Мюнхен

Алоис помнил, как угасла жизнь в его глазах. Неумолимо быстро, в одну секунду, она вдруг ярко вспыхнула отблеском свечи в алой радужке и исчезла, оставив после себя только холодный отрешенный невидящий взгляд поверженного идеального дворецкого. Себастьян умер как-то слишком просто — получив удар, согнулся пополам, начал кашлять кровью, упал на пол, к ногам своих врагов, еще пару минут содрогался от ярости и предсмертных конвульсий, а потом его не стало. Транси думает, что это немного… скучно, обыкновенно. Как-то… совершенно неправильно. Он ожидал большего. И теперь сидит на корточках, внимательно рассматривая бледное, неуместно спокойное лицо. — Он правда мертв? — подросток неуверенно протягивает руку вперед, и сердце начинает биться чаще. Не то, чтобы он боялся, что Себастьян прямо сейчас бросит свои шутки и очнется, тут же нанеся один точный смертельный удар. Скорее, он бы даже хотел этого. Под пальцами — еще теплая кровь. Алоис мягко ведет ими к чужим губам. Совсем нет дыхания. Так не должно быть. Поднимайся, ты… Транси вздрагивает, когда слышит тихий стук, и окровавленное острие меча оказывается совсем рядом с телом Себастьяна. Граф судорожно выдыхает, поднимая взгляд, и это оказывается невыносимо тяжело. Просто дело в том, что все кончено. Их контракт и роли — все это претерпело существенные изменения с последним глотком воздуха, который успели схватить побледневшие губы Михаэлиса. В глазах Клода нет желания. Холод, легкое отвращение, расчет и некоторая задумчивость. На его руках кровь — дворецкого и его господина. Совсем недавно он выпил чужую жизнь, и все еще чувствует ее в своих венах. И это яркое послевкусие все еще сводит его с ума. Приятно — уже не сбивая с мыслей, но все еще будоража сознание, все еще набиваясь теплом где-то в грудной клетке — ближе к сердцу, которое останется равнодушным к молчаливой мольбе в голубых глазах. И Алоису перехватывает дыхание, когда он говорит: — Да, Ваше Высочество. *** — Куда мы поедем? — Мюнхен. — Я не знаю немецкий. — Потому что отказался от уроков по нему, несмотря на мои рекомендации. А сейчас… — Алоис морщится, чувствуя, как больно Клод тянет за светлую прядь. — …мне нет до этого дела. И тишину в ванной вновь нарушает лишь звук стригущих ножниц. Значит, они и вовсе покинут пределы Англии. Демон говорил, что требуются изменения и смена обстановки, и наиболее ожидаемым вариантом была Франция. Какой-нибудь небольшой особняк на окраине Парижа, куда можно было бы прятаться от светских вечеров и бесконечной череды пабов и тайных борделей, в которые они бы обязательно заглянули. Но Германия… Что он там себе думает? Алоис неуверенно приоткрывает губы, собираясь задать еще один вопрос, но тут же усмиряет себя. Демон не любит, когда он проявляет чрезмерную любознательность. Ножницы с тихим стуком оказываются на столе. — Убери здесь все. Обед подадут через час. Не опаздывай. Транси молча кивает, слыша тихие удаляющиеся шаги за спиной. Недавно Клод сказал, что если сделать новую стрижку, то он, может, будет выглядеть чуть приличнее. Граф тихо фыркает, вспоминая его слова, и тонкими пальцами сжимает подлокотники кресла. Он ведет взглядом по идеально ровно отрезанным прядям, лежащим у его начищенных ботинок, по ножкам большого зеркала, в которое демон так любезно разрешил смотреться в процессе стрижки. И видит изможденную бледную тень самого себя. С потухшими глазами, под которыми пролегли темные синяки, иссушенными губами, с заострившимися скулами. Под тонкой кожей даже издалека можно рассмотреть синие полоски вен. И весь вид его, в целом, настолько болезненный, настолько отталкивающий, что Транси не выдерживает и заливается смехом — раздражающе громко, долго, с оттенком все того же знакомого безумия, которое, кажется, уже не излечить. «Выглядеть чуть приличнее». Господи Боже… Алоис, по-прежнему смеясь, медленно сползает с кресла и оседает на пол. Не осознавая своих действий, сжимает в дрожащих пальцах тусклые пряди и чувствует, как по щекам льются слезы. Кажется, завтра будет год с тех пор, как их история взяла себе новое начало. *** Клод предпочел пить из него жизнь постепенно — по глотку за каждый день. Он бьет по самым больным местам и делает настолько безобидный вид — словно ничего и не было — что справедливое возмущение на это кажется даже неуместным. Алоис совершенно не понимает его мотивов, но послушно потакает всем его прихотям, потому что иного варианта не дано. Потому что его непослушание жестко пресекается. Клод дарит ему кошмары — долгие, липкие, вязкие, пробивающиеся прямо под ребра, нитями паутины вплетающиеся в сеть кровеносных сосудов, и достающие прямо до слабого сердца, которое, вопреки мольбам, все никак не разорвется. Граф долго оправляется после подобных ночей. Если это вообще возможно — оправиться. Он плачет, запершись в своей спальне, прекрасно зная, что замки не сдержат холода от взгляда Клода — демон зайдет, если потребуется. И будет спокойно наблюдать за чужими страданиями, возможно, с толикой интереса, если Алоис возьмется рыдать особенно громко. Как после того сна с Лукой. Восполнив силы, попробовав на вкус лучшее, что ему когда-либо могли предложить, демон решил развлечься посредством того, что осталось в награду за его труды. Кажется, он просто ждет, когда чаша терпения переполнится, когда все станет настолько нестерпимо, что Транси, наконец, окончательно сорвется, но сейчас все проходит относительно спокойно. Без непредусмотрительных поступков. «Не пытайся сбежать. Я найду тебя, где бы ты ни был». Транси даже не думает сомневаться в его словах. И пока что, где-то глубоко внутри, в том уголке сердца, до которого демон пока что не добрался, все еще осмеливается сохранить осколки разбитых надежд. Даже когда все становится слишком плохо. Клод, порой, заглядывает в его спальню по вечерам. Не для того, чтобы пожелать ему приятной ночи — они уже давно позабыли о подобных бытовых ритуалах. Клод мягко вытягивает его из очередного мучительного сна, чтобы подарить ему обманчивое спасение и позволить неприлично громко шмыгать носом в подушку, содрогаясь от прикосновений горячих рук и пытаясь не сойти с ума от вновь нахлынувших грязных воспоминаний. Его мутит каждый раз, когда Клод медленно входит в него на всю длину и останавливается на пару секунд, давая привыкнуть к себе. Он ненавидит себя, когда по телу прокатывается первая, знакомая волна неправильного наслаждения. Он стыдится своих коротких стонов и того, что не может сдерживаться. Ему нравится все это. Отвратительно. Клод был его спасением, однажды. Когда весь мир отвернулся, когда не оставалось надежды, когда все поглотила тьма, Клод стал ею. Он мягко принял его в свои объятья, защитив от всех бед и горестей. Он научил его новой жизни и наделил властью, о которой и мечтать было нельзя. Он стал надежной опорой и учителем. А теперь постепенно — толчок за толчком, наращивая темп — он убивает все хорошее в Алоисе. Граф целует его на свой страх и риск в одну из таких ночей. Всю следующую неделю он не может спать из-за кошмаров и мерзкой рожи старика-Транси, что явно рисовало воображение, стоило лишь закрыть глаза. *** — Что там, в Мюнхене? Клод слегка пожимает плечами, переводя взгляд в окно. Солнце заглядывает в его глаза и теряется в ярком янтаре. Транси по-прежнему считает, что это красиво. — Я найду развлечения на наш вкус. Алоис отрешенно смотрит на свое кольцо главы семьи, и тихо вздыхает, когда карета, наконец, трогается. Через пару часов отправляется их поезд, и придет время прощаться с Англией. Возможно, навсегда. — Когда ты убьешь меня? — тихо спрашивает он, нервно поворачивая кольцо на пальце. Раз за разом. — Еще не время. Быстрее и быстрее. — Почему? Почему ты не сделал это еще тогда, когда был должен? — Мы уже говорили об этом. Алоис ухмыляется, рискуя поднять взгляд на бывшего дворецкого, потому что на сегодня терять уже нечего — он согласен на мрачные иллюзии, если ему, наконец, объяснят, почему он все еще не мертв. — Почему я все еще здесь? Клод изгибает бровь, по-прежнему не отводя глаз от окна и недолго молчит, наблюдая за медленно меняющимся пейзажем. — Потому что так интереснее. Транси ощутимо вздрагивает, продолжая вертеть кольцо и, кажется, рискуя к черту отодрать рубин на нем. Он и правда просто развлекается. Пробуя чужие страхи и волнение на вкус, испытывая терпение и жажду к жизни, которой и так не было, он просто разбавляет свою скуку, длиною в вечность. Алоиса тошнит от одной мысли об этом. Он неловко скользит пальцем по кольцу, царапается о камень, и это, кажется, добивает его на сегодня. Измученный кошмарами и полной неизвестностью, лишенный власти и почти что уничтоженный… Алоис ощущает себя наполовину мертвецом, и до сих пор не понимает, почему он все еще способен испытывать эмоции. Почему он все еще может чувствовать что-то. К нему. Лицо Клода расплывается из-за слез в глазах. «За что ты так со мной». — Я так устал, — невольно срывается с губ. Демон поворачивает к нему голову, и Алоис слышит тихий вздох, прежде чем слезы польются неостановимым потоком. — Я так устал, — повторяет он срывающимся голосом, пытаясь спрятать слезы, растирая раздраженную кожу у глаз. — Устал. Он представлял все совершенно иначе. После смерти Себастьяна Клод не должен был долго размышлять над дальнейшей судьбой своего хозяина. Он должен был подойти к нему вплотную, мягко укрыть в плотном кольце рук, уверенно приподнять его лицо за подбородок и подарить последний поцелуй, стирая страхи и сомнения. После этого он бы аккуратно уложил тело на холодный пол, посмотрел бы на него в последний раз, и на этом бы все кончилось. Так должно было быть. Так было с Сиэлем. Алоис понимает всю бессмысленность попыток приведения себя в порядок. Кожу нестерпимо щиплет. Пожалуйста, пусть все это, наконец, прекратится. Он громко всхлипывает, когда чувствует тепло чужих рук и касание ткани — Клод жертвует собственный платок из нагрудного кармана пиджака. — Что я сделал не так? Что я сделал неправильно? - едва шепчет Алоис. — Подписал контракт с демоном. Граф смеется сквозь слезы, мокрыми дрожащими пальцами цепляясь за запястья Фаустуса. Прижимается щекой к его ладони и громко шмыгает носом, когда видит слабую усмешку, появившуюся на чужих губах. — Сюда. Транси все же почти что сходит с ума, когда Клод тянет его ближе к себе и слабо обнимает его. «Я люблю тебя» — бесконечно крутится в его голове, когда он утыкается лицом в ткань пиджака и плотно прижимается к чужому плечу. «Я люблю тебя». Ему ни за что нельзя говорить это вслух. Они едут прочь от своего старого поместья, прочь из Англии, оставляя безрадостное прошлое и горечь прожитых дней в сером Лондоне. И Алоис впервые за долгое время спит без кошмаров.