rivals

Всё. Хватит. Выдохлась. Мысли о тебе разрушают. Выкачивают энергию. Отрезвляют затуманенный вином разум. Сильно и невероятно. Ещё никто никогда не имел надо мной власти, как ты. Ты во всем первая. Я уже устала перечислять твои заслуги над собой. И молчать о них тоже устала. Хочу кричать об этом так громко, чтобы вся столица восхищалась тобой. Хочу шептать это тебе на ухо так тихо, чтобы никто больше не знал как ты прекрасна. Хочу чтобы знали все, и не знал никто, кроме тебя, что ты безупречна. Хочу вдыхать аромат твоих медных волос по утрам. Хочу чувствовать запах твоей бледной кожи на своей. Хочу изучать каждый миллиметр твоего безупречного тела изо дня в день. Хочу тебя всю. Целиком и полностью. Хочу сделать тебя моей. Ничьей больше. Моей и точка. Ты — это наваждение. Сплошной соблазн. Чистое искушение. Мечтаю о тебе. Желаю тебя. Грежу тобой. Но знаю, что упрусь в стену твоего безразличия и неприкрытой ненависти. Поэтому подрываюсь с кровати и рвусь в ванную, надеясь вымыть из себя все мысли о тебе холодной водой. В душевой горит свет, и я молюсь, что кто-то на пьяную голову забыл погасить его. Осторожно дергаю ручку, отворяя дверь и выпуская наружу поток горячего, обжигающего кожу, воздуха. Да, Милас, тебе как всегда везёт. Плюю на сложившиеся обстоятельства и выбираю второй предоставившийся вариант. Судорожно кручу вентиль крана, а затем обрушиваю на горящие щеки набранную в трясущихся ладонях воду. Холодит, и я медленно выдыхаю. Поднимаю глаза и упираюсь взглядом в зеркало, запотевшее от зашкаливающей температуры в маленькой комнатке. Провожу мокрыми пальцами по стеклу и всматриваюсь в появившееся собственное отражение. Волосы не в порядке, глаза не блестят, губы не ухмылке, а по загорелой шее быстро бегут отрезвляющие капли. В кого я превращаюсь из-за тебя? И кажется, что вода не остужает, а наоборот подбивает на грех. Руки в кулаки, замах для удара… Готова разнести всё на кусочки и нарушить сон каждого за стеной, но замечаю тебя. Прижимаешься обнаженной спиной в крепкому стеклу, стирая с него дым от горячего пара, голова запрокинута, а ты сама едва держишься на ногах. Как же так? Неужели ты к своим девятнадцати так и не узнала, что алкоголь и горячий душ — это ужасный рецепт для хорошей девочки? Не думаю. Тогда зачем так мучаешь себя? Вдыхаю спертый воздух, запрокинув голову, когда ты, наконец, полностью очищаешь водой стенки и открываешь прекрасный вид для моих пытливых глаз. Не понимаю — это пытка или подарок, когда ты медленно влажными ладонями ведёшь по обнаженному телу, смазывая с распаренной кожи капли, когда отклоняешь голову, подставляя бледную шею под горячую струю, когда, наконец, позволяешь пальцам добраться до правильных мест, запуская волны наслаждения по всему телу. И по моему тоже. Хватаюсь за бортики белоснежной раковины, лишь бы удержаться на месте, когда ты, ускорив движения, вовсе забываешь о рамках приличия, хвастаясь громкостью своих стонов, полностью испаряя последние капли моего самообладания. И именно сейчас задаюсь вопросом, самым правильным когда-либо: зачем ты так мучаешь меня? Прикусываю губу, когда ты на долю секунды замолкаешь, а после, вскрикнув, позволяешь окутать себя сладкой дрожью с головы до ног. Выдыхаю вместе с тобой, ощущая тугой узел внизу живота. Не свожу глаз, пока ты выключаешь воду, распахиваешь дверцы, кутаешься в полотенце и переводишь на меня, наконец, свой затуманенный взгляд. Думаю, в этот момент ты даже полностью трезвеешь, но не подаёшь виду, и пьяно ступаешь на холодный кафель. — И давно ты здесь? — негромко спрашиваешь ты, и я подумываю над тем, что твой голосок слегка сорван. — Достаточно. — резко разворачиваюсь на негнущихся ногах к перепуганной девочке, ловя взгляд ореховых глаз. — Достаточно, чтобы увидеть очень многое. Ухмыляюсь, играю, питаюсь страхом. — Ты ничего не видела, Милас. Подрываешься и, шлепая босыми ногами, намереваешься проскочить мимо меня, мимо хищника, давно определившегося со своей жертвой. Перехватываю тебя за руку, останавливая движение и устанавливая на месте. — Я бы на твоём месте, не была бы так в этом уверена. Молчишь. Нервно сглатываешь, а я прослеживаю как плавно стекают капли с твоих волос, оставляя мокрые дорожки на неприкрытых ключицах, на которых я так давно хочу оставить свои отметины. — Пусти. — на выдохе, пытаясь вырваться из цепкой хватки. Беззащитная, растерянная, объятая страхом, пусть все ещё пытаешься играть сильную. Не стоит, милая. Дай мне полностью насладиться этим моментом. Склоняю голову набок, желая запечатлеть тебя в памяти такую, всю до мелочей. Шустрая лисичка наконец попалась в лапы страшного серого волка, который теперь ни за что и никогда её больше не отпустит. Вырываешься. Повторно. И этим вырываешь из меня последние частички самообладания. Резко пригвождаю тебя к стене, зафиксировав обе твои руки над головой одной своей и выбив у тебя из груди весь воздух. Ты в замешательстве. Тебе и слова не подобрать. Ну ничего. Твой рот нам не для этого нужен. Сегодня говорить буду я. — Ну же, милая, неужели тебя не учили, что нужно закрывать дверь, когда собираешься довести себя до оргазма? Обдаю шепотом ухо, когда показательно тянусь пальцами к дверному замку, щелкаю им для полного лишения тебя разума и наблюдаю твою первую реакцию — мурашки. Отзывайся на мои действия, потому что я уже вряд ли в ответе за них. Рвёт крышу. Клянусь. Ты так близко, что сперло дыхание. И не только у меня, я ведь права? — Зачем ты это делаешь, Милас? Твои последние попытки организовать бунт меня веселят. Прищуриваюсь и хочу отыскать в твоих глазах хоть капельку протеста. Либо я слепа, либо… — Как ты думаешь… — с ухмылкой отвечаю на твой нелепый вопрос, — стоит ли мне коснуться тебя между ног, чтобы ты сама получила ответ на свой вопрос? — покусываешь свои пухлые губы, разжигая во мне огонь ещё больше. — Я делаю это, потому что ты сама этого хочешь. Иначе ты бы не кончала так громко с моим именем на губах. С прищуром упиваюсь спектром твоих эмоций на лице. Они меняются как кадры в кинопленке. Ты шокирована, поражена, а вот сейчас ты возмущена и даже зла на меня. Неужели это за те мои правдивые слова? Всё. Хватит. Если Милас — машина, то тормоза на ней давно отказали. И она летит либо в пропасть, либо в чертов фонарный столб. Всяко лучше лететь десять секунд, нежели погибнуть мгновенно. Поэтому я больше не могу оставлять эту пропасть без внимания, даже если в конце меня ждёт фонарный столб. И я наслаждаюсь твоим несдержанным стоном, когда наконец наши губы соприкасаются. Сминаю твои, жестко целую, покусывая, сплетая языки. Нечем дышать, отрываюсь, опускаюсь ниже, всасываю кожу шеи, плеч, острых ключиц, оставляю метку за меткой, утопая в твоих стонах. Моя чувствительная девочка. Моя. Только моя. Фиксирую руки на твоих бёдрах, приподнимая и усаживая на свои, когда твои пальцы нежно зарываются в моих волосах. Стягиваю полотенце и направляюсь туда, откуда ты пришла. Ставлю тебя посередине кабины, скидываю такие ненужные в данный момент с себя тряпки и вступаю вслед за тобой. Твоя кожа горит, чувствую это, стоит мне лишь прижать тебя к себе, поэтому дергаю кран, обдавая нас обеих прохладной водой. Ласкаю губами и языком, касаюсь прохладными пальцами, вырываю из груди твои сладкие стоны, добиваюсь твоей дрожи и вновь слушаю, как идеально ты перекатываешь на языке моё имя, стоит тебе достигнуть разрядки. Повторяю твои действия: выключаю воду, распахиваю дверцы кабины, кутаю нас в полотенца. И наконец довожу до своей спальни. Сегодня ты спишь со мной. И это не обсуждается. Молча ложишься на постель и, забравшись под одеяло, в секунды засыпаешь. Любуюсь тобой, попутно перебирая пальцами твои рыжие влажные локоны. Идеальна. Прекрасна до мелочей. Восхитительна. Больше не соперница, не одноклассница, не подруга. Моя слабость, моя боль, мои страдания. Обвив рукой твою талию, засыпаю с единственной мыслью: прошу тебя, милая, только не бойся нашей правды.