Кодекс порядочных людей или способы влюбиться в мошенника

Слава тогда едкое желание побежать за лысым поборол. Он спрятался за книгой, делая вид, что крайне заинтересован во всей этой хуйне. Мирон спокойно вышел, сгорбившись немного. Машнов подумал, что предложить помощь мужику — совершенно нетактично, особенно в той ситуации, где Мирон пришёл, явно скептически настроенным, лишь потому, что настояли извне. Скорее всего, у него реально проблема, как бабка говорила, кармическое это. Что-то из астрологии, кажется. Мирон в одиночестве страдал, даже с учётом его взгляда на мир, Слава понимал, что тон и голос мужика — верный показатель того самого отчаяния. Мирона надо брать горяченьким, пока он, прячась в своё огромное пальто, нуждается в помощи психолога с волшебным хуем. Вообще Слава решил, что и трахаться-то не обязательно, потому что конкретно ему самому нужно именно понять причину такого состояния, чтобы потом, в дальнейшем, не повторять ошибок Мирона. Из-за чего, собственно, и не торопился бежать вслед за клиентом с вопросами и предложениями посидеть где-нибудь вечерком вдвоём. — Ему поплохело посреди сеанса, — заключила бабка, выходя на кухню и ставя чайник. — В смысле? — не понял Слава. Слава как минимум не слышал, как кто-то блюёт за стенкой, не заметил и ругани или шипения. Тихо всё прошло, гладко как будто. — Ты же сказала ему, что это из-за того, что сглаз слишком сильный и что нужен повторный сеанс? — с прищуром спросил Слава. Бабка рассмеялась. — А ты быстро учишься, — на хохоте ответила Сергеевна. — Но нет, я сказала, что у него, возможно, непереносимость какого-то компонента сбора, — кивнула она, — со скептически настроенными клиентами иногда нужно действовать иначе, потому что они и так думают, что я их обманываю, а тут лишний повод подумать, что они правы. Слава задумался. Он бы, пожалуй, так и подумал: что пиздят ему, даже не краснея. Стало понятно и то, почему Мирон так быстро и тихо свалил. — И чего в итоге? — Слава таки ощутил запах надежды. Он пах шалфеем. — В итоге я сказала, что он может прийти в другой раз, да — кивнула бабка. — За отдельную плату? — Ну, не без этого. Я сразу спросила, на что у него аллергия, а он промолчал. Не мой косяк, — она пожала плечами, роясь в ящиках шкафчика, — но и насильно я никого не тащу на сеанс. Теперь настала очередь Славы смеяться. — Я думаю, он вернётся, — решил Машнов. Бабка заговорщически ухмыльнулась. — Вот и я так думаю. Слава пару раз думал о лысом. Он представил себя через пару лет, когда он закончит универ, станет кем-нибудь никем где-нибудь нигде. Там он всё такой же одинокий, сидит на кухне и пьёт пиво после любимой работы, торчит в интернете или с книгой в руках. Максимум, кто у него есть, — кот. Скорее всего, пара котов. Возможно, он будет жить с каким-нибудь товарищем-неудачником, потому что остальные товарищи его давно женились. Не сказать, что картина прямо-таки удручающая, но и приятного мало. Слава друзей нормальныx найти не мог, а тут найди-ка спутника жизни. На всю, блять, жизнь, чтоб с кем-то проёбывать жизнь, аналогично сидя на кухне под тупой видос, но хотя бы с кем-то. Проёбывать жизнь с кем-то, а не одному, хотя бы не так обидно. До сессии ещё валом времени оставалось, посему Слава не напрягался. Он спокойно прогуливал, читал, ходил к бабке, виделся с товарищами. Единственное, он перестал гоняться за клиентами Сергеевны, вместо этого увлекшись новым течением в изучении шарлатанов. Язык телодвижений и книжка в картинках от семейной пары со смешной фамилией. Слава невольно вспоминал американские сериалы, где крутые психологи помогают раскрывать дела. Менталисты, мастера читать людей по единственному взгляду. Такие же охуительные наёбщики. Пару таких книг он нашёл у бабки, но они как раз были потрёпанные, хоть и не сильно старые. Слава давно их видел, ржал над фамилией, будучи пиздюком, но из-за размера книг не брал их. А тут возраст, понимаете ли, да и про камни он всё прочитал. Мирон не появлялся, и Слава порой вспоминал его, думая, что они с бабкой всё-таки ошиблись, наверное. Обычно возвращались через неделю максимум, а тут столько времени прошло, что, скорее всего, лысый уже и невесту себе найти успел, окрылённый мощным заговором и сбором из пижмы и зверобоя. Или что там бабка ему выписала? Дамы прибывали и убывали, а Слава думал о том, когда придёт мужичок. Сергеевна, как назло, про клиентов своих ничего не говорила, но однажды издевательски сказала, что был тут у нее один парень, пока Слава на лекциях спал. Машнов напрягся, думая, что всё, проебал, но потом бабка добавила, что у того был охуенный рыжий цвет волос. «Да иди ты, блин!» — чуть не вырвалось тогда у него. Собственно, он реально переживал, хотя, казалось, не за что было. Слава мог положить большой и толстый, потому что контакт с людьми имел, баб имел, а там и любовь встретить недолго. Но унылый лысый еврей будто под рёбра залез и выжигал своими огромными глазами, вынуждал ждать, желать этого разговора, где Слава наконец выяснит, как тот до такого докатился. Но вместо этого бабка над ним издевалась, время издевалось, а Мирон не появлялся. — Не придёт, — решил Слава, — точно не придёт. За месяц Слава привык к тому, что внутри живёт червяк, ждущий явление еврея в их хоромы. Привык настолько, что, как писал один охуенный дядя, довёл это состояние до хрони, где оно и отвалилось само собой. Проще говоря, стало похуй. Машнов расправил плечи, улыбнулся самому себе и опять начал сношать клиенток бабки. Всё-таки нет, он не такой, как Мирон. Совсем не такой.

***

Мирон тогда пришёл домой и сразу упал спать. Он оставил бумажку с заговором в кармане пальто и доставал каждый раз, залезая руками в карманы, когда ехал на работу или по делам. Он брал её в руки, разворачивал, смотрел на текст, на рецепт, а после убирал обратно. Хуйня это всё. Но и не выбрасывал. И лежал этот листок в его пальто аж до холодов. Потом он переоделся в пуховик. Про бумажку в кармане забыли, а потом он полез ключи искать, случайно по привычке залез в пальто. Теперь листок, «забытый» всеми, лежал на комоде в прихожей. Мирону то ли сложно решиться на принятие было, то ли мозг отказывался верить в это, то ли ещё что. Он не мог заставить себя заняться этим даже чисто «по-приколу». Натыкался взглядом на мятый листок, долго и напряженно о нём думал, в руки не брал, потом всё заново. А потом приехала мать, напомнила про то, что ему надо ещё раз к бабке сходить, надавила, не думая даже, что и без того тяжело. Напрягало то, каким адекватным казался тот парень, у Ксении Сергеевны дома. Внук, кажется. Он был простым и донельзя нормальным. Он спокойно читал эзотерические книжки, пил чай с бергамотом, курил на лавке у дома, несмешно шутил. Но он был определённо точно нормальным, что вызывало сразу столько вопросов. Почему-то, когда Мирон думал про помощника бабки-шаманки (или как это называется?), он представлял либо чёрного мага в футболке Кипелова и по совместительству финалиста какого-нибудь сезона экстрасенсов, либо православного юношу: голубоглазого, кудрявого, в лаптях, возможно. А этот был простым студентом, улыбался противненько так. И от сего казалось всё сюрреалистичным, словно бабка тоже настоящая, просто людям помогает, потому что и у неё странных атрибутов Мирон не видел. Чем больше Фёдоров думал, тем больше путался. Мать пару раз настаивала на повторном посещении бабки, а потом успокоилась. Мирон уже думал привести какую-нибудь левую девку и сказать, что они встречаются, лишь бы мать успокоилась. Тем временем, листок всё лежал в коридоре, а Фёдоров пару раз гуглил заговоры от венца безбрачия. «Налейте в синюю кружку освящённой воды. В двенадцать пятьдесят три ночи. В третий день растущей луны». «Чтобы в доме появился мужчина, купите мужские тапочки нужного вам размера и оставьте их в коридоре…» «Повесьте на люстру красные трусы». У Мирона лоб от ладошки болел уже. Для интереса он прочитал заговор Сергеевны, открыл рецепт. И тут всё казалось нормальным. Читать заговор нужно каждый день, стоя перед зеркалом и глядя себе в глаза. Текст — своего рода мантра, настраивающая на положительный лад. Листок в итоге Мирон выкинул, потому что выучил текст наизусть. И в какой-то степени это помогало. Он настраивал себя с утра, улыбался даже. Немного тошнило от себя, но со временем отпустило. Только вот чувство того, что «сглаз» не снят, давило. Девочки, как назло, отказывались с ним знакомиться, словно когда они начали снимать тот ебаный сглаз, но не досняли, они открыли что-то, что усилило его. Вот так Мирон начал думать, когда несколько раз подряд его послали нахуй. В голове всё смешалось на почве усиления вокруг этой магической дребедени. Все неудачи стали сводиться к одному — его, блять, проклятье стало сильнее, теперь распространяется на несколько сфер жизни и душит, не даёт нормально жить. Уверенность тоже куда-то в пизду скатилась. Мирон как-то где-то прочитал, что некоторые ведьмы, наоборот, сглазить могут во время сеанса, чтобы ты потом точно вернулся. Для человека, который совершенно не верит в магию и рядом стоящие лженауки, Мирон стал слишком много думать об этом. Слишком открылся, что ли. Хотелось купить булавочку от сглаза или красную ниточку начать носить, но потом он понял, что булавка — самовнушение, и прочитал, что ниточку должен завязывать любимый человек. Мозг отказывался воспринимать мир, как раньше, потому что вся вселенная перевернулась, сменила угол и теперь давила на одного-единственного неугодного за все сопротивления её законам. Потому он и был несчастен: потому что не мог склонить голову, открыться до конца. Мирон даже пить перестал, потому что страшно как-то становилось, и он едва ли не вслух проклинал себя за то, что согласился тогда на эту авантюру. И позвонил он Сергеевне вновь. Поначалу даже немного противно было. Для него это всё равноценно тому было, что он предаёт себя и своё мировоззрение, хотя ничего такого по сути и не происходило. Но про себя он яростно матерился, даже когда из дома выходил, чтобы на сеанс поехать. Матерился, но шёл. И в теле своём оттого было неуютно как-то, будто подменили. — Это нормально, — говорил он себе. — Я просто уточнить. Не свалится же небо из-за этого, блин. И действительно, небо не упало, а вполне себе радовало отсутствием облаков и ярким голубым цветом. Было тепло, хорошо, птички курлыкали. А он шёл и то матерился, то подбадривал себя. Как перед походом к стоматологу. «Ну что ты, это нужно! Это всё во благо! Никто от такого не умирал!» «Как баба, бля, совсем, ну ёбтвою!» «Самовнушение тоже надо чем-то подкреплять…» «Подкрепишь его своим отвалившимся хуем, Мирош!» «И деньги-то небольшие». «А пизда у тебя ебать большая, Мирош!» Доехал. Как и ранее, сел на скамью и закурил. Погода всё ещё радовала, а состояние было, словно вот-вот опять затошнит его, и он наблюёт позорно прям тут. Сартр отдыхает. Мирон звонко шмыгнул носом, глядя на дверь подъезда. Он специально пораньше приехал, чтобы себя настроить. Или сбежать. Сидел один, смотрел на проходящих рядом котов, на то, как они беспардонно лижут себе яйца — коты ж, хули! В дверях его встретил тот парень. Он заявил, что бабка ушла куда-то ненадолго. Почему-то даже легче немного стало. Но парень очевидно удивился его приходу, смотрел огромными глазами и не ухмылялся ни разу. — Чай? Кофе? — предложил внук Сергеевной. — Воды, пожалуйста. — Я Слава, кстати. — Мирон. Говорили коротко, урывками. Как тогда, во дворе. Мирону неуютно было, всё давило, хотелось домой уйти. А потом его напоили каким-то пахучим чаем и он внезапно для себя расслабился. По ящику на кухне фоном шла какая-то смехопанорама, и от абсурдности происходящего Мирон в голос рассмеялся: тупые шутки, странная ситуация, он пьёт травяной чай, колени дрожат. А сидящий рядом студентик с интересом поглядывает на него, причём так странно, чуть прищурившись, словно спросить чего хочет, но не решается, пытаясь навскидку найти ответы на все свои вопросы. Последнее было особо забавным, потому что так Мирона давно никто не разглядывал, если что-то подобное вообще было в его практике. Слава шустро отводил взгляд, видя, что его действия заметили, но потом и вовсе перестал прятаться. И тогда Мирон решил действовать по-своему. Он подпёр подбородок кулаком и посмотрел на парня в ответ. — Чего? — спросил тот. — Ну, я жду, — ответил Мирон. — Ты что-то хотел или мне кажется, что ты пялишься, как тогда? Слава улыбнулся светлой улыбкой, чуть заметно хохотнул, а потом кивнул за спину Мирону. — Ба-а, к тебе клиент, — протянул Слава. А потом хитро ухмыльнулся. Сука! Но главное, что Мирону начало казаться, что в тот момент, пока они сидели на кухне вдвоём, сам он смог нормально дышать. Либо это была странная магия, в которую Фёдоров пока отказывался верить, либо его и тут наёбывали.