Остров Невезения

— Ну ты тоже уходишь от вопросов как профи. — Улыбнулся Никки. — Знаешь, я бы пошел с тобой в разведку. Ведь я первый спросил. И вообще, у нас не разговор, а какой-то детский сад. Давай, скажи мне, как мне можно тебя называть, и закончим на сегодня с разговорами. Не за один раз же все сразу выяснять? Заю, пусю, детку даже не предлагаю, но как-то мне надо называть моего парня. Ведь ты же мой парень? Никки выпалил и прикусил язык. Причем не виртуально, а вполне себе в реале: взял кончик языка своими зубами. — А вот и нет, я первый спрашивал. — упрямствует Дориан. Он привык, что с Ником такое часто бывает — он просто может пропустить вопрос или просьбу мимо ушей, а затем успешно игнорировать все, что с этим связано, а Дориан всегда упорствует и пытается добиться ответа, даже если вопрос был и не так важен. — Не буду тебе отвечать ни на что, пока ты не расскажешь то, о чем я спрашивал. Тут главное стоять на своём и не поддаваться щенячьему взгляду Ника, и тогда может и можно получить ответы. Для пущего эффекта Дориан берет Ника за руку, с одной стороны для моральной поддержки, а с другой — чтобы не начал суетиться и пытаться сбежать спать, в туалет или ещё куда. — Аррррррр! — Никки рычит как злой кот. Вот блин, он, настоящий До вернулся — вцепится клещом и хер оторвешь. Никки хочется покурить, но вопрос стоит так — или обнимашки, или курево. И он выбирает обнимашки. — Я не хочу, чтобы ты называл меня и Мая «девчонки», мне не нравится, когда ты язвишь, а не говоришь прямо. Когда вопросом на вопрос отвечаешь. Когда вместо того чтобы просто объяснить, что тебе не нравится, морщишься и отворачиваешься… Когда смотришь на других парней оценивающе, когда я рядом. Никки водит пальцами по груди До и не смотрит ему в глаза. Говорить такие откровенные вещи не так уж и приятно. Не то, чтобы стыдно или страшно, просто непривычно. Одно дело думать об этом, и совсем другое произносить вслух, в лицо, а вернее в грудь, которая вздымается под щекой вверх-вниз от дыхания Дори. Удивительно, но в этот раз Ник начал говорить куда быстрее, даже не пришлось прибегать к шуткам про пытки паяльником. Дориан слушает, запоминает, но не может сдержать смешок. — Молодец, Никки. Видишь, не так уж и сложно. И я не знаю, как тебе меня называть, вот совсем не знаю. Мне нравится мое имя, а с тем, как ты его сокращаешь, я даже почти смирился, — с этими словами Дориан отпускает Ника и пытается из-под него вылезти, потому что отрубиться и провести всю ночь на диване — убийственное решение для спины. — Но если твоя подружка ещё раз назовет меня мудаком, или что он там ляпнул, то получит по еблу. — А ты первый тогда начал, — пытаясь сдержать улыбку, Никки не выдерживает и смеется, откатываясь в сторону. — Будем спать ложиться? — стараясь не выдать надежду ни во взгляде ни в интонации, вытягивается на спине, потягиваясь, как кот, обнажая живот задравшейся майкой. Он не специально. Ну, или совсем чуть-чуть специально так делает. Его устроит и просто сон рядом с До, но он соскучился по регулярному сексу и еще не насытился им допьяна. — Ага, надо ложиться спать. — кивает Дориан, разглядывая Ника, чтобы в следующее мгновение в противовес своим словам протянуться к нему для поцелуя и провести по теплой коже рукой. Отрываться от него, чтобы пойти в душ, совершенно не хочется сейчас, хоть завтра снова нужно будет рано встать. Никки счастливо и прерывисто вздыхает, радостно и нежно улыбаясь. Под рукой До кожа живота подрагивает, а губы подстраиваются под ведущий неторопливый поцелуй. И всё не так страшно, как оказалось. Ни признаваться, ни просить нехитрой ласки таким простым способом. Поэтому он подается навстречу всем своим телом, легонечко постанывая, не в силах сдержать удовольствие. Дориан никак не может понять, Ник гибкий кот или хитрый лис. Каждый его вздох, каждый звук, который он издает — всё это просто провоцирует Дориана его трогать, гладить, касаться. Он разрывает медленный поцелуй лишь для того, чтобы стянуть с него майку через голову, а затем снова припасть к влажным мягким губам в ожидании продолжения банкета. О-о-о! Эта музыка нам знакома! — думает Никки. Он любит эту игру. Он помнит эти прелюдии. И прекрасно знает, как До любит доводить его ласками до исступления, поэтому не мешает ему, его рукам трогать себя, гладить, губам — ласкать. Он лишь кончиками пальцев прикасается к плечам Дори, и добирается до шеи и волос, чтобы поглаживать его голову. Касания Никки передают все его чувства, его нежность и радость, то, что он не мог бы выразить словами, поэтому он и был всегда открытой книгой для своего парня. Сейчас уже нет смысла идти в спальню, потому что когда под ним нежный, постанывающий и выгибающийся Ник — любая горизонтальная поверхность подойдёт. Раньше все их серьезные разговоры кончались обидой Никки и какой-нибудь дешёвой истерикой с хлопаньем дверей и надуванием губ, а сегодня приятное разнообразие, даже непривычно. Дориан спускается поцелуями к шее, вслушиваясь в тихие постанывания Ника — просто музыка для ушей. Недаром их предыдущие отношения начались с секса. То забытое чувство, когда До ведется на его стоны, на его вздохи и прогибы, заводит Никки еще сильнее. Он старается сдерживаться. Ведь Дори, пока не получит свое сполна — он просто тактильный маньячина — даже близко не войдет в Никки, хоть заумоляйся. Это странное чувство — когда ведомый тут Ник, а ведется Дори — а при том и верховодит и командует процессом, когда все сплетено в один клубок, утягивает его в те времена, когда они были счастливы. И ему так хорошо, как будто он вернулся домой, то чувство родства душ, единение тел, знакомые ласковые руки, которые, как на рояле играют на Никки, пощипывая, поглаживая и лаская именно там, где надо, — всё это заставляет плавиться тело и взлетать душу, тихо-тихо постанывая на пиках, ахая и выгибаясь. Никки даже не делает попытку взяться за свой член, он знает, что До не позволит. Но за его-то подержаться можно. Наверное… Никки кладет руку на возбужденный член Дори прямо поверх брюк и от наслаждения сжимает зубы. До всегда так реагирует на него, что от этого ведет голову. Когда рука Ника оказывается на ширинке, Дориан рефлекторно двигает бедрами навстречу, потираясь о его ладонь. Он оставляет большой яркий засос у основания шеи и отрывается от своего мальчика, чтобы расстегнуть собственные брюки, позволяя проворной руке Ника забраться внутрь. Каждая мелочь в Никки, каждая деталь от расширенных зрачков до непроизвольно подрагивающих от возбуждения бедер — все это заводило Дориана с пол оборота. Он обхватывает губами твердую горошину соска и слегка касается её языком. И если через Ника от этого будто прошел электрический разряд, то он однозначно передался и Дориану. Он почти мурлыкает, переходя мелкими поцелуями по груди ко второму соску и, лизнув его, прихватывает зубами. Ник настолько отзывчивый и чувствительный, что прелюдии для Дориана сплошное удовольствие. Возможно в нем включается какая-то странная эмпатия, но только с Никки он получал от этого настолько острые ощущения и всецело наслаждался процессом. У Дори красивый ровный член, увитый венками, когда он сильно эрегирован. Головка, которую Ник угадает из десятка других с закрытыми глазами, уже привычно вздымается, сочась капелькой в навершии. Никки когда-нибудь нарисует с натуры этот член, потому что он достоин быть увековеченным. Он подрагивает в его руке, неспешно поглаживающей от верха до основания; большой палец, смоченный смазкой, нежно гладит верхушку, горячую и влажную, проходясь по отверстию, и Никки краем глаза видит реакцию До, упиваясь своей властью и наслаждаясь тем, как его реакция заводит его самого. Как будто они два сообщающихся сосуда и наслаждение одного тут же переходит к другому и наоборот. Он опускает руку ниже, добираясь до яичек и сжимает в руке оба, не нежно и не грубо, как раз останавливаясь на той грани, где чуть пережми, и будет больно, а не дожми и будет не то. Ему мешает одежда, ему нужен Дори весь — обнаженный и горячий, чтобы тело к телу, кожа к коже. Засосы по всему телу горят, соски разбухли от поцелуев и покусывания, член знакомо ноет, и это только сладкое-сладкое начало долгого пути к оргазму. Потому что финал — это не самоцель. Дори приучил его к долгим игрищам и Никки рад этому. Он стягивает двумя руками с Дори штаны с трусами, но ему одному не справиться лежа. — Дашь отсосать тебе, Дориан? Губы сохнут, он сглатывает, ему крайне необходимо сейчас добраться до этого члена и ощутить его во рту — с нежной кожицей гладкой головки и слабым мускусным запахом самого Дори. Оказывается, Никки любит член До так же сильно, как и раньше. Прикосновения Ника обжигают, и Дориан не может сдержать сдавленный стон, подавляя инстинктивное желание потереться о ласкающую его руку. Он привстает, помогая Никки избавить себя от одежды, и притягивает того к себе для жадного глубокого поцелуя. Просьба его мальчика эхом отдается в ушах, разжигая внутри настоящий пожар. Дориан отстраняется, затуманенным, полным желания взглядом глядя на Ника, и проводит большим пальцем по припухшей и влажной от слюны нижней губе, и это лишь усиливает желание почувствовать этот горячий рот на своём члене. Он ещё раз целует Ника, и почти не отрываясь от губ, всё ещё касаясь их своими, шепчет: — Отсоси мне, детка, — не самая романтичная фраза, но сейчас они оба просто на пределе и каждое слово заводит всё больше и больше. Никки добирается до члена с нетерпением и жадно всасывает его мокрыми губами, лаская горячим языком. Он постанывает на каждое облизывание, подмуркивает, сильно охватывая головку мягкими губами. Он вкусный. Нежный. Твердый и мягкий одновременно. Он пахнет Дори и влажно скользит внутри рта и Никки просто наслаждается им и стонами До. Мягко поглаживая основание — не надрачивая, нет, поглаживая, он все внимание уделяет головке и уретре, выделывая языком такие «па», что сам себе удивляется. С другими ничего подобного никогда не было. Ну были минеты, но это были механические движения. А тут был настоящий балет. Никки пощипывает кожицу сбоку на члене губами — нежно пощипывает. Касается широким языком-лопатой уздечки. Мокро засасывает член, создавая вакуум и насаживается головой. Пусть неглубоко, но так, что Дори, его Дори подрагивал всем телом в его руках. А его «отсоси мне, детка» просто набатом звенело в голове и делало ему хорошо, давало надежду, что он любимый мальчик. И Никки не просто старается, он упивается процессом, насаживаясь чуть-чуть глубже с каждым разом, массируя яички и поглаживая местечко между яйцами и анусом, стимулируя и массируя его пальцами. Минеты от Никки — отдельный вид искусства. После их расставания Дориан однажды даже осознал, что завидует его умениям, и где-то глубоко в душе, даже скорее в подсознании, завидовал тому, кто сейчас мог быть с ним и наслаждаться этим. Но все же в тот момент недостатки перевешивали даже такие громадные достоинства. Может, все было и к лучшему — Дориан тогда проебал Ника, и сейчас уже точно знал, что потеряет в случае их разрыва, и каково ему будет с другими после него. Не плохо, но уже не так. И очень сложно довольствоваться малым, когда привык к хорошему. Дориан громко дышит, вздрагивая от ласк и прикосновений. С каждым движением Ника внутри накапливается возбуждение, будто что-то завязывается узлом из колючей проволоки все туже и туже. Он кладет руку на затылок своего мальчика, но не подталкивает, не давит, не старается повлиять на ритм. Просто медленно гладит, выражая одобрение. Сбивчиво, слегка хаотично, потому что пальцы дрожат от напряжения. — Остановись, — сдавленно, на выдохе произносит Дориан. Скорее просит, нежели приказывает. Он уже почти на пике, но ему совершенно не хочется заканчивать все так быстро. Естественно, жутко хочется кончить побыстрее, но тогда он ведь упустит столько приятных мгновений, которые хочется растянуть, почти остановить навечно. Чувствовать гибкое, покрытое испариной, такое знакомое и родное тело под собой, ловить губами каждый вздох с подрагивающих от удовольствия губ, ворваться внутрь, в горячую тесноту и насладиться тем, насколько они чувствуют друг друга, как все работает в унисон, в гармонии — вот, что сейчас для Дориана первоочередное. Никки не хочет останавливаться. Мелькает мысль довести Дориана до оргазма ртом, но то, как именно он об этом просит — просит, а не требует — заставляет остановиться и оторваться от этого вкусного, красивого и мокрого члена, пережать его у основания и, облизнув натруженные распухшие губы, посмотреть на своего До. Снизу вверх. Никки знает, как по-блядски он сейчас выглядит с приоткрытым ртом, сжимая одной рукой член До, а другой — свой. Он изменился с тех пор, как они расстались. Но, судя по реакции Дори, никто больше так не делал ему минет, как он, и это осталось прежним и зажигало где-то в животе теплую звездочку на фоне других созвездий радости и удовольствия. Он сейчас даже готов был кончить на минете — чтобы До кончил, а он бы догнался вручную, чего с ним раньше не случалось. Всегда он рвался быстрее выплеснуться и не оттягивать этот приятный момент. Но теперь эти чувственные качели раскачивали его и он сам не понимал, что с ним такое. Конечно, он хотел Дори. Очень хотел. Но даже больше чем кончить, он хотел доставить своему парню удовольствие. Вот почему он прекратил делать минет и с обожанием смотрел на него снизу. Дориан мысленно хвалит за сообразительность и себя, и Никки, потому что все равно хочется рваться вперёд, кончить побыстрее. Сложно идти против физиологии, особенно когда на тебя смотрят таким преданным и в то же время невыразимо блядским взглядом. Но ему все же удается. Просто потому что он знает, как должен продолжиться этот вечер, что дальше он должен сделать со своим мальчиком и до какого состояния его довести. Дориан тянет Ника наверх, и почти сразу переворачивает на спину, поглаживая ладонями торс и снова уделяя внимание твердым покрасневшим соскам. Он прикусывает каждый, зализывая укусы, и спускается поцелуями к низу живота. Никки выгибается и дрожит под ним, просто провоцируя на дальнейшие действия. Дориан покрывает поцелуями его живот, бедра и добирается до члена, дразнящими, лёгкими движениями вылизывая его, обласкивая языком головку. — Раздвинь ноги, мой мальчик. — тихо шепчет Дориан, контролируя процесс, помогая ему согнуть ноги в коленях и устраиваясь меж них. Он облизывает собственные пальцы, а затем вбирает в рот яичко, уже влажными, смоченными в слюне пальцами мазнув по головке, чтобы собрать выступившую каплю предэякулята и спуститься ниже, поглаживая края напряжённого ануса. Ник издает такие звуки, от которых что-то ёкает глубоко внутри, и будто натягивается струна. Дориан медленно нажимает на вход, проталкивая внутрь указательный палец на одну фалангу. После того, как Никки вытворял своим ртом нечто невообразимое, Дориану хочется повторить его успех. Не технику, нет. Тут он даже тягаться с Ником не будет. Просто ему хочется вызвать такую же бурю эмоций, которую Ник вызвал у него совсем недавно. И он накрывает губами головку, посасывая её и лаская кончиком языка, не забывая двигать пальцем внутри, растягивая и готовя Никки к продолжению банкета. Никки идет на поводу у Дориана, как барашек на привязи. Привязи из взглядов, рук, поглаживаний и покусываний. Лежа на спине ему не хочется быть бревном. Ему хочется касаться своего парня, хочется нежными поцелуями пройтись по нависающей над ним груди, много чего хочется, но он не может. Все, что ему сейчас доступно, это выгибаться в мостик от горячих губ, сильных рук и комкать простынь. Сдерживаться невозможно, когда Дори вводит внутрь палец — бережно, но уверенно, когда он касается члена языком, все чувства внутри концентрируются внизу живота. Стоны вырываются непроизвольно, но Никки и не думает их удерживать. Дори любит эту музыку. А уж как Никки ее любит… После слов «мой мальчик» Ник улыбается и запрокидывает голову, полностью отдавшись чувствам и желаниям тела. Он прерывисто дышит, тяжело сглатывая, дергая кадыком. Вся эта прелюдия его довела до точки кипения и член подергивается, а анус поджимается, сжимая палец внутри, скользящий по простате, и Ника начинает потряхивать от переполняющих его чувств. Он мотает головой по подушке, дышит, как загнанный зверь, но даже не пытается торопить Дориана или притягивать его к себе, полностью отдаваясь на милость его рук и решений. Хотя ему уже давно хочется почувствовать в себе член, который он так сосал, каждую его венку… и он не выдерживает. — Дориан, Дори, милый… — Никки облизывает сухие губы и умоляюще смотрит на макушку своего парня. — Я хочу пожестче… — хрипит он, не выдерживая той нежности, которой окружил его До. Ему недостаточно будет только члена внутри. Никки нужно все сразу — и член в заду и жесткие губы на шее и сильные удерживающие руки и жесткий, безудержный трах. Если обычно Дориан презрительно фыркал, когда кто-нибудь использовал банальнейшую метафору член-леденец, потому что просто находил это абсурдным и глупым, то сейчас он бы отреагировал совершенно иначе. Он уже и забыл, как хорош Ник на вкус. Отрываться совсем не хотелось, но его мальчик хотел жестче, а значит, нужно было переходить к решительным действиям. Правда, Дориан дал себе ещё минутку на то, чтобы насладиться чужим вкусом, одновременно добавляя второй палец, чтобы растянуть Ника получше. Пока тот выгибался и скулил, Дориан прошёлся напоследок дорожкой влажных поцелуев по напряжённому до каменного состояния члену, и уткнулся носом в подрагивающее бедро, восстанавливая дыхание. Сейчас ему пришло в голову, что им определенно пора пробовать позу 69, и что с этого стоит начать их следующий вечер вместе. Ну или утро. — Перевернись, Никки, и встань на колени. — скомандовал Дориан, сжимая пальцы на его боках. От рук на талии кожа, казалось, плавилась. А от голоса, от команды, в таком состоянии воспринимавшейся как приказ, который хотелось выполнить беспрекословно, внутри все леденело и туго скручивалось в узел. Никки старался перестать скулить, но даже когда Дори вынул пальцы, раздрай в организме не прекратился. Такое странное состояние, когда вроде бы и натянут, как струна, но в то же время внутри — красное желе, упруго колышущееся и подтаивающее под волнами жара и иголками острого возбуждения, Никки испытывал впервые. Вообще все, что он чувствовал после разлуки — было иным. Качественно другими ощущениями, и даже простые прикосновения или фразы — все действовало на нервные окончания по-другому. Никки посмел ослушаться, и поднявшись, впился губами в кожу на ключице Дориана, показывая, что у него творится внутри, горя безумным взглядом и сопя носом, пока губы вначале нежно, а потом жарко и страстно целовали и засасывали загорелую кожу. Резко оторвавшись и мягко перевернувшись, вставая на колени, у него не было желания даже повилять попой, заигрывая. Состояние было такое, что промедление — смерти подобно. Никки расставил пошире колени, опустил голову на кровать, упираясь лбом и тихо-тихо простонал. Просительно. Тихий стон Ника эхом отдается в голове, мурашками оседая внизу живота. Дориан гладит его по лопаткам, пояснице и опускает ладони на ягодицы. После прошлого раза у Дориана хватило ума переместить тюбик со смазкой и презервативы под подушку, так что теперь до них было легче дотянуться. Шуршащая упаковка от презика полетела на пол, пока он быстро надевал его, а затем взялся за смазку. Никки вздрогнул, когда услышал щелчок крышки, и Дориан усмехнулся его нетерпению. Скользкими пальцами он прошёлся по расселине между ягодиц, а затем на пару секунд ввел в Ника три пальца перед тем, как убрать руку и приставить головку облаченного в латекс члена к уже подготовленному входу. Быть внутри Ника одно удовольствие, особенно, когда он доведён почти до предела и тонко реагирует на каждое движение, каждый толчок, сжимаясь вокруг Дориана. Долго сохранять медленный ритм не получается, сил хватает только на то, чтобы аккуратно один раз войти полностью, а потом рассудок пропадает окончательно, и Дориан просто вбивается в тугое горячее тело. Он протягивает руку, хватая Ника за волосы и тянет на себя, делая то, что он хотел ещё тогда на острове, когда увидел у него эту косичку. Чтобы не схватиться за член и не дрочить, как заведенному, Никки вначале замирает статуей, до боли сжав простынь в кулаки. До не будет До, если не подготовит Ника, угу. И когда он вошел, тараня и распирая зад своим великолепным членом, Никки продрало позвоночник остро-сладкой долгожданной болью, после которой наступал жгучий откат и волны удовольствия, накатывающие по всему телу, доходя до кончиков пальцев на ногах. Он сжал мышцы на ногах, крепче прижимая член к телу, чтобы не кончить. Пот градом катился по красному лицу и Ник не хотел бы, чтобы Дори видел его таким. Таким уязвимым и довольным. Но, сжимая ноги, он сильнее стимулировал член Дориана, и тот не выдержал обычно невозмутимый ритм и сорвался вместе с Никки в пропасть. Рука Дори ухватила за волосы и низкий стон разорвал тишину в комнате. Так жестко До его еще не жарил, но это было именно то, чего сейчас так хотелось Никки — как будто его принуждал и брал силой тот, кого он больше всего на свете хотел. Если бы он задумался, он бы понял, что это не совсем нормально, но какой там думать — задранная вверх голова, напряжение в теле, жесткие и сильные толчки, как будто он был сломанной куклой на члене кукловода — и свобода полета внутри. Жаркие волны закрутили Никки в водовороте желания, принимавшего размеры больше, чем его тело, выходя за рамки всего, что можно и нельзя, и Никки начал отвечать, подаваясь и подмахивая на дрожащих руках и разъезжающихся ногах. Дориан хрипло стонет, буквально рычит, вбиваясь в Ника все сильнее, аж бедра сводит. Он наваливается сверху, опираясь свободной рукой на кровать и оттягивает голову Никки на себя, припадая губами к его плечу. Поцеловать не получается, вместо этого, повинуясь каким-то животным инстинктам, он кусает солоноватую от пота кожу, резче двигаясь в нем. Ещё через несколько толчков он останавливается, не выходя пока из Ника, который все ещё подаётся назад, пытаясь насадиться глубже. — Перевернись, хочу тебя видеть. — шепчет Дориан, отпуская его волосы и освободившейся рукой сжимая его ягодицу так, что на бледной коже наутро останутся синяки. Отпущенный Никки плюхается на бок, елозит, переворачиваясь и задирая ноги, согнутые в коленях и смотрит в сторону. Шея и лицо у него красные, в глазах огонь удовольствия и подступающая истома, и он весь как карамельная конфета, уже чуть-чуть обсосанная, мягкая и вкусная. Но ему кажется он плохо выглядит и стесняется этого. Но все эти действия — очень правильные, уместные именно сейчас и нужные как раз вотпрямщаз, даже жмаканье за зад — все это позволяет Никки наплевать на внешний вид и получать удовольствие — огромное, горячее, брызжущее искрами удовольствие невзирая ни на что. Дориан устраивается между его ног и гладит Никки по бедрам, любуясь представленным зрелищем. Но он и сам долго ждать не может, и мучить своего мальчика тоже не будет. Поэтому он снова входит в него, и наклоняется, чтобы поцеловать. Сейчас Ника очень хочется обнимать, облапать всего и не выпускать из рук. Дориан ловит губами каждый вырывающийся из него стон, а руку протискивает между ними, чтобы дразнящими движениями пройтись по подрагивающему члену, и только потом уже обхватить его рукой и надрачивать в такт толчкам. Сжатый, прижатый ногами и телом Дориана, раскоряченный с приподнятой задницей, влажным потным лицом Никки принимает в себя весь член До, долбящийся с силой, и кайф заполняет его полностью. Когда рука Дориана касается его члена и начинает дрочить в такт глубокому проникновению, Никки начинает отъезжать, выплескиваясь им обоим на животы, и горячий фейерверк взрывается в голове, погружая его в темноту. Ник кончает почти сразу же, как Дориан до него дотрагивается. Горячие липкие брызги, дрожь прошедшая по его телу, тихие постанывания — всё это подстегивает Дориана. Он утыкается носом в родную шею, доходя до разрядки в несколько хаотичных фрикций. Никки просыпается резко, открывает глаза и видит, что ничего не видит. У Дориана задернуты плотные шторы и в комнате темно, как у негра в жопе. Тело как будто после хорошего массажа налито радостной истомой, но стоило пошевельнуться, снимая с себя руку Дориана, как мышцы заныли и поясница напомнила, что гимнастикой надо заниматься не только в постели. Никки дошел до туалета, зевая, отлил, сходил помыть руки и поплелся на кухню. Жрать захотелось, как из пушки.