Любовь в огне и крови

      — У меня нет времени, Бен.       Мать набирала эсэмэс, высаживая меня возле офиса психотерапевта. Шмыгнув носом, я вдохнул цветочный аромат ее духов и рискнул заикнуться насчет концерта, на который мы могли бы вместе сходить. Она любила классическую музыку, а я узнал, что через несколько недель увертюру «1812 год» будут исполнять в Чикаго.       Поняв, что мать слишком занята телефоном, а у меня больше нет причин тянуть время, я, и в свои восемнадцать не слишком уверенный в себе, сглотнул — в горле пересохло.       — Ну… Тогда ладно. А потом меня заберешь?       — Ох, не знаю, — она рассеянно чмокнула меня, не отрываясь от экрана. — Может, попросишь доктора вызвать тебе такси?       — …О’кей.       Секретарша жестом пригласила войти в холл, и мать, еще раз чмокнув меня на прощание, захлопнула дверцу. Матери приходилось так много работать. В этом месяце она проталкивала законопроект, который должен был защитить жертв торговли людьми от дачи показаний в суде. Я помахал отъезжающей машине и отправился вслед за секретаршей в кабинет психотерапевта.       Там пахло одеколоном. Я плюхнулся в мягкое кресло из искусственной кожи бордового цвета и пошаркал подошвами кроссовок о потертый ковер. Доктор, сидевший перед ноутбуком, приветственно улыбнулся, и эта улыбка меня почему-то вогнала в дрожь. Но затем он дотронулся до меня, и мне полегчало. Мне всегда хотелось, чтобы кто-то прикасался ко мне просто так. Хотелось, чтобы кто-то любил меня и готов был выслушать. Меня постоянно раздирали эмоции. Я не умел их контролировать.       Голубые глаза доктора вспыхнули.       — Здравствуй, Бен. Не хочешь пересесть ко мне на колени?       Кошмар рассеялся, и я проснулся в постели Рей, закутанный в одеяло, от которого исходил ее запах. Сцепив зубы, я сдавленно застонал и перевернулся на спину. Ох… Твою мать… Черт… черт…       Потом сел — звякнули цепи — и провел рукой по растрепанным волосам. Не надо думать об этом. Рей вернется ко мне, и мы, наверное, пролежим вместе всю ночь, я буду чувствовать ее нежную кожу. Я был в ее постели, под одеялом, источавшим ее аромат, а не сидел на коленях у Сноука, чувствуя, как его узловатые пальцы впиваются мне в бедра. Не надо думать об этом. Не надо думать об этом. Не надо…       — Бенджи, я дома!       Пульс участился, и я буквально ожил от звука голоса Рей. Входная дверь хлопнула, щелкнул замок. Взбодрившись, я повернулся и сжал кулаками одеяло, с нетерпением дожидаясь мгновения, когда увижу ее. Не надо думать о прошлом. У меня есть Рей.       Она распахнула дверь и, покачиваясь, ввалилась внутрь. Она была в облегающем коротком черном платье. Я подался вперед, практически повиснув на цепях, и понял, что завилял бы хвостом, будь он у меня. Ее затуманенные карие глаза нашли меня, и она, засмеявшись, заковыляла к кровати. Да она была в хлам! Я мгновенно понял это, ведь дядя Люк бухал не просыхая.       — Я скучал по тебе, — промямлил я. — Хорошо повеселилась?       Рей надула губы и кивнула.       — О да. Потеряла счет шотам, — захихикала она. — А ты все лежишь здесь, да?       — Ты обещала, что вернешься.       — Я вернулась, разве нет? — Она с улыбкой забралась ко мне на колени. — Хочешь получить награду?       Я восторженно закивал.       — Да, да! Да, пожалуйста!       — Чего ты хочешь, Бенджи?       — Все, что ты дашь мне.       Она засмеялась и оседлала мои бедра — я ощутил ее сокровенное тепло на члене. Стиснув пальцы, я слегка двинул бедрами, вызвав новое хихиканье из ее красивого рта. Я потянул за передок ее платья, сглотнул, пытаясь справиться с сухостью во рту. В глазах защипало. Я так боялся, что она не вернется. Мать всегда обещала, что вернется, и даже иногда выполняла обещания. В отличие от отца.       И я прильнул к Рей.       — Я люблю тебя.       — Я знаю, липучка. — Она ухватила меня за запястья своими маленькими ручками и просияла. — Почему бы тебе не продолжить? Разве тебе не этого хотелось?       Да! Я впился в ее бедра — насколько мог это сделать со связанными руками, — стараясь придвинуть ее к своему паху. Рей хихикала, перекатывая бедрами, и я глухо застонал, старательно подстраиваясь под движения ее потного тела. Рей покачивалась на мне, и я с хныканьем дернулся, мечтая вонзиться в нее. Я был так близко… Мог бы перевернуться, сорвать эти тоненькие трусики и всадить член во влажную теплую плоть.       Рей кокетливо застонала.       — Хороший мальчик.       Разум взбесился от обилия открывшихся возможностей, и я стал мять большим пальцем ее бедро. Какой же она была маленькой… Я мог бы опрокинуть ее, ворваться в ее тело прежде, чем она успела бы осознать. Голова пылала от застарелого голода и жара, подбрасывая фантазии о том, как Рей корчится подо мной, умоляет меня, вонзает ногти мне в руку… Именно этого она хочет. Иначе почему она на мне? Действуй сейчас, думай потом. Сейчас. Сейчас. СЕЙЧАС.       Я взялся за платье, спихивая и подминая ее под себя одним мощным движением. Оно принесло головокружительный кайф: я чувствовал себя мужчиной — больше чем когда-либо в жизни — особенно когда она, изумленно ахнув, ухватилась за мои бицепсы. Рей заерзала, а я отчаянно извивался, изо всех сил пытаясь стянуть мешавшие трусики, но от перевозбуждения мог лишь тереться об нее, как кролик с передозировкой виагры. Ее цепкие руки уперлись мне в плечи.       — Бен… — выдохнула она, пытаясь прикрыться коленом. — Нет.       — Но… я… — Я тыкался Рей в шею, уловив запах одеколона. Я тщетно сражался с трусиками, вынужденный довольствоваться беспомощной возней по ним и надеждой, что они волшебным образом исчезнут с моего гребаного пути. — Пожалуйста?..       — Я сказала «нет».       Раздраженно засопев, я заныл, как недовольный ребенок, но сделал так, как велела Рей — перелег на бок, давая ей возможность встать. Но она по-прежнему валялась рядом, хмурясь, пока вдруг не плюнула в ладонь и не обвила пальцами мой член. Пусть она злилась, но все-таки прикасалась ко мне, поэтому я со стоном вернулся к ней и спрятал лицо у нее на груди, всем своим видом давая понять, что как я сожалею.       Свободной рукой она погладила мои волосы.       — Если попробуешь это повторить, я сломаю тебе ноги.       — Прости. — Кончиком носа я провел по ее ключице, звякнув наручниками, страстно желая вновь почувствовать ее тело. — Я так сильно люблю тебя.       — Ага, уже слышала.       Она дрочила член именно так, как я мечтал. Урча и сцеловывая соль с ее кожи, я поджал бедра и беспрестанно думал о том, как бы подмять ее под себя, разорвать эти белые трусики. Она рассеянно водила пальцами по моим волосам, пока я, тяжело дыша, корячился на нещадно скрипевшей кровати. Я не… Я не какой-то там псих. Я не хочу причинять ей боль. Но ее ладонь была такой мягкой, и всякий раз, стоило мне только толкнуться, я задевал ее бедро и был так близко…       Что сказать, Рей напилась — она была не в состоянии сопротивляться. Я придвинулся чуть ближе, пытаясь не кончить раньше времени, и прижал ее к стене. Она невнятно забормотала, и я вдруг осознал — она засыпает! Ее пальчики на члене ослабели, и на этот раз, качнувшись вперед, я сумел достать до трусиков. Вдохновленный, я глотнул воздуха и замедлился — и целовал ее шею, пока ее пальцы окончательно не замерли. Сердце стучало у меня в ушах.       Она отключилась.       Ее руки безвольно опали, дыхание замедлилось. Из ее рта попахивало алкоголем. Я пододвинулся к ней, аккуратно задрал платье повыше и прижался членом к ее голому животу. Вот так… осторожно. Не стоит будить ее. Она испугается. Будет проще, если я дам ей поспать. Моя Рей так устала.       Я приподнялся, пристроив ее голову у себя под подбородком, и потерся об этот мягкий плоский живот.       — Конечно, я займусь с тобой сексом, Рей. — Я принюхался к ее волосам, ощупывая ее бедра. — Моя сонная девочка. Соня-засоня.       Рей опять невнятно всхрапнула во сне. Но я слышал, как она говорит со мной. Не вслух, нет, но мы понимали друг друга без слов. Именно так я узнал, что Рей влюблена в меня, задолго до того, как она все это сделала. Я читал ее мысли.       — Знаю, — причмокнул я в ответ неясному голосу в голове. — Я буду нежен. Я нервничаю, как и ты.       Угол был слишком неудобным, чтобы снять трусики полностью, поэтому в итоге мне пришлось скользить членом по тканевой полоске в паху, втираясь в ее щель. А она была чертовски мокрой. Я закатил глаза, дыхание перехватило, и я стиснул кулаки, борясь с желанием незамедлительно кончить. Нет… Нет! Настала пора исполнения всех моих заветных мечтаний, и я не покончу с ними в один жалкий миг.       Я чувствовал тепло ее влагалища набухшей головкой.       — Я забыл презерватив… О, но ты, конечно, не возражаешь? — Я медленно двинулся вперед, стараясь действовать неторопливо, дабы она не проснулась. — Хочешь получить мою кончу? Хочешь почувствовать мой член? — Мокрая, какая же охуенно мокрая… — Хочешь детей от меня?       Происходящее сводило меня с ума, слишком реальное, слишком ошеломляющее. Я спустил с приглушенным стоном, не успев толком протолкнуться в нее, забрызгав ее трусики спермой, которая просачивалась сквозь них, липла к члену. Это взаправду было так непонятно эротично, что я с выдохом принялся целовать ее макушку, не переставая подаваться вперед, даже когда полностью обмяк. Меня переполняла сила. Рей лежала, зажатая между мной и стеной, ее тонкие беленькие трусики пропитались моим семенем. Часть наверняка проберется в нее и прорастет в ней.       Ненасытный голод терзал меня. Рей привалилась к моей груди, и я с наслаждением продолжал тереться об ее складки, довольный тем, что могу чувствовать ее снаружи. Она моя. Я схватил ее, прижал к себе, от нахлынувшего счастья мне хотелось плакать. Она моя. Я люблю ее.       Мне удалось просунуть член на пару дюймов внутрь, и я опять практически мгновенно кончил, поправив ее бедро, чтобы излиться в нее полностью. Блядь… Рей похрапывала, такая влажная, мягкая и податливая в моих руках. Казалось, я мог заниматься этим всю ночь. От перевозбуждения кончать получалось понемногу, помогая себе бедрами, но я не терял надежды погрузиться в нее целиком.       — Тебе нравится, — прошептал я, уже не спрашивая. — Я хороший мальчик.       Рей заворчала во сне, и я воспринял это как «да». Я обрел уверенность, поэтому толкнулся сильнее, чтобы проскользнуть внутрь ее божественного тела, жадно пытаясь почувствовать…       — …Бен?       В груди все сжалось. Я откинулся назад, глядя, как она с трудом разлепляет глаза, то и дело щурясь. Зевнув, она согнула пальцы прижатой к моей груди руки, и вдруг ее карие глаза расширились.       Я запаниковал, пойманный с поличным, а конкретно с членом, уткнувшимся в ее трусики.       — Я все могу объя…       Рей с размаху влепила мне пощечину и перескочила через меня, обдав мое разгоряченное тело прохладой. Я сел — она уже, встав с кровати, поспешно стаскивала с себя промокшее белье, морща носик от отвращения. Ее красивое лицо неприятно потемнело, и она взяла скотч с тумбочки.       — Ты отвратителен! — взревела она.       Она засунула испачканные трусики мне в рот и сразу залепила его скотчем. Я вздрогнул от соленого вкуса собственной спермы и торопливо замотал головой в жалкой попытке извиниться. Рей яростно принялась обматывать мои руки скотчем — много-много раз, до состояния полной неподвижности — и в довершение наградила меня новой оплеухой. Скрипя зубами, она вцепилась мне в горло и начала душить.       — Что я тебе сказала?! — Она встряхнула меня и снова наподдала. — Ты хренов… Надо было отрезать твои чертовы причиндалы, раз не можешь перестать вести себя как безмозглая скотина!       Я склонил голову в знак согласия и сдавленно заплакал в скотч. Может, она меня задушит. Но, скорее всего, нет: у нее слишком маленькие ручки, пальчикам не сомкнуться на моей шее. Я быстро закрыл глаза, продолжая кивать и слушать, как она ругает меня — ведь я прекрасно знал, что она, как всегда, права.       Когда она ушла, захлопнув за собой дверь ванной, я остался один и с ужасом осознал, что не только был бы не прочь это все повторить, но и наслаждался бы каждой секундой в неменьшей мере.