Это наша жизнь

Глава 2. Ни за завтраком, ни за сборами, они так и не разговаривают. Дулат везде и со всеми: тормошит младшего и пинает одеваться, помогает Ашмакыну найти любимую толстовку, даже с Батыром ржет над каким-то тупым видосом с интернета. Его избегает. Это так очевидно и нелепо смотрится со стороны, что Азамат даже злиться не может. Мог бы, злость вообще его защитная реакция на любые раздражители, но не получается. Потом они едут на студию. В минивэне тихо, все сидят немного потухшие. Причина есть – им сегодня сдавать песню Ерболату, и ребят грызут сомнения, почти как тогда с «Айыптама». Чувствуют, что чего-то не хватает, не вытягивают. Больше всего нервничает Эйзи, он лидер, это его ответственность. Он пытался что-то менять и переделывать до последнего, не спал почти, но что скажет продюсер непонятно. Азамат смотрит в окно и нервно кусает губы. Пальцы сцеплены в замок до побелевших костяшек и дышится с трудом, через раз как будто. - У тебя глаза красные, - шепчет Данияр и легонько касается рукава куртки. Бала сидит рядом и смотрит озабоченно. Беспокоится. - Все нормально, малой, - Зенкаев отмахивается, не в состоянии вести диалог. Тем более с ним. С кенже вообще все сложно. Азамат только теперь понимает, что возможно совершил ошибку тогда, когда они еще только познакомились. Он пришел, когда их было уже трое. Такой мелкий, с еще не сошедшими с лица детскими пухлыми щеками. Даже не брился еще, совсем мальчишка. Батыр пытался взять его под свое крыло, паренек ему сразу понравился, а уж как он пел… Но кенже почему-то тянулся к угрюмому и холодному Азамату. Постоянно терся где-то рядом, пытался разговорить, ждал именно его одобрения. Эйзи это льстило с одной стороны, но немного напрягало с другой. Они ведь такие разные. Хотя дело даже не в этом. Азамат по жизни не особо коммуникабельный, даже социопатичный скорее, а Даник… Он как щенок лабрадора: такой же суетливый, любопытный, все время под ногами вертится, да и вообще дурной какой-то. Его было слишком. Слишком много. Эйзи иногда казалось, что у него перед глазами цветные пятна от мельтешения младшего. В какой-то момент все вообще пошло по пизде. Долгие взгляды, тяжелые вздохи. Касания легкие, объятия крепкие. Азамат никогда слепым не был. Интерес младшего к нему в глаза не бросался, но. Всегда есть долбанное «но». Лидер решился на разговор с ним однажды. Затягивать эту ситуацию, как удавку на шее кенже, он больше не мог. Вышло все тупо и неловко, Данияр краснел и не смел поднять на него глаза. Не подтверждал, но и не отрицал ничего. И вроде бы все решилось. Через пару месяцев он даже обмолвился наедине, что мол «прошло». Аза выдохнул тогда, не дышал рядом с ним как будто с того самого разговора, а тут взял и выдохнул наконец. И теперь все нормально. Объятия с ним не настораживают, касания не вызывают неловкости и неуместных мыслей, они же бро, эй. Только что-то червоточит внутри Азамата каждый раз, когда они смотрит на вокалиста. Все решилось, прошло, но начало болеть и тянуть в районе сердца. Что-то похожее на жалость. ______ На студии их уже ждут: стафф в сборе, Ерболат смотрит выжидающе. Он хмур как обычно, и чего ждать от него сегодня не ясно. Парни сначала включают музыкальную дорожку, а потом пробуют с текстом. По лицу продюсера понять невозможно ничего, и они ждут с трепетом, что же он скажет в ответ на их труды. Бедельхан разносит парней в пух и прах, говорит, что это никуда не годится, это уже не их уровень. Дает два дня на переделку и грозится урезать гонорар за предстоящий концерт. Парни отправляются домой в подавленном состоянии. Дома, как всегда в такие моменты, они собираются в гостиной для обсуждения. - Это все из-за меня, - говорит Эйс и шмыгает носом, - Если б я не простыл так не вовремя, звучало бы по-другому, а то я так хрипел, думал, меня Ерболат испепелит взглядом… Батыр как всегда рядом, обнимает за плечи, успокаивает: - Да брось, причем тут это. Ты классно пел, твоя партия самая клеевая получилось, - достает плед, кутает младшего. Остальные молчат, сказать особо нечего. Эйзи не выдерживает гнетущей атмосферы и сбегает на балкон покурить. Пальцы дрожат от холода, на дворе осень, а он вылетел в одной футболке. Зажигалка как назло не работает, и он с силой швыряет ее в сторону. - Сссука, - шипит в пустоту и садится на корточки, прислонясь к стене. Хочется побиться головой о бетон, но он сдерживается, закрывает глаза. Вдруг рядом кто-то прокашливается, привлекая внимание. - На, возьми. Дулат протягивает зажигалку, на него подчеркнуто не смотрит. Азамат молчит какое-то время, рассматривает его. Сразу успокаивается, усмехаясь про себя: ну надо же, действует как личный транквилизатор. Потом все-таки берет зажигалку, намеренно касаясь его пальцев, чувствует его дрожь в этот момент. Подкуривает. У лидера аж кисти сводит, так хочется обнять. Он прямо чувствует эту фантомную боль, настолько сильна тяга. «Посмотри же на меня. Посмотри, эй!» Дулат его мыслей не слышит, но садится рядом, плечом к плечу. - Не грызи себя, ты не виноват, - говорит. И Аза бы даже умилился этой поддержке, но слишком устал. Не от работы, не от того, что с песней не получилось, хоть он и бился ночами ради них всех. Он устал от своей привязанности, от чувств этих, что кислотой разъедают его. Биться в стену без надежды на взаимность, без проблеска света. Он любит его. Это было так легко осознать, так просто принять. Но всегда есть долбанное «но». Поворачивает голову в его сторону, выдыхает дым в лицо. - Поцелуй меня, - слова слетают с губ прежде, чем он успевает подумать. Почему нет? Просто устал. «Сделай уже что-нибудь, не видишь, я умираю здесь» Дулат не орет, не уходит молча, как бывало всегда, при любом даже намеке на нечто подобное. А тут слова в лоб и.. - Я не могу, - тихо, на грани слышимости. А в глазах мазутные пятна, чернота и ночь. Азамат чувствует, что тонет там, но выбираться не хочется. Он согласен на все, только не уходи, не отпускай, не оставляй. Он один не справляется, так забери, утопи уже меня в себе, блять. У лидера каша в голове, и мысли-мысли-мысли. «А я могу» «Почему нет?» «Сколько мне еще ждать?» «…и ждать ли?..» Он не озвучивает ничего, встает и уходит молча, оставляя его там одного. Оставляя его с дырой в сердце, с черной дырой, которая затягивает его в себя, грозясь не оставить ничего, уничтожить.