряди с ее лба. — Дейр дорожит тобой. Я дорожу. Все мы. И, что бы кто тебе ни говорил, мы никогда не посчитаем тебя обузой. Ты же наше спасение, вроде как… наш лучик солнца после многолетнего шторма! Или весенний день после долгой зимы. Ну, то есть, как что-то теплое и хорошее!.. Черт, прости, я не очень хорош в поддержке и… — парень чуть отвел взгляд, — …комплиментах. Но я просто хотел сказать, что ты — лучшее, что случилось с Каннором за все время войны. Тебя все любят! И… и я в том числе.       Он чуть покраснел, и все мысли, давящие на сердце, как тяжелые валуны, испарились. Все те светлые чувства читались здесь: в его лице, в блестящих глазах, в мерцающем амулете на шее, в трепетных прикосновениях. Ил совершенно не умел врать. Его душа словно была на ее ладонях.       — Я тоже очень тебя люблю, — улыбнулась Эри и ткнулась в горячую шею, крепко обнимая каннора. От парня приятно пахло солнцем, злаками и мятой. — Ты мой самый-самый лучший друг!       Ил тихонько фыркнул ей в макушку:       — Что, даже лучше Лилии?       — Ну, нет! — прыснула Белуха. Подселенец заерзал, когда ее дыхание защекотало оголенную кожу. — Сразу после нее.       — Чего? Нетушки, на серебро я не соглашался! — рассмеялся он и, вытащив зажатую между ними подушку, шутливо ударил ей по плечу подруги.       Эри в долгу не осталась и легонько толкнула парня в грудь. Ил, конечно, отступать тоже не думал.       Тихо, чтобы никто из остальных жильцов не услышал, смеясь, они осыпали друг друга тычками, толчками, легкими ударами и беззлобными колкостями. Подушка уже отлетела куда-то на пол, одеяло безбожно смялось, но Эрику это совершенно не волновало. Для нее словно вообще перестал существовать мир за пределами узкой кровати, на которой едва помещались она, уже совсем растрепанная, со сбитым дыханием, и Ил, сияющий от счастья и жмурящий свои невероятные глаза. Какая разница что там, вне? Какая разница, что было до и будет после? Они здесь, сейчас — и им хорошо в этом «здесь и сейчас». И будь у Эрики выбор, она бы навечно осталась в этом мгновении, где не надо ничего решать и бояться, где она спокойна, где безопасно. Где она дома.       — Нечестно! Нечестно! — залилась смехом она, когда Ил, обхватив тонкие запястья, повалил ее на спину, а сам навис сверху с выражением абсолютного победителя.       — Что нечестно? — широко улыбнулся он. — Ты знала, на что шла, когда разозлила солдата с многолетним стажем!       — Это ты злишься так? — хмыкнула Эри.       Парень шутливо огрызнулся:       — Просто в ярости! Я не собираюсь никому уступать звание твоего самого… — он наклонился к ее шее, замер на пару мгновений и нарочито выдохнул на нее так, чтобы Белуха снова засмеялась. — …Самого лучшего друга.       — Щекотно! — Эрика без труда высвободила руки и уперлась каннору в грудь, чуть отстранила. Несильно — настолько, чтобы видеть лицо.       Только сейчас, когда он нависал над Белухой, она увидела, как много, оказывается, не замечала. К примеру, она никогда прежде не обращала внимания, что у подселенца есть маленький шрам, рассекающий левую бровь. Совсем блеклый — видимо, полученный в детстве. По скулам рассыпались желтоватые веснушки, хотя раньше Эри думала, что они бывают лишь у рыжих. Губы у парня обветренные и искусанные, бледные и тонкие. Нос, очевидно, когда-то поломанный, чуть кривоватый, но такой, чтобы придавать внешности живости, а не уродовать. Между бровей залегла едва видная складка — вот уж что было действительно странным для неутомимо жизнерадостного подселенца. На щеках играли ямочки от улыбки. Столько крохотных мелочей, которые вместе рисуют такой знакомый, практически родной образ.       — Ты красивый, — на выдохе вырвалось у Эрики.       Она не лукавила — друг действительно красив. Было ли дело в правильных пропорциях, тех самых не замеченных до этого мелочах или же в мистическом внутреннем свете, о котором пишут в книжках, — Эри не знала. Но зато знала, что с румянцем на загорелой коже Ил еще красивее.       — Ты тоже, — смущенно ответил он. — Ты тоже очень… ну… красивая.       Взгляд каннора метался между ее глазами и губами. От этого казалось, что он хочет ее поцеловать. Но Эрика понимала, что так Ил просто защищает их обоих от вселения. А жаль… Белуха хотела бы разглядеть получше разноцветные радужки и увидеть там что-то такое, что увидела бы только она одна на всем белом свете.       Ил наклонился ближе, на щеках ощущалось его сбивчивое горячее дыхание. Запах солнца и травы усилился. Эри прикрыла веки, и стало казаться, что они сейчас лежат посреди огромного живого луга. Ветер осторожно перебирал пряди, вплетал в них легкие травинки, ласкал кожу, холодил губы; все тело окутывали, обнимали солнечные лучи — их тепло пробиралось внутрь и заставляло сердце стучать быстро-быстро, как крохотную пташку в клетке. Эрика никогда не чувствовала подобного раньше. Но эти ощущения не пугали, нет. Напротив, хотелось задержаться в этой мечте как можно дольше — и как можно дольше чувствовать чужое тепло, прикосновения, дыхание…       Оглушительно скрипнула половица. Эрика распахнула глаза.       Парень отскочил от нее, как ошпаренный, и замер на противоположном краю кровати. Белуха еще пару секунд глупо моргала и пялилась в потолок, стараясь прийти в себя. А после осторожно, будто могла рассыпаться, приподнялась и обернулась к двери.       В проеме, заламывая руки, пугливо округлив глаза, стояла не кто иная, как Ками.       — Простите, что помешала, — растянула губы в противную улыбку эта мелкая гадина. — Я лишь хотела пожелать спокойной ночи…. Но, видимо, спать вы пока не собирались.       — Да мы н-не… — попытался оправдаться Ил ломающимся голосом. — Мы здесь… п-просто дурачились!       — Аг-га, — судорожно поддакнула Эри, подскакивая на месте и оглядываясь в поисках чего-то, что могло бы подтвердить их слова.       Постель измята, одежда — тоже, оба они раскрасневшиеся, дышат тяжело, смущенно отводят глаза.       Боже, со стороны это, верно, выглядит так, будто они…       — А, дурачились, — прихрюкнула Ками и оперлась плечом о косяк. — Вечно забываю, что вы не встречаетесь.       — Вот именно! — Эрика мельком покосилась на каннора и вновь повернулась к сестре. — Ты что-то хотела? Спокойной ночи пожелать? Ну, спокойной ночи, Ками. Все, свободна.       Та нехотя отцепилась от дверного проема и шагнула спиной в коридор:       — Ох, все-все, ухожу, не буду больше вас смущать. Но вы тоже, знаете, не слишком громко дурачьтесь. А то весь дом услышит, как вы тут друг с другом… — Она изобразила руками несколько неоднозначных жестов. — …Дружите.       — Ками! — возмущенно прикрикнула на нее Белуха.       — Эри, тише, — одернул ее Ил, все еще смущенно заламывающий руки. — Нам и правда не стоит шуметь, время позднее. Добрых снов, Ками.       — Добрых, — язвительно фыркнула девчушка и, бросив на Эрику презрительный взгляд, скрылась в коридоре.       Будь сейчас в комнате Марго, она бы наверняка задохнулась в приступе смеха. Уж неизвестно, что там в голове у каннора, а Эри была готова сквозь землю провалиться от стыда. Что вообще на нее нашло?! Они ведь просто друзья, а повели себя так, будто… Ну, будто Ками в своих догадках оказалась права! Теперь-то ее точно не переубедишь. А если все это дойдет до Оливера?!..       — Ил, — покосилась на подселенца девушка. — Все, что сейчас случилось… Забыли, ладно?       — А что случилось? — свел брови к переносице тот.       — Я имею в виду… между нами.       — Между нами? — Каннор поднял полные какого-то странного блеска глаза. — Между нами что-то случилось?       — Не паясничай! Ты вообще здесь был пару минут назад?!       Он ошарашенно моргнул и нервно рассмеялся:       — Прости, я, ну, то есть, мы, между нами… Ты меня словно загипнотизировала. Как Керал. Я не знаю, что на меня нашло. Конечно же, между нами ничего не было, ха-ха! Просто, ну, знаешь, день тяжелый. От усталости мозги отказали.       — Аналогично, — кивнула Эри и помассировала виски. — Как Керал… Керал!       Она подскочила с кровати и метнулась к сумке, валяющейся у входа. По приходу домой Эрика только и успела, что закинуть ее в спальню — и сразу же отправилась на собрание.       Бумаги были внутри, пусть и несколько помятые. Белуха расправила их парой неосторожных движений, убедилась, что морские брызги на Инсиве не повредили текст, и развернулась. И нос к носу столкнулась с бесшумно приблизившимся Илом.       Раньше бы девушка не придала значения такой близости, но сейчас она почему-то испуганно отшатнулась на пару шагов.       — Что там? — склонил голову друг, упрямо делая вид, что такое поведение его не задело.       Актер из подселенца был так себе.       — Ты знаешь лайтовский? — ответила вопросом на вопрос Эри и резко протянула записи.       Ил осторожно забрал их и пробежался взглядом по строчкам. Его глаза постепенно принимали размер и форму двух медных монет.       — Что там? — вытянула шею Эри.       — Ну-у-у, — протянул он, пролистнув пару страниц. — Ничего интересного я не прочитал.       — Совсем ничего? Ни капельки?       — Не-а!       — Прочитай мне. Вдруг я что-то замечу, что ты упустил из виду?       — Ох, ладно! — Подселенец поправил на носу невидимые очки, прочистил горло и задекламировал с самым серьезным видом, на какой был только способен. — Итак, бла-бла-бла, опенулы, много каких-то слов, бла-бла, опять опенулы, буковки, буковки, о, земля Лайтов, снова какие-то слова…       — Издеваешься? — вскинула брови девушка.       — Почему? Вот все, что я прочитал! — рассмеялся парень и покачал головой. — Прости, но я не очень хорош в иностранных.       Эрика забрала бумаги и съязвила:       — Это ваш национальный язык, вообще-то!       — Это язык земли Лайтов, а я с Каннора. И, кстати, откуда ты такой раритет раскопала?       Белуха опустила глаза. Рассказывать о Слете было опасно. Ил и так в чем-то подозревает его после обнаружения доносов в квартире. А стоит ему узнать, что у Ивана хранятся личные записи Керал, так выйти на Марианну будет легче легкого. Кто знает, как точно работает Секретный пакт? Может, достаточно одной только верной мысли в голове каннора, чтобы оборвать единственный канатик, с помощью которого можно манипулировать командиром «желтых».       — Оливер передал, — солгала Эри.       Ил болезненно скривился и согнулся в три погибели, будто у него от одного этого имени скрутило живот.       — Оливер! — выдавил он. — Кто бы сомневался!       — Брось! — нервно ухмыльнулась Эрика. — Кстати, вы вполне мило сегодня общались. Ты большой молодец! Даже на его провокации не поддался.       Шумно втянув воздух через нос, подселенец проглотил все не очень-то приличные слова, что наверняка крутились у него на языке, и ответил:       — Да уж, такой молодец, что он, кажется, принял мою игру за чистую монету.       — Так это же хорошо!       — Я соглашался наладить с ним отношения до уровня «я не бросаюсь на него с ножом просто из-за того, что меня бесит его самодовольная рожа». Я не хочу становиться его другом! Он же… он…       — Инсив, — закончила за него девушка. — Мы уже обсуждали.       — Да. Обсуждали. И я просто не понимаю, как ты могла в него влюбиться. — Ил взмахнул руками. В его голосе прозвучала обида. — Нет, то есть, я понимаю, Оливер очаровательный, внешностью не обделен, умеет себя преподать и подобрать правильные слова, чтобы у тебя башню снесло, еще загадочный и скрытный, но при этом ранимый и чувственный. Весь такой… — Он изобразил несколько странных жестов руками. — …Идеальный. Как принц из книжки. Но и в этой бочке меда есть ложка дегтя! А в его случае, там этого дегтя куда больше, чем меда! Почему он? Вокруг столько парней, которые куда лучше!       Эрика хотела было сказать, что парень и сам ответил на свой вопрос, когда во всех красках расписывал достоинства Оли. Но вместо этого лишь пожала плечами:       — Ты же и сам в кого-то влюблен. Будь тот, кого ты любишь, хоть сам по себе одним большим недостатком, ты будешь его любить.       — Даже если ошметки здравого смысла в твоей голове будут умолять отойти от этого придурка подальше? — изогнул бровь Ил.       — Даже если так. Любовь вообще не подчиняется ничему, что находится в голове.       Каннор помрачнел.       — Это влюбленность не подчиняется, — осторожно поправил он. — А любовь без головы держаться не будет.       — А есть разница? — не поняла Эрика.       — Есть конечно! Любовь — это навсегда или очень-очень надолго. Когда что-то надолго, ты волей-неволей начинаешь об этом задумываться. Без головы любви вообще никак. А влюбленность, — парень медленно выпустил воздух, — Она, знаешь… как бабочка.       — Бабочка? — Девушка улыбнулась. — Бабочки красивые.       — Вот именно. Они красивые, всем нравятся и радуют глаз. А еще подыхают через день. И с чувствами этими также: влюбишься, порадуешься, переболеешь, а на руках у тебя останутся только мертвые бабочки. И ты их и можешь, разве что, приколоть на булавку да иногда вспоминать, как они красиво порхали. Вот и вся тебе влюбленность — красивая, быстрая и абсолютно бессмысленная… Черт побери, Эри! — Ил вздрогнул и раздраженно скрестил руки на груди. — О чем мы вообще болтаем! Мы не в девчачьем романчике, в конце концов! Давай вернемся к нормальным проблемам!       Эрика опустила глаза на бумаги в своих руках и серьезно закивала. Да, им не стоит отвлекаться. Вот только в голове все никак не унимались мысли о том, насколько мальчишки говорят разные вещи. Оливер, собирающий вянущие букеты, и Ил, накалывающий порхающих бабочек на булавки.       Так, Эри, соберись! Сейчас совсем не до любви!       — Ты знаешь кого-нибудь, кто владеет лайтовским? — попыталась увести тему подальше Белуха.       Подселенец задумался, нервно постучал носком ноги по полу и неуверенно проговорил:       — Да… То есть, в принципе, есть один пацан на Ляре. Он может помочь. Не то чтобы мы хорошо общаемся, но в услуге не откажет. Тем более, если дело важное. Оливер же… — Он на мгновение замялся и снова продолжил. — Оливер же не просто так тебе эти записи дал.       Эрика кивнула:       — Это касается Керал. Что-то насчет обновленной системы выбора опенула.       — Тем более! — взмахнул руками Ил. — И чего мы, спрашивается, тут стоим?! Во всем, что касается инсивов, дорога каждая минута!       И он решительным шагом поспешил к выходу. Эри спохватилась и зашагала следом.       Нагнала она его уже в коридоре.       — Погоди! — одернула друга Белуха. — Мы что, пойдем к этому ляру сейчас?       — Ага. А что не так?       — На ночь глядя?       — Я же сказал — дорога каждая минута! Я не собираюсь разбрасываться временем. Если мы можем что-то сделать — лучше делать, верно?       Эрика остановилась, когда друг уже распахнул входную дверь. В нос ударил вечерний запах свежести и ночных цветов. Небо, еще не черное, но далеко уже не лазурное, покрывали размытые пятна заката. Гоготали птицы, устраиваясь для сна на высоких темно-зеленых осинах. В соседних домах уже горел свет, где-то играла музыка, смеялись дети. Только их особняк стоял погруженный в темноту и тишину.       — Ну ты чего? — повернулся к Белухе подселенец, уже ступая на крыльцо.       — Ничего, — мотнула головой Эри и потерла плечи. — Просто, ты сам говорил, сегодня был очень долгий день, и…       — Ты устала? — Друг от волнения подскочил на месте. — Извини, я не подумал! Ты можешь лечь спать, если хочешь! Сходим в другой раз.       Он мигом вернулся в дом, позабыв о своей идее. Эрика вспомнила слова Марго, о том, что Ил повинуется любой ее просьбе. И ей вдруг стало противно — не то из-за себя, не то из-за каннора.       — Нет, я в норме, — упрямо мотнула головой она и шагнула за порог. — Мне и самой не терпится поскорее покончить со всем этим.

***

      — Великолепно! — протянула Анель и нервно щелкнула ногтем по окантовке собственного амулета. — И что же мне прикажете с этим делать, крошки?       Клео и Тео, жмущиеся к почерневшей стене приюта, синхронно вздрогнули и понурили головы. Анель должна на них злиться. Но просто не могла. Им же только-только восемь исполнилось. Как можно злиться на таких малышей!       — Прости, пожалуйста. Это была моя идея, — сбивчиво проговорил Тео, неуверенно заслоняя сестру спиной. — Хочешь ругаться — ругайся на меня. Клео вообще была против…       — Неправда! — воскликнула Клео и выступила вперед. — Это все из-за меня! Тео хотел меня отговорить, но я не послушала. Это я виновата!       — Не слушай ее!       — Нет, Анель, это из-за меня! Тео всегда следует законам, ты же знаешь.       — Нет, неправда, не всегда! Анель, это я виноват, не слушай ее! Я все это придумал, наказывай только меня!       — Нет!       — Да!       Анель рассмеялась и с трудом подавила в себе желание потрепать двойняшек по головам. Ох, какие же глупые! Начнут на поле боя так друг за друга заступаться — кого-нибудь ведь точно зарубят!       — Ха-ха, все ясно, паучки! Значит, донесу на вас обоих, — и прежде, чем Кит снова начали спорить, вернулась к насущным баранам. — Однако, все-таки, зачем вы его оставили, м? Ах, неужели все уроки прошли даром? Я же столько лет учила вас аккуратненько перерезать горло!       — Мы помним! — обидчиво протянул Тео. — Просто мы… он…       — Просто — что, милый?       — Просто он же бескаменный! И безоружный… Это нечестно.       — Ох, Тео, честь — не для военного времени! — Анель пересекла выжженный коридор и безынтересно глянула за косяк в одну из комнат. Пленник все так же валялся на полу, связанный по рукам и ногам, и не думал очухиваться. Хм, а вот Хамелеончик уже через минуту был готов бежать. Вот недивинские слабаки… — Сам посуди, будь канноры хоть чуточку менее честны, разве сумели бы мы так легко одерживать над ними победу раз за разом? Глупая-глупая выдумка — эта честь. Только и делает, что мешает.       Двойняшки о чем-то быстро перешепнулись.       — Но Керал говорит, что честь — важная штука! — ответила за обоих Клео. — Что без чести у нас половина лагеря убежит. Как у… канноров. Я как-то совсем запуталась.       — Не волнуйся, цветочек. Подрастешь — распутаешься. Оливер тоже путался, когда был маленьким.       Ох, зря она вспомнила об Оливере…. Оставалось надеяться, что Хамелеон сдержит свое обещание. Так много проблем из-за одного только младшего братца, представить невозможно!       — Угу, и сейчас так запутался, что теперь даже с опенульскими силами не выпутается… — буркнул Тео и шмыгнул носом.       Теодору Оливер нравился. Конечно же, ведь младшие в лагере всегда находят себе кого-то из старших, за кем, как за родителем, все повторяют. Вот только сам ключик выбрал не лучший шаблон. Слишком уж много он перенял от Анель. Она в себе сомневаться начинает!       Так что Тео нужно поскорее найти себе кого-то поправильнее для примера.       — Не выпутается, — согласно кивнула Анель. Губы расплылись в улыбке. — Поэтому-то я и попросила каннора мне помочь.       — Это жестоко! — возмутился маленький световик. — Если бы с тобой так поступили…       — О, со мной так поступали, светлячок! Конечно, ты не можешь этого помнить, но… Ах, поверь, я знаю, каково получать подобный удар в спину. Вы ведь не знали Джессику? Да, ну точно, это было так давно…       Неподалеку с тихим стуком упала деревяшка. Анель мгновенно прыгнула в сторону, как гибкая кошка, и оголила клинок. Но никого, кроме двойняшек Кит, в коридоре не было. Ха, очевидно, доска упала просто от сквозняка… Скорее всего.       С Джессикой они когда-то дружили. Очень близко дружили. Были как две половинки одной души. Та, кем является Анель сейчас, — полностью ее заслуга. В этом сумасшедшем мире войны и смерти найти себе близкого человека казалось счастьем! Правда, крайне недолговечным. Один поступок — и у Анель больше нет подруги, надежды на будущее и веры в то, что когда-нибудь это счастье вернется.       Сейчас Джессики уже и в помине нет. Правда, даже спустя столько лет, ее имя обладало одним довольно забавным свойством.       — Да, Джессика, — как ни в чем не бывало продолжила подселенка, окидывая взглядом пустые стены. — Вы не знали ее, но я, ох, я знала ее так хорошо! Чудная, чудная девчонка! Умная, смелая, веселая…       Несколько слабых половиц опасно прогнулись и заскрипели, но тут же выгнулись обратно. Клео и Тео испуганно переглянулись и взялись за свои ножи. Анель довольно прищурилась:       — Такая чудная, один на миллион! И, знаете, самая умелая невидимка из всех, что когда-либо жили!       — Самая умелая невидимка?!!! — взвизгнул чей-то сорвавшийся голос.       На фоне потрескавшейся стены вырисовывался силуэт. Воздух стал рябиться, как в пустыне, все сильнее и сильнее, очерчивая небольшое облако. Чуть выше его середины ослепительно сверкнула желтая звездочка, и мутная дымка враз обрела цвет и контуры.       Перед Анель стояла невысокая миленькая девочка, помладше Оливера, с перекошенным от злобы лицом. Несколько темных курчавых прядей выбились из бокового хвоста и прилипли к щекам и повлажневшему лбу. Глаза какого-то невнятного серо-зеленого цвета сверкали ярче амулета, который был надежно скрыт плотной водолазкой.       Ох, еще и джинсы на ногах! Как же бедняжка еще не спарилась под теплым почти летним солнышком Недивинов?       — Значит, Джессика — самая умелая невидимка?! — продолжала негодовать девчонка, широко раздувая ноздри. — Знаешь, я была бы даже сильнее ее, да! Она меня всю жизнь унижала, потому что боялась, что я ей нос утру, вот поэтому! Так что я куда сильнее ее! Я!!!       Анель захлопала в ладоши и задорно рассмеялась:       — Браво! Браво! Бог мой, Джена, сколько бы ты ни разыгрывала этот спектакль, я всегда в абсолютном восторге! И ведь каждый раз — слово в слово, жест в жест. Такой точный механизм. Как часы!       Девчонка мгновенно остыла и, словно только осознав, что случилось, втянула голову в плечи:       — Я… Анель, вообще-то, я тебя просила… Не Джена.       — Ах, да, прости, мотылек! Дженис, конечно же, — издевательски протянула Анель.       Нет, она не имела ничего против Дженис лично. Но, так уж вышло, у них обеих сложилось взаимно ужасное впечатление друг о друге. Обидно даже. В другой ситуации они бы могли стать лучшими подружками.       Да, наживать врагов вместо друзей — все-таки семейное.       — И если бы ты не вспоминала эту сволочь каждый раз, когда я пытаюсь шпионить, я бы и не попадалась никогда, — передернула плечами невидимка.       — Почему? Как по мне, отличный способ избавиться от лишних ушек. Что же ты здесь делаешь, мотылек? Насколько я помню, Керал поставила тебя в патруль лагеря, но никак не в разведку.       — Какое тебе дело?!       — Какое мне дело? — Анель дернула бровью и захохотала. — Девочка, в моих правах осудить тебя за дезертирство! Не задавай глупых вопросов, когда с тобой разговаривает старший по званию. А то твоя милая головушка будет болтаться во-он на том остреньком штыре. Красиво-красиво!       Дженис насупилась и нервно намотала на палец кончик курчавого хвостика. Джессика делала почти так же, когда не хотела признавать свои ошибки, но понимала, что по-иному нельзя.       Да уж, Дженис не стала исключением, выбрав для подражания просто ужасную кандидатуру! Ох, видимо, на Инсиве никому с старшими сестрами не везет…       — Будь ты еще старше по званию, я бы и не пискнула, — тихо-тихо пробормотала Джена.       Анель склонила голову на бок:       — Что-что?       — Я слышала твой последний разговор с отцом.       — Хм, — Подселенка отвела глаза. Сердце почему-то забилось скорее. Неужели она волнуется? Ха-ха, смешно же! — Любительница подслушивать, значит? Вся в Джесс…       — Я не как Джессика! Я совсем не как она! — тут же взорвалась невидимка, но потухла так же быстро. — И я хочу помочь.       Анель чуть приоткрыла губы. А вот это что-то новенькое. Что же могло сподвигнуть мотылечка на подобную милость? Что-то девушка не могла припомнить в болтовне ее — лучше бы он им не был — отца какую-нибудь мелкую деталь, которая заставила бы Джену вступиться за недруга. И ладно просто вступиться — это ведь серьезное дело! Практически переворот! Где же та маленькая законопослушная букашка, которую Анель знала?       — С чего бы, м?       — Я… тоже не в восторге от Керал, — Дженис скрестила руки на груди. — А из двух зол выбирают меньшее. Ты хоть и бываешь иногда слишком…слишком. Но хотя бы ратуешь за прекращение войны.       — О, милая, я бьюсь не за прекращение войны, а за победу. Это не одно и то же.       — Билась бы за победу, не позволила бы Оливеру уйти!       — Я и не позволяла.       — Нет, ты…       — Ох, терпеть не могу, когда перебивают!.. Сразу отпадает желание говорить.       Подселенка лениво оглядела белый нож, который все еще держала в руке и, как будто невзначай, подняла его прямо к подбородку Дженис.       — А лучший способ окончить разговор — избавиться от собеседника!       Острие уперлось в горло и натянуло тонкую светленькую кожу. Надавишь чуточку — и не будет больше этой надоеды. Анель усмехнулась. И почему же она раньше этого не сделала?       Невидимка испуганно округлила глаза и застыла на месте, боялась лишний раз пошевелиться. Ну конечно, сзади — стена, спереди — смерть. Мышка в ловушке. Как же Анель любит это чувство!..       Сбоку застучали две пары сапожек — Кит не хотели мешать взрослым разборкам. Правильно, крошки, нечего вам лишний раз видеть смерть. Насмотритесь еще, жизнь долгая!       — Давай-ка сыграем, — хмыкнула подселенка, внимательно разглядывая лицо жертвы. — Очень интересная игра, Оливеру так нравится! Уверена, тебе тоже придется по душе. Назови достойную причину, по которой я не должна сейчас перерезать твою чудную шейку, и продолжишь свое беззаботное, но, увы, абсолютно бессмысленное существование. Простые правила, верно?       Она медленно повернула клинок. По лезвию вниз покатилась совсем крохотная темная капелька. Скользнула ниже, на рукоять, к расслабленным пальцам и оставила на коже рубиновый след. Анель проследила весь этот путь и вновь обратилась взглядом к побледневшей Дженис. Улыбнулась, будто подбадривая.       — Ну же, милая! Не вынуждай меня засекать время. Ты знаешь, я всегда играю по правилам. Но и стоять вечно я здесь не собираюсь.       Девчонка сглотнула, и острие чиркнуло чуть вбок, рисуя тонкую красноватую линию. Но Анель мигом вернула его на место и невинно улыбнулась. Про себя она медленно высчитывала секунды. Когда будет тридцать — точно прирежет! Действительно, остановить-то нечему. А остальным скажет, что Дженис готовила переворот. Это ведь даже правда! А вдаваться в подробности Керал не будет. Всего-то полминуты! Все так просто…       Анель дошла до двадцати пяти, когда невидимка выпалила:       — Я знаю, как сделать тебя главнокомандующим, не разрушая Оливеру жизнь.       Девушка медленно убрала нож. Джена глубоко вдохнула и отшатнулась.       — Интересно, — попыталась как можно равнодушнее сказать Анель. — И как?       Девчонка потерла ранку на шее, судорожно подняла воротник водолазки повыше и с почти азартным огоньком в глазах провозгласила:       — Тремальский список!       — Тремальский… список? — не веря, переспросила подселенка.       — Да! — Дженис широко улыбнулась. Глаза ее загорелись. — Документ из чайной бумаги, его создали очень давно, еще до войны. И он обладает силой показывать родословную человека со всеми магическими способностями, даже предсказывать, какой дар получат его дети!       — Я знаю, что такое Тремальский список. — Анель захохотала и смахнула иллюзорные слезинки с ресниц. — Но ох, Дженис, мухлевать было нельзя!       — Это правда поможет! Твой отец говорил о таком явлении — об опенулах с нечистой кровью. Те, чьи родители не были опенулами! И если Тремальский список покажет, что Оливер на самом деле тебе не сводный, а родной брат…       — Дженис, — уже куда серьезнее надавила Анель.       — …то твоя мать будет оправдана! С тебя падет клеймо позора, и ты сможешь…       — Джена!       — …заполучить звание главнокомандующего, как и написано в Тесте! Даже если Оли останется с каннорами! Столько проблем сразу исчезнет! И вы оба будете счастливы!       — Дженис, это невозможно! — строго осадила ее девушка и вздохнула, тяжело и задумчиво.       Сердце колотилось слишком громко. Анель знала, что по закону именно должна быть главнокомандующим. Ее имя назвал предыдущий командир, вписал в Тест, и, казалось бы, придраться не к чему. Вот только… Оливер. Оливер был словно якорь, который тянул на дно. Анель столько сил положила, стольким пожертвовала, чтобы добиться даже звания авитара. Но пока к ней привязан сводный брат, путь к власти отрезан.       — Пойми, мотылек, — неспешно проговорила она, — Я бы и сама хотела, чтобы все решалось так просто. Но эти россказни о нечистокровных опенулах… Милая, когда же ты прекратишь верить в сказки!       Невидимка хотела возразить, но Анель прислонила указательный палец к ее губам и цокнула языком:       — Нет-нет-нет, не стоит. Послушай, каждый в этой жизни играет свою роль. Следует сценарию. И шуту никогда не стать королем, если автор запретил ему надевать корону. Если мне не суждено стать главнокомандующим — я им не стану.       Дженис нахмурилась. Подселенка улыбнулась уголком губ:       — Мир намного сложнее и проще одновременно: нам четко обозначены правила, вот только не каждый желает им следовать. А надо всего-то плыть по течению, мотылек. Твои маленькие лапки не способны справиться с потоком. Пора сдаться и перестать уже надеяться на невозможное. Ты ведь уже взрослая девочка, все сама понимаешь!       Она развернулась на каблуках и легко покрутила нож в воздухе, как уставшие от кавалера дамочки обычно крутят веером. Как же надоела эта девчонка! В конце концов, у подселенки еще вопрос с бескаменным парнишкой не решен, а эта кроха лезет под ноги.       — Сдаться? — все никак не унималась Дженис, и Анель вымученно закатила глаза.       — Да-да, крылатка, именно так. Сдаться! Просто, не правда ли?       — Оливеру ты так же говорила? Сдаться, когда все идет против тебя? — Джена топнула ногой. — Сдаться, когда целый лагерь желает тебя прирезать? Когда каждый встречный тычет в тебя пальцем и в лицо говорит, что было бы лучше, если бы тебя не существовало? Сдаться, когда собственная сестра от тебя отворачивается, и из всех вариантов остается только сигануть к черту со скалы?! Разве он сдался тогда?!       Анель глубоко вдохнула и запрокинула голову. Будь проклят тот день, когда ее брат сдружился с этой мелкой гадиной…       — Нет… Но если бы сдался, стольких бы проблем можно было избежать! — мечтательно улыбнулась подселенка и повернулась обратно. — Он не убегал бы на встречи по ночам, не нарушал бы закон…       — Не был бы счастливым.       — Счастливым? Ха, Дженис, милая, о каком счастье ты толкуешь? — Анель громко рассмеялась. — Не о том ли, которое впилось в его душу рыболовным крючком: выдернешь — разорвешь на клочки? Какая глупость! Еще глупее твоего плана.       — Мой план не глупый! — возмутилась Джена.       — Хм, хорошо-хорошо! Он попросту невыполним. Ты только погляди, — подселенка принялась загибать пальцы, — Тремальский список хорошо спрятан, найти его сможет лишь душа, уже окропившая его своей кровью когда-то. Где же ты найдешь такую, мотылек? Как говорят нам хроники, последний раз списком пользовались лет… пожалуй, двадцать назад. Ох, ладно, я приму условия твоей фантазии!.. Итак, списочек у тебя. Что же дальше? Как ты доберешься до Оливера? Неужели заявишься прямиком к каннорам?       — Я…       — Не смеши меня! У тебя духу не хватает даже глянуть в сторону чужого острова. Ах, страшные-страшные канноры, пугают бедную маленькую Джену! Тыкают своими ножиками, так и грозятся прирезать! — Анель зловеще оскалилась. — А ведь прирежут, маленькая моя, не сомневайся! Так что будь хорошей девочкой, сдайся, забудь об этой ерунде со списком и продолжай радоваться жизни, пока какой-нибудь «синий» не решит от скуки ее оборвать. Просто сдайся.       Дженис поджала губы и опустила голову. Подселенка легонько щелкнула ее по носу — прежде, чем подумала. Оливеру это всегда поднимало настроение…       Ох, ну что же за день! Оливер, Оливер, Оливер… Признай же, Анель, скучаешь. Не по предателю, не по преступнику. По брату. По семье. И меньше всего на свете хочется обрывать ему крылышки, как мотыльку, и оставлять на съедение птицам. А, может, верно? Если бы они были родными… О, нет-нет, даже не думай, даже мысли не допускай! Нет ничего в мире страшнее и губительней надежды. Ее осколки - самые острые.       Анель быстро направилась к пленнику, стараясь забыть весь этот разговор. И она уже шагнула в комнату, как в спину прилетело отчаянно твердое:       — А я не сдамся!..       Девушка обернулась — но уже никого не увидела.