...путь к перерождению
Когда все вокруг в унисон твердят, мол, вырастешь — и будешь великой, как человек, чья кровь течет по твоим венам, со временем начинаешь верить каждому сказанному слову и, в общем-то, самой себе врать. Она за первые только двенадцать лет своей жизни самообману выучилась на зависть прекрасно, так, что начинала верить в пресловутой героизм, который вжился, казалось, в ее генетическую память с самого рождения. Да только вот от самовнушения никаких побуждений к свершению подвигов не может появиться, а потому все, что от отца перешло к девушке, заканчивалось на темно-карем цвете глаз, небольшом росте и пристрастию к азартным играм. К адреналину. И в полной мере она осознает это, когда смотрит на отражение в зеркале в день собственного двадцатилетия: на ней платье от именитого дизайнера и тяжесть неисполненных обещаний и ложных надежд всего окружения. Где-то двадцатью этажами ниже, в нью-йоркской башне, которую они перекупили едва ли не пару месяцев назад у семьи арестованного за грехи свои крупного — во всех, к слову, смыслах — криминального авторитета, мама старается унять гомон журналистов, прорвавшихся на закрытую вечеринку в честь дня рождения дочери Тони Старка. А Морган, обездвиженная неприязнью к самой своей натуре, лишь неспешно опускается на пол, неотрывно глядя на мягкие темные локоны, закрывающие глубокий вырез платья на груди. Ее трясет — может, от страха не оправиться с горьким чувством собственного неприятия, а может, оттого, что она должна увидеть сейчас едва ли не полмира, с которым знакома через три рукопожатия. Гости, собравшиеся внизу, в большом зале, пришли не поздравить Морган Старк, они пришли поглазеть на дочь Железного Человека и попутно поучаствовать в благотворительном аукционе. Такие иногда устраивают меценаты, каким был ее отец, какой остается Вирджиния, по привычке сейчас заправляющая за ухо поседевший локон во время приветствия какого-нибудь друга семьи — арабского шейха или, может, Стивена Стрэнджа. Доктор неплох, думает Морган, когда ее ногти едва задевают темно-синий шелк строгого платья на талии и оставляют слабо заметные следы поверх него. Доктор иногда помогает Морган советом, а еще не упоминает ничего про отца, и она благодарна за это Стрэнджу, как никому другому в этом мире, потому как он единственный не рассказывал ей историй о смелости и храбрости мистера Старка, только улыбался и кивал головой, когда сама Морган начинала вспоминать дорогие сердцу детали из совсем прошлой жизни. Для всех вокруг Тони Старк был Железным Человеком; для Морган — человеком, который подкидывал панкейки в воздух, стараясь перевернуть, и никогда не мог поймать их вновь. Человеком, который мог посадить пятилетнюю дочь на плечи и пройтись до ближайшего озера, объясняя Морган устройство Вселенной, о которой он знал чуточку больше остальных людей. Человеком, который обнимал ее перед сном и любил дочь в три тысячи раз больше просто так, а не за то, что она обещала продолжать его дело. Иногда Морган Старк вообще думала, что Тони был единственным, кто по-настоящему мог бы ее понять и продолжать любить без всяких ненужных клятв верности геройскому делу и делу «Старк Индастриз». Иногда она была в этом уверена. Потому-то Морган ненавидела дни рождения, ведь во время них — как закон, это уж точно, — безликие раздражительные люди старались напомнить девушке об отце, рассказывая о человеке, которого сама она не знала, а не которого помнила. Морган снова смотрит на себя в зеркало, а потом поднимается на ноги, оборачиваясь вокруг собственной оси и хватая другое платье, которое Хэппи, по ее огромной просьбе, конечно, привез только пару часов назад, ярко-фиолетовое и пышное, а еще неприлично короткое: Морган похожа в нем на Дюймовочку, утопающую в миллионе сшитых друг с другом лепестков. Она мигом облачается в него, собирает волосы в высокий пучок, открывая плечи и шею, а еще вместо румян украшает скулы кислотно-зелеными крупными блестками в желании хоть немного отличаться от массы других богатеев в собственный день рождения. Покидая свое временное пристанище — комнату с незаконченным ремонтом, где из доступной мебели покрытый полиэтиленом диван и зеркало во всю стену, — она нарочито громко ступает, и по пустому коридору эхом разносится цоканье каблуков. Когда Морган в красках представляет безмолвное осуждение внешнего вида дочери от Вирджинии, она вдруг оказывается с кем-то лицом к лицу и только тогда решает поднять взгляд. — Фелиция, — на стремительном рывке вперед порывисто выдыхает Морган имя женщины, раскрывшей руки для приветственных объятий. Тонкие, но сильные руки обнимают плечи молодой девушки, и впервые за день мисс Старк счастливо улыбается. — Здравствуй, Дав*, — обнажая белые зубы в голливудской улыбке, приветствует ее Фелиция Харди, которую Морган уже несколько лет зовет единственно-настоящей подругой. История их знакомства отчего-то путаной вереницей проносится перед глазами именинницы, когда та окидывает взглядом строгое черное платье в пол без рукавов и бретелей, облегающее идеальную фигуру Фелиции. Точеную, плавную, грациозную — какую-то неземную, иногда думается Морган, которая, на деле, едва ли уступает женщине напротив. Харди проводит пальцами по голове Морган, а потом снова прижимает к себе девушку с теплой заботой, мурлыча ей на ухо поздравление с днем ее рождения. — Мой подарок в этом году будет отличаться от двух предыдущих. Времена, знаешь, такие… — И какие же времена теперь за окном? — Требующие перемен, — смеется Фелиция радостно и оглядывается назад, слегка прищуривая миндалевидные глаза в попытке отыскать кого-то, кто мог бы нарушать эстетику таинственности полупустого коридора, но после вновь смотрит на младшую свою подругу без тени хитрости. Актриса, фыркает Старк, когда Фелиция незаметно подмигивает ей и осторожно тянет за локоть к лифтам. — Твоя мама внизу, кажется, не справляется с количеством гостей. Впрочем, думаю, я нашла ту, кто может ей помочь. — Но… — Никаких, — палец Фелиции в черной длинной перчатке зажимает кнопку вызова лифта, — «но», Дав. В твоих интересах освободиться от рутины ежегодных аукционов, чтобы получить свой подарок. Впрочем, — улыбается Харди, опираясь спиной на стену зеркального лифта, и ее счастливое лицо отражается повсюду так, что Морган словно чувствует себя никуда не вписывающимся элементом модной фотосессии, — я не настаиваю. — Так много, говоришь, гостей?***
— Мне определенно нравится то, как Вирджиния выгодно умеет продавать то, что никому неинтересно, — замечает Фелиция, сидя на парапете башни спиной к шумному городу и заплетая белые локоны в незамысловатую свободную косу. — Ты про имущество Фиска? Это искусство, оно всегда в моде, — жмет плечами Морган, откусывая кусочек вафельного рожка с карамельным мороженым. Харди смеется вдруг, да так громко и искренне, что на секунду Старк пугается и думает, что на ее платье уже растекается пятно от сливочной капли десерта, но Фелиция вдруг встает на ноги, обутые в дорогие туфли, и не спеша проходит по парапету, раскинув руки в разные стороны. — О, господи, только не говори, что… Это ведь не подделка? — Нет. Хотя, в общем, зависит от того, что ты подразумеваешь, говоря о подделках. Я отдала целое состояние за то, чтобы в мире появились единственные копии этих картин. — И выручила еще больше, украв настоящие? — Вопрос Морган остается без ответа, но мисс Старк и без того понимает, что права. Если Черная Кошка говорит о деньгах, то, значит, сама она не остается без выручки. Морган думает, что все ее героическое окружение, пожалуй, осудило бы на ее месте Фелицию, но она сама только прячет улыбку за распущенными волосами, которые едва колышет поднявшийся теплый ветерок. — Но я не видела новостей о твоем триумфальном возвращении. Последние упоминания о кошке приходятся, кажется, на сводки семилетней давности. — Всегда можно действовать через третьи лица, — подмигивает Фелиция и подходит ближе к Морган, от чего та слегка вздрагивает, как если бы перед ней стоял незнакомый человек. — Но, по-моему, кошке пара снова выпустить когти и напугать разбушевавшихся мышек. Морган хочет услышать продолжение фразы и убедиться в том, что мисс Харди сама вновь выходит на арену, возвращаясь к своему альтер-эго Черной Кошки, но отчего-то ждет не этого ответа, глядя на то, как Фелиция смотрит в сторону башни «Озкорп». Дышит она ровно, но веки ее чуть дрожат, а пальцы сминают ткань стянутых с рук перчаток, после Фелиция вздыхает и снимает с груди кулон и застегивает цепочку на шее Морган. Девушка шумно выдыхает, и дрожащие пальцы нарывают бриллиантовую капельку в ложбинке между ключицами. — Этот кулон был моим талисманом все то время, что я работала, — начинает Харди, смотря на мисс Старк впервые, наверное, за все время их знакомства серьезно, — но, думаю, пришло время передать его кому-то чуть более подходящему на роль. — От меня ждут героизма, — пытается отрицать Морган, понимая притом, что готова в тот же миг согласиться на новое амплуа. Ее навыки в гимнастике, логике, стрельбе и боевых искусствах, которые так стремилась всю жизнь развивать в дочери Пеппер, отныне могли — и не безрезультатно — найти применение. Только вот Морган росла с мыслью, жгучей и ненавистной, о том, что ей придется принять тот путь, что уготован был ей от рождения — отцом, и матерью, и Мстителями, каждым из них. Они хотят видеть Железную Девочку, она хочет железную волю, чтобы сказать "нет". — А чего ждешь ты от самой себя? — улыбается Фелиция и наклоняется к уху Морган, произнося тот контрольный аргумент, который заставляет ее представить саму себя в черном костюме с вставками серебра. — К тому же, помнишь, что Кошка всегда была ближе к Пауку из всех его сверх-друзей и сверх-врагов? Питер ведь скучает по Черной Кошке, верно?