На краю империи: От судьбы

      В классах было холодно, и ученикам разрешали сидеть на уроках в верхней одежде. Каиль ещё ниже опустился на стуле, чуть ли не скрываясь за партой, и зарылся головой в капюшон куртки. Волосы лезли в глаза и щекотали нос от каждого вздоха, но Рену было всё равно. Он с трудом улавливал смысл, но внимательно слушал бархатный голос училки, который заполнял всё пространство, делая его мягким и приятным. Всё вокруг было мягко и приятно.       Хорошо и спокойно.       На парту откуда-то прилетела свёрнутая бумажка. «Передай», — услышал Каиль. Он поднял глаза и сквозь чёлку встретился взглядом с одноклассницей впереди себя.       — Аллё, гараж! — она подвинула бумажку ближе, — Передай Фадееву.       Каиль даже не пошевелился. Ему было слишком хорошо, чтобы двигаться. Следующее, что он почувствовал, толчок сзади.       — Сложно что ли, уёбок, блять, — Фадеев сам подошёл и взял послание, намеренно задев Рена. Но ему было всё равно. Даже если бы кто-то задумал сейчас начать драку — похуй. Каиль позволил бы побить себя, наблюдая за процессом откуда-то из глубин сознания. Или вообще не наблюдая, потому что пооооохуй.       Хорошо и спокойно. Каиль не чувствовал ничего. Должно быть, таким был рай. Он не ощущал холода, не чувствовал голода, у него ничего не болело, урок МХК казался самым приятным времяпрепровождением, а стулья в классе — самыми комфортными стульями на свете. Эмоций он тоже не испытывал. Никакого сожаления, грусти и тоски по рыжей морде Хаксарова.       Он не скучал по Рите и не чувствовал себя виноватым. Лучшей идеи, чем просто резко перестать общаться с ней, Каиль не придумал. А когда она всё-таки решила спросить, какого хера он ведёт себя как мудак, Рен просто наорал на неё. Хорошо, что он не помнил, что именно сказал. Хорошо, что сейчас воспоминания о её слезах не вызывали в нём ни капли сочувствия.       Радости, впрочем, он тоже не испытывал. Но после нескольких дней, когда от ебучих внутренних переживаний хотелось вскрыться и выдавить с кровью всю боль, выблевать всю горечь, когда слёз уже не осталось, но всё ещё можно было скулить. После нескольких дней ада не чувствовать ничего было охуенно. Должно быть, это и есть нирвана.       Сидеть бы так и бесконечно слушать про слияние воедино канонов французского ампира с военной символикой Российской Империи, нашедшее отражение в архитектурных ансамблях Санкт-Петербурга. Строгость, роскошь, безупречная организованность. Золотое на белом.       На секунду Рену показалось, что говорят не про архитектуру, а про Хаксарова. Он почувствовал по этому поводу абсолютное нихуя и довольно хмыкнул. Нахуй Рыжего. Нахуй Риту. Нахуй чувства. Всё, что ему нужно — дождаться конца урока и встретиться с Аптекарем.       Заверение десятиклассника из детдома, что достать он может что угодно, оказалось полным гоном. Из годного у него были только таблетки, так что Каиль, не зная его настоящего имени, про себя назвал его Аптекарем. Многие детдомовские проходили медикаментозное лечение по назначению психиатра, но почти никто из них на самом деле не принимал свои препараты. Во всяком случае, по инструкции. Поддерживая связь с уже выпустившимися старшими, детдомовцы доставали и другие интересные вещи, но они быстро расходились по своим и до школы не доходили.       Вообще-то Каиль не жаловался. У него был запас спидов, которые Аптекарь подогнал сразу же. О том, что это был винт, а не фен, он умолчал, а Рену было совершенно наплевать: выглядит так же, ебашит на отлично. Когда нужно было ехать в фонд и делать дела, он занюхивал колпачок скорости и был счастлив и активен ближайшие несколько часов. Догнаться по необходимости. Потом снимался таблетками и вырубался спать. Либо шёл в школу, если внезапно уже наступало утро. Чередуй одно с другим и будет тебе счастье. Краешком сознания Каиль понимал, что жрать таблетки горстями, должно быть, вредно для печени/почек/хуй его знает чего ещё, поэтому заказал Аптекарю травы, дабы сниматься с помощью даров матушки природы.       Место встречи оставалось неизменным. Мелкие всё ещё не могли привыкнуть к Рен-Соловински в своём привычном туалете и шугались каждый раз, когда он наведывался. Один из них сейчас стоял на раковине и выскребал на стене под самым потолком какую-то надпись. Побелка осыпалась ему на трикотажную жилетку и штаны. Он обернулся на вошедшего Рен-Соловински, потёр глаза, в которые тоже сыпалась побелка, и продолжил карябать буквы. Каиль понял, что это было для пацана очень важно, и стал вчитываться в слова: «СВ0Б0ДНЫЙ ЧEЛ0ВЕК ОТЛИ4АЕТСR 0Т ВАС TF».       — Короч, смотри сюда, эй, — Аптекарь щёлкнул пальцами перед носом Рен-Соловински. — С этими колёсами осторожней, больше двадцати за раз не хавай.       — Сам разберусь. Чо с травой?       — Завтра будет.       — Ты мне вчера то же самое говорил.       — Ну бля, ну это, короч, нету пока. Чем богаты, как говорится, то и принимаем. Всё же круто?       — Угу, всё заебись как круто.       — Ну вот и отлично. А теперь свали, отпугиваешь мне всех клиентов.       Аптекарь всё же порадовал Рена пакетиком с травой. Пару лет назад Каиль курил план, когда кто-то из скейтеров угощал остальных на споте. Так что он знал, какой приход даёт марихуана. То, что впихнул ему Аптекарь, марихуаной точно не было. К сожалению, Каиль понял это уже после того, как выкурил четверть пакета, а потом догнался ещё таким же количеством, потому что не вставляло. И это был полный пиздец.       Каиль не помнил момент, когда его накрыло. Время вокруг стало течь быстрее, чем его собственное время. Рену казалось, что это из-за того, что его кровь стала тяжелей. В тот момент это имело больше смысла, чем когда он вспоминал об этом сейчас. Но он хорошо помнил ощущения тяжести, его буквально придавливало к полу. Он пообещал себе никогда, ни за что в жизни больше не упарываться хуй пойми чем. Из-за того, что по телу теперь текла не кровь, а свинец, дышать становилось трудней с каждым ударом сердца, и Каиль понимал, что если так пойдёт и дальше, он задохнётся. Чтобы сбить это состояние он выгреб из внешнего кармана рюкзака остатки разных таблеток и проглотил их, не запивая — добраться до воды казалось нереальным.       Видимо, сознание его отключилось быстрей, чем тело, потому что проснулся он перемазанный кровью. Левое предплечье было исполосовано порезами. Здесь же валялся кухонный нож, благо, слишком тупой, чтобы нанести им серьёзные повреждения. Но под напульсником это уже не скрыть. Голова была тяжёлая, желудок сводило от голода, но после попытки выпить хотя бы простой воды, Рена вывернуло наизнанку этой же водой с желчью. С трудом приведя себя в относительный порядок, Каиль дождался утра и на трамвае добрался до школы с чётким намерением утопить мелкого толкача в унитазе.       На привычном месте Аптекаря не было. Каиль прождал его на подоконнике в коридоре всю перемену, но ни он, ни кто-либо ещё из детдомовских не появлялся. Возле туалета ошивались желающие приобрести что-нибудь. Заходили внутрь, проходили по коридору до заворота в музыкальный класс, шли обратно к уборной, заглядывали туда и разочаровано уходили.       Каиль накрылся курткой, потому что его морозило, и прижался лбом к холодному стеклу, стараясь унять головную боль. Сколько он просидел здесь, он не знал. В какой-то момент он моргнул и провалился в беспокойный сон. Потом моргнул ещё раз и увидел перед собой Рыжего с зелёными рожками на голове. «Отлично, галюны пошли», — подумал Каиль и совсем закрыл глаза. В груди защемило, стало резко не хватать целебного эффекта транквилизаторов. Скрипя зубами от усилия, Каиль попытался вспомнить и воспроизвести то самое чувство похуизма ко всему вокруг, и направить его на Хаксарова, но ничего не получилось.       «Всё же не стоит топить Аптекаря, если у него будут с собой таблетки. Бля, где ж его носит?» — Рен-Соловински оглянулся на туалет в противоположном углу, никакой активности там не наблюдалось. Хаксаров всё ещё сидел напротив, точно так же составив ноги на подоконник. Каиль вытянул одну ногу и задел кеды Аристарха, проверяя их материальность. Хотя вчера свинец по венам тоже казался очень даже материальным. Каиль поднял глаза и стал вглядываться в лицо Рыжего. Чем дольше, тем хуже ему становилось.       — Не обращай на меня внимания, — от звука его голоса хотелось утопиться самому. — Я тут из чисто научного интереса: провожу наблюдение за сказочными долбоёбами в их привычной среде обитания.       Как у любого уважающего себя человека, у Рен-Соловински был список песен, под которые не жалко было умереть. Но сейчас он предпочёл бы умереть под саркастичный тон Хаксарова. Рен боялся говорить, боялся, что если это глюк, то всё пропадёт, как только он откроет рот.       — Скучно, пиздец. Последние двадцать минут ты просто пускал слюни на стекло. Мог бы выбрать какой-то более действенный способ.       Каиль вытер локтём стекло от слюней, потёрся подбородком о рукав и снова оглядел рекреацию — никого не было, у туалета больше никто не стоял, возле гардероба было тихо. Сейчас либо шёл урок, либо занятия вообще давно закончились.       — Завадского не будет сегодня, если ты его ждёшь, — сообщил Аристарх. — И до конца года тоже вряд ли появится.       Каиль перевёл взгляд на него, сдвинул брови, как бы спрашивая: «Что ты с ним сделал?»       — Ему не повезло встретиться вчера вечером с Бурым. Переживёт, но вот на зимних каникулах на лыжную базу его уже не возьмут.       Зимние каникулы. Уже конец четверти? Каиль, должно быть, проебал все контрольные. Он заметил, что в руках Рыжий вертел какую-то цепь.       — Купил тебе тут, — проследив его взгляд, сказал Хаксаров и бросил её Рену на колени.       Цепь была тяжёлой и совершенно точно не была галлюцинацией. Каиль высунул руки из-под куртки, поднял металлический предмет. Ошейник. Строгий металлический ошейник для собак. Каиль развёл его пальцами, поднял и уставился сквозь звенья на Хаксарова: надменный вид с его лица пропал, он сидел, затаив дыхание, опустив плечи, и ждал хоть какой-нибудь реакции от Рена. Секунды шли, Каиль молчал.       — Забей, — так и не дождавшись, на выдохе прошептал Аристарх и быстро слез с подоконника.       — Стой, — Каиль спрыгнул и схватил его за запястье.       Голова кружилась, и Каиль опёрся задницей о подоконник. Руку Хаксарова он отпустил сразу, но уходить тот вроде как не собирался, и Каиль понял — он ему нужен. Он подошёл сам. Сам заговорил. Ошейник этот припёр. Купил специально для него. Во рту пересохло от волнения, сердце стучало о рёбра, по вискам будто долбили басы.       — Я не думал, что ты заговоришь со мной снова.       — Ага, я тоже, — Хаксаров стоял в шаге от него и нервно теребил лямку от сумки на груди. — Но на тебя же смотреть стрёмно, а я типо, как там: мы в ответе за тех, кого приручили, — он бегал глазами туда-сюда, краснел всё больше и больше, оглядывался на коридор позади, чувствовал себя пиздец как неловко и это ощущалось на расстоянии. — Блять, нахуй я оправдываюсь вообще перед тобой! Заебал, блять! Скажи что-нибудь!       Меньше всего Аристарху хотелось, чтобы Каиль сейчас смеялся, а он взял и заржал:       — У тебя оленьи рожки на голове.       — Блять, — Аристарх сдёрнул новогодний ободок. — Мы учителей поздравляли.       И прежде чем ситуация стала совсем неловкой, Каиль притянул его ближе к себе и крепко обнял за талию, упираясь головой в плечо. Хаксаров не противился. Даже если их увидят, что они сделают? Камнями закидают? Он тут только что светил раскрытой настежь душой, и это было страшно, больно и пиздец как непонятно, что может быть хуже? На несколько секунд Хаксаров почувствовал себя бесстрашным даже к смерти.

***

      Никто не сказал Рену, что он меньше всех виноват в том, что произошло с Евой. Что его решение ни на что в итоге не повлияло. Аристарху было удобно, чтобы Рен чувствовал себя виноватым. Он сразу становился таким послушным.       Вообще-то Аристарх привёл Рен-Соловински к себе, чтобы откормить и дать отоспаться. Но Каиль сказал, что не голоден, а потом захотел примерить свой подарок, и стало резко не до еды и не до сна. Ошейник сидел на нём великолепно. Волосы неприятно цеплялись, и Каиль собрал их резинкой в хвост. Хаксаров стащил с цепи Рена карабин и зацепил им звенья, так что оставалось слегка потянуть за цепочку ошейника, чтобы металлические прутья сильнее врезались в кожу на шее. Что тоже делало Рена очень послушным.       — Раздевайся, — приказным тоном велел Хаксаров.       Рен-Соловински стянул толстовку вместе с футболкой через голову, обнажая исхудавшее за эти недели тело. Рёбра выпирали, джинсы держались исключительно благодаря затянутому потуже ремню. Аристарх испытал внезапную злость на дядю Женю — уж кто-кто, а он должен был заметить неладное.       Каиль снял одежду с рукавов и тут же пожалел об этом. Он забыл про царапины, и теперь их было отлично видно. Хаксаров схватился за исполосованную руку, пристально осмотрел, погладил красные следы. Хотелось взглянуть Рену в глаза, но он спрятался за выбившийся из хвоста чёлкой:       — И что ты пытался сделать?       — Я не помню, — зло рявкнул Рен. — Спасти себя? Не знаю.       Каиль ждал, что его будут ругать, что над ним будут смеяться. Делаешь, так делай качественно. Правильно. До конца. Было стыдно за себя и свою слабость. Он хотел одёрнуть руку, хотел надеть толстовку, спрятать всё под одеждой, но Хаксаров не отпускал. Продолжал разглядывать царапины, и это всё больше и больше смущало. Ещё эта его ухмылка на лице.       — Понравилось? — наконец спросил он.       Такого вопроса Каиль точно не ожидал, пришлось ответить правду:       — Не знаю. Говорю же — не помню.       — Какая жалость, — Хакс медленно вёл ногтями по ещё незажившим царапинам. — Если хочешь... — он достал из кармана брюк складной стилет, раскрыл его.       Каиль облизал губы и кивнул, пытаясь сдержать улыбку. Со стилетом Рыжего ничего не получилось — недостаточно острый. Так что Каиль притащил свой рюкзак, достал из кучи мусора и карандашей на дне канцелярский ножик, которым он обычно срезал шкурку скейта или выцарапывал что-нибудь на скамейках, отломил пластиковую заглушку, достал лезвие, отдал его Хаксу, а сам опёрся о стол и протянул левую руку:       — Пальцы заживают быстрее, и следов не остаётся.       — У кого-то большой опыт? — усмехнулся Аристарх, проводя пальцем по ладони Рена.       — Научный интерес.       Аристарх взял протянутую руку в свою, на пробу провёл острием по подушечке пальца. Тут же выступила красная капелька крови. Уже смелее он резанул вдоль. Каиль замычал и согнул пальцы, чтобы кровь стекала по кисти, а не капала на ковёр. Аристарх провёл языком по порезу, слизал потёкшую струйку, сунул палец Рена себе в рот и почувствовал, как он наполняется кровью. Он засосал его сильнее, глядя, как Рен кусает губы, как смотрит пьяными от желания глазами. Хаксаров кинул лезвие на стол, провёл рукой по впалому животу, по бёдрам, дёрнул пряжку на ремне Рена и расстегнул ширинку. Рен тёрся о подставленную Хаксом ладонь, склонив голову и наблюдая из-под полуопущенных век. Обвивая языком его палец у себя во рту, Хакс провёл пальцем по члену парня, обхватил его рукой, одновременно обхватывая губами палец, посасывая его, втягивая щёки, слизывая проступающую кровь.       Каиль впился пальцами в столешницу. Воздуха не хватало, голова кружилась, и стол под ним казался единственной реальной опорой в этом мире. Стол и руки Хаксарова: одной он надрачивал ему, второй удерживал за цепочку ошейника. Это было круче, чем любой приход. Не видать им ни рая, ни нирваны, но если так ощущался ад, Рен согласен гореть в нём вечность. Он обхватил Аристарха за талию и повалил на кровать, благо она стояла совсем близко. Усевшись сверху, Рен облизал измазанный красным подбородок Хаксарова.       — Всё ещё чувствую вкус твоей крови во рту, — пожаловался Рыжий и высунул язык. Рен лизнул его, толкнулся языком глубже, ощущая металлический привкус, заставляя Аристарха стонать лишь от этого.       Это было идеально. Именно таким на вкус должен быть поцелуй.       Каиль аккуратно расстегивал рубашку Аристарха, а потом увидел, что она уже заляпана кровью. Ну и похуй, пляшем — он дёрнул полы в сторону, вырывая пуговицы с мясом. Возмутиться по этому поводу Аристарх не успел, да и желания никакого не было. Рен вёл губами по груди, отмечая, какой эффект это производит. Он обвёл сосок языком, оглаживая другой большим пальцем, наблюдая из-под чёлки, как Рыжий запрокидывает голову, как рвано дышит, стараясь ухватить побольше кислорода. Каиль спустился ладонями к низу живота, погладил пальцами выступающие косточки. Аристарх нетерпеливо расстегнул свои брюки сам и, не сдерживаясь, застонал, когда Рен прикоснулся к нему.       Опираясь одной рукой на кровать, Каиль целовал шею и плечи Аристарха, который изгибался под ним, сильнее толкаясь в сомкнутую вокруг члена ладонь. Они кончили один за другим, смешивая свою сперму на оголённом животе Хаксарова. Каиль прижался к его боку, зарылся носом в рыжие волосы. Какое-то время они просто лежали так, пытаясь перевести дыхание и дожидаясь, когда сердце перестанет стучать так быстро. Кровь на порезе запеклась и больше не текла. Каиль размазывал пальцем их сперму по груди Хаксарова, рисуя сердечко на рёбрах.       Пока Аристарх отмывался в душе, а Каиль рассматривал фотки на стенке в гостиной, смутно припоминая некоторые лица — он точно видел их на фотографиях бати — в квартиру вернулась Юлия. Каиль быстро придумал, что он одноклассник Хаксарова, что он тут за учебником, домашкой, за рефератом, да хоть за ручкой пришёл, ручки у него не было и вот, решил зайти, попросить. Лучше бы додумался снять ошейник.       — Здрасте, — неуверенно поздоровался Каиль.       На большее его не хватило. Девушка перед ним обладала какой-то гипнотической внешностью, лишающей дара говорить и мыслить. Так действуют на людей некоторые произведения искусства.       — Привет, — улыбнулась ему Юля. — Ты друг Аристарха? Как тебя зовут? Вы учитесь вместе? Аристарх никогда друзей не приводил. А где он сам? Хочешь чаю?       «Что-то там про учебник, — напоминал себе Рен, — что-то про ручку». Благо к этому времени Хаксаров вышел из душа, полуголый, босой, с засосом на плече, в домашних штанах и такой светлый, что и не скажешь, что отмывался от смеси крови и спермы. Он подошёл к Рену и по-хозяйски положил локоть ему на плечо:       — Дорогая моя, любимая мачеха, это — мой парень. Заканчивай с допросами и приготовь нам поесть. Спасибо.       Юлия продемонстрировала все те способности, за которые её любили мужчины вроде Николая и Александра Хаксарова. Помимо того, что она была красива, она умела промолчать, когда нужно было промолчать, не задавать лишних вопросов, когда это требовалось, и принимать реальность такой, какая она есть. А ещё она потрясающе готовила.       — В холодильнике есть рагу, разогреешь сам, — Юля развернулась, гордо подняв голову и взмахнув огненно-рыжими волосами. — На здоровье.       Каиль от еды сперва отказался, но потом с удовольствием вытаскал с тарелки Хаксарова всё мясо — уж очень вкусно всё это пахло. Он облизал вилку и, улыбаясь, спросил:       — То есть, я теперь твой парень?       — А тебя звание цепного пса устраивало больше? — улыбаясь в ответ, сказал Аристарх.       Каиль потянулся к нему за поцелуем, но Хаксаров остановил его:       — У меня есть условие, — серьёзно произнёс он. — Ты бросишь всё. С сегодняшнего дня, прямо сейчас. И если начнёшь употреблять снова, — Аристарх закрыл глаза, прижался лбом ко лбу Рена и на одном дыхание сказал, — я сдам тебя ему, я сдам тебя в РЦ, потому что... — он замолчал и Каиль воспользовался этим, чтобы поцеловать его. — Просто пообещай.       — Окей, обещаю. Не парься.       — Ты мне нужен большим и сильным, так что ешь, — Аристарх подвинул тарелку и разогрел себе другую порцию.       Смакуя про себя это «нужен», Каиль с удовольствием ел, не ощущая в тот момент необходимости ни в травке, ни в транках, ни в каком-либо другом допинге, кроме Хаксарова.