***
Как умрёт Алоис? Демон наблюдает за ним каждый день, таким разным. Напившимся вдрызг, с красными щеками и широкой улыбкой на лице. Спокойным, читающим очередную детскую книжку на немецком и радующимся каждой прочитанной странице. Почти счастливым, просто потому, что день выдался солнечным. Измождённым, пугающимся прохожих на улице. Рыдающим в истерике после очередного тяжёлого сна. Таким потрясающе-живым, ярким и привлекательным в своих попытках спровоцировать, взять ситуацию в свои руки, вновь оказаться хозяином. Таким жалким, когда у него вновь ничего не получится. Клод склоняет голову, изучая его, искривлённое в гримасе боли, лицо — сегодня, в кошмаре, его тело раздирают на куски, его кости хрустят в мощных челюстях очередного монстра, его плоть разорванными кусками валяется на грязном полу прямо перед его глазами, и он совсем ничего не может с этим сделать. Даже проснуться. Чистый страх. Демон склоняется над бывшим хозяином и мягко проводит пальцами по влажному, в испарине, лбу. Прекрасный в своём страдании. Охваченный пламенем, несломленный, безумный, несчастный человек. Его предел известен — в конце концов, стоит надавить чуть сильнее, и он всё же попытается самостоятельно покончить с этим. Или вновь сбежит в церковь. Клод усмехается, садясь рядом, и убирает светлые волосы с его лица. Как он примет смерть? Будет кричать и сопротивляться до самого конца? Кинется в ноги по забытой привычке и станет умолять? Встретит её с готовностью и спокойствием, удивив напоследок? Кровь Алоиса сладка на вкус — в его душе столько пьянящей боли и горечи от непринятой любви, столько тоски по теплу и полное осознание всей бесполезности той надежды, что всё ещё питает его сердце. Способный быть жестоким и властным, но таким ничтожным и податливым, стоит только показать ему силу. Мягкий и послушный, когда ему это нужно. Неожиданно выносливый. И всё же, как он поведёт себя, когда придет пора рассчитаться? Клод приходит в его кошмар, прогоняет страшного монстра, клацающего длинными когтями, опускается к Алоису, и тот перестаёт задыхаться и кричать. Его раскрасневшееся лицо залито слезами и испачкано кровью, и взгляд всё тот же — полный страдания и молчаливой мольбы, но по-прежнему живой. Демон касается влажных лоскутов кожи на распаханной груди, склоняет голову к плечу, скользя взглядом по торчащим белым рёбрам. Сердце Алоиса всё ещё бьётся, и в этом прелесть игры. Он умер бы, если бы сам того пожелал, но его подсознание раз за разом нашёптывает ему о возможности лучшего. О возможности продолжения. О возможности признания. — Клод… Демон переводит взгляд от часто бьющегося сердца на лицо Транси, и тот находит силы для того, чтобы поднять единственную, после игры чудовища, руку и вцепиться в ткань чужого пиджака. Неожиданно крепко. — Так темно… пожалуйста… Как же это привлекательно. Клод чувствует тепло в груди, знакомое нетерпение и медленно отступающий голод, когда мягко касается его лица, проводит пальцами ближе к острым скулам, собирая кровь, когда слышит запах его страдания. — Хорошо. И позволяет ему вырваться из оков сна. Алоис просыпается с задушенным вздохом и невидящим взглядом смотрит в потолок, всё ещё сжимая в пальцах край пиджака Клода. Тот, не обращая внимания, тянется к лампе, зажигает свет, и тени разбегаются по углам, прячась в полумраке. — Тварь. Демон поворачивает голову, с некоторым интересом глядя на Транси. В этот раз тот пришёл в себя раньше, чем обычно. — Следи за языком. — Ненавижу тебя, — шипит мальчишка, отворачиваясь, и дрожащими пальцами скользит по целой правой руке, по груди, на которой нет огромной кровоточащей раны, и судорожно выдыхает, пытаясь прогнать яркие сцены из сна. — Алоис. — Катись в ад. Это даже забавляет. — Я накажу тебя, если ты продолжишь. А это заставляет Транси сиюминутно заткнуться. Клод хмыкает, глядя на затихшего графа, всё ещё прижимающего руки к груди и пытающегося успокоить дыхание. Его сердце бьётся так часто, с силой ударяясь о рёбра, почти оглушая — жаль, он не слышит. Демон аккуратно касается его плеча и надавливает, вынуждая повернуться к себе. — Как будет «я люблю тебя» по-немецки? — Да пошёл ты, — выплевывает Алоис, утирая слёзы. И закрывает глаза, успокаиваясь, когда Клод целует его в губы — почти нежно. *** Два месяца пролетают быстро. Клод, вместе со своим невольным спутником, успевает многое сделать. Побывать на местных приёмах власть имущих, изучить Мюнхен от широких улиц до маленьких закоулков, проникнуть в его тайны и раскрыть то малое количество секретов из всех, что он скрывал. Кто бы мог предположить, что в подвале одного из домов на Зонненштрассе еженедельно собираются сектанты, чтобы принести жертву Дьяволу, в надежде на его милость. Алоис, поправляя маску на одном из таких собраний, впервые видит во взгляде Клода столько скептицизма, когда на небольшой арене, читая заклинание на латыни, один худощавый господин пронзает кинжалом грудь молодой распятой фройляйн. Дьявол в тот вечер не оказывает милости, а её фотографии ещё пару недель висят на фонарных столбах, пока их не срывает холодный осенний ветер. Кстати, эта хвалёная немецкая выпечка действительно стоит своих денег. По крайней мере, так решает Клод, глядя на зажмурившегося от удовольствия Транси, спустившего те малые крохи бюджета, что ему доверялись, на праздник живота. Мюнхен смог стать их домом. Алоис всё ещё плохо говорит по-немецки, но уже понимает чужую речь и неуверенно участвует в беседах, пусть и с ошибками. Ему нравится находиться здесь, несмотря на старания демона превратить его жизнь в ад, и он даже осмеливается забыться в днях, игнорируя существование календаря. Пятого ноября Клод убьёт его. Алоис не хочет об этом думать, когда смотрит на тонкие ветви деревьев, где почти не осталось листьев. Почему именно сейчас? Транси отводит взгляд от окна и смотрит на свой набросок на очередном листе тетради. В последнее время, он часто рисует. Быстрые эскизы домов и площади, несколько маленьких портретов Клода и новых знакомых, непонятные персонажи в экстравагантных нарядах на краях листа. Пусть от него хоть что-то останется. Почему именно в день рождения? Демон нашёл в этом иронию или просто решил привязать всё к ближайшей, что-либо значащей, дате? В конце концов, Алоис никогда не устраивал настоящего праздника. Ему было достаточно заставить Ханну испечь большой торт, куски которого можно было бы весь вечер по-тихому таскать из кухни прямо в спальню, пока дворецкий не заметит и не заведёт эту свою волынку про «есть в постели нельзя, много сладкого нельзя, вы только подумайте, какой я скучный». Алоис усмехается, упираясь головой в холодное стекло и свешивая ногу с подоконника. Было хорошо. Жаль только, что… Он быстро хлопает ресницами, смаргивая подступающие слёзы.***
Клод видит его страх, и тайно восхищается его борьбой с самим собой. Он и сам не замечает, насколько близок к смерти — на это указывает всё. Его неестественная худоба, блеклый цвет глаз, непослушные сухие волосы, никак не желающие укладываться в приличную причёску, бледные губы, на которых всё реже появляется вымученная улыбка. Он угасает на глазах от одного лишь осознания того, что игра всё же кончится. Но поддерживает своё дрожащее пламя, прячется от ноябрьского ветра и не изменяет себе, не поубавив наглости в уставшем взгляде. Он борется со страхом, не спя ночами и раз за разом убеждая себя в том, что всё идёт правильно. Но его плечи всё же вздрагивают, когда Клод, за завтраком, поздравляет его с днём рождения. — Хочешь куда-нибудь сходить? — спрашивает демон, глядя на него через стёкла очков. Оценивающе. Алоис медленно откладывает приборы, не поднимая взгляда. К горлу подкатывает тошнота, и пальцы медленно немеют. А после он улыбается, вскидывает голову, и в его взгляде совершенно нет страха. — Забавно. Впервые за всё это время, ты спрашиваешь, чего хочу я.***
Они идут в театр. Алоису плевать, что именно там будут показывать — он просто надеется на то, что это сможет отвлечь его от осознания приближающейся смерти, собьёт её гнилостное дыхание, раздражающее слух. Пусть там Джульетта снова глотнёт яда, например. И может быть, в этот раз Алоис даже не уснёт, пока будет следить за вяло развивающимися событиями на сцене. — Нам ведь достанутся билеты? — Транси с лживой надеждой взирает на сурового вида кассира, стоя в очереди рядом с Клодом. Тот коротко кивает, поправляя очки. Он чувствует, как медленно в чужой душе нарастает беспокойство. И весь деланно-спокойный вид Транси совсем не спасает положение. Фаустус обращает взгляд к нему, когда чувствует, как мальчишка аккуратно вкладывает свою ладонь в его руку. И встречает затравленный взгляд голубых глаз. Что ж, по крайней мере, он не пытается вымолить ещё пару лет жизни и не давится слезами. Клод слабо сжимает его ладонь, слышит облегчённый выдох, сорвавшийся с его иссушенных губ, и вновь обращает взгляд к кассе. Его время почти пришло. Они отпускают руки, когда демон покупает билеты. И им всё же везёт. — Не первый ряд, но ты сможешь увидеть, что происходит на сцене, — отходя в толпу, говорит демон. И понимает, что среди галдящих немцев, предвкушающих представление, нет знакомой фигуры.***
Алоис бежит, не особенно надеясь на удачу и, в принципе, не надеясь ни на что — всё давно кончено, он просто отказывался это признавать. Каблуки его сапог быстро стучат по мощеной дороге, в такт его уставшему сердцу, и он задыхается, не пробежав и половины улицы, но отказывается сбавлять скорость. Это бессмысленно — Клод быстро найдёт его и, может быть, впервые будет действительно зол. В конце концов, они такую очередь отстояли. Алоис истерично смеётся своим мыслям, всё же останавливаясь у входа в закоулок, совершенно не глядя на огибающих его немцев, которых внезапно неприлично много на улице в этот час. Он медленно выдыхает, пытаясь восстановить дыхание, на дрожащих ногах снова срывается на бег и скрывается в полутьме узкой улицы, слабо освещаемой фонарями. Люди были и здесь. Бедняк с жестянкой, где звенела пара монет, поднимает морщинистое лицо к свету, когда Транси пробегает мимо, и спотыкается, когда узнаёт в нём лицо старого графа — голубые прозрачные глаза смотрят на него с знакомым презрением. Алоис морщится, отворачиваясь, и бежит снова. Все встречающиеся ему здесь — отголоски его прошлого. Люди из сожжённой демоном деревни, старые слуги из поместья Транси, погибшие от инфекции отец и мать, чьи лица он уже почти забыл, маленький Лука. Граф улыбается, закрывая глаза, щурится, пытаясь наугад разобрать дорогу перед собой и, в конце концов, спотыкается снова, растягивается рядом с грязной лужей, но уже не пытается встать. Его происки. Его иллюзии. Он уже рядом. Транси прячет лицо в руках. Всё кончено. — Не самый лучший финал. Алоис давится всхлипом, когда чувствует, как его отрывает от земли. Он распахивает глаза и понимает, что больше нет ни грязной улицы, ни бедняков в порванной одежде и со знакомыми лицами, ни потрясающего и такого контрастного Мюнхена. Есть только тьма — вязкая, окутывающая, ревностно сжимающая чёрными нитями, сдавливающая в своих объятьях всё сильнее с каждым вдохом. Она набивается в рот и нос, режет горло, сковывает тело, холодом добирается до самого сердца, поглощает всё. — Алоис. Тепло его рук так обманчиво. Транси открывает глаза, встречает всё тот же спокойный взгляд обжигающе-жёлтых глаз, и в них нет ни капли сочувствия. — Зачем ты это сделал? Алоис быстро моргает, пытаясь спрятать слёзы и криво усмехается, прижимаясь щекой к чужой ладони. -…Разве мне есть, что терять. Так знакомо. Транси жмурится, вспоминая, как однажды, на первом этаже его особняка, разбитый и униженный словами Себастьяна, он сидел на полу, и Клод точно так же взял его лицо в руки. Они смотрели друг другу в глаза, и казалось, дворецкий действительно видел в нём нечто большее, чем простую деревенщину. Нечто большее. Нечто интересное. Нужное. Желанное. Алоис дрожит, чувствуя его дыхание на своём лице, но почти верит в то, что сам этого хочет. — Я оставлю тебя здесь, — мягко говорит Клод.«Что?»
Транси распахивает глаза, и успевает увидеть, как быстро тает огонёк чужих глаз в всепоглощающей тьме. Он дёргается в паутине, пытаясь оглянуться и надеясь на то, что всё это окажется глупой шуткой. — Нет, — срывается с его губ, когда он встречается с пустым мёртвым взглядом ещё одного человека, запутавшегося в чёрной сети.«Не бросай меня»
-Клод…«Пожалуйста, не бросай меня»
И его надрывный крик уже никто не услышит. *** Демон в последний раз смотрит на тело Алоиса, неудачно упавшего прямо посреди узкой улицы. Кровь запачкала его светлые волосы, тонкой струйкой очертила исхудавшее лицо, алыми пятнами осталась на светлом пальто, которое они купили совсем недавно. Клод недолго смотрит на его, равнодушное ко всему, лицо, на приоткрытые тонкие губы. А после убирает золотое кольцо с рубином во внутренний карман и уходит, огибая медленно подступающих зевак. Они ещё встретятся, позже. Когда у Транси почти не останется сил, когда слабый огонёк его души почти погаснет, и больше не будет смысла удерживать его взаперти, Клод придёт к нему, чтобы дать успокоение и наградить за все страдания, что он испытал. А пока что… Демон выходит из закоулка, вдыхает свежий вечерний воздух, направляется обратно к театру, и Мюнхен надёжно прячет его в разношёрстной толпе людей.