Тишайший вечер

      Я лишилась дара речи.       Словно меня окатили ледяной водой, и я примерзла к земле. Мысли застыли, губы не подчинялись мне — тело будто окаменело от ужаса. Ветер дул мне в лицо, ерошил волосы и вызывал мурашки, но я была не в силах шевельнуться. Даже страх не помогал — чувство самосохранения работало против меня, не давая тронуться с места.       На меня смотрели карие глаза смерти и мучений — а я смотрела в них. Его глаза горели. Но улыбка была неподвижной и пробирала до костей.       Бен скривил губы и вскинул брови. Стянул с рук черные перчатки — по одной, по чуть-чуть, нарочито медленно.       — Что ж, — произнес он глубоким, проникновенным голосом — больше не было нужды притворяться, — это прискорбно.       Приросшая к месту, как олень в свете фар, я просто смотрела на него. Хотелось отвернуться, очень — от одного его голоса меня выворачивало наизнанку — но голова мне не подчинялась. Как будто рассудок боялся, что я сорвусь, если увижу что-нибудь еще, боялся, что меня сразу схватят, стоит только моргнуть.       Бен убрал перчатки в карман куртки и застегнул молнию, громко скрипнувшую в тишине ясной ночи. Я не слышала оглушительного стука сердца в ушах, как обычно — мне сейчас довелось почувствовать совершенно новый уровень страха. Каждое ощущение, каждый инстинкт чутко сосредоточились на Бене, отчаянно пытаясь просчитать его следующий ход.       — У меня нет желания убивать тебя, Рейби, — пояснил он. И шагнул на одну ступеньку вниз. — Я даже не хочу причинять тебе боль. Но если попробуешь убежать от меня сейчас, я поймаю тебя и сделаю то и другое. — Еще ступенька. — А ты знаешь, что я тебя поймаю.       Лжец… Я могу рвануть с места и броситься в лес — ему ни за что меня не поймать! Он уже упустил меня однажды и…       Бен поставил ногу в ботинке на землю, совсем близко от меня. И остановился, едва я неуверенно попятилась от него. Ко мне вернулась воля. Обострившаяся жажда жизни кричала, что надо убираться отсюда. Выбор, несомненно, был крайне прост: жить или умереть.       Бен расплылся в отвратительной улыбке.       — Рейби. Не делай того, о чем пожалеешь.       Я с трудом проглотила комок, подкативший к горлу. Меня трясло, на лбу выступил пот. Я почувствовала приступ дурноты — не знаю, от стресса или чего-то другого.       — Ты… — я замерла, глядя, как Бен делает еще один шаг, — ты… ты чудовище!       Страх сменился жгучей яростной ненавистью. Я сжала кулаки, внезапно охваченная безумной мечтой наброситься на него и бить — бить его до смерти, вместо того чтобы трусливо убегать. Хм, будет забавно угодить за решетку… или такое убийство сойдет за самооборону?       — Ведь это не все, — продолжил он. — У тебя определенно есть что мне сказать, моя Рейби.       Я вспомнила детство: Бен всегда был рядом, дружил с моими родителями, частенько забирал меня из школы или подвозил. Шутил, пил пиво с папой по выходным и… и всегда притихал в присутствии мамы.       Прохладный ветер обдул вспотевшую спину, вогнав меня в дрожь. Тошнотворное чувство свело горло — я уставилась на высокого черноволосого мужчину, стоявшего в нескольких футах от меня. Карие глаза пронизывали меня даже сквозь темноту, в них застыл знакомый взгляд.       — Почему ты меня похитил? — выпалила я, чувствуя, как на глаза навернулись слезы.       Бен как ни в чем не бывало направился ко мне. Казалось, происходящее его ничуть не тревожит. Руки он сунул в карманы, на лице сохранялось спокойное и безразличное выражение. Он слегка улыбнулся, но ничего не ответил.       Расстояние между нами сокращалось — я знала, что надо бежать и не оглядываться — никогда — но я должна была знать почему. В голове роились сотни вопросов, но сильнее всего я хотела услышать, почему это надвигающееся на меня существо решило присвоить себе право бесповоротно разрушить мою жизнь. Закралось одно подозрение насчет истинной причины, от которого меня пробрало до костей.       Так и не дождавшись ответа, я в бешенстве топнула ногой.       — ОТВЕТЬ МНЕ! — закричала я. — Ответь, почему ты сделал это со мной! Отвечай! — Слезы катились по щекам, затуманивали зрение. — Отвечай, сукин ты сын!       Бен словно не замечал моей истерики, и я не удержалась от рыданий — разревелась. Запоздало принявшись вытирать лицо, я пыталась вернуть самообладание, чтобы не позволить Бену нанести удар в момент моей слабости. Но мне было так холодно, тошно и плохо…       Он был всего в нескольких шагах от меня. Его губы растянулись в улыбке — еще шире.       — Когда ты расстроена, ты выглядишь совсем как твоя мать.       Я отшатнулась, словно меня обожгло — голова пошла кругом от осознания смысла его слов. Бен желал мою маму. Конечно же… Но когда он понял, что не завладеет ею никогда — случилось ли это, когда я была еще маленькой или уже постарше — у него возник другой план.       С неизменной улыбкой Бен вынул из внутреннего кармана куртки складной нож. Раздался щелчок.       — Стой где стоишь.       Мне давным-давно следовало научиться не слушать его ядовитых слов. Я попятилась назад, еще на несколько шагов — от ужаса и смятения сознание плыло — и тогда я развернулась и опрометью помчалась к лесу.       Я слышала, как Бен погнался за мной — понятное дело, он не собирался меня терять. Ночь принесла кромешную тьму, я знать не знала, куда бегу, но решимость заставляла нестись от него прочь. Я буквально перелетала через кочки и поваленные деревья, пробиралась сквозь сучья и торчащие ветки, охваченная дежавю от прошлого побега с девочками из темницы. Но я поклялась самой себе — больше я никогда и ни за что не превращусь в его жертву.       Позади громко хрустел подлесок — Бен нагонял меня. Он прав — мне от него не уйти, но, возможно, удастся перехитрить его? Хорошо бы быстро залезть на дерево, с которого ему не стащить меня запросто… но тогда я сама застряну там, окажусь в ловушке, если не подоспеет помощь. Папа может находиться где угодно — и откуда он узнает, где искать?.. А Бен будет торчать здесь, пока я не потеряю сознание от голода и обезвоживания.       От тошнотворного ощущения обреченности ноги налились свинцом, и это не был обычный страх. Его я чувствовала раньше. Бывало, сердце екнет, когда над головой вдруг зажужжит пчела, дыхание перехватит, если загляну с причала в темную гладь озера. Такой страх — мимолетная вспышка. Но ужас, который я испытывала сейчас, представлял собой нечто гораздо худшее и, в отличие от страха, ничем не помогал выжить. Это не был инстинкт самосохранения — это был глубокий первобытный ужас. Беспредельный хаос, который сковывал меня, мешая бежать.       Неожиданно меня дернули за футболку, и я заорала, когда Бен швырнул меня на землю. Ящерки прыснули в разные стороны, пока я силилась встать, барахтаясь в толстом слое опавшей листвы — и тут тяжелый ботинок пнул меня в поясницу, отправив обратно в грязь. К коже липла холодная жижа, пахнувшая той затхлой норой, в которой он запирал меня и сажал на цепь. Обезумев от отчаяния, я срывала глотку в крике, не находя, за что уцепиться.       Чужие пальцы зарылись мне в волосы, и Бен резко дернул меня назад, запрокидывая мою голову, пока шея не затрещала от натуги. Его нога неуклонно давила мне на спину, вполне успешно пресекая мою возню. Я попробовала дотянуться до его руки, но не смогла — не хватало воздуха. «Господи, помогите кто-нибудь!»       — Рейби, — хрипло вздохнул Бен, — я не хочу делать это, Рейби!       Я захлебывалась от слюны, скопившейся в горле, и сражалась за глоток воздуха. «Наверное, со стороны я похожа на рыбу, вытащенную из воды — а может, так и есть. Может, мне вообще не суждено выжить».       Он внезапно выпустил меня, и я рухнула на листья. Желудок скрутило мучительной судорогой, во рту появился блевотный привкус желчи и страха, и меня вырвало. Ноги в ботинках чуть отступили от меня, и вдруг Бен сам застонал — будто от боли. Звук громко разнесся в неестественной лесной тиши.       — ТЫ ВЫНУЖДАЕШЬ МЕНЯ ЭТО СДЕЛАТЬ! — заорал он.       Еле дыша, я слегка повернула голову, наблюдая, как он ходит кругами, дергая длинными пальцами растрепанные черные волосы. Его глаза покраснели, опухли, слезы стекали по изможденному лицу. Я сплюнула остатки рвоты и, шатаясь, встала.       — НИСКОЛЬКО я тебя не вынуждаю! — прорычала я хрипло — горло адски горело. И покачнулась, но удержалась на ногах.       — Просто делай, что я скажу, — взмолился Бен. Нож по-прежнему был крепко зажат в его руке. — Пожалуйста, просто слушайся.       Я знала, как опасно его провоцировать, пока он не в себе, но еще знала, что меня ждет, если он приволочет меня обратно в дом. Там меня ожидает лишь смерть. Ему больше не нужен любимый ручной зверек.       Но чем дольше я смотрела, как Кайло мечется, разрываясь на части, тем явственнее осознавала, что передо мной человек — хрупкий и безумный, — и вдруг я четко поняла, что больше не боюсь смерти. Чудовище из моих кошмаров лишилось маски — это был не призрак, которого я себе представляла. Но осталась еще одна маска — другая: он скрывался за мягкой улыбкой и ласковыми словами, в которых таился яд. И я прозрела: на самом деле мне никогда не удастся заглянуть за эту маску, ни с кем, и отныне мне придется жить в постоянном страхе перед тем, что скрывается под личиной чужих благих намерений.       Мы с Беном замерли, не сводя глаз друг с друга — наверное, оба пораженные собственным новообретенным прозрением. Он отнял у меня очень многое, но, пожалуй, вера в людей и доверие к ним стали самой большой потерей.       Никто из нас не двинулся с места.