season vibes

— Лето кончилось, — говорит Сунен как-то виновато и пинает носком истертого кеда оставленную кем-то на бордюре жестяную баночку из-под колы. Баночка звонко катится, подпрыгивая на плиточных стыках, достигает проезжей части и бесславно гибнет под колесами автобуса. Кончилось и кончилось, думает Джихун, отстраненно прослеживая взглядом весь ее недолгий путь. Плакать теперь, что ли? Лето всегда кончается, за ним приходит осень, потом зима, потом весна — Джихун в курсе, спасибо. И Сунен к этому не имеет никакого отношения. Ему не за что винить себя, но Сунен винит, и Джихуну становится горько во рту. Что вообще хорошего в этом проклятом лете? Ложишься спать на рассвете — глаза саднит от компьютера. Просыпаешься спустя несколько часов весь мокрый, как мышь, — чертов вентилятор впустую гоняет горячий воздух по комнате — едва живой добредаешь до душа. Стоишь под струями чуть прохладной воды и просто хочешь умереть. Затем, снова мокрый, падаешь в кровать, побрезговав полотенцем, и засыпаешь уже до полудня. Просыпаешься только от того, что Сунен, невозможно жаркий и надоедливый, прямо в уличной одежде с гоготом валится в твою кровать. Вытягивает подушку из-под головы, настырно стаскивает одеяло, пытается щекотать и трогать, а потом внезапно затихает и сам задремывает, уткнув подбородок в макушку. Блядское лето… Кончилось и кончилось, думает Джихун и стискивает зубы сильнее. Пусть катится себе в пропасть, тоже под колеса какому-нибудь автобусу… На самом деле, лета остается еще неделя. У летнего Сунена загорелая шея и плечи, зато ребра в низких проймах баскетбольной майки — белые-белые, как фортепианные клавиши. Колени сбиты в летнюю синеву, локти расчерчены летними розовыми ссадинами, нос усыпан летними веснушками. У летнего Сунена — экзаменационный ад за плечами. Красные от постоянных недосыпов глаза, списанные до ластика карандаши, загнутые уголки тетрадей по английскому, выглаженные школьные рубашки, застегнутые под самое горло до последней пуговки. В последний же день после экзамена Сунен вытравил волосы в сияющую белизну, а еще через несколько дней, когда Джихун почти привык, — выкрасился в рыжий. И еще через несколько — попросил его помочь с видео и упахивался в съемном зале из-за мельчайших ошибок. Джихун сидел, прислонившись спиной к запотевающему зеркалу. Он знал, для чего нужно видео, и ему почти хотелось плакать. Камера безучастно моргала красным огоньком записи и равнодушно ловила в объектив суненову хореографию — Джихун ей был не особо нужен. Да и Сунен без него тоже прекрасно бы справился. Джихун иногда ловил его взгляд из-под рыжей челки и у него кружилась голова — это вообще нередко происходило, когда Сунен был рядом. Особенно, когда он танцевал. Или смеялся, запрокинув голову и не стесняясь своей улыбки.

***

Пока Сунен гоняет скейт по пустынному экстрим-парку, Джихун на парапете под фонарем соседится с суненовой курткой и качает ногой в такт музыке единственного работающего наушника. Сунен фанатично набивает себе новые синяки и разукрашивает доску царапинами и сколами — откуда только силы берутся. У Джихуна все его синяки, сколы и царапины отдаются где-то за ребрами — противно и тягуче. И даже чужая куртка на плечах почти не спасает. Домой едут тоже вместе в пустом, последнем автобусе, украдкой переплетая пальцы, спрятанные под суненовым рюкзаком. Сунену чуть не по пути, поэтому выходят в темноту смутно знакомого района, не доезжая до нужной Джихуну остановки. За лето Сунен вытянулся и неожиданно оказался чуть ли не на голову выше Джихуна — целоваться с ним теперь удобнее всего на неосвещенных ступеньках их старой школы. Вернее, Сунену — старой, а Джихуну — еще очень даже действующей. Но ему все равно не стыдно — пусть хоть всей школой приходят посмотреть.  — Позвони маме, — просит он, чувствуя, как суненовы ладони смыкаются у него на пояснице и ни сантиметром ниже.  — Моей или твоей? — покладисто уточняет Сунен.  — Сначала моей, потом твоей. Останешься у меня? — «до конца лета» хочется спросить Джихуну, но он одергивает себя.  — Останусь, — улыбается Сунен. Джихун тихо угукает в ответ и повисает у него на шее, не в силах разомкнуть руки, даже когда Сунен принимается обзванивать родителей. У Сунена в ящике стола долгожданное, выстраданное приглашение в институт искусств. У Джихуна — последняя неделя перед школой. Выпускной класс. Экзаменационный ад только маячит впереди. У Сунена билет на автобус в один конец на тридцать первое августа, и, кажется, отпускать его Джихун боится больше, чем даже экзаменационного ада.