Эд Стюарт и Древние Боги

      Наверное, как сын Афины, я должен быть менее восприимчив к влиянию детей бога-проказника. Но порой сложно противиться своим желаниям.       Как-то раз я возвращался с арены, где Дик успешно побил меня и Эшли (он по-прежнему называл это «тренировкой»), когда на меня буквально налетели братья Стоуллы.       — Эд, гляди, что у нас есть! — Коннор дал мне мельком заглянуть в свой рюкзак.       Я успел увидеть стопку DVD, прежде чем Коннор снова застегнул рюкзак и огляделся, словно проверяя, не привлёк ли он лишнее внимание.       — Что это? — я недоумённо нахмурился.       — DVD! — констатировал Трэвис.       Я закатил глаза.       — Я понял, что это DVD. Что это значит?       — Ты же не смотрел «Царя Спарты», — лукаво подмигнул мне Коннор.       — Тот фильм с отцом Пайпер в главной роли? — вспомнил я.       — Ага! Предлагаю наверстать упущенное. И не только «Царь Спарты». У нас тут целая коллекция фильмов с Тристаном Макклином в главной роли, — похвастался Коннор.       — А Хирон на пару дней отлучился из лагеря, — напомнил Трэвис. — Так что проектор в Большом Доме полностью в нашем распоряжении.       Он сказал это с такой уверенностью и без лукавства в голосе, что можно было подумать, будто это их законное право — в отсутствие Хирона смотреть фильмы на его проекторе.       — Это нарушение правил, — засомневался я.       — Да ладно тебе, Эд! — Коннор попытался похлопать меня по плечу, но я смахнул его руку. — Наплюй на правила! Это совершенно безобидно! Мы нарушили все правила, которые только можно безопасно нарушить. Мы даже способствовали введению некоторых новых правил, которые мы впоследствии нарушали уже официально!       — И потом, — подхватил следом Трэвис, — мы уже устали хранить секрет, что ты не боишься пауков. Хочешь сам разыграть своих братьев и сестёр? Тогда чего ты тянешь? Или ты.?       — Нет! — я испугался, что они действительно могут всё разболтать. — У меня… действительно есть кое-какие планы. Правда, пока без деталей.       У меня действительно была довольно наглая идея, как использовать арахнофобию своих братьев и сестёр. Но я хотел не просто устроить розыгрыш чисто ради смеха, я преследовал конкретные цели. Но пока я просто пытался набраться решимости, чтобы разработать хоть какой-то план. Я не хотел, чтобы меня насильно подгоняли.       Братья Стоуллы задумчиво нахмурились. У меня возникло ощущение, что их посетила мысль о возможном масштабе розыгрыша. Ведь пока я тяну с его исполнением, в домике уже соберутся все дети Афины, которые приедут в Лагерь на каникулы. Не знаю, кем я был в их глазах: орудием исполнения или козлом отпущения.       — Тогда мы должны быть уверены, что ты способен на это, — сказал Коннор. — А ты боишься просто пойти с нами и посмотреть кино.       Я хотел отказаться. Но предложение братьев Стоуллов само по себе звучало слишком заманчиво. Другие полукровки, может, и привыкли к полудикому образу жизни, но мне такая адаптация давалась с трудом. Я всегда был «городским жителем», который привык ко всяким благам постиндустриального общества вроде интернета, видеоигр, телевидения или даже радио, в конце концов!       Конечно, в домике Афины была интерактивная доска, но её использовали только для демонстрации всяких схем, чертежей, таблиц и планов сражений. Никаких развлечений, только работа. Особенно тоскливо становилось в моменты, когда я вспоминал, что пока я живу в лесу, во внешнем мире идёт новый сезон моего любимого «Доктора Кто».       — Так, мы не настаиваем, — заговорил было Трэвис. — Если ты не хочешь, мы всё равно…       — Я хочу, — поспешил ответить я.       — Тогда идём прямо сейчас, — не стал медлить Коннор.       — Куда идём? — раздался вдруг чужой голос.       Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Коннор и Трэвис резко обернулись. Позади них, сурово скрестив руки на груди, стояла Кэти Гарднер. Никто из нас не видел, как она подошла.       — Шлёпанцы Гермеса! Кэти! — театрально схватившись за сердце, охнул Коннор. — Ты дочь Деметры, а не Охотница Артемиды, почему ты так незаметно подкрадываешься?       — Не думала сменить род деятельности? — в шутку спросил Трэвис, за что получил от брата локтём в бок.       Кэти пристально посмотрела на каждого из нас: на Коннора, на Трэвиса, на меня. Потом перевела взгляд на рюкзак Коннора, в котором он прятал комплект DVD.       — Я же просила вас, — сказала девушка, устало закатив глаза. — Хотите, чтобы Эду за вас все шишки достались? — Кэти посмотрела на меня: — А ты о чём думаешь? Тебе не кажется, что ты позоришь домик Афины?       — Ну… — я замялся.       На помощь мне пришёл Коннор.       — Кэти, ну сама подумай. Дети Афины и розыгрыши — это вещи несовместимые! Так что, пожалуйста, перестань быть нашим надзирателем хотя бы сегодня. Нам и одного хватает.       На мой взгляд, он врал весьма убедительно. Но Кэти не спешила ему верить.       — Что ты показал Эду в своём рюкзаке? — Кэти буквально сверлила Коннора взглядом.       — Свои щипцы.       — Вовсе нет.       — Какие щипцы? — спросил я, и только потом понял, что этим вопросом подставил Коннора.       Кэти пронзительным взглядом поочерёдно изучала каждого из нас.       — Говорите, что задумали. Или я расскажу домику Аполлона, что вы зачаровали все мячи, чтобы при ударе они издавали пердящий звук.       — А ты откуда знаешь? — удивлённо вытаращились на неё братья.       Кэти молчала. Она ждала ответа на свой вопрос.       Рисковать своим розыгрышем братья не собирались и, взвесив обе стороны, вынужденно признались в своей мелкой и безобидной шалости.       Кэти выслушала их, с любопытством приподняв бровь. Я уже успел усвоить, что Кэти в лагере была кем-то вроде надзирателя у братьев Стоуллов. Конечно, предотвратить большинство их выходок у неё не получалось, но братья всегда становились нервными, когда Кэти появлялась рядом. Решив, что всё кончено, и день кино отменяется, я уже собирался вернуться в домик Афины, но Кэти неожиданно заявила:       — Я хочу с вами.       Она смущённо поджала губы, словно сама была не в восторге от собственной просьбы. Очевидно, я ошибался, и далеко не все полукровки привыкли к жизни в лесу.       — Ладно, — не раздумывая, брякнул Коннор.       — Стой, что? — оторопел Трэвис. — Нет, не ладно!       Он отвёл брата на шаг назад и развернулся к нам спиной.       — Коннор, это тупая затея, — вполголоса произнёс Трэвис.       — А ты что предлагаешь? — спросил брата Коннор.       — Отговори её. Она всё испортит.       — Она всё испортит, если мы не возьмём её.       Кэти разочарованно простонала.       — Вы же в курсе, что мы вас слышим? — позвала она.       Коннор равнодушно махнул рукой.       — Она всем разболтает, — стоял на своём Трэвис.       — Не разболтаю, — пообещала Кэти.       — Не разболтает, — подтвердил Коннор.       — Я закусок принесу, — предложила Кэти.       Её козырная карта сыграла свою роль. Трэвис был вынужден уступить. Он развернулся обратно к Кэти.       — Только никому ни слова, — предупредил он. — Мы не хотим толпы. Встречаемся в Большом Доме через десять минут.              Кэти удивила всех, явившись с большим пакетом кешью, миндаля и фундука, а также прихватив с собой несколько крупных яблок. Трэвис быстро настроил проектор. Мы с Коннором притащили из соседней комнаты диван.       Я было забеспокоился, а не застукает ли нас Аргус, наш стоглазый сторож. Но братья заверили, что в это время он занимается обходом границ, а в Большом Доме охранять толком нечего. На несколько часов мы могли спокойно забыть обо всём.       Но прежде чем мы приступили к просмотру, я захотел узнать, о каких щипцах упоминала Кэти.       — Посылка от их отца, Коннор с ними не расстаётся вообще, — прокомментировала Кэти.       Коннор и Трэвис начали рассказывать. Однако помимо того, что братья постоянно перебивали друг друга, свой рассказ они начали с самого конца, поэтому я ничего не мог понять. Чтобы выяснить контекст, мне пришлось из раза в раз задавать уточняющие вопросы, и кое-как в моей голове сформировалась довольно занятная история.       Когда-то на чердаке Большого Дома находилась мумия пифии. В принципе, это была самая обычная засохшая и стрёмная мумия. Но периодически в ней просыпался дух Дельфийского Оракула, и мумия буквально оживала, излагая невезучему полубогу мрачное и запутанное пророчество.       Более чем полвека дух Оракула не мог покинуть мумию, пока в прошлом году, во время войны с Кроносом, не появилась смертная Рэйчел Элизабет Дэр (её почему-то называли полным именем). В ней не текло божественной крови (по крайней мере, это не установлено), но она обладала удивительным даром видеть сквозь Туман. Она видела даже больше, чем полукровки –сквозь любую маскировку монстров. Никто не знает, почему.       Но со временем Рэйчел Элизабет Дэр стала видеть смутные и непонятные картины будущего. Тогда она и решила стать новым Дельфийским Оракулом. Сам Аполлон явился перед Большим Домом, чтобы передать ей этот дар.       И, пока все были отвлечены, Коннор и Трэвис поспешили на чердак. Обычно там хранились трофеи и другие интересные вещички, но пока там сидела мумия, братья опасались к ней лазить. Теперь же дух Оракула наконец-то переместился, мумия исчезла, и путь был свободен. Но не успели братья провести на чердаке и минуты, как вдруг комнату, словно лазером, пронзил яркий золотой луч, и трехногая табуретка, на которой все эти годы сидела мумия, мгновенно исчезла. (Как позже выяснилось, Аполлон преподнес эту табуретку в «подарок» новому Оракулу.)       Испугавшись луча, дематерилизующего предметы, братья спешно сбежали с чердака, прихватив первое, что попалось под руку. Трэвис — подушку-пердушку, а Коннор — щипцы для гриля. Но, в отличие от подушки, щипцы оказались с загадкой.       Коннор достал щипцы из рюкзака и дал их мне посмотреть. С виду это были самые обычные щипцы, даже не из небесной бронзы. Но на их деревянной рукояти была выгравирована надпись: «Чтобы вынимать из огня салфетки из Тартара». И на обратной стороне: «Для одноразового использования».       — И как это понимать? — растерялся я.       Коннор пожал плечами:       — Сам не знаю.       — Только теперь он всюду таскает их с собой, — сказала Кэти. — Ждёт момента, когда они пригодятся. Весьма разумно с его стороны, что редкость.       — Я всё слышу.       Тут я вспомнил, что всякий раз, когда видел Коннора, он действительно таскал с собой рюкзак или небольшую сумку. Некоторое я время разглядывал щипцы, но, не обнаружив в них ничего интересного, вернул Коннору.       Я взял яблоко из большой миски, куда мы ссыпали всё, что принесла Кэти, и откусил кусок. Яблоко оказалось незрелым и кислым. Жаловаться я не собирался, но заметив, как я сморщился, Кэти неловко извинилась и забрала у меня яблоко. В её руке зелёное яблоко постепенно приобрело желтоватый оттенок, а один из боков даже подрумянился. Кэти вернула мне его, и я снова откусил. Яблоко стало сладким.       — Вот это круто! — завороженно пробормотал я.       Откровенно говоря, это действительно полезная в быту способность, в отличие от умений выпускать молнии или огонь.       Наконец, мы перешли к кино. Из коллекции фильмов, где снимался отец Пайпер, первым делом мы единогласно выбрали «Царя Спарты». Рейтинг фильма, на самом деле, не подходил мне по возрасту, но никто не сказал ни слова.       В компании закусок и бутылок «Кока-Колы», которые прихватил Коннор, мы вместе глядели на зрелищные и кровавые баталии, обязательные для жанра дворцовые интриги, а также на рельефные мышцы Тристана Макклина, которые он обнажал при каждом удобном и неудобном случае.       Следующий фильм в коллекции — «Глаз Бури» был частью франшизы о Джеймсе Бонде. Здесь Тристан Макклин играл антагониста, и, по мнению Коннора, он был ничуть не хуже Мадса Миккельсена (что Кэти восприняла с большим скепсисом).       Я подумать не мог, что дочка богини земледелия внезапно окажется поклонницей шпионских боевиков. Кэти с упоением рассказывала, как «Глаз Бури» после «Кванта Милосердия» заставил её дать Дэниелу Крейгу ещё один шанс, а потом и вовсе вышел великолепный «Скайфолл».       В какой-то момент, когда персонаж Макклина на экране объяснял, почему он ушёл из злодейской организации «Спектр» и помогает Бонду (разумеется, имея планы в будущем избавиться и от него), мы вдруг поняли, что из соседней комнаты доносятся посторонние голоса.       Трэвис остановил проигрыватель, и в следующий момент в дверном проёме показались Лео и Джейсон. Мы с облегчением выдохнули. Конечно, Хирон не мог вернуться так быстро, но существовали и другие неприглядные исходы событий.       Лео окинул взглядом комнату.       — Ого, кино смотрите? Это что, папка Пайпер?       — Хотите с нами? Места ограничены, — предупредил Трэвис.       — А вы что здесь делаете? — поинтересовалась Кэти.       — Хирона нет, мы в «Нинтендо» хотели сыграть.       Джейсон указал на комнату за ними, где Хирон действительно держал телевизор с игровой приставкой.       Неожиданно. Джейсон — сын царя богов, уважаемый герой в Лагере Полукровок и один из руководителей Двенадцатого легиона в Лагере Юпитера. Говорят, что римляне особо дисциплинированы. Если это так, тогда пребывание среди греков негативно сказывается на Джейсоне. Хотя я бы не сказал, что это плохо.       — Пайпер ни слова, — попросил я, почему-то опасаясь дочки киноактёра больше, чем старосты и её заместителя в домике Афины.       Джейсон усмехнулся.       — Мы не сумасшедшие.       — Говори за себя, — весело ухмыльнулся Лео. — Но рассказывать мы никому не станем.       Какое-то время Джейсон и Лео провели с нами, но потом ушли играть в приставку, зачем сюда собственно и пришли.       После того, как они покинули Большой Дом, мы ещё до самой темноты смотрели кино. Оставшиеся фильмы мы досмотрели на следующий день. Тристан Макклин чаще всего снимался в экшн-фильмах, иногда предпочитая и комедии. Однако в серьёзных картинах его практически невозможно увидеть. Отец Пайпер будто нарочно создаёт себе яркий и мощный образ, который мгновенно остаётся в памяти. Он как Дуэйн Джонсон или Том Круз. Сперва я решил, что таким образом Тристан Макклин пытается компенсировать тот факт, что он простой смертный в волшебном мире греческих богов. Но я ошибся. Оказалось, что Пайпер Макклин даже не знает, что сбежавшая мать его дочери — сама богиня Афродита. Видимо, не всему в мире причиной являются боги.       

***

      К сожалению, в лагере не всегда всё было так хорошо. И веселье обязательно сменялось бедой. Не для жителей лагеря, но для конкретного человека. В ту пятницу в середине мая Аннабет вернулась сама не своя.       Она молча переступила порог домика и, не отвечая на приветствия, с пустым взглядом побрела к своей кровати.       Мы с Эшли растерянно переглянулись. Малкольм сердито нахмурился. Аннабет уселась на кровати и, словно оцепенев, смотрела в неизвестную точку на стене. Свою руку она держала в кармане джинсовых шорт.       — Есть новости о Перси? — забеспокоился Малкольм.       Я с опаской подумал, уж не случилась ли с её парнем какая-то трагедия, но Аннабет покачала головой.       — Я видела маму, — коротко сказала она.       Мои брови едва не улетели вверх на первой космической скорости.       — То есть Афину? — на всякий случай удостоверился я.       Аннабет кивнула.       Я ей завидовал. Мне дико не нравилось, что моя божественная мать игнорирует моё существование. Я ведь тоже хотел с ней встретиться, хотя понятия не имел, что я собирался ей сказать.       Но здесь что-то было не так.       — Так это же… — с привычной улыбкой начала Эшли, но вовремя спохватилась. — Что-то случилось?       Аннабет судорожно сглотнула.       — Это была… не совсем она, — с трудом проговорила Аннабет, не сводя глаз с точки на стене. — Кажется, это была Минерва. Но… с ней что-то не так.       Подозрения подтвердились. Встреча вышла неудачной.       — Она тебя не узнала? — предположил я. — Ты уверена, что это была она?       Хирон и Джейсон рассказывали, что греческие и римские воплощения богов отличаются не только по характеру, но и внешне. Вдобавок, боги и без этого постоянно меняют внешность, когда собираются предстать перед людьми. Может быть, произошло какое-то недоразумение? Хотя в случае с Аннабет это сомнительно.       — Это она, — уверенно подтвердила Аннабет. — Она… Кажется, она… отказалась от меня.       Аннабет не выдержала и, закрыв лицо руками, зарыдала.       Эшли положила руку ей на плечо, словно напоминая, что она не одна. Меня Эшли попросила принести для Аннабет воды.       Когда Аннабет немного пришла в себя и жадно сделала несколько глотков воды, она смогла рассказать, что с ней случилось.       Пару дней назад, проведав маму Перси, Аннабет возвращалась в общежитие через Центральный Вокал. Там она и встретила Афину. На ней была необычная для богини одежда: красная рубашка, джинсы и походные ботинки. За спиной рюкзак, а в руке походный посох. Афина изучала схему метро, когда Аннабет её окликнула.       Афина выглядела растерянной, словно не понимала, кто она такая и где находится. Она не узнала Аннабет. Оказалось, что это была Минерва, но когда Аннабет назвала её римским именем, та неожиданно разозлилась.       Разгневанная Минерва стала что-то говорить про римлян, о том, как они надругались над ней. Отобрали её военные атрибуты, лишили части себя. Когда дело касалось войны, римляне с большим почтением относились к Марсу или к Беллоне — исключительно римской богине, а про Минерву почти забыли.       Минерва не была похожа на Афину, которую знала Аннабет. У богини словно случился приступ шизофрении.       Минерва вдруг стала твердить, что её дети должны отомстить римлянам. Она потребовала от Аннабет, чтобы та уничтожила римлян, убила всех до единого. Аннабет в растерянности попыталась рассказать ей план Геры по объединению обоих лагерей, про обмен героями, но Минерва даже не стала слушать. Она потребовала от Аннабет убить и Перси, если тот присоединился к римлянам.       Шокированная Аннабет попыталась воззвать к её разуму, пыталась напомнить, что Афина не богиня мести, но та не слушала. Минерва надменно спросила Аннабет, кто из них мудрее, и в очередной раз потребовала убить всех, кто помогает римлянам.       Аннабет отказалась. Тогда Минерва заявила: «Ты мне не дочь». И на этом их разговор был окончен.       — Она… Она дала мне это, — сдавленным голосом проговорила Аннабет.       Она вытащила из кармана серебряную монетку и дала посмотреть нам. Это была старинная греческая драхма. На одной стороне отчеканена оливковая ветвь и надпись на древнегреческом «АΘЕ», что можно перевести как «из Афин», «дети Афины» или «метка Афины». С другой стороны монеты было изображение лупоглазой совы, немного напоминающую сову над крыльцом нашего домика. Мне эта сова с самого начала не нравилась.       — Она хочет, чтобы я что-то нашла, — сказала Аннабет.       — Что? — спросил Малкольм.       — Не знаю. Мама всучила мне эту проклятую монету и сказала, чтобы я следовала за «меткой Афины». Я просто… — Аннабет обессиленно закрыла лицо руками. — Я ничего не понимаю.       Мы с Малкольмом и Эшли растерянно смотрели друг на друга. Всё стало слишком запутанно.       — Ты же говорила, что это была Минерва, — засомневался Малкольм. — Хирон говорил, что греческие и римские воплощения сильно отличаются друг от друга. Это как две совершенно разных личности. Может, она немного не в себе. У Афины наверняка другое мнение. Тебе просто не повезло столкнуться с Минервой.       Аннабет покачала головой. Судя по сбивчивому голосу Малкольма, он сам не был уверен в своих словах. Несколько месяцев назад Зевс закрыл Олимп и запретил богам любые контакты со смертными и своими детьми. Конечно, боги нарушали его приказ, тайно сбегая с Олимпа и пытаясь помочь полукровкам. И слабо верится в то, что Минерва втайне от царя богов вышла прогуляться, случайно встретила Аннабет и поругалась с ней.       — Нет. Она уже всё решила, — Аннабет перебирала в пальцах серебряную монету. — Я должна завершить для неё какой-то поиск, тогда она меня простит.       — Простит за что?! — в недоумении воскликнул я.       Аннабет обречённо опустила голову. Она сама прекрасно понимала, что всё это полный бред.       Всем в Лагере известно, что Аннабет — одна из величайших героев современной эпохи. В семь лет она сбежала из дома и несколько недель выживала одна, скрываясь от монстров, пока не встретила Талию и Луку, дочь Зевса и сына Гермеса. Долгое время они выживали втроём, пока не нашли Лагерь Полукровок. В двенадцать лет Аннабет, Перси и их друг-сатир по имени Гроувер вместе спустились в Царство Аида, чтобы отыскать молнии Зевса и предотвратить гражданскую войну богов. В тринадцать лет Аннабет пересекла Море Чудовищ, чтобы добыть Золотое Руно из логова циклопа Полифема. Потом Аннабет похитил титан Атлас и заставил держать на себе небо. Вместе с Перси и Гроувером она прошла ужасающий Лабиринт Дедала. А в прошлом году Аннабет возглавляла оборону горы Олимп и сражалась с Кроносом. Всех подвигов, которые она совершила, и монстров, которых она одолела, невозможно счесть.       Поэтому никто не сомневался в том, что Аннабет — любимый ребёнок Афины. Более того, зная о тяге Аннабет к архитектуре, Афина позволила ей заняться восстановлением Олимпа после войны с Кроносом, а заодно и перестроить его по своему видению. О подобной чести никто не мог и мечтать. Правда, пару месяцев спустя на Зевса что-то нашло, и он закрыл Олимп, но это уже другая история.       — После всего, что я сделала. Она… она… — Аннабет еле слышно бормотала себе под нос.       Эшли сочувственно покачала головой.       — Это совсем не похоже на маму.       — Да почему же? Если подумать, то это вполне в духе Афины, — бесцеремонно заявил я.        — Что? — удивлённо переспросила Эшли.       — Ну сами вспомните. Афина в мифах далеко не раз совершала идиотские поступки.       Вы бы видели, как на меня посмотрели Эшли и Малкольм. Словно я только что оскорбил их мать. Ну, так оно и было.       — О чём ты говоришь? — сурово нахмурился Малкольм.       — Ну, Афина всегда была обидчивой и высокомерной.       — Что… Нет, — Эшли пару раз беззвучно раскрыла рот, пытаясь подобрать слова. — Ты не прав. Мама лучшая во всём. У неё должны быть свои причины.       Мне вдруг захотелось ударить себя по лбу. Во имя здравого смысла, она хоть сама слышит, что говорит? Это же насколько можно быть наивной?       — Афине не нужны причины, чтобы наказать кого-то, — твёрдо заявил я, имея при себе целый ряд доказательств. — Она избила беззащитную Арахну, а когда та повесилась, навечно превратила её в паука.       — Арахна бросила ей вызов и проиграла! — заспорила со мной Эшли.       — Это лишь одна из версий, — не согласился я. — Но даже если и проиграла, это не даёт Афине право издеваться над проигравшей.       — Арахна проявляла неуважение к богам. За это наказывают, — настаивала на своём Эшли.       Тут уж она была права. Боги излишне щепетильно относились к своей чести. Немало людей и других существ пострадали из-за этого.       — Арахна говорила о богах правду, — напомнил я. — Плохую, но правду. А у нас, хвала богам, теперь есть демократия и Первая Поправка, подразумевающая свободу слова!       Эшли оказалась загнана в тупик. Она не могла найти слов, чтобы ответить. Ведь попытавшись возразить, она автоматически выступит и против современных устоев, за которые общество боролось веками и борется до сих пор. Современная демократия, несмотря на свои недостатки, гораздо лучше демократии в древних Афинах, когда правом голоса обладало менее трети населения города. Но даже такой строй был гораздо лучше привычной для того времени автократии. А раз Афина покровительствует этому городу, то и демократия в каком-то смысле является её детищем. Эшли не сможет выступить против одного, не затронув другое.       На помощь ей подоспел Малкольм.       — Тогда были другие времена, Эд. Люди рьяно отстаивали свою честь. Не забывай, что боги отражают людские мотивы. И ты прав, общество не стоит на месте. Но боги старомодны. Они тоже меняются, но гораздо медленнее. Многое, что было в норме тогда, сегодня порицается.       А вот Малкольм был хорош в споре. И это меня бесило. Как можно называть себя ребёнком богини мудрости, но при этом в упор не видеть недостатки своего «кумира» и не желать их признавать?       — А как же Троянская Война? — спросил я, чувствуя, как иссякает моё терпение. — Афина была из тех, кто развязал её.       — Войну развязали Парис и Елена! — запротестовала Эшли. — И им покровительствовала Афродита.       — Афина действительно была среди тех, кто положил начало войне, — частично согласился со мной Малкольм. — Но не забывай про Геру и Афродиту. И о людях, конфликт которых и жажда власти действительно привели к войне.       С одной стороны Малкольм был прав. Но я ясно понимал, что за этими вёрткими словами он просто пытается скрыть неугодную для себя правду. Их неуважение к мудрости как таковой меня просто поражало.       — Афина хотела отомстить Парису! — воскликнул я. Меня всегда удивляла эта сторона мифа. — Я понимаю, Гера — царица богов, у неё есть причины поспорить с Афродитой, кто из них прекраснее. Но Афина, богиня мудрости, с чего вдруг она прицепилась к своей внешности? Да сдалось её то золотое яблоко!       — Это было яблоко богини раздора! — не так уверенно возразила Эшли. — Оно помутило разум богов!       Я всегда мог похвастаться хорошими знаниями о мифологии, но, говоря откровенно, до приезда в Лагерь Полукровок «Илиада» была моим слабым местом. Конечно, я знал про золотое яблоко раздора, про троянского коня и несколько имён главных персонажей. Но в остальном был почти полный мрак.       Поэтому я обрадовался, когда на занятиях по мифологии мы начали проходить что-то, чего я не знаю. Но очень скоро я пожалел об этом. Троянская война оказалась полна абсурда и бессмысленной жестокости. Я с потрясением слушал о том, как Афина нашёптывала царям свои мысли, когда они сомневались в смысле войны. Как Афина внушила Диомеду напасть на Афродиту и на Ареса. Я был в ужасе, когда узнал, что, захватив город, греки вырезали всё его население. Даже младенцев скидывали с крепостных стен и отдавали на растерзание собакам. Спастись удалось лишь горстке людей во главе с Энеем, которые уплыли на кораблях.       — Афина ещё тогда требовала уничтожить троянцев, — сказал я, используя самый важный момент из этой истории. — А теперь она требует уничтожить римлян, которые являются преемниками троянцев. Ничего не поменялось.       — ХВАТИТ! — вдруг заорала Аннабет, прерывая наш спор.       Я словно проснулся.       Я не жалел о споре, ведь Малкольм и Эшли были не правы, а не я. Но мне вдруг стало совестно. Может, был другой способ переубедить их? Мы же едва не поругались. Возможно, в присутствии Аннабет мне стоило быть более чутким, учитывая, что ей пришлось пережить.       — Прости, — сказал я, пристыженно опустив глаза.       Но Аннабет смотрела вовсе не на меня.       — Вы забыли, что разногласия именно в таких вопросах и привели к нашему расколу, которым воспользовался Кронос? — сказала она, обращаясь к Малкольму и Эшли. — Он переманил к себе тех, кто не был с нами согласен.       Я не сразу сообразил, что вообще-то Аннабет защищает меня, даже если и сравнивает с предателями. Это был ещё один любопытный момент из прошлогодней войны с Кроносом. Раньше боги, за исключением Афины, неохотно признавали своих детей от смертных. Многие непризнанные полукровки даже понятия не имели о своём происхождении и опасностях, которые караулят их за случайным поворотом. Сатиры и монстры буквально соревновались друг с другом: кто первый найдёт непризнанного полукровку. Победитель получал право отвести его в Лагерь или сожрать. Кронос воспользовался обидами полукровок на своих родителей или на других богов (такое тоже случалось) и склонил их на свою сторону, пообещав некое «лучшее будущее».       Но после победы над титанами Перси Джексон взял с богов клятву не наказывать предателей и, более того, теперь боги были обязаны признавать своих детей. Боги от такой наглости не были в восторге, но они обещали Перси выполнить любое его желание, и никто их за язык не тянул.       — Мы тоже должны были измениться, — продолжала Аннабет. — Принять, что боги не идеальны. Даже если это наша мать. Может быть, она действительно лучшая богиня. Но нужно смотреть фактам в лицо. Мы думали, что она справедлива? Но после всего, что я сделала — вот, что я получила от неё в ответ! — Аннабет ткнула им свою серебряную монету.       А потом, не выдержав, Аннабет вскочила с кровати и в гневе швырнула монету в открытое окно.       — Но, Аннабет… — растерянно проговорила Эшли.       — Не волнуйся. Эта дрянь потом сама вернётся мне в карман, — проворчала Аннабет. — Дай хотя бы пар выпустить.       Похоже, что Аннабет уже не раз безуспешно пыталась избавиться от проклятой монеты.       После недолгого молчания Малкольм спросил:       — Что собираешься делать?       — План всё тот же, — уверенно сказала Аннабет. — Когда будет готов корабль, мы полетим в Лагерь Юпитера. Мы найдём Перси и объединимся с римлянами. Только вместе мы сможем одолеть Гею. Плевать, что наша сумасшедшая мать не согласна с этим. Она хочет, чтобы я что-то нашла, проследовала за Меткой Афины. Я это сделаю. Надеюсь, этого будет достаточно.       Аннабет была настроена решительно, а ведь она не имела понятия, где или хотя бы что ей нужно искать. Вводных данных практически нет, требования Афины неразумны и абсурдны, к тому же есть задачи гораздо важнее. Я бы на месте Аннабет, наверное, даже не брался за это заведомо провальное дело.       — Я хочу попросить вас кое о чём, — проговорила Аннабет, обращаясь уже к нам троим. — Никому не рассказывайте об этом. Мне нужно самой во всём разобраться.       — Как скажешь, — кивнул Малкольм.       — Хорошо, — ответила Эшли.       — Конечно, — пожал плечами я.       Стараниями старосты наш спор был погашен. Однако кое-что меня по-прежнему беспокоило. Некоторое время спустя я отвёл Эшли и Малкольма в сторону.       Случай с Аннабет, безусловно, выбил их из привычной колеи. Даже я едва не вышел из себя, а ведь я ещё раньше испытывал сомнения касательно нашей матери. А что испытывала Аннабет, я даже не могу себе представить.       Нет, я вовсе не собирался призывать к восстанию против несправедливых богов, как какие-то мятежные полукровки и сторонники Кроноса. У меня на это не хватит ни духу, ни глупости (или наоборот). Тем более, Перси Джексон уже сделал шаги в правильном направлении.       — Почему вы так защищаете Афину? — спросил я тихо, надеясь, что Аннабет не услышит. Ей на сегодня было достаточно разговоров о нашей матери. Конечно, я не собирался ввязываться в новый спор, но мало ли. — Она же крутила с нашими отцами, а потом бросила нас и с тех пор не появлялась. Может, она и лучше других богов, но её же нельзя назвать хорошим родителем. Вы хоть раз её видели?       — Да, — Эшли и Малкольм синхронно кивнули.       Я ожидал такого ответа, но всё равно оказался в растерянности. Одно дело Аннабет — любимый ребёнок Афины (до недавнего времени). Когда она занималась восстановлением Олимпа, она хотя бы «по работе» могла видеться с нашей матерью. Но эти двое как удостоились такой чести?       — Видишь ли, — заговорил Малкольм, догадавшись о причине моего ступора, — до того, как Зевс закрыл Олимп, Хирон в зимнее солнцестояние возил нас туда на экскурсию. В этот день боги собираются на ежегодный совет, и нам позволяли наблюдать со стороны.       — А еще, сразу после победы над Кроносом нас всех пригласили на Олимп, — подхватила за ним Эшли. — Мама… Она поговорила с каждым из нас. Сказала, что мы храбрые и умные. Поблагодарила за защиту Олимпа.       Я разочарованно застонал. Оказывается, чтобы увидеться со своей матерью, мне надо всего лишь спасти богов от уничтожения.       Внезапно я обнаружил, что злюсь на себя за то, что хочу с ней увидеться. Я настойчиво убеждал себя, что мне эта встреча ничего не принесёт, если только Афина в приступе шизофрении не захочет передать мне другую серебряную монету. Я пытался напомнить себе, что у меня и без Афины есть хорошая и любящая семья. Но чувства сложно контролировать разумом, и они сильны. Я хотел встретиться с матерью, но даже не понимал, зачем. Мне было обидно, что я единственный, кто её ни разу не видел.       Впрочем, оно может быть и к лучшему. Для Аннабет всё кончилось плохо. Наша мать взвалила на неё испытания, к которым не был готов ни один ребёнок Афины. В этом никто не сомневался.