Шрамы

У Мелькора много шрамов – он никогда не отличался ни аккуратностью, ни удачливостью. Часть из них восходит к детским травмам, по количеству которых Мелькор стабильно удерживал рекорд на протяжении многих лет. Часть – получены уже во взрослом возрасте, по глупости или нелепой случайности. Например эти, на ладонях – огнетушитель взорвался в руках. Рядом – ожоги, тоже от огнетушителя, в качестве исключения сработавшего как надо. Чуть повыше, на запястьях – память об экстремальной игре в полицейских. Дело бы еще в школьные годы, и Аулэ раздобыл где-то настоящие наручники. И, конечно же, только Мелькору хватило безрассудства согласиться на роль преступника. О том, что ключей от наручников у Аулэ нет, Мелькор узнал уже будучи пристегнутым к батарее. Пришлось освобождаться от оков самостоятельно. Впрочем, шрамы у Мелькора практически по всему телу, и некоторые из них до сих пор болят. Последние – дело рук психа, набросившегося на Мелькора с ножом у дверей его собственного бара. После выяснилось, что это был брат Феанора – гениального ювелира, с которым Мелькора связывает давняя, жуткая и печальная история. Сейчас нападавший лежит в больнице со сломанной шеей: на улице было темно, а Мелькор был безоружен и не слишком задумывался о превышении самообороны, когда пытался отбиться. У Мелькора много шрамов, и он не слишком любит о них рассказывать. Наверное потому, что в его случае это все равно что полностью пересказать всю свою биографию – а разговорчивостью Мелькор не отличается. Но эти три рубца, наискось пересекающие лицо – Мелькор никому и никогда не признается, что они для него значат. Потому что порой они – единственное, что напоминает старшему сыну Эру о том, что он способен не только разрушать. Ему тогда было, кажется, двадцать два. На дворе стояло лето, и братья с удовольствием проводили время на даче. У Манвэ, тогда еще школьника, были каникулы, Мелькор же, будучи фрилансером и, соответственно, сам себе начальником, решил устроить себе отпуск. К семейному бизнесу, которым руководил Эру, отвергавший все неординарные идеи старшего сына, Мелькор присоединяться не спешил. Манвэ часто звал в гости друзей – на шашлыки, а иногда и выпить в тайне от родителей. Мелькор об этом знал и мысленно готовился откачивать подростков после алкогольного отравления, но, как ни странно, подобных происшествий не было – даже в компании безлимитного количества алкоголя Манвэ умудрялся оставаться ответственным. Мелькор же, вспоминая себя в шестнадцать лет и понимая, насколько странен тот факт, что он вообще еще жив, порой сомневался – действительно ли они с Манвэ родные братья? В тот день гостей не было – выяснились наконец результаты выпускных экзаменов, и Манвэ в награду за пятерки получил в подарок от отца настоящего охотничьего сокола, о котором давно мечтал. Теперь юноша почти все свое время проводил с новым питомцем. – Очередная игрушка, – презрительно пробормотал Мелькор, наблюдая, как радостный Манвэ дрессирует своего любимца. На самом деле в старшем говорила неосознанная зависть – сам он ни разу за всю свою жизнь не получил от отца такого подарка, которому действительно был бы рад. – Это не игрушка, а друг! – возмутился Манвэ. Впрочем, не слишком огорчился: он уже привык к напускной черствости брата, а временами даже догадывался, какие чувства за этой черствостью скрываются. – Как тебе будет угодно, – равнодушно отозвался Мелькор, скрестив руки на груди. Он собирался сказать еще что-то язвительное – но его отвлек странный предмет, шлепнувшийся в траву возле его ног. Приглядевшись, Мелькор понял, что это клобучок – кожаная шапочка, призванная закрывать хищной птице глаза во время дрессировки; в некотором роде гарант безопасности. Когда Мелькор, исполненный недобрых предчувствий, поднял взгляд, сокол уже ринулся на них. Дрессировка началась совсем недавно, и птица была явно недовольна ролью домашнего любимца. Мелькор действовал не задумываясь – сработал инстинкт старшего брата. Он с силой оттолкнул Манвэ в сторону – подальше от траектории полета его «друга». Закрыться от удара Мелькор уже не успел. Острые когти полоснули по лицу, оставив три глубоких рваных раны – словно раскаленный металл прошелся по коже. От боли на миг потемнело в глазах. Мелькор, скрипнув зубами, машинально прижал руку к залитому кровью лицу. Сокол, к счастью, больше не нападал. Он описал круг над домом и, окончательно почуяв свободу, устремился в сторону ближайшего леса. – Похоже, не складывается у нас с домашними животными, – криво усмехнулся Мелькор. У Мелькора много шрамов – и за каждым кроется воспоминание. Совсем не обязательно плохое.