Камень опенула

      Эрика перескочила порог следом за Яной. Позади закрылась хорошо знакомая дверь ванной комнаты.       В доме было поразительно тихо и пусто. Не шумел ветер под крышей, не пели птицы за окном, даже из комнаты бабушки не раздавалось ни единого шороха. Эри не знала, чего ожидала. По правде, ей меньше всего на свете сейчас хотелось кого-либо видеть. Но эта тишина нагнетала, давила на плечи, прижимала к полу и не давала вдохнуть.       — Спасибо, — обернулась к Ульяне она, лишь бы не молчать.       Ляр перевела бесцветные глаза на коридор. Эрика проследила за ее взглядом, но ничего примечательного не заметила. Может, Яна тоже думала, что мальчишки окажутся здесь?       — Не за что, — отрешенно ответила та и вновь повернулась к Белухе. — Можно сказать, это и мне на руку.       — Что именно? — не поняла Белуха.       — То, что ты отдохнешь и соберешься с мыслями. Или же наоборот растеряешь их остатки.       Ульяна странно улыбнулась и сунула руку в карманы плаща. Вторую она приблизила к двери, но ручки касаться не спешила.       — Однако первое предпочтительнее, — добавила опенул через пару секунд. — А то, когда Оливер придет, наворотишь дел.       — Если придет, — покривилась Эри.       — Когда. Он всегда возвращается, — Ульяна хихикнула, — Просто потому что всегда уходит!       Эрика ничего не ответила. Спорить больше не хотелось. Да и сама в глубине души надеялась, что Оли вернется. Желательно, со стертой памятью, чтобы не помнил этого тупого признания…       — Удачи тебе, — добродушно бросила через плечо Яна и, не успела Эри и слова вставить, куда-то улизнула через дверь ванной комнаты.       По воздуху пробежалась дрожь, и Белуха осталась одна наедине с собой.       Она вновь оглядела пустой, неживой коридор. Еще неделю назад он ассоциировался у Эрики с уютом и теплом. А сейчас напоминал о вещах, о которых хотелось навсегда забыть. О вещах, людях и решениях.       Взгляд зацепился за тумбочку, на которой, свесив лапки и длинные уши, валялся всеми забытый Зайка. Эри медленно подошла — каждый шаг в пустом доме отдавался ударом молота по стотонному колоколу — и взяла игрушку в руки.       За время пребывания у инсивов он слегка растрепался, из старых швов торчали нитки, желтая пуговица немножко разболталась — но в остальном зайчишка не поменялся. Только осколка внутри не было. Эрика еще раз прощупала набивку — пусто. Забавное, наверное, зрелище: толпа инсивов, сосредоточенно, вытаскивает мелкий камешек из какого-нибудь шва. Странно, что просто не разорвали.       — Пожалели тебя, дружок, — приподняла уголки губ Эри и сняла с плюша несколько налипших клочков пыли. — Не такие уж инсивы и плохие. Впрочем, не такие уж канноры и хорошие…       А кто вообще хороший, кто плохой? И что значит это «хорошо» и «плохо». Убийство — это плохо. Но Ил — не плохой. Помощь — это хорошо. Но Анель…       — Я совсем уже запуталась, — вздохнула девушка и, не отрывая от зайчонка взгляда, побрела в комнату. — Вот что мне теперь прикажешь делать?       Зайка ничего не говорил, лишь улыбался розовой ниточкой. А Эрике бы сейчас не помешал собеседник.       Она нехотя закрыла дверь ногой, пересекла спальню и обессиленно опустилась на кровать. В комнате оказалось жутко холодно и темно из-за задернутых занавесок. Ноги начали подмерзать даже через туфли. Надо бы переодеться, а то платье испортится. Хотя, все равно…       — Я ведь, в конце концов, оказалась права, — попыталась убедить себя Белуха, поглаживая плюшевые уши. — И преступника накажут. На Канноре станет безопасно! И Дейр точно теперь не скажет, что я ничего полезного для лагеря не сделала. Все в плюсе.       Девушка отложила Зайку на покрывало и вернулась к шкафу. На какое-то мгновение она замерла перед закрытыми дверцами в надежде. Но воздух не задрожал, пространство не собиралось сжиматься, и Эри потянулась к застежке на спине. Наверное, платье все равно придется сдать в магазин, слишком много неприятных воспоминаний впитала в себя эта оранжевая ткань.       По привычке Эрика хотела попросить Ила выйти, но вспомнила, что в комнате она теперь навсегда одна.       — Он ведь убийца, — как мантру повторяла Эри, натягивая домашнюю одежду. — И предатель. И вообще, это не моя вина. Я просто предположила, а Дейр сделал то, что он сам посчитал нужным. И проверка была его идеей. Я не просила его натравливать Ила на Оливера. Я. Ни в чем. Не. Виновата. Никто не запрещал мне высказывать мнение! Тем более, если оно правильное. А оно правильное!       Она решительно захлопнула дверцы шкафа и повернулась к кровати, чтобы продолжить доказывать свою правоту плюшевой игрушке.       Вот только Зайки на кровати больше не было.       — Прошу прощения, что столь нагло оборвал ваш диалог, — коварно рассмеялся кто-то прямо за спиной, — Однако, думаю, из меня собеседник выйдет несколько лучше.       Эрика отскочила к стене и уставилась туда, откуда донесся голос. На нее из полумрака с интересом смотрела пара медовых глаз с пронзительными розовыми переливами.       Сердце ухнуло в пятки.       — О…Оливер! — вдохнула Эри и облегченно улыбнулась. — Слава богу, ты в порядке.       — Я — да. А вот ты вполне можешь оказаться и не в нем, — высокомерно хмыкнул Оли и подошел ближе.       Его бледное лицо не выражало ничего, кроме презрения, и Эри стало еще страшнее, чем раньше — казалось, что это уже и не Оливер вовсе, а кто-то незнакомый. Кто-то, от кого неизвестно что ожидать.       Из руки в руку он перекидывал Зайку. То ли Эрика так углубилась в свои мысли, что ничего не заметила, то ли на Инсиве и правда готовят первоклассных шпионов — девушка не услышала ни шороха.       — Как ты…       — Если бы ты чуть больше занималась развитием своего дара, а не тратила время на пустые рассуждения, знала бы, как, — проговорил Оливер с животным оскалом. — Но, очевидно, предательства и измены куда интереснее магии, не так ли, мышонок?       От его тона нутро холодело, а ноги прекращали держать. Эри облокотилась на стену, чтобы не упасть — и сама себя загнала в ловушку.       — Давно ты здесь? — попыталась перевести разговор в иное русло она.       — Достаточно, чтобы узнать много нового, — прошипел инсив, подступая все ближе. — Так это ты виновна в этом цирке?!       — Ты… злишься? Пойми, я все делала ради тебя, чтобы тебя оправдали!       — Это в твоем стиле, Белуха: делать то, о чем тебя не просят, — Оли откинул Зайку на кровать, не сводя с девушки взгляда. — Думаешь, что помогаешь, а на деле лишь мешаешься под ногами. Бесполезный паразит, притворяющийся ангелом.       Глаза защипало. Второй раз за этот день Оливер в шаге от того, чтобы довести ее до слез. Почему он так говорит с ней? Что она ему сделала?..       — Я… Оливер, если я тебя обидела своим признанием, то, прошу, прости! Я не хочу портить отношения из-за такой ерунды как мои ч-чувства. Правда, я не подумала, когда ляпнула, что влюбилась. Я хочу остаться друзьями!       — Снова о себе. А я-то наивно считал себя чересчур эгоистичным, — Он резко подался вперед и уперся рукой в стену повыше головы Эрики. — Отдаю тебе эту корону по праву.       Между ними было всего несколько сантиметров, и Эри физически чувствовала холод, исходящий от опенула. Оли поддел ее подбородок пальцами, чтобы не осталось ни малейшей возможности отвернуться, и с каким-то садистским удовольствием оглядел чужое лицо. Еще недавно от такой близости Эрика бы просто разомлела, но сейчас руки и ноги будто сковали невидимые путы. Тело отказывалось слушаться, и она не могла даже оттолкнуть парня. Мышка в кошачьих лапах.       — Оу, — наигранно протянул Оливер, заметив, как вздрогнула девушка. Он вскинул брови и улыбнулся, один в один как Анель, — Ты что же, бои-ишься меня? Ну, мышонок, тебе совсем нечего во мне бояться! Я ведь не-инсив, я тебе не враг, не так ли? Или снова мысли со словами не имеют ничего общего?!       Эри вжалась в стену, словно пыталась слиться с ней. Так, как сейчас, она не боялась даже наедине с Керал или Анель. Оливер был так близко, а его рука находилась почти у самой шеи, и… Эрика не хотела думать, что он может ей навредить.       — Оливер, пожалуйста… — начала было она, но парень мгновенно ее перебил:       — Что-что, извини? Ах, ты, верно, просишь тебя отпустить! О, я бы посмотрел, как бы ты стала умолять о пощаде, если бы тебя всерьез схватили инсивы! Готов спорить, сдалась бы сразу, выдайся возможность. Вот только ты даже им не нужна, — Он цокнул языком и склонил голову, — А я ведь с прозвищем не прогадал. Действительно мышь, трусливая и бесполезная.       Слова резали острее ножа. Эрика старалась не слушать, не принимать близко к сердцу. Изо всех сил старалась.       Но ведь это Оливер, добрый и понимающий, который никогда не отворачивался от нее. Почему он говорит такое? Почему обозлился? Чем Эри так сильно его задела?       — И что он только в тебе нашел?.., — прищурился Оливер и провел большим пальцем по нежной коже на щеке. — Смазливое личико — и только. А внутри одна гниль. Нет ни доброты, ни чести, ни уважения к другим. Ни одной достойной черты. Что в тебе вообще можно любить?! Что он в тебе разглядел такого, чего нет у других?!       — О ком ты? — всхлипнула Эри.       — Ты знаешь. О, Белуха, ты отлично знаешь! Разве что принимать не хочешь.       Оли брезгливо поморщился и отстранился. Только сейчас Эрика разглядела, что он выглядел не столько злым, сколько обиженным. Оскорбленным до глубины души.       — Ты же не стоишь ни капли усилий! — улыбался Оливер. Глаза блестели, и розовые отблески стали ярче. — К тебе можно относиться со всей душой, отдаваться без остатка — а чем отплатишь ты?! Выставишь предателем и лишишь всего, что еще сколько-нибудь дорого!       — Ты об… Иле?       — А что, есть еще кто-то, кого ты также уничтожила? Хотя, знаешь, я был бы не удивлен!       Эрика прикусила губу, чтобы не разреветься. Нервы натянулись, как резиновые жгуты — только тронь, и они разлетятся на ошметки, больно ударяя по самому сердцу.       — Это н-не твое дело, — попыталась защититься Белуха. — Тебе должно быть все равно. Вы же враги!       — А мне, представь, нет! Не все равно! — развел руками Оли. — Иначе бы я не помогал ему каждый раз, когда он, наступив себе на горло, просил совета. «А как к ней подступиться? А как ей понравиться? Ты же знаешь, Оливер! Она же от тебя без ума!» Иначе бы я разрушил ваши отношения сразу же, как только стал догадываться, что ты что-то темнишь. Мне не все равно, потому что он пошел против лагеря ради тебя, рисковал жизнью и статусом, готов был последовать за тобой хоть на край земли, хоть в стан врага — в любое время, когда тебе только захочется, даже если сам он едва может ноги передвигать. И никогда ничего не просил взамен. И я думал, что он хоть с тобой будет спокоен. Что он нашел кого-то действительно достойного, чтобы полюбить. И спустя все лишения и боль, что подкинула ему жизнь, он наконец-то получит свой кусочек счастья. Так что да: мне не все равно, несмотря на то, что я, как ты сказала, — Оливер оскалился, — Его враг.       Эри растерянно хлопнула ресницами. Попыталась возразить, но… не могла.       Она знала. Где-то там, в глубине души, просто не видела, заставляла себя не видеть. Закрывать глаза на неумелые комплименты и ухаживания, забыть о маленькой розе, до сих пор хранившейся на самом дне ящика тумбочки. Не придавать значения тому почти поцелую…       Ил влюблен в нее. Надо было быть слепцом, чтобы не замечать. И сейчас, когда Эри наконец прозрела, стало так душно и гадко, что захотелось обратно ослепнуть.       — Я… Я просто… — пролепетала она, отчего Оливер взбесился еще больше:       — Что? Что «просто»?! Тебе просто нравилось, что за тобой собачонкой бегают! Да только он не собачонка! А ты его выкинула, как надоевшую псину!       Он стиснул кулаки. Эрика сжалась, ожидая удара. Но Оли не пошевелился. Поднял полные горечи глаза и глубоко вдохнул, как будто едва сдерживался от слез. Эри никогда еще не видела его настолько беззащитным. Словно каждая эмоция, хранившаяся в его сердце, отражалась на лице, и никак нельзя было их скрыть.       — Объясни мне, Белуха: почему, — проговорил инсив дрожащим голосом. — Почему ты? Эгоистичная, отвратительная, себялюбивая! Почему тебе должно доставаться все?! Тебе даже не нужно колдовать! Ты и так получаешь защиту, друзей, его любовь. Просто так. Ни за что. Ни за какие особые качества или умения. Ты можешь предавать, никого ни во что не ставить — тебе прощается! Ты особенная, умеешь то, чего я не знаю? Или просто родилась там, где нужно?! — Он сглотнул и отвел взгляд. — Лучше бы я не предупреждал тогда Сондру. Симон бы тебя зарезал — и проблем бы не было.       В горле запершило. Эри не хотела верить в то, что слышала. Да, она не подарок, она часто поступает неправильно. Она совершенно бесполезна, да! Но это ведь не повод лишать ее жизни.       — Оли, я… понимаю, что со стороны мое решение кажется ужасным и низким, — вновь попыталась оправдаться она, боязливо шагая вперед. — Но это ведь все было ради тебя! Они бы убили тебя. Как ни крути, Ил сам виноват, что пошел на преступление. Его осудили по закону. Это справедливое наказание.       — Дизнитрация? — испуганно воскликнул парень. Розовые блики на пару секунд померкли. — Дизнитрация, по-твоему, справедливое наказание?!       — Н-нет. То есть, не знаю. Я не поняла Дейра до конца. Но, кажется, он отказался от дизнитрации. Говорил о каком-то законе…       Оливер уставился на девушку во все глаза. Эри не могла отвести взгляда — и видела, как медленно затягивает чужие зрачки странная переливающаяся дымка. Но разглядеть лучше не успела: Оли, словно взяв себя в руки, отвернулся к окну с нетипично самодовольным видом.       — Ясно, — напущено равнодушно произнес он. — Закон о предателях. Дейр отмоется за счет чужой крови.       Эри встрепенулась:       — Хочешь сказать, он убьет Ила?       — Убьет. Существует порядок, по которому убийство предателя перечеркивает все твои прежние преступления. Но не надо делать вид, будто тебе не плевать. Держу пари, ты его и надоумила. — Прежде, чем девушка успела возразить, парень добавил, — Впрочем, до Ила вам не добраться. Так и передай своему командиру.       — Стой, ты что, знаешь, где Ил прямо сейчас?       — Ты правда настолько тупая или притворяешься?!       Белуха втянула голову в плечи. Она чувствовала себя ребенком, которого отчитывает сосед за разбитое окно. Но, кажется, Эри разбила кое-что посерьезнее стекла.       — И… где он? — на свой страх и риск продолжила она. Оливер цокнул языком:       — Очевидно, с последним человеком во всем мире, который его поймет. Раз уж на родной остров ему больше хода нет. Из-за твоей «справедливости»!       По сердцу словно ножом полоснули. Эри до боли прикусила щеку, чтобы не разреветься.       — Это действительно справедливо! — неуверенно проговорила она, убеждая не то Оливера, не то себя.       Оли высокомерно дернул бровью и, звонко ударяя каблуками по полу, подошел ближе. Эрика вздрогнула, когда парень удивительно нежно положил ладонь на ее плечо и улыбнулся — почти по-прежнему, по-дружески.       — Справедливо, — протянул он.       Эри снова увидела розовые искры в его радужке. Что это? Что-то подсказывало, что ничего хорошего. Не похоже на гипнотизера, нет — нечто новое и неизвестное. Или известное… А может, просто обман зрения.       — Справедливость — понятие относительное, Белуха. — Инсив осторожно отбросил пару светлых прядей ей за спину, пробежался пальцами по голой шее и щелкнул по подбородку. — Помогать человеку, лишиться лагеря ради него, четыре месяца скрываться от толпы убийц, примкнуть к врагам — и в ответ слышать лишь якобы оправдательное «инсив». Словно тебе в радость лишний раз напоминать окружающим, кто я есть. Разве это справедливо?       Эрика собрала волю в кулак и отступила. Оливер проводил ее скучающим взглядом.       — Оли, я никогда не хотела унизить тебя перед другими или что-то вроде того, — покачала головой Эри. Откуда у него такие мысли? — Я наоборот пыталась всех убедить, что ты не враг! Вспомни, что я говорила в инсивских подвалах.       — Да-да, очень милая лживая тирада. Спасибо, я помню.       — Я говорила искренне!       — Конечно! Охотно верю! Ведь настолько пафосные речи всегда произносятся на полном серьезе, — саркастично выплюнул Оливер и развернулся на сто восемьдесят градусов. — Впрочем, это не имеет значения, верно? Главное ведь, что все вышло справедливо. Ах, погоди, вернее сказать — по-твоему! Так, как удобно тебе. Ты захотела, чтобы я попал в лагерь: я попал. Ты захотела, чтобы Ил из него вышел: он туда не вернется. Все складывается, как тебе угодно, ведь весь мир обязан подчиняться великой Эрике Белухе! Но знаешь, что самое забавное?       Он подошел к двери и оглянулся через плечо. По спине пробежался холодок. Эри уже видела подобный взгляд — когда Оливер признался в своем происхождении, раскрыл свой самый страшный секрет.       — Что по справедливости все должно быть наоборот, — ухмыльнулся он.       Дверь распахнулась и открыла вид на темный незнакомый коридор. Оли довольно прикрыл глаза и повернулся к Эрике лицом. Проход за его спиной едва рябился, как затянутый пленкой.       Парень по-птичьи склонил голову, не убирая ладони с ручки. Эри почувствовала, как шумит кровь в ушах, а сердце подскочило к глотке.       — Ведь крошку-телепатку Марго на самом деле, — твердо проговорил Оливер, шагая спиной за порог. Его губы растянулись в зловещую улыбку, а глаза засверкали во мраке, как у зверя, — Убил я.       Из-под ног словно выбили землю. Эрика покачнулась и ухватилась за стену, чтобы не упасть. Все смешалось перед глазами.       — Э-это неправда! — замотала головой она.       Это просто не может быть правдой! Эри судорожно перебирала в голове все факты, которые она знала об убийстве Марго. Думала, сопоставляла, искала лазейки. Это не мог быть Оливер!       — Ты бы не сказал мне, если бы действительно ее убил!       Оливер безумно захохотал:       — А смысл скрывать?!       — Я скажу Дейру! И… и тебя выгонят из лагеря!       — Какая жалость! — ядовито прошипел опенул. — Поверь, лучше отдаться под инсивский трибунал, чем остаться в этом аду. Ах да, я и забыл! Ты же понятия не имеешь, каково это, когда тебя ненавидит буквально каждый человек в крепости. Когда ты даже заснуть не можешь, потому что в любой момент какой-нибудь каннор может ворваться к тебе с ножом и зарезать в считанные минуты. И, что бы ты ни делал, тобой всегда будут недовольны. Просто потому, что ты не там родился! Да я чудом один месяц прожил! — Он прерывисто вдохнул, из последних сил выдавливая улыбку. — Чудом… Ха, да ни черта не чудом.       Эри едва связывала услышанные слова в осмысленные предложения. Кровь стучала в ушах, а разглядеть что-либо становилось все сложнее. Нет, нет, это не мог быть он. Он не мог убить…       — Так что ты даже представить не можешь, какое мне удовольствие доставило наблюдать, как медленно разрушается союз с лярами, над которым Лио корпел последние два года, — надрывно продолжал Оливер. — Каннор заслужил это. Этот отвратный гнилой лагерь, который нашел себе опенула под стать! Пусть он сгорит дотла со всеми своими солдатами! Я буду счастлив! Хотя нет — мне будет все равно! Потому что я не захочу больше ничего слышать об этих фанатиках. И возвращаться к ним не собираюсь, Белуха. И к тебе я тоже не вернусь.       Он шагнул назад. В полумраке напоследок сверкнули зеленые глаза, и инсив, не успела Эрика сорваться с места, резко захлопнул дверь. Пол содрогнулся.       — Стой! — Эри рванула вперед и распахнула дверь. — Оли!       Но Оливера за ней уже не было. Эрика вылетела в родной коридор, едва удержавшись на ногах. Оглянулась.       — Оливер, пожалуйста! — вырвалось у нее.       Захлопнула дверь. Открыла — нет, ничего. Ну же, ты ведь опенул! Просто сосредоточься! Снова — неудача. И опять, опять, опять…       Да как тут сосредоточиться!!! Эри треснула дверью так, что едва не отлетел косяк. Оперлась на нее спиной и обессиленно сползла на пол. Руки дрожали, как на лютом морозе. Мысли разлетелись кто куда.       Оливер… убил Марго? Нет! Это бред, этого просто не может быть! Он ведь инсив, Марго бы прочитала его мысли…       Если он только не выставил тот опенульский блок.       — Н-но, ведь, в любом случае, — шепнула самой себе Эри. — Он ведь был с Лилией тогда, верно? Да? Как раз же где-то до полуночи!       По местному времени. Ночь на земле Лайтов совпадает с ранним утром здесь…       — Нет-нет-нет-нет! — Эрика схватилась за голову и подтянула коленки к груди, будто бы пыталась спрятаться от собственных мыслей. — Нет-нет, это не правда, нет же!..       Против Ила столько доказательств! А против Оливера ничего нет.       Но даже если это так, если виновен на самом деле Оли. Получается, все, что она делала…       Эри треснула локтями по закрытой двери и обессиленно завыла. Душу как будто выдернули из тела и бросили со скалы на острые камни. Отвратительно, гадко — и ужасающе.       Что же она натворила!..       В комнате приглушенно зазвонил телефон, но Эрика не могла заставить себя подняться. Тело онемело, и все, что она могла — это лишь обнимать колени и упорно шептать, что это не по-настоящему. Это просто дурной сон. Сейчас Эри проснется, и все будет понятно, все будет хорошо. Надо только проснуться, вырваться из этого кошмара. Открыть нужную дверь — и выйти!..       Вот только сил не осталось.

***

      Крыша приюта, что удивительно, после пожара пострадала не так уж и сильно. По крайней мере, на ней можно было находиться без опасения, что упадешь и переломаешь себе все ноги. А еще она оставалась единственным местом, не занятым вездесущими полицейскими. Наверняка через неделю их не будет и вовсе. Этим людям абсолютно все равно на произошедшее убийство — ах, простите, несчастный случай, — и на погибшего в огне коллегу. А преступник уже наказан. Хоть они и не знают.       Фигура каннора, освещенная пронзительными рыжими — вот ирония! — лучами, бросалась в глаза сразу. Анель невольно залюбовалась. Форма авитара всегда считалась одной из самых чарующих — уж кому, как не ей, это знать. И, глядя на очерченный серебром и солнцем стан, подселенка понимала, что в этом парне можно полюбить. Ну разве не чудо — такая умопомрачительная смесь мужества и грации!       — Подумываешь спрыгнуть, Хамелеончик? — улыбнулась Анель, подходя ближе.       Ил, стоявший у самого края, вздрогнул и пугливо обернулся через плечо. Ну-ну, дорогой, не теряй лица. Ты ведь только-только начал показывать себя бесстрашным наглецом!       — Я… не… нет, — отступил от парапета он, понурив голову. — Просто смотрел.       — Взыграли ностальгические чувства? Одиночество, живописные виды, шаг до падения. Стоило лишь ночи дождаться. Он ведь только по ночам приходил, если мне не изменяет память.       Мальчонка нехотя поморщился. По привычке. На Канноре ведь так принято. Не дай бог кто-то увидит, что ты счастлив, печален или влюблен.       Убогий остров убогих фанатиков с убогими законами. Сколько еще жизней они погубили своими «нельзя» и «не положено»?       — Ну, он уже ушел, — попытался отшутиться «синий». Почти получилось.       — Я знаю, милый. Вашу ссору слышал, вероятно, весь город. — Анель хихикнула в кулак. — Впрочем, не удивлюсь, если ключик просто хотел привлечь мое внимание.       И правда, у Оливера не было ни одной причины выяснять отношения с крохой-ящеркой достаточно долго, чтобы Анель их заметила. Как и уходить почти сразу же, стоило подселенке их обнаружить. Ну, разве что, еще ввести сестру в суть дела, не заставляя Ила пересказывать все самому.       — Как ты? — участливо поинтересовалась девушка.       Ил ничего не ответил. И правда, несложно догадаться.       — Так, значит, Каннор решил от тебя избавиться, — продолжила инсив.       Как бы ни было сложно и неприятно, им нужно это обсудить. Пусть мальчик выговорится — лишь бы не добивал себя самоедством. Он и так слишком многое сдерживает внутри.       Карви продолжил наблюдать за носками сапог.       — Н-наверное… — через пару секунд выдавил из себя он. — Я не знаю. Оливер сказал, что это все взаправду, но, просто… Я не верю!       — У тебя всегда были проблемы с верой, Хамелеон.       Анель поплотнее закуталась в темный плащ — ветер на крыше злился сильнее обычного — и опустила взгляд на Дэнт. Серый, бесчувственный, полный равнодушия город. Хорошо, когда есть куда сбежать отсюда. А вот находиться здесь в изгнании — и врагу не пожелаешь.       — Однако, очевидно, это правда, — продолжила она. — Если я верно поняла, Дейр не простил тебе предательства.       — Я не предавал! — выпалил Ил. — Я не знаю, почему он так решил, но я не предавал!       Инсив легко рассмеялась:       — Ну конечно. Поверь, я достаточно тебя знаю, чтобы понимать, что ты скорее загубишь свою жизнь, чем пойдешь против воли командира. Но, по столь обожаемым вами законам, ты имеешь на это полное право. Так что, Хамелеон, не хочу тебя огорчать, — Она уже совсем не весело прыснула, — Но, похоже, твой главнокомандующий просто решил от тебя избавиться.       Каннор прерывисто выдохнул. Анель стало его жаль — по-человечески, по-родственному.       — Но почему? — он поднял на нее глаза, и подселенка спешно отвернулась обратно к городу. — Я ведь… Я думал… Мы с ним друзья! Друзья же так не поступают!       Анель покачала головой. Действительно жаль.       — Не думаю, что Дейр Лио способен на дружбу. А если и способен, то на крайне хрупкую и однобокую. Когда свободен лишь один — что же за дружба это тогда, милый?       — Нет! Он способен на дружбу, правда способен! Он всегда помогал мне, и… Он ведь раньше был совсем другим!       — Что ж, в таком случае, его сердце со временем просто зачерствело. Такое происходит, Хамелеончик. Невозможно оставаться у власти и не терять при этом себя. Да и, — она пожала плечами, — Люди взрослеют. Меняются. Те, кого мы считали друзьями, становятся самыми страшными врагами. А те, кого мы считали врагами, вдруг обращаются самыми верными друзьями.       — Я знаю, — глухо произнес подселенец. Помолчал немного, перекатывая в голове мысли, и еще тише спросил, — Получается… он всерьез?..       — Да. Прости.       Страшно терять близких. Еще страшнее, когда они никуда не уходят. Кажется, будто кто-то чужой принял облик твоего друга. И ты смотришь в знакомые глаза — и не узнаешь. Анель вспомнилась Джессика. Джессика — бойкая девчонка с двумя смешными хвостиками, выпавшим молочным зубом и ворохом безумных идеи в голове. И Джессика — бездушная стерва, ненавидящая мир и готовая спихнуть вину за свои беды на кого угодно, только бы не брать ее на себя. Наверное, они разругались в самый подходящий момент — когда Анель еще не решила измениться вслед за ней, чтобы не прерывать дружбу.       А Дейру бы предать Ила чуточку пораньше. Глядишь, все сложилось бы по-иному…       — Видимо, мне стоило тебя тогда послушаться, — вновь подал голос парень. Не то вопрос, не то утверждение. — Когда ты дала мне яд. Сейчас бы этого всего не было.       Инсив снова взглянула на собеседника. Сейчас тот их разговор казался ужасно далеким, словно из другой жизни.       — Так почему не послушался?       — Я… Я просто… — Он потер плечи, как будто жутко замерз. — Я хотел, Анель. Просто там и Эрика, и Оливер, и… Я хотел, но…       — Но не сумел. Не оправдывайся, Хамелеончик, я понимаю. И не осуждаю. Напротив, сейчас я думаю, что это была не такая уж и хорошая идея. В конце концов, я бы и сама скучала по твоим волшебным глазкам.       Мимо, оглушительно хлопая крыльями, промчалась какая-то птица, а внизу послышалось трение об асфальт шин. А они стояли — как не от мира сего, в одиночестве, но вместе.       Анель никогда не могла объяснить, что же чувствуют друг к другу собратья по дару. Это не любовь и не ненависть, это и не чувство, наверное, вовсе. Странное, непонятное состояние. Тонкая ниточка, которая напоминает, что в этом мире ты не один.       И неизвестно, кому из них больше сейчас нужна была компания другого.       — И что теперь делать? — поднял взгляд на нее Ил. — Если Дейр меня правда, ну, — он сглотнул, — Выгнал. И я теперь без лагеря. Один.       — Ох, милый, понятия не имею… Но, что бы ты ни сделал, оно тебе уже вряд ли аукнется, разве я не права? Так что самое время для безумств.       — Для безумств, — повторил «синий».       Он выглядел потерянным, как будто землю выбили из-под ног. И Анель его как никогда понимала. Лагерь для Хамелеона был семьей. А уж в потере семьи Марьер нет равных.       Каннор задумался на пару секунд и медленно, нерешительно, осторожно проговорил:       — Помнишь… Помнишь, я сказал, что сообщу тебе, когда захочу примкнуть к вам?       Подселенка удивленно распахнула глаза.       — Да, да, помню. Но тебе не кажется, что это безумство слишком безумное? Не будешь ли ты потом жалеть, зайчонок?       — У меня много вариантов? Ляры меня не примут. А один не проживу и недели, — уже увереннее добавил Ил. — Да и разве тебе самой не будет выгоднее, если я перейду к вам? Оливер же потянется следом. А ты хочешь этого. Ты ведь все и проворачиваешь, чтобы его вернуть!       — Но чего я не хочу, так чтобы ты остаток жизни корил себя за неверное решение. Я не собираюсь губить кого-либо ради своей выгоды. Пойми, Хамелеончик, я приняла бы твое решение, не будь ты загнан в угол. Сейчас говоришь не ты, а обстоятельства.       Парень виновато опустил голову, хлюпнул носом и вновь поежился. Анель не хотела лгать себе — она была бы не против, если бы ее проблемы решились так просто вместе с переходом Хамелеона в их лагерь. Но не сейчас, когда он идет на этот шаг лишь от отчаяния. Когда у него нет выбора.       Выбор… Ха, как будто он существует!..       Девушка еще с минуту хранила тишину и молча наблюдала за чужим лицом, пытаясь прочитать мысли и эмоции.       — Иди-ка сюда, — наконец сказала она, разводя руки в стороны.       Ил от неожиданности вздрогнул и недоуменно покосился на инсив.       — Чего?       — Подойди ближе.       — Анель, я не…       — Хочешь. Я знаю. Гляди.       Она вытащила костяной нож из шлевки ремня и отбросила на несколько метров. Подселенец проследил за ним и снова метнулся взглядом к соратнице по дару. Та улыбнулась:       — Ну же. Ты ведь не боишься!       Ил упрямо фыркнул, но боязливо шагнул навстречу. Анель тут же схватила его в охапку и крепко обняла. Чужое сердце громко застучало — да и у девушки не отставало. Каннор еще попытался дернуться, но скоро успокоился.       Снова налетел ветер, но теперь было не так холодно. Хамелеон удивительно теплый. Такой, что, кажется, никогда не остынет, ни в какие морозы, ни в какие лютые зимы.       — Знаешь, Оливер всегда приходит, когда ему плохо, — вспомнила Анель, глядя вперед поверх чужого плеча. — А я всегда его обнимаю — и ему становится легче. Объятья — лучшее лекарство, ящерка, можешь мне поверить.       Парень ничего не ответил. Инсив уже хотела отпустить его, как чужие руки осторожно коснулись ее спины в ответном жесте. Хамелеон все еще молчал, но Анель и без слов поняла, что он согласился.       Наверное, нечасто его обнимают. Канноры никогда теплотой не отличались. А ей сложно представить жизнь без вот таких мелочей. Анель бы, верно, давно свихнулась, не будь в ее жизни Оливера и… Теперь уже только Оливера.       Она устроила голову на мальчишечьем плече и прикрыла глаза, вслушиваясь в чужое хриплое дыхание. И — инсив почувствовала — Ил сделал то же самое. В конце концов, у нее все еще есть этот милый глупый Хамелеон, который понимает ее — и из-за схожей ситуации, и из-за той тонкой ниточки, что их связала при рождении. Который мог бы стать ей настоящей семьей, родись на Инсиве или решившись год назад последовать в стан врага. Но судьба распорядилась, чтобы они были противниками — противниками, которые сейчас, наплевав на войну и лагеря, обнимаются на самом краю крыши.       Ах, как же трогательно! Анель бы расплакалась, если бы слезы остались.       — Тебя вызывают, — негромко сказал каннор и первым отстранился, пряча взгляд.       Делает вид, что ничего не произошло. Что же, его право. Всем нужно время, чтобы свыкнуться с переменами. Особенно с такими, переворачивающими жизненную лодочку к верху дном.       Анель коснулась камня на груди. Перед глазами мелькнула яркая желтая звездочка, мигом превратившись во взволнованное и уставшее лицо человека, сообщения от которого подселенка сейчас ждала меньше всего.