Кодекс порядочных людей или способы влюбиться в мошенника

Когда говорят про древнюю профессию, почему-то сразу думаешь про куртизанок. Проститутки, конечно, существовали давно, существуют сейчас и будут ещё задолго после нас, однако и помимо них случались профессии, которые, может, и назвать-то таковыми язык не повернётся. Пожалуй, слово «призвание» или «положение поневоле» будет звучать вернее, хоть некоторые и думают, что это именно их профессия, верят в иерархическую систему. Карьерный рост, если угодно. Мирон об этом не просто не думал, а даже и думать об этом не думал. Он как-то шибко спокойно жил, чтобы занимать голову подобной хернёй. У него была работа, он имел хорошие деньги, квартиру — собственную. «Представитель древней профессии» — для него именно шлюха, потому что до некого периода времени лишь с ними он и сталкивался. Ведь, даже имея профессию и деньги, можно быть невообразимо бедным. Шлюх в жизни Мирона было много. Шлюхи были разные. Были шлюхи в прямом смысле слова, а были шлюхи названные. Девушки, в основном. Жил он спокойно, но скучно и уныло: в собственной квартире казалось внезапно пусто и холодно, даже когда у него оставались друзья. Ванька, например, как-то облегчал его жизнь, часто заваливаясь к нему, но Ванька уж больно был Ванькой. — Со шлюхами проще, — говорил Мирон, — никаких отношений и зависимости. А между тем, Мирон был ой как зависим от простого общения и человеческого тепла. Дамы по вызову, девочки, которых он снимал в клубах и барах — все они есть то, кто греет ему простынки по ночам. Лишь бы не просыпаться одному. — Никаких отношений, зато — риск остаться с букетом, — улыбнулся Ванька. У Евстигнеева же недавно отношения закончились, но он и не стремился новые заводить. Ванька спокойно жил один. С радостью, блять. И зависимость друга от «представителей древней профессии» вполне понимал, хоть и не разделял его вкусы. — Я осторожен, — отвечал Мирон. Ванька лишь пожал плечами. Стабильность и спокойствие — то, чего порой хочется, когда тебе уже тридцать. Мирон поймал свой ритм, в который вряд ли бы вписался ещё кто-то. Он не считал себя бесконечно потерянным для общества: он вообще был не против наконец остепениться, жениться, но, увы, не на ком было. Потому и скитался. Он уже и сайты знакомств пробовал, но всё еблей на одну ночь заканчивалось… — Мать предлагала к бабке какой-то сходить, — вдруг признался Мирон. Ваня едва улыбальник не порвал. — Типа венец безбрачия у меня, нужно снимать. — А ты что? — А я поржал тихо, но ей сказал, что обязательно схожу. Просто сейчас я занят. — И сколько твоё «занят» длится? — Пару месяцев… Забавно, но мать на Мирона прямо давила, и Фёдоров уже перестал даже смеяться. Несколько раз он по-настоящему задумался, что, может, реально сходить. Ради интереса. Мысль «а что, если…» покоя не давала, но виду Мирон не показывал и себе старался не признаваться. Ему было проще жить так, как он привык: у него был свой ритм, свои правила, свои границы. Жил с тем, что впустить кого-то в свой мир стало немного даже страшно. Мать и после их с Ванькой разговора намекала на то, что вот есть у неё одна знакомая бабка. — У тебя же отпуск через неделю, — вспомнила мать. — У меня планы были. — Ничего, пару часов освободишь — не обломишься. Боялся Мирон с возрастом стать тем, кто верит в такого рода магию. Мать у него далеко не глупая была и совсем не наивная женщина, столько дерьма пережила. Возможно, она тоже хотела верить в то, что проблема не в сыне, а в том, что где-то не так сошлись планеты и звёзды, кто-то наговорил на него, завистливый, с плохим глазом. Дело не в том, что Мирон — скучный неудачник. Просто сглазили, родился не в ту фазу луны. Да в чём угодно проблема, но уж точно не в нём.

***

У Славы бабка всегда говорила, что она является представителем древнейшей профессии. Поначалу мелкий Слава и не понимал, и даже не старался её понимать. Однако бабка смеялась, каждый раз произнося это. Как целитель, а точнее — травница, его бабка прекрасно справлялась со своей работой. В её ясновидческий дар парень верить отказывался. — Вот ты смеёшься, а я ведь всё-всё знаю, — говорила женщина. Слава лишь плечами жал. С возрастом Машнов узнал, кого обычно называют представителем древней профессии, а от того и понял смех бабушки. Было в этом что-то забавное, ведь для него обе версии были не до конца верными. Потому что бабка была не просто целителем, а ещё и шарлатаном, а они, по мнению Славы, были всегда, есть сейчас и будут ещё задолго после нас. Возможно, он слишком сильно впечатлился книгой Бальзака, но в его голове всё было именно так. Воры, мошенники, шарлатаны — их слишком много, они среди нас, но мы их попросту не замечаем. Слава лично никогда не становился жертвой их деяний, но слышал, как мать рассказывала о ярких девяностых, как у неё неоднократно кошельки пиздили. А ещё Слава с детства тусил у бабки после уроков, видел, как к ней ходят люди с проблемами — настоящими или выдуманными. И Слава видел, как простую психологию бабка выдаёт за магию. — А если она что-нибудь с собой сделает, — порой в Славе просыпался сраный моралист. — Терпение, сынок. Через пару недель к бабке пришла ещё одна дама. Пришла по совету той самой, за которую Слава внезапно для себя начал переживать. И такое для неокрепшего ума подростка — нонсенс. — Иногда нужно соврать, чтобы помочь, — как-то сказала бабка. — Они платят, чтобы им помогли, а способ — дело моё. Она даже не стыдилась. — Ты же говорила, что не врёшь, — тогда сказал Слава. — А я и не вру. Женщина лишь улыбалась. И со временем это стало нормой. Бальзака Слава прочитал в шестнадцать. За работой бабки следил лет с семи. Она реально неплохо лечила, да и сам Машнов нередко вставал на ноги лишь благодаря вонючим отварам. Его наёбывали в детстве, что это всего лишь чай, и он едва не блевал, каждый раз выпивая дрянной девясил. Зато переставал кашлять за два дня. Но, помимо своеобразной работы, у Ксении Сергеевны была охуенная такая библиотека, где ни одной книги Малахова, зато много реально крутых работ. Однажды Сергеевна сказала, что перепишет квартиру на него, если Слава прочитает каждую, и парень, естественно, согласился на это пари. Только вот ранее незнакомых книг каждый раз становилось больше. Его собственная жизнь Славу слабо интересовала. И скучно, и грустно, а вокруг — обман и провокация. Он многое пробовал, в итоге понимая, что всё хуйня. Давай по новой. Компании, тупые люди, тупые женщины. Одни пиздят другим, те — третьим. Из всех прожитых компаний осталась пара по-настоящему близких человек. Потому Слава тусил дома у бабки среди книг и историй отчаянных людей, которые он и слышать не должен был, но порой слышал. Так Слава читал того самого Бальзака, Чернышевского, Андреева, а ещё стал разбираться в целебных травах. — Всё равно говно ваш девясил. — Он столько болячек лечит, что я бы не была так категорична. Противный, горький корень. Вонял пиздец, а на вкус — сдохнуть проще, чем выпить. Незнакомых книг становилось всё больше, будто это ебаный квест. И Слава уже забыл про квартиру, ведь важнее было именно прочитать всё. Потому Машнов приходил и после универа, во время универа. Он читал в спальне, параллельно изучая людей. Однажды у Славы была женщина — клиентка Сергеевны. Они пару раз сталкивались у входа в подъезд, и девушка решила, что это та самая судьба. Она была лет на пять его старше, однако отчаянная настолько, что уже клала на возраст. Секс его не особо впечатлял ранее, ровесницы хуёво старались, хоть от них и веяло молодостью и красотой. Марине было двадцать три, и от неё веяло отчаянием и тем, что её два года никто не ебал. После нескольких встреч Марина поняла, что Слава не тот, кто ей нужен, но Машнов заметил, что дама совсем преобразилась, словно расцвела. Слава не страдал комплексом бога, но порой именно им себя ощущал. Бабка о деятельности внука не знала, что добавляло накала. Слава получал охуенный секс, а дамы — уверенность в том, что они ещё кому-то нужны, что не всё в их жизни потеряно. Авторитет Сергеевны рос. И все счастливы. «Иногда нужно соврать, чтобы помочь», — говорил себе Слава. Квест стал куда интереснее.

***

— Это мой внук, — сказала Сергеевна, — помогает мне. Я старая и еле хожу, а он едва не лучше меня в травах разбирается. — Ему ж лет двадцать. — Евгении было около сорока. — Он у нас древняя душа и очень начитанный. Бабка умела заговаривать. Она мягко улыбалась, тихо говорила, но главное — её аура. От неё словно светом веяло и теплом почти волшебным. Слава к этому привык. Клиенты, ощущавшие это, в восторг с порога приходили. Дома у Ксении Сергеевны была идеальная чистота, а ещё — очень светло, потому что сторона солнечная. Из обычных окон столько света вливалось, что даже в пасмурную погоду становилось хорошо. Славе курить в квартире строго запрещалось — бабка считала это дурной энергией. — По-моему, он слишком молод, — решила Евгения. — Если угодно, он выйдет, — тогда ответила Сергеевна. — Слав, погуляй с часик, хорошо? И Слава пошёл гулять. Он взял какую-то книженцию про литотерапию и сел на скамью у подъезда. Спасибо, что поставили скамейки со спинками: он откинулся назад, закурил и принялся читать. За временем не следил вообще. Книга оказалась обычным пособием, но и к такой нудятине он привык. Скурил пару сигарет, вытянул длинные ноги. Бабка не настолько беспомощна была, так что можно было забыться, уйти в чтение с головой ненадолго. Он подумал, что будет неплохо поймать потом ту женщину и попробовать её трахнуть. — Огонька не будет? — спросили у него. — Я свою зажигалку проебал где-то. Слава проморгался, машинально потянулся в карман куртки и протянул зажигалку стоявшему рядом чуваку, нехотя отрываясь от книги. Лысый мужик шустро прикурил, уселся рядом, но ни слова более не сказал, кроме короткого «спасибо». Слава несколько раз посмотрел на него искоса, отмечая пышные ресницы и длиннющий нос, но после тут же утыкался обратно в книгу. Лысый смотрел в одну точку прямо перед собой и о чём-то напряженно думал. — Ждёшь кого? — вырвалось у Славы. — Ну, не совсем, но типа того, — кивнул мужик. Слава попытался вспомнить всех жителей дома. Вроде, одни бабки в основном жили, несколько семейных пар. Одиноких женщин не помнил, но, может, кто к матери пришел. Потом лысый закурил вторую. Слава решил, что подымит за компанию. Так и сидели: молчали, лысый смотрел на кусты, Слава — на лысого. — Дырку во мне прожжешь, — хмыкнул мужик. — А ты какой тушью пользуешься, что реснички такие длинные? — поинтересовался Машнов. Лысый ухмыльнулся, удивлённо качнул головой, но не ответил. Забыв уже про книгу, Слава вспомнил про то, что пора возвращаться, потому, докурив, так же молча поднялся с места, когда Евгения вышла из подъезда. — Удачи, — протянул он женщине. Та лишь криво улыбнулась. Настроение ебать грустных баб пропало как-то. Слава вошёл в квартиру, держа книгу подмышкой и сразу направился к огромному шкафу с книгами, падая на свое родное кресло. Он недолго потупил в стену, где висел телевизор, закусил губу. Может, лысый ждал Женю? Сергеевна говорила, что у неё сегодня ещё несколько людей записаны, среди которых мужчина. Слава представил, как лысый еврейка заходит в двери квартиры его бабки, плачется, что хуй у него не стоит, потому пришел он лечить его травами да заговорами. Естественно, мгновенно на ржач пробило. — А к тебе никто с нестоячкой не приходил? — спросил Слава бабку. — Ко мне много с чем приходили, — спокойно ответила Сергеевна. Слава тихо цокнул, вновь прячась за шкафом, чтобы ненароком не выгнали опять в холод. Он продолжил читать. Домашку делать не хотелось, и Слава решительно не собирался этим заниматься. Он погрузился в изучение камней, возвращаясь в реальность лишь после звонка в дверь. — Если попросят, придётся опять идти гулять, — сразу сказала Сергеевна. — А скорее всего придётся. — Мужик с нестоячкой? — Мужик, но с последним вот не уверена. Слава кивнул. Мужик точно попросит выйти постороннего — он бы и сам попросил, наверное. Потому пришлось не прятаться, а прямо сесть на видном месте, на кухне, грустно глядя на уныло висящую в прихожей куртку. Но он опять уткнулся в книгу. Пил иван-чай, аккуратно листал страницы. А потом услышал знакомый голос. Или ему так показалось. — Ксения Сергеевна? Здравствуйте, — начал с порога мужчина. Слава вытянул шею, пытаясь разглядеть нового гостя. Лысый черт. Слава едва не подавился. Говорила ему бабка, что мысли материализуются! И мужик заметил его, когда Слава попал в его поле зрения, пока тот снимал пальто. Слава широко улыбнулся, готовясь валить, но мужик лишь удивлённо округлил глаза, потом улыбнулся, кивнул и тихонько прошел в гостиную, где его ждала Сергеевна. И лысый не потребовал «помощника» свалить. Ему словно вообще похуй было. Слава понял, что мужик в магическую бурду вообще не верит. Слава цедил чай на кухне, впервые с интересом вслушиваясь в каждое слово за стеной, в гостиной. Он положил книгу на колени, но открыл, если вдруг пришлось бы сделать вид, что нихуя он тут не подслушивал, а делом занят вообще-то. Говорил лысый тихо. Казалось, едва не шептал. Слава вспомнил все способы подслушивания из-за стены, но решил сидеть, как есть, просто прикрыв глаза и настроившись на каждый звук. Его даже немного потряхивало, когда он не мог что-то услышать. Лысого звали Мироном. Пришел он к бабке не из-за нестоячки, а потому что мать отправила. На этом моменте Слава тихо гыгнул, думая, что в таком возрасте уже по совету жены к бабкам ходят радикулит лечить, а он по совету матери, и не из-за спины больной даже. Слава ранее ни разу не встречал, чтобы к Сергеевне приходили мужики. Тем более лечить раны сердечные. И он наконец понял, почему Мирон говорит так тихо. Стрёмно ему. Славе бы, наверное, тоже стрёмно было за таким и к бабке. Бабка честно сказала, что на Мироне небольшой сглаз, который легко снять одним сеансом, ежедневным заговором в течение недели и травяным настоем. Обкурила она его какой-то вонючей дрянью, дала в руки бумажку, на которой текст, чтобы перед зеркалом перед сном читал, и дала кулечек трав, который являлся простым седативным сбором. Слава невольно представил выражение лица Мирона, когда бабка вокруг него с веником плясала. Увидев такое впервые, Машнов испугался. Позже рассмеялся. Потом привык. Но Мирон, хоть и странный парень, но на ебанутого точно не тянул. Скорее всего, просто не мог найти нормальную бабу, а мать устала внуков ждать — вот и результат. Но самовнушение — сильный инструмент. Если в него верить. По Мирону сразу было видно, что он скептик. Он не верил, либо верить не хотел, что вероятнее. Травы ему не помогут, как не поможет и заговор. Время, быть может, расставит все по местам, либо случай. Самовнушение — не для него. Болтали они недолго — больше сглаз снимали. Слава забыл про книгу, слушая бубнеж бабки. Было в этом что-то гипнотическое, почти магическое. Иногда Слава позволял себе поддаться ее чарам, расслабить мозг и подумать, что магия реальна. А потом вспоминал тонны книг по психологии на полках в спальне. Обманывать «во благо» Слава умел лишь женщин. Сперва он слабо мог представить себя на месте Мирона: тебе тридцать, но все дамы — одноразовые. После, оглядевшись, Слава понял, что к аналогичному движется сам. Он ясно помнил тяжёлый взгляд Мирона, полное глубокой грусти напряжение. Он сидел ровно, но смотрел так, будто всю жизнь на плечах кирпичи таскает, а те всё тяжелее и тяжелее. Он пришел к бабке снимать сглаз. Мужик в тридцать по настоянию матери пришел к бабке — это ж пиздец, край! Славе резко захотелось научиться помогать и мужикам, но лишь для того, чтобы помочь одному — себе в будущем.