Шаг к свету

Всю ночь Петр промаялся, смоля сигареты, пока табачный дым не перестал лезть в горло, к утру провалившись в беспокойный сон и к обещанному моменту опоздал. А Санек и не звонил, хотя Петька так и не понял, чем обидел брата. Когда он подъехал к дому Валесских, во дворе никого было, но его определенно ждали. Потому что Говоров видел две фигуры за матовым стеклом веранды, видел, как Санек (а это точно был он) тянется к ручке двери, но вдруг останавливается и, резко развернувшись, прижимается губами к губам сопровождающего, удивленно застывшего от этого. Внутри у Петьки все оборвалось, но, одновременно, в мозгу сложился пазл и он понял, что хотел сказать ему Санек. Неудивительно, что он не хотел слышать... Как сейчас не хотел верить в то, что увидел собственными глазами, ведь этот поцелуй ну никак нельзя было назвать дружеским. Как же так?.. Когда брат, наконец, открыл дверь и сбежал по ступенькам, старший Говоров сделал вид, будто ничего не видел, пока не зная, что с этим делать. — Привет, — улыбнулся мальчишка, сев в машину и взгляд его, прежде напряженный и потухший, сейчас сиял. Он вообще весь светился изнутри. Быть может от того, что его не отвергли и не дали по морде, хотя могли? — Привет. Судя по тому, что ты мне не позвонил, вы хорошо провели время? — спросил Петька, заставив себя улыбнуться, и тронулся, выезжая на проезжую часть. — Прости, — брат опустил голову. — Мы всю ночь играли, а утром нам приспичило фильм посмотреть и только потом спать завалились, так что я бодрствую только пару часов, не больше... — Я так и понял, что тебе хорошо, — признался Петька, надеясь, что горечь от того факта, что брату хорошо с другими, а не с ним, не просочилась наружу. — Что ж, тогда заскочим в магазин и домой, поспишь. Мальчик, вздрогнув, спрятал взгляд и кивнул, словно обо всем догадавшись, но боясь поднимать тему. — Сань, — словно не заметив, продолжал Петька. — А помнишь, мы зимой вместе в Макдональдс ходили? Ты тогда так смеялся заразительно, что на нас все оглядывались… Хочешь повторим? — Нет, Петь, не стоит тратить деньги зря, — тихо обронил мальчик, посмотрев в окно. — К тому же я не голоден. Виктория Викторовна наготовила нам разных вкусностей... — Ясно. Некоторое время они ехали молча, лишь из магнитолы на удивление тихо играла музыка, но потом Петька вдруг прижался к обочине и остановился, впиваясь пальцами в руль: — Деньги, деньги… Зачем они мне, если я тебя теряю?! — Что? — непонимающе и несколько испуганно посмотрел на брата Санек. — Что ты такое говоришь?.. — Знаю, ты меня любишь, — тихо сказал Петька. — Только не интересно тебе со мной больше, стыдишься, что я такой… — Я стыжусь только за то, что, порой, ты несешь какой-то болезненный бред, — тихо прошептал мальчик и крепко, даже как-то отчаянно обнял брата, пряча голову на его груди. — Поедем домой? Я так хочу спать... Петька обнял брата в ответ, поцеловав в макушку, прислушиваясь к себе. Он ожидал: не возникнет ли желания оттолкнуть парня, целовавшего другого парня, станет ли его любовь хоть капельку меньше. Не возникло, не стала. Это по-прежнему был его любимый братишка, без которого плохо и за которого болела душа. — Поедем, — сказал он, мягко отстраняя брата и снова заводя машину. Мальчик лишь послушно кивнул, а когда они подъехали к дому, то и вовсе уже дремал. Его голова чуть откинулась набок, и на тонкой шее стал виден небольшой... засос. И Петька решил, что уроет сынка Валесского, если только узнает, что тот совершил над его братом что-то ужасное, что он толкнул Санька на этот путь. — Саш, — он осторожно потряс брата за плечо. — Приехали. Прошла еще одна неделя. Санька все мрачнел и мрачнел, и даже компьютер не смог расшевелить его, он все крутил в руках телефон или постоянно держал соц. сети запущенными, словно чего-то ждал. Мама даже пошутила, что это муки любви... У Петьки имелись мыслишки об этой самой «любви» и его много раз подмывало припереть брата к стенке и все прояснить. А Марка прибить где-нибудь по-тихому… Он долго отмалчивался, но, в конце концов, не выдержал, хотя и попытался подойти к вопросу издалека. — Знаешь, так часто бывает, что, получив желаемое, мужчина исчезает из жизни жертвы, — сказал он, подойдя и потрепав братишку по волосам. — Ты придурок, — отозвался Санек, не отрываясь от созерцания потухшего экрана мобильника. — Интересно, сколько раз я тебе это сказал за последнее время? Впрочем, не важно. Мне пришлось даже подставиться, чтобы ты, наконец, хоть что-то заметил. И нет, мы не спали, если ты об этом, а ты об этом. Он говорил тихим безразличным тоном. — Только не говори мне, что вы действительно всю ночь играли… — Петька поднялся и забрал у брата мобильник. Он по-прежнему старался избегать темы ориентации, надеясь сохранить хотя бы иллюзию. — Что случилось, в конце концов? — А тебе хотелось бы, чтобы мы действительно покувыркались на кровати Валесского старшего? — скептично изогнул бровь Санек. — Я не решился. Марк не настаивал, так что да, мы просто играли всю ночь. Петька вдруг порывисто обнял брата, прижимая к себе. Он испытал огромное облегчение, услышав, что между ребятами ничего не было, и не пытался этого скрыть. Вот только его омрачало состояние брата. — Жалеешь об этом? — хрипловато спросил он. — Как никогда и ни о чем не жалел, — Санек отстранился и сел на кровать. — Валесский отправляет Марка в Англию, учиться. Ну, он там и учился, просто каникулы заканчиваются... И я, кажется, такой идиот... Петька ругнулся про себя и потянулся за сигаретами: — Саш, ну одумайся уже, — попросил он, пытаясь воззвать к разуму брата. — Это же не только отвратительно, но и противоестественно. Пускай он катится в свою Англию, а ты пока забудешь этот бред и вернешься к нормальной жизни. Телефон брата отправился в карман Петьки. — То-то ты Валесского старшего взглядом раздеваешь, и статейки про бисексуальность читаешь! — Санька вспыхнул мгновенно, подскакивая на ноги и сжимая руки в кулаки. — Что?! — брат чуть дара речи не лишился. — Совсем спятил со своими Валесскими, да? — Себе ты можешь врать сколько угодно, только я с двенадцати лет переживаю это гребанное неприятие себя! — кричал почти до плача Санек. — Когда тебе стыдно признаться, потому что ты сам себя ненавидишь и боишься, что окружающие тоже будут ненавидеть! Любимый брат в том числе! Он замолк, а затем, присев на кровать, тихо продолжил: — Не надо говорить, что это придурь, Петь, не сейчас, умоляю тебя. Я три года сдохнуть от этого хочу, и принимать меня таким или нет — это твой выбор, просто я не хочу, чтобы ты так же проходил через этот ад отрицания и самоненависти. Не хочу и сам повторять все это. Мы и так с тобой не в раю живем. — Со мной такого не будет, — заверил брат, не глядя на Санька. Слышать от него все это было невыносимо, хотелось сделать что угодно, только бы заставить молчать. Вот только от этого Санек не перестанет думать о другом парне, и что с этим делать, он не знал. — Одумайся, Саш, я тебя прошу. У парнишки был такой вид, будто его ударили под дых, неожиданно и больно. Сморгнув набежавшие слезы, он вытер их ладонью и выдавил из себя кривую улыбку: — Хорошо, я тебя понял. Пойду, прогуляюсь... Он встал и направился к двери. Однако его схватили, не пуская. Закрыв дверь, Петька подпер ее спиной, ибо знал, куда может отправиться брат: — Ты не пойдешь к нему. — Не пойду, — странно спокойно подтвердил мальчик. — Меня никто не приглашал, а незваных гостей там не очень любят. А здесь… здесь я просто лишний, Петь. Отпусти. Мне нужно уйти, ты понимаешь?! — Что за глупости? Кто сказал, что ты лишний? Ты по-прежнему мой любимый братик и нужен мне, — и не подумал Петька отступать. — Тогда, бога ради, выпусти меня! Мне нужно прогуляться, подышать, собраться с мыслями! Я не могу здесь, не могу с тобой, мне тошно! Мне нужно побыть одному... Прошу, я не хочу дойти до состояния, когда наложу на себя руки... — поначалу срывающийся на крик, голос его становился все тише, а взгляд бесцветнее. С минуту Говоров смотрел молча на брата, а потом так же молча шагнул в сторону, позволяя тому выскочить. Но лишь затем, чтобы незаметно пуститься следом. На душе скреблись кошки, Петр не знал, как ему быть и что делать с тем, что свалилось на него. Он любил брата, но не мог принять того, что тот вбил себе в голову. Тот брел медленно и словно бесцельно, может, и правда собираясь с мыслями, через парк, потом пешком несколько остановок и вот он у дома ненавистного семейства. Несколько раз порывался позвонить, но все же сбежал вниз по ступеням. И тут на пороге появился Андрей Алексеевич: — Марка нет, но скоро вернется, если хочешь, можешь его подождать, — тон Валесского был сухим и не очень довольным, Санька вздрогнул, но согласно кивнул, направляясь обратно. И все же Санек пришел к Нему... От этого было горько, и Петька машинально закурил, перебивая неприятный привкус. Он поймал себя на том, что действительно скользит взглядом по Валесскому и, сплюнув, отвернулся. В нем боролись беспокойство за брата, желание удержать от неразумного шага, и одновременно сбежать как можно дальше, позволив брату самому вершить свою судьбу, какой бы она ни была, и набивать шишки. В конце концов, он так и сделал, успев увидеть, как вернулся Марк. В эту ночь Санек дома не ночевал, а утром Валесского разбудил звонок мобильного, и он удивленно воззрился на дисплей, чтобы ответить: — Да, Петр? — Простите, что беспокою так рано, я боялся не застать вас... Мне надо поговорить. О Саше, — пояснил хриплый голос, словно парень всю ночь пил и смолил сигареты. — Мы могли бы где-нибудь увидеться в удобное для вас время? — Я так и понял, — отозвался Валесский и сонно потер глаза, падая обратно на подушки. — Через час в кафе. У центра. — Я буду, — пообещал Петька и тихо закашлялся. — Спасибо. До встречи. В условленное время кайен Валесского притормозил у кафе. Покинув салон, мужчина огляделся, чтобы тихо ругнуться, хватая за плечи пошатывающего парня, буквально вывалившего навстречу из-за угла. — Боже, Петр, что стряслось?! Выглядел парень неважно, избитый, в перепачканной одежде, точно его валяли по земле. Впрочем, Валесский подозревал, что так оно и было. — Андрей Алексеевич... — выдохнул Петька, принимая подставленное плечо, словно забыл о встрече и не ожидал его увидеть. — Простите, я не думал... — он закашлялся и замолчал, на грани потери сознания. Охнув, мужчина повел парня прочь, чтобы усадить в автомобиль и отвезти к себе домой, невзирая на слабые возражения и запах алкоголя. — Сначала я помогу вам, и уже потом мы поговорим. Петька кивнул, а что ему оставалось, если он был слаб, а мужчина весьма настойчив. Даже позволил отвести себя в ванную, ему действительно не мешало умыться… — Простите, — повторил он, на этот раз за доставленные хлопоты и неудобство. Мало того, что поднял человека ни свет, ни заря, так еще возись с ним… — Помолчите, — отозвался мужчина, настраивая воду и помогая раздеться, несмотря на чужое смущение и отчаянные протесты. — Прекратите и в душ. Потом помогу обработать раны. Оказавшись под летними струями, Петька тихо зашипел — вода на свежих ссадинах казалась солью. Закрыл лицо руками. Предстать перед Андреем Алексеевичем в таком виде и принимать от него помощь, он хотел меньше всего на свете. Нет. Меньше всего он хотел, чтобы таким его увидел Санек… — Не говорите брату… — попросил он мужчину, оставшегося за тонкой пленочкой занавески. — Не скажу, — спокойно отозвался тот, копаясь в аптечке. — Они пошли покататься на роликах, потом Марк проводит твоего брата домой. Так что не беспокойся о нем. Говоров шмыгнул носом, в котором скопились сгустки крови. Он одновременно был рад, что Санек в порядке, с другой — обидно, ведь тот ни разу не позвонил, не беспокоился, почему его нет… — Это хорошо, — тихо сказал он. — Как будешь готов, позови, — сказал Валесский и, оставив необходимое на стеклянной полочке, вышел прочь. — Угу. Петька не знал, сколько он стоял так, обнимая плечи руками и пытаясь прийти в себя. Тело болело, но он не жаловался — знал, на что идет. Наконец, он выключил воду и выбрался из ванны, чтобы обнаружить приготовленное для него махровое полотенце, большое, словно созданное для двоих. Кое-как вытершись, он повязал его поверх бедер и окликнул хозяина квартиры. Валесский вошел в следующее мгновение, натягивая одноразовые перчатки. — Полотенце скинь, у тебя бедро рассечено, нужно обработать. — Бедро? Говоров послушно развязал, снова испытав неловкость — полотенце было испорчено, пропитавшись его кровью, оставившей пятно. Уронив его на пол, замер, не пытаясь прикрыться, отдавая себя в руки Валесского. Не обратив никакого внимания на наготу гостя, тот, умудренный многолетней волонтерско-медицинской практикой, просто начал профессионально обрабатывать раны Говорова и вот, наконец, добрался до бедра, усадив Петьку на край ванны, а сам... опустившись перед ним на колени. Петька покраснел, осознавая всю двусмысленность позы, в которой они оказались, и невольно напрягся. Даже сейчас, мысль об ориентации мужчины не покинула его кружащуюся голову. И, к собственному ужасу, Петя начал возбуждаться: от позы Валесского, от его холодного спокойствия, от чутких, осторожных, пусть и облаченных в латекс перчаток, пальцев. От его гребанного профессионализма, ведь он не мог не заметить такого... — Достаточно, — попросил Петька, желая поскорее спрятаться, натянув одежду. И пусть грязная, зато прикроет наготу, которой он стыдился при Андрее Алексеевиче. — Просто замотайте бинтом, кровь сама остановится. Валесский поморщился и остановил его: — Не для того я раны промывал, чтобы ты все испортил. Отправь это в стирку. Я приготовил тебе чистую одежду. И горячий чай. Петька молча подобрал грязные шмотки и запихнул в бачок стиральной машины, на миг прижавшись к прохладному пластику лбом. Ему было так паршиво: физически и морально, как не было уже очень давно. Направляясь за хозяином дома, поправляя чужие сползающие штаны, он едва не врезался в косяк, но даже не заметил этого. Все, чего ему хотелось — это лечь. Заснуть и больше не просыпаться. — Хочешь выпить? — спокойно спросил Андрей Алексеевич, проходя на кухню и отодвигая для Пети стул. — Не откажусь, — признался тот, рухнув на предложенный предмет мебели и зарываясь пальцами во влажные волосы. Попытался вспомнить, когда Валесский перешел на «ты», но не смог. — Если можно, покрепче. Мужчина кивнул и поставил перед парнем бокал, наполняя янтарной жидкостью: — Виски, — сообщил он, усаживаясь напротив и обхватывая длинными пальцами чашку с чаем. — Что случилось? Петька сделал щедрый глоток обжигающего напитка и прикрыл глаза, оттягивая необходимость как-то объясниться со спасителем. С некоторых пор, врать этому человеку было тяжело, но мог ли он ему настолько доверять, чтобы посвящать в свои делишки? – Отморозки какие-то прицепились. Я пытался решить все миром, но… - Петька не счел необходимым продолжать, красноречиво коснувшись губы, что все еще кровоточила. Посмотреть собеседнику в глаза он не решился. Мужчина кивнул, не собираясь углубляться в проблему, только спросил: — Ты хотел поговорить насчет Саши. Готов? Собеседник одним залпом допил виски и кивнул. Тема была тяжелой, но проблему надо решать и как можно скорее. Вот только как начать?.. И он с надеждой бросил взгляд на Валесского. — Ясно, — вздохну тот, заметив состояние собеседника. — Саша и Марк. Их... дружба. Это тебя беспокоит? Петька благодарно кивнул: — В том числе, — согласился он, прекрасно понимая, что проблема гораздо шире. Или лучше сказать глубже? — Саша признался мне и… я не знаю, что с этим делать. Я не могу принять этого и чувствую, что теряю брата. — Ну, для нашего общества — это вполне обычно, — кивнул мужчина и внимательно посмотрел на Петю. — А что мешает лично тебе? — Вы издеваетесь? — Петька выстрелил в мужчину взглядом. — Это противоестественно и отвратительно, когда двое мужчин… Я не хочу, чтобы Сашка имел отношение к этому! — То есть, ты у нас натурал? — спокойно вопросил мужчина и сделал глоток чая, уверенно глядя на собеседника. — Разумеется. Другого ответа от него не услышит никто, даже под пытками. — О, да, у тебя так натурально на меня встал... — тихо засмеялся Валесский, — и я уверен, что дело не в адреналине. Если мы повторим, реакция будет той же, хочешь, проверим? Он вдруг перемахнул через стол и оказался рядом с Петей слишком, непозволительно близко. — Что? — испуганно переспросил тот, вскакивая со своего места и пятясь, пока не уперся поясницей в раковину. — Не вздумайте меня трогать, слышите?! И тут же оказываясь в ловушке чужих рук, а в следующее мгновение и губ. Опытных, чувственных и сил вырваться не было, потому что руки были слишком сильными, а губы пылкими. Петр замычал, не оставляя попыток оттолкнуть мужчину, не отвечая на настойчивый поцелуй, которому хотелось отдаться, силясь отвернуться. Но Валесский буквально не давал ему дышать, не отстраняясь, пытаясь быть как можно ближе, обнимая за поясницу, вклинивая колено между ног, практически усаживая жертву на край рабочей столешницы. И Петр чувствовал, как им завладевает паника. Потому что мужчина был сильнее, и он ничего не мог сделать, чтобы прекратить домогательства, потому что у него снова начал вставать, противореча здравому смыслу. И словно почувствовав эту реакцию, точнее почувствовав ее, Валесский вдруг отстранился: — О да, ты очень натурален, — улыбнулся он, чтобы вернуться за стол и сделать глоток остывшего чая. Как будто ничего и не было. Оставаясь там, где стоял, Петька обхватил себя руками. Хмель окончательно выветрился, и потому удар, что нанес ему Валесский, оказался сокрушителен. Он разрушил иллюзию, которую возвел Говоров когда-то очень давно, и желание убить мужчину за это, поднялось из глубины души. — Все равно это ничего не меняет, — тихо, но твердо заявил он. — Это отвратительно и противоестественно. — Мужчина и женщина так же спокойно занимаются оральным и анальным сексом, — спокойно отозвался мужчина, будто не замечая опасности исходящей со стороны парня, а может, и намеренно доводя его до этого состояния. — Какая разница! — не выдержал Петька. — Дело не в том: куда, а в однозначности полов. Мужчина должен быть мужчиной, а не сучкой! — Неприятный опыт? — вдруг неожиданно спокойно поинтересовался мужчина, закуривая. — Не понимаю, о чем вы, — заявил Петька, немного успокаиваясь. С трудом отлепившись от столешницы, направился к двери. — Глупо было искать помощи у вас… Спасибо за то, что обработали раны. Одежду Санек занесет. — Ты, правда, думаешь, что я счастлив оттого, что Марк унаследовал мою ориентацию? — хрипло спросил Валесский, глотнув чая. — Думаешь, я хочу, чтобы мой сын переживал нападки этого гребанного общества?! Петька обернулся, он был непреклонен: — Если бы не хотели, боролись бы с его болезнью, а не потакали ей. И спустя мгновение чужие пальцы вцепились в его горло. — Саша прав, ты не умеешь слушать... Ты не собираешься слушать. Поэтому Саша рыдал и рассказывал все мне, а не тебе, а я не хочу, чтобы мой сын испытал то, что испытывал я или твой брат сейчас. Я не отвергну его. Я не сделаю того, что сделал ты, — глаза Валесского потемнели от гнева, он почти шипел, сжимая пальцы на горле гостя, сильно, но не удушающе. — И лицемерить, как ты, я тоже не собираюсь. — Я хочу ему лучшей судьбы, — попытался донести свою точку зрения Петька, впившись в чужие руки, пытаясь оторвать. — Чтобы он жил не хуже других, и никто бы не тыкал в него пальцами. А для этого, он должен быть как все, и он может это. Если бы не ваше влияние, он бы никогда не выбрал этот путь. — Придурок, — тихо выдохнул Валесский в чужие губы. — Какой же ты придурок, ни черта не знающий о своем брате. Скажи, ты знаешь, что в двенадцать он влюбился в одноклассника, что в четырнадцать переспал с учителем и до сих пор это практикует? А с Марком побоялся, потому что не хотел все разрушить. Знаешь, он хотя бы честен с собой, — мужчина осторожно поцеловал парня, чтобы тут же отстраниться и отпустить его горло. — А у тебя "натурала" и, похоже, слегка мазохиста, вновь на меня встал. Петька медленно сполз на пол и обхватил руками колени. Этот человек рушил его мир, как бы парадоксально это ни звучало, открывая новые его грани. Санек... Как же так? Надо будет найти старого козла, который развратил его мальчика, и заставить пожалеть об этом... И не важно, что брат хотел этого сам. Санек... он должен снова поговорить с ним, понять, почему тот выбрал путь боли и страданий, что он нашел в нем?.. — Почему, почему вы не хотите жить как все? Вот чего он не мог понять. Валесский присел перед ним на корточки и тон его заметно смягчился: — Ну, Саше трудно контролировать себя, как и Марку, как и тебе. Вы всего лишь дети. А я... А я, наверное, все тот же подросток с налетом дикой смеси из мизантропии и филантропии. Я люблю людей, но не переношу общество. Навязанные нормы и принципы. В свое время я целую научную работу защитил на эту тему, впрочем, речь не об этом. Я просто не желаю врать себе, не желаю себя ненавидеть, живу так, как считаю нужным, как хочу. О, безусловно, общество призирает таких, как я, но в тридцать восемь на это уже глубоко плевать. А вот в пятнадцать — это тяжело. В пятнадцать нужно чувствовать себя любимым. Необходимо быть понятым. Иметь человека, который просто примет. И когда я сталкиваюсь с такими мальчишками, как Саша, мне искренне жаль, что таким человеком для них становлюсь я, а не кто-то из близких. Петька слушал, молча глядя на мужчину, понимая пока только две вещи: Валесского устраивает он сам, таким, какой он есть, и менять тот ничего не хочет и не собирается. И что он должен смириться и принять Санька таким, любить как прежде, не думая о том, что того лапал и трахал в задницу какой-то мужик. Просто потому, что он его брат. Еще Андрей Алексеевич хотел, чтобы Петька поверил, что он и сам может получать удовольствие от... — А это точно не лечится? — спросил он, закрывая лицо рукой. — Это не болезнь, просто разновидность ориентации, — терпеливо пояснил Валесский, садясь рядом и вытаскивая из кармана джинс портсигар, чтобы закурить. — Можно сдерживать себя, ломать в угоду окружающим, но, как правило, это ни к чему хорошему не приводит. — Дерьмо... — сделал Петька вывод из объяснений Валесского и робко потянул к себе одну из чужих сигарет. — Я пытался бросить, — тихо объяснил он, почему покушается на чужое. — Ничего, — отозвался мужчина, подавая парню зажигалку. — Я не призываю тебя пойти и прямо сейчас трахнуться с первым встречным, просто будь честен с собой. Мне плевать, как будешь жить ты, а вот Саше еще можно помочь... Валесский закурил, прикрыв глаза. Сделав несколько жадных затяжек, Петр посмотрел на мужчину: — Помочь? — переспросил он, хмурясь. — Жить в гармонии с собой? — А ты против? — спросил мужчина, криво усмехнувшись. — Я проходил через это Петь, это... не смогу сейчас подобрать правильного слова. Но Саше плохо, он разрывается. А ты можешь ему помочь. — Принять его таким? — Да, если ты его любишь, то да, если нет... — мужчина замолк, затягиваясь и выдыхая, довольно прикрыл глаза. — Люблю... — выдохнул Петр вместе с табачным дымом. Валесский едва заметно улыбнулся и, поднявшись на ноги, затушил окурок в пепельнице. Протянул гостю руку, предлагая помощь и мир. И Петр принял ее, тяжело поднимаясь на ноги, чтобы опуститься на предложенный ранее стул. Он не представлял, как сделает то, что должен, но будет стараться. — Мне было, как Сашке сейчас, — тихо сказал он, затягиваясь. — У меня был друг, но мне казалось, я испытываю к нему что-то большее и мое тело неадекватно на него реагировало. Однажды мы смотрели кино, и там показывали двух гом… геев, и тогда он сказал, что это отвратительно, и таких надо убивать, чтобы зараза не расползалась по миру… — И ты послушал? — усмехнулся мужчина, по новой ставя чайник и оставаясь стоять у плиты. — Впрочем, и так понятно. — Я никого не убивал… — посмел возразить собеседник, чувствуя себя крайне неловко, ведь он говорил с одним из тех, кого с тех пор ненавидел. — Я пытался расстаться с ним, ссорился и уходил, хлопнув дверью, я очень боялся, что он узнает во мне одного из них, но он раз за разом возвращал меня. — Ты говоришь о нем, как о любовнике, — вскипевший чайник напомнил о себе, и мужчина молча залил кипятком заварку. Петька вздрогнул и покачал головой: — Но он им не был. Он лишь помыкал, желая видеть меня своей шестеркой. К счастью, я вовремя понял это, но его яд унес с собой. Улыбнувшись чуть грустно, мужчина задумчиво покачал головой сам себе и разлил чай по чашкам. — Есть хочешь? — Нет, — покачал головой Петька. — Меня тошнит… Докурив дорогую сигарету до самого фильтра, он затушил окурок, оставляя в пепельнице рядом с окурком Валесского. Обеспокоенно посмотрев на Петра, мужчина подошел к нему и, взяв его лицо в свои ладони, внимательно вгляделся в глаза: — В ушах не шумит, в глазах не двоится?.. Тот дернулся от неожиданности, впрочем, тут же расслабляясь. — Есть немного… — признался он, обхватив запястья Валесского, не сильно, скорее намекая, чем пытаясь оторвать, потянул от своего лица. — Думаете, сотрясение? — Почти уверен, — он отнял руки от чужого лица, но не столько подчиняясь чужому желанию, сколько для того, чтобы дотянуться до телефона и сделать короткий звонок в "скорую". Все произошло быстрее, чем Петька понял, что происходит, и успел остановить их с Саньком благодетеля. Тихо чертыхнулся, прикрывая глаза, то ли от предчувствия неприятностей, то ли, чтобы хоть на время избавиться от неприятного симптома. И в это время был усажен обратно на стул. А через пятнадцать минут к дому подъехала скорая. — Похоже сейчас рак на горе свистнул, — усмехнулся мужчина, прежде чем открыть дверь. Петька юмора не оценил, борясь с желанием смыться через окно, пока остался один, но вот беда, Андрей Алексеевич знал, где он живет и даже, где работает. Потому ничего не оставалось, как позволить осмотреть себя, следуя всем требованием врача. Когда медики ушли, диагностировав небольшое сотрясение и оставив Петьку на поруки Валесского, тот спокойно поинтересовался: — Покой и сон... Гостевая спальня? Говоров виновато потупился. — Или можете подкинуть меня до дома, — предложил он, хотя мысль, что придется объяснять Саньку свое состояние, удручала. — Дай догадаюсь: мать на работе, отец пьян, а Саша придет только вечером. Как думаешь, смогу я тебя отправить домой при таких обстоятельствах? Идем. Отлежишься. Именно так все и было и, поежившись от нарисованной мозгом картинки, Петька кивнул, позволив отвести себя в уютную маленькую спальню и уложить на кровать. — От меня одни проблемы… — От меня их не меньше, — тихо засмеялся мужчина, накрывая парня пледом. — Если что кричи. Я рядом. После этих слов он удалился, и Петька остался один на один со своими невеселыми думами и страхами. Ну, Санька он, допустим, примет. Просто потому, что любит и не сможет оттолкнуть, потерять самого близкого на свете человека. А вот что делать с тем, что растревожил в нем Андрей Алексеевич? Ведь он успел поверить, что тогда ему все почудилось, почти забыл… На какое-то время Петька провалился в тревожное забытье, которое только с натяжкой можно было назвать сном, и не слишком длинное, потому что за окном солнце все еще стояло высоко. Очнувшись же, снова был атакован думами и таки позвал Валесского, не рискнув подниматься с постели один и где-нибудь растянуться. — Тебе нехорошо? — спросил тот обеспокоенно, проходя в комнату. Петька покачал головой: — Кружится немного… Андрей Алексеевич, при мне телефон был? — спросил он, не помня, оставил ли он обозначенный предмет, когда снимал одежду, или нет. — Да, что удивительно, учитывая обстоятельства, — отозвался мужчина, вытащив старенький гаджет и протянув его гостю. — Принести тебе лекарство? Увы, при сотрясении лечение в основном симптоматическое. Взяв в руки телефон, Петька чуть выдохнул облегченно, с тех пор, как он вышел из дела, у него был страх, что ему могут отомстить. Отомстить через любимого брата. Впрочем, наверное, проще было бы убить его самого и спать спокойно. Он кивнул, соглашаясь с тем фактом, что нуждается в предложенном препарате: — Какое лечение? — переспросил он. — Лечатся симптомы, — пояснил мужчина, прежде чем уйти и вернуться уже с бокалом воды и таблеткой, присесть на край кровати. — Что тебя напугало? Ведь это были не просто хулиганы? — Аа… — Говоров послушно проглотил таблетку, отсрочивая ответ. Посмотрел на мужчину, который видел его насквозь и опустил глаза. — Не просто, — согласился он, натягивая плед до подбородка. — Я перебивал для них номера на тачках, а вчера отказал в услугах. Он не понимал, почему говорит это, хотя следовало, как минимум промолчать. Может, дело было в его состоянии? — Петя... — вздохнул мужчина, обреченно прикрывая глаза. — Как ты вообще додумался до такой авантюры? Легче было продать амулет! Петька слабо усмехнулся: — Я бы не додумался, они сами предложили, — признался он. — Я этим уже давно занимаюсь, еще до вас… Валесский потер лоб, беря свой телефон, но пока не решаясь набрать номер: — Они ведь не отстанут от тебя. — Отстанут. Пожалуйста, не надо никуда звонить, я сам разберусь, — испуганно попросил Петька. — Только… можно Санек у вас поживет немного? Он так переживает, что Марк скоро уедет, что будет рад. Мужчина молчал, пытаясь понять, что же делать дальше, наконец, вздохнул и кивнул: — Хорошо. Вика все равно вернулась к себе. — Спасибо вам. Вы уже столько для нас сделали… Я позвоню ему, можно? Петька все вертел телефон в руках. Он надеялся, что все улажено, но все же, рисковать Саньком не желал. — Ты же отобрал у него телефон, — тихо усмехнулся мужчина, набирая номер сына и, попросив к телефону Сашу, передал трубку Петру. Говоров громко чертыхнулся, помянув себя «добрым» словом, и осторожно, чтобы не уронить, взял чужой дорогущий гаджет. — Санек… ты в порядке? — первым делом спросил он, тут же добавив, пока брат не скинул звонок. — Прости меня, пожалуйста. Я все равно тебя люблю, кем бы ты ни был. И услышал тихий всхлип в трубку, впрочем, брат тут же взял себя в руки. — Я тоже тебя люблю. Все хорошо. Ты у Андрея Алексеевича? Мы скоро будем. — Да, — улыбнулся Петька, испытав двойное облегчение: от того, что брат в порядке и что не держит на него зла. — Мы ждем вас. Будьте осторожны. Шмыгнув носом, протянул гаджет обратно владельцу: — Он такой счастливый… — Для него важно знать, что ты его любишь, — просто ответил Валесский, убирая телефон в карман и помогая парню вновь улечься. — Попробуй еще немного поспать. Петька кивнул, послушно закрывая глаза. В уголках его губ, обычно чем-то недовольных или злых, притаилась улыбка. И пусть впереди все было еще не просто, он чувствовал, что совершил первый шаг навстречу новой жизни. Походу он все-таки задремал, потому что, когда он открыл глаза, казалось бы, мгновение спустя, в коридоре прямо за дверью послышались голоса Марка и Саши. Обрадовался, тяжело садясь, чтобы вспомнить, что находится в чужой постели с перебинтованным бедром, разбитой губой и рассеченной бровью. Придется как-то объяснять это Саньку... Но первым в спальню зашел не брат, а хозяин дома, когда мальчишеские голоса за дверью стихли. — Я отправил их ужинать, — улыбнулся мужчина, приближаясь к постели. — Как ты себя чувствуешь? Может, присоединишься? Петька потер лицо ладонью, прогоняя остатки сна: — Да, наверное, — он не испытывал голода, скорее наоборот, от мысли о еде подташнивало, но чтобы Санек видел его раздетым в постели Андрея Алексеевича не хотел. — Голова вроде не кружится, так что я попробую встать. И обещания его не разошлись с делом. Натянув джинсы, он поднялся, наклонился за рубашкой, и чуть не упал, тут же пойманный Валесским, усадившим его обратно: — Эй-эй-эй, так давай-ка пока без геройств, — невероятно горячие руки уложили его обратно на подушки. Потом коснулись скулы тыльной стороной, проверяя температуру. — В любом случае ни сегодня, ни завтра я тебя домой не отпущу. — Нет, я не могу тут оставаться, — возразил Говоров, и тому было множество причин. Хотя умом и понимал, что в таком состоянии он даже до дома не доберется, не то, что выйти на работу. — Но не можешь и уйти отсюда, — Валесский был убийственно холоден, в то время как его руки по-прежнему мягки и учтивы, укрывая юношу мягким пледом. — Петр, прошу, не дури... — Хорошо, — с тихим вздохом сдался парень, откинув голову на подушку и прикрывая глаза, перед которыми все кружилось. Повторил. — От меня одни проблемы… Чужие пальцы скользнули по его волосам, утешая. А спустя еще мгновение он вновь провалился в сон. Липкий и муторный, почти до тошноты. Из него невозможно было вырваться, но он смог, чтобы глаза, не сразу привыкшие к темноте, все же смогли разглядеть на краю постели свернувшегося калачиком Санька. Замерз, наверное… Повернувшись на бок, он обнял брата за талию и осторожно подтянул, укрывая половинкой пледа и прижимая к своей груди. — Ты как? — тихо спросил мальчик, не сопротивляясь и не открывая глаз, но прижимаясь доверчиво чуть сильнее. — Паршиво... — со вздохом признался Петька, целуя братишку в макушку. — Зато теперь ты можешь гордиться тем, что твой брат честный человек. Он улыбнулся, прикрывая глаза. — Только почему такой идиот? — тихо поинтересовался мальчик, поцеловав брата в подбородок. — Что случилось? Петька недовольно засопел на нелестный эпитет, который так нравился Саньку, но ничего не сказал. — Отказался от побочного заработка. Мальчик потемнел лицом и, свернувшись калачиком, уткнулся в чужую грудь. — Вот как тебя назвать, а? — Дураком, — признал Говоров старший. — Ты только знай, что я ради тебя старался, чтобы ты лучше жил, чем… Как умел старался… — Ты говоришь так, словно прощаешься... — хрипло и испуганно прошептал мальчишка. И Петька улыбнулся ему, успокаивая: — Ну что ты, глупости говоришь. Это я со своей прошлой жизнью прощаюсь. У нас теперь все по-другому будет, вот увидишь, — заверил он. Если не решат его, как свидетеля убрать, так и будет. Мальчик лишь зажмурился в ответ, а после поднялся с кровати, оправляя одежду, прежде чем погладить брата по волосам. — Мама звонила, кричала... Мне пора домой. Петька кивнул: — Скажи, что я остался сверхурочно. И не забудь закрыть дверь изнутри, — напутствовал он брата, а потом вдруг схватил за руку, притягивая к себе и целуя в щеку. — Я тебя люблю, Сань. — Хорошо, — шепнул мальчишка, прежде чем крепко обнять брата. — Будь осторожен. После этого он быстро вышел не оглядываясь. Петька снова откинулся на подушки, прикрывая глаза. Он долго думал о том, в какое неприятное положение поставил не только себя, но и других людей, и дал себе зарок: больше никогда не идти против своей совести и разума. Теперь же, по прошествии нескольких недель, все произошедшее тогда казалось сном — липким и муторным. Валесский отпустил его домой только через несколько дней, когда убедился в том, что Петр достаточно окреп, а тот и рад был сбежать, лишь бы больше не чувствовать на себе чужих прикосновений, когда Андрей Алексеевич помогал одеваться, обрабатывал раны или невзначай касался кончиками пальцев, подавая обед. Петька не знал, как относиться к этому, а потому испытал облегчение, оказавшись дома, и пусть Санек все еще пропадал в чужом доме — так безопаснее. Впрочем, о Говорове, похоже, предпочли забыть и это неизменно радовало. К тому же братишка то и дело звонил счастливый, пока в этот вечер не вернулся домой темнее тучи, чтобы тут же пройти в спальню и запереться там. — Сань… — постучался в их общую комнату Петька. Он догадывался, что могло произойти, и не знал, как это озвучить при родителях, так что оставалось надеяться, что его таки пустят внутрь. — Открой, поговорить надо. С минуту царило молчание, но затем дверь тихо открылась, а мальчик, сделав несколько шагов вглубь комнаты, рухнул обратно на диван. — Он уезжает? — тихо спросил брат, присаживаясь на краешек дивана и осторожно погладив Санька по плечу. — Уже, — ровно ответил парнишка, устало прикрыв глаза. — Я только из аэропорта, меня Андрей привез. Петька не стал заострять сейчас внимания на том, что брат стал называть Валесского по имени и, вероятно, на «ты», понимая, как тому сейчас не сладко. — Ну не убивайся так. Если у вас все серьезно, то он будет писать и наверняка приедет домой на каникулы, — попытался он хоть немного приободрить. — Тебе самому не смешно? "Серьезно" у него со своей англичанкой, а я... это я, со своей блажью и прочей ерундой, — тихо отозвался парнишка, печально усмехнувшись и отвернувшись от брата. — Сань, какой блажью? Вы же оба выглядели счастливыми… — не понимал тот. — Или… он это сам тебе сказал? — Обыкновенной блажью, какой были и остальные мои отношения, — голос мальчика дрожал, и он перевернулся на бок, чтобы упереться коленками в спинку дивана. — Нет, конечно, нет. Он... Он не хотел уезжать, и это пришлось сказать мне. — Пришлось или тебя попросили? — сощурился Петька, забираясь на диван, чтобы обнять братишку. — Андрей не вмешивался, будто не он платит за обучение за границей баснословные деньги, — усмехнулся парнишка и быстро вытер глаза ладонью. — Тогда почему ты его оттолкнул? — искренне не понимал Петька. — Потому что я не хочу, чтобы он наделал глупостей, ему здесь не место понимаешь? Он слишком другой. Слишком... не для этой жизни, — вспыхнувшее при первом вопросе раздражение в голосе мальчика затихло, скрывшись за слоем огорчения. Петька вздохнул и крепче обнял брата, принесшего в жертву свое счастье ради блага человека, которого он… любит? А Марк глупец, если поверил в этот бред! — Глупенький ты мой… — выдохнул он, целуя брата в макушку. — Ничего, со временем эта боль уйдет, и ты найдешь себе человека своего круга. — Прекрати, я не ванильная девчонка, — чуть толкнул тот брата локтем, впрочем, тут же устраиваясь удобнее. — Андрей даже тогда ничего не сказал. Воспринял как должное. — Он позволяет вам самим строить свою судьбу, чтобы потом вам некого было обвинить в своих ошибках, кроме самих себя, — предположил старший Говоров, безотчетно поглаживая брата по плечу. — Кстати, думаешь уместно называть его отца по имени? — Обращаюсь я к нему по имени отчеству, а в разговоре можно и так, ты же понимаешь, о каком Андрее я говорю, — Санек передернул плечами. — Я устал... Подремлешь со мной? Он о тебе, кстати, все беспокоится. Наверное, Санек был прав, но все же Петьке это не нравилось, хотя он и сам не часто соблюдал субординацию. Он кивнул, целуя братишку в висок, но поскольку тот не мог видеть, подтвердил: — Подремлю, конечно. Беспокоится? А что он говорит? — Ты чего так напрягся? Ревнуешь? — засмеялся мальчик, устало прикрывая глаза. — Спрашивал, как ты и не нужна ли тебе помощь врачей и все такое. Типичный Андрей, короче... Хотя помощь скорее нужна его любовнику. — Не говори глупостей, — как можно небрежнее бросил Говоров, передернув плечами. На самом деле он вообще старался о Валесском не думать. — А что с его любовником? — Тебе рассказать интересную историю о том, как Андрей завалился слегка подшофе вместе с любовником, думая, что нас с Марком нет дома, потому что мы собирались остаться у Вики, и тут же увел его в спальню. Чтобы не отпускать до самого утра? Утром их лица нужно было видеть... Особенно учитывая, что его любовник полночи голосил, будто его резали. Хотя он так выглядел... я бы не удивился, — тихо смеялся мальчик. По телу Петьки пробежали мурашки, стоило ему только представить, что могло происходить той ночью в спальне. В память вдруг ломанулись воспоминания о прикосновениях мужчины там, на кухне, которые он так старательно пытался спрятать, забыть, и дыхание прервалось. — Ужас. Почему он его не бросит?.. — недоумевал он. — Сань... А это очень больно, когда тебя, ну... Петька замолк, говорить о подобных вещах было тяжело даже с братом. Да и мало ли, что тот подумает... Саша задумался, а затем осторожно повернулся на диване и серьезно посмотрел на брата: — Многое зависит как от партнера, так и от тебя самого, от его искусности и того как ты сам воспринимаешь происходящее... — задумчиво ответил мальчик, не став уточнять почему брата интересуют такие вопросы, а после чуть усмехнулся. — А насчет его любовника... Просто есть люди, которые испытывают желание подчиняться и быть подчиненными, а есть те, кто, отпуская себя, позволяют себе быть тиранами в постели, унижать и властвовать. Но я думаю, Андрей заранее обговаривает подобные моменты с любовниками... — Да, пожалуй, — согласился насчет Валесского Петька, не в силах представить, чтобы тот избивал или насиловал кого-то, разве что в рамках... "игры". Да и тогда от него все бы сбегали. — Сань, ты если увидишь его, передавай, что у меня все хорошо. Все, понимаешь? Мальчик хмыкнул, закрывая глаза и обнимая брата за талию: — А давайте вы как-нибудь без меня разберетесь, кто кого хочет трахнуть? А то я задолбался слушать его иносказательные речи и твои нелепые попытки спросить у меня что-нибудь из этой области. Старший Говоров мгновенно вспыхнул, заливаясь румянцем, губы его шевельнулись, собираясь отрицать, но с них слетел лишь вздох. Прижав к себе брата, он поцеловал его в макушку: — Спи. Тебе надо отдохнуть. Санек тихо усмехнулся, но обнял брата и вскоре обмяк, затих, задремав, и что-то бормоча во сне. Петя последовал за ним, чтобы проснуться уже в сумерках оттого, что тихо пиликнул телефон брата. Тот сладко спал, казалось, успокоившись и найдя отраду во сне. И он осторожно вытащил телефон, чтобы взглянуть на смс, а вдруг что-то важное... Номер не был сохранен в телефоне мальчика и начинался как-то странно не с "+7", а с "+44". Да и сам текст был на английском: "Hi, you know, I feel bad, really. But your cruelty is a necessity, I understand. I love you. And I'll find a way to be with you..." *Привет, знаешь, мне плохо, правда. Но твоя жестокость необходима, я понимаю. Я люблю тебя. И найду способ быть с тобой...* Прекрасно понимая, от кого послание, Говоров вздохнул и поцеловал спящего брата. На душе стало как-то тепло и радостно, за Санька радостно, любовь которого оказалась все же настоящей. Утром, он обязательно скажет ему о послании и поговорит с Валесским... Впрочем, Санек проснулся не утром, а ближе к обеду и выглядел разбитым, рассеянно и задумчиво смотрел в стену, запустив пальцы в волосы, тихо вздыхая. — Сань, — сказал Петька, строгая помидоры на салат. — Он любит тебя, слышишь. Любит. Прочитай смс. — Что ты несешь? — переспросил мальчик, поднимаясь с постели и проходя на кухню, чтобы, вытащив банку кофе, заварить себе крепкий суррогат. — Не несу я, — возразил Петька как неразумному дитя. Вздохнул, повинившись. — Марк написал тебе ночью, я прочел, не хотел тебя беспокоить. Выронив ложку и едва не разлив несчастный напиток, мальчик кинулся в комнату, чтобы вернуться с глупой улыбкой на лице и обнять брата за талию, тихо смеясь. — Хорошо предков дома нет, а то от твоих: "Он тебя любит", мы бы их не откачали... — Надо отцу что-то подобное брякнуть... — заметил Петька, не скрывая своей жгучей неприязни к человеку, от которого появился на свет. Отложив нож, от греха, он обнял братишку в ответ. Покачал головой. — До сих пор поверить не могу, что говорю тебе это вместо того, чтобы выдрать как козу сидорову... Санек тихо засмеялся, уткнувшись носом в чужую грудь: — Ибо сам небезгрешен? А вообще я немного мазохист, так что это вряд ли оказалось бы сильной воспитательной мерой, — задорно улыбнулся он старшему брату. — Сань, не пугай меня, а то вдруг я передумаю?.. — полусерьезно заметил Петька, снова игнорируя намек брата. Он еще не смог принять эту часть себя, понимал все, а принять не мог. Может оттого, что слишком мало знал и понимал в этом вопросе? Фыркнув, парнишка отстранился от брата, делая глоток кофе и неприязненно поморщился. — Надо спросить у Андрея, как он варит кофе с карамелью, а то я что-то отвык от растворимого... Ну да, к хорошему-то быстро привыкаешь, а вот попробуй потом отвыкни… — Да, у нас вообще не так клево, как в его особнячке. — Петь, я не это имел в виду, — отозвался парнишка, почувствовав себя виноватым. — Я люблю нашу квартирку, просто... Говоров старший посмотрел на брата и взъерошил ему волосы, то ли прощая, то ли извиняясь: — Да, просто мы могли бы позволить себе маленькие радости. Знаешь, рецепт можно посмотреть в инете, потом пойдем в магазин и купим настоящий кофе, — предложил он. Согласившись, мальчик сел завтракать. — Слушай, Петь, я тут говорил с Андреем. Я знаю, ты против того, чтобы он оказывал содействие, но он просил переговорить с тобой. В общем, может тебе пойти на какие-нибудь вечерние курсы? Не все же тебе в гаражах горбатиться... То, что мужчина думал о нем, что беспокоился, смущало Петьку. Он вспоминал его прикосновения и с ужасом понимал, что хочет испытать эти ощущения вновь и даже больше, как тогда, на кухне. — Я уже думал об этом, — не поднимая на брата глаз, боясь, что тот все прочтет по ним, — и присмотрел несколько. Санек счастливо улыбнулся и, поднявшись на ноги, крепко обнял брата. — Ты у меня молодец, правда. — Правда, какое-то время мы почти не будем видеться... — вздохнул тот. Хотя, за последнее время он мог бы и привыкнуть. — Как думаешь, что лучше выбрать, творческую профессию или интеллектуальную? Мальчик растерянно посмотрел на брата, после задумался. — Я не знаю, а что тебе ближе? Чего ты сам хочешь от будущей профессии? — Чего хочу? Денег и престижа, — быстро нашелся Петька. И именно в такой последовательности. Он мечтательно жевал. — Я склоняюсь к аэрографии, как считаешь, справлюсь? — Хорошо хоть не тату мастером. Хотя и это тоже прикольно. За это народ платит громадные деньги. Андрей на свои тату потратил до хрена денег, — поделился мальчик, глотая кофе. — А вообще прикольно, ты ведь классно рисуешь, думаю, справишься. Петька смутился, почесав в затылке. Может он и неплохо рисовал, но в последнее время совсем забросил это занятие - некогда. — В любом случае, я хочу попробовать, — признался он, не скрывая волнения в голосе. — Ты только не говори никому пока, ладно. А вдруг ничего не получится? Так лучше помалкивать, чтобы не засмеяли и не давали всяких дурацких советов, за которые хочется физиономию начистить. — Хорошо, я понимаю, — кивнул Санек, нежно улыбнувшись. — Все будет круто, я точно знаю. — Я люблю тебя, братишка, — прошептал Говоров, крепко обнимая Санька. Зазвонил телефон, и он снял трубку, но выглядел недовольным, пытаясь убедить собеседника, что очень занят. После того, как он положил трубку, младший брат обнял его и долго не отпускал, словно боялся. А Петька все гладил его по волосам, словно понимал и пытался утешить. Ему и самому было немного страшно, прошлое не желало отпускать его так просто, пытаясь утянуть назад. — Ты сегодня занят? — Только вечером, там курсы для поступления в универ, все так сложно, что мне уже страшно, Петь, а вдруг я не справлюсь?.. — Справишься, обязательно, - Понимая волнения брата, ведь Петька и сам сейчас переживал, как мальчишка, Петька обнял его. — Пойдем с тобой гулять или в кино, согласен? Я угощаю, — чуть натянуто, но искренне улыбнулся он. — Ведь я совсем не знаю тебя настоящего. А еще была куча упущенного времени... — Сейчас "Багровый пик" идет. Пошли? — предложил мальчик, чуть отстраняясь. — Это ужастик? — поинтересовался Петр. Впрочем, так ли это важно, ведь он сто лет не был в кинотеатре. — Пойдем. Составив грязную посуду в раковину, он потянул братишку в спальню. — Да, он самый, — отозвался Санек, проходя в комнату и принимаясь переодеваться. — Там Том Хидлстон снимается. По-моему, весьма неплохое сочетание, мистического ужастика в исторических декорациях и весьма неплохого актера. — Посмотрим, — улыбнулся Петька, почти по-армейски быстро переодевшись. До кинотеатра они добрались довольно быстро и даже умудрились взять билеты. Наверное, дело было в том, что фильм шел уже неделю. До сеанса оставалось полчаса, и они взяли себе по мороженному, устраиваясь на мягком диванчике. Болтали о фильмах, чьи афиши висели в холле, когда на соседний диванчик приземлился Валесский с каким-то парнишкой. — И все бы ничего, — вдруг тихо заметил мальчик, облизывая ложечку и наблюдая за парочкой, — но этот парень — брат Вики. Петька, который старался даже не смотреть в их сторону, передернул плечами: — Ну и нормально. Они ведь похожи, а Андрей Алексеевич би… — сделал он логичный с его точки зрения вывод. — И вообще, не пялься на них, это неудобно. — Однако легко ты делаешь выводы, — усмехнулся парнишка, а после в тон заметил. — И вообще, я — так "не пялься", а то, что он в твоем затылке дырку скоро просверлит, это нормально, ага. Петька закашлялся, поперхнувшись мороженым: — Не говори глупостей, — решительно заявил он, отрицая взгляд, что чувствовал кожей. — Он просто смотрит рекламу на мониторе. Во всяком случае, ему хотелось так думать. — Ну, если бы рекламу, то пацан бы его так не одергивал, — разозлено поджимая губы, хмыкнул Санек и передернул плечами, доедая свое лакомство. Не выдержав, старший Говоров все же оглянулся, чтобы встретиться взглядом с Андреем Алексеевичем и словно обжечься. Замер под этим взглядом, точно кролик, не зная, как реагировать на затаенное в нем желание и горячее обещание. Любовник Валесского и впрямь ревновал, пытаясь перетянуть внимание спутника на себя, и Петру стало его жалко. Кивнув мужчине в знак приветствия, он вернулся к мороженому. Сердце колотилось, как ненормальное. Валесский лишь чуть улыбнулся в ответ, мягко, словно сливочно, но без излишней сладостной дежурной лести. В этой улыбке тоже таилось обещание, но более тонкое, не то, что во взгляде. Впрочем, словно получив желаемое, мужчина вновь обратил свое внимание на любовника, как раз, когда подошло время идти в зал. Петька удержал за руку поднявшегося брата, дожидаясь, когда любовники пройдут в зал, и только потом поднялся, протягивая Саньку билеты. От этого взгляда и улыбки мужчины стало тепло внизу живота, и одновременно по спине пробежал холодок от перспектив, которые он пророчил. По иронии судьбы, их места оказались рядом, и Петька смущенно улыбнулся, словно извиняясь перед любовником Андрея Алексеевича. И посадил Санька между собой и Валесским. Весь фильм Валесский не отвлекался от экрана, разве что поглаживал ладонь любовника в особо страшные моменты, поддерживая его. Сам же лишь закрывал одно ухо, дабы снизить воздействие громких звуков, особо не впечатляясь жуткими сценами, а скорее заинтересованный в размышлениях, высказанных персонажами. Петька старался сосредоточиться на фильме и не смотреть в сторону Андрея Алексеевича, но то и дело срывался, косясь на соседнее с Саньком сидение. Но не часто, боясь, что мужчина заметит и решит на его счет бог весть что… Впрочем, тот, кажется, совсем не смотрел на парнишку, больше привлеченный красавцем Хиддлстеном, его слегка подкаченным телом, упругой... пусть это и длилось всего несколько секунд, но Петька почувствовал жгучее смущение, ведь он заметил эту едва заметную улыбку, скользнувшую по чужим губам. Он вцепился в руку брата, точно увидел на экране что-то страшное, и больше не смотрел в сторону Валесского до конца сеанса. Только на выходе из зала, Валесский нагнал их и отечески потрепал Санька по волосам, подмигнув. Впрочем, это не помешало ему попутно обсуждать с любовником фильм. — Про инцест было понятно уже в середине фильма, — заметил брат Вики, беря любовника под руку, но тот сразу отстранился. — Да, довольно предсказуемо. Валесский сгладил ситуацию мягкой улыбкой. — Вот если бы у него был брат, а не сестра... — тон парня был мечтательным и задорным. — О да, это было бы неожиданней и интересней, — засмеялся мужчина, натягивая куртку. — Вот только его вряд ли показывали бы в кинотеатре... — позволил себе заметить Петька, раз уж они вроде как стали одной компанией. — Показывали бы, но на ночных сеансах, — заметил любовник Валесского, снова упрямо беря того под руку, и мужчина не стал сопротивляться, смирившись. Петька передернул плечами, не согласный с замечанием, но не имея никакого желания спорить: — Впрочем, зрелище и так было достаточно возбуждающим, — сказал он, отважившись бросить на Валесского красноречивый взгляд. Тот его нагло проигнорировал, тогда как, заметивший взгляд молодой любовник Андрея взбешенно поджал губы. — Ну, раз вы так считаете… — Считаю, — Говоров улыбнулся брату. — Ты голодный? Предлагаю продолжить нашу культурную программу в кафе. — Почему бы и нет, — легко согласился мальчик, идя рядом со старшим братом, но иногда улыбаясь Андрею Алексеевичу, пока они не разошлись на стоянке.