о моих апрелях

это очень прикольно любовь это очень прикольно, знаешь я не могу быть с тобой не хочу быть с тобой не могу жить без тебя, представляешь? у тебя самое сексуальное лицо на свете и самые лучшие песни в плейлисте ютуба танцуешь ты как актер из очень красивой сцены с эффектным светом и атмосферной музыкой, круто на самом деле, стихи о любви это очень просто я могу написать здесь о чем угодно например , что твоим именем обычно называют котят или о том как я нашел у тебя прошлым летом веточку смородины в волосах или о том как хочу нюхать тебя , ебаться с тобой целыми днями и никогда никогда больше не выходить из квартиры это очень прикольно я люблю тебя и мне больно я люблю тебя но из этого ничего не выйдет Тэён медленно складывает листок в четверо и прячет за неприятно шуршащей пленкой в альбоме. — Не знаю, нужно ли это, — говорит следом. — Мне показалось, это будет интересно. — Не переживайте. — На ты. Можно на ты. — Не переживай. Это в любом случае часть в... твоей жизни. Тэён усмехается. Полуулыбка слабая, слегка болезненная и смущенная. Ветер с приоткрытого окна раздувает его русую челку и если не обращать внимания на морщинистый лоб, то да, Ли Тэён всё ещё ребенок. — И как это было? - я выдергиваю его из воспоминаний. Он чертыхается и вздыхает. Не знает с чего начать. — Твоя жизнь. Новые люди, работа. Как... тебе город? — Город. Пожалуй, да, я совсем не с того начал. Начну с города... Вставите этот стих куда-то в другое место, ладно? —Угу. — Город... Я впервые куда-то выбирался и вся эта идея с самого начала казалась мне недостаточно продуманной, хотя... — Извини, я тебя перебью. Я могу включить диктофон? — А, конечно. — Так... готово. — ...М... Так вот... 0.02 Уехать в Индию было странным решением и переезд в свою очередь воспринимался моим мозгом как-то... отчужденно. С одной стороны, это был тот самый, правильный выбор - даже можно сказать единственный, к которому можно было прибегнуть, ведь я оставался один и... хотел изменить свою жизнь. Не хотелось терять единственного друга, прощаться с Доёном, к которому я слишком крепко привязался, как к последней надежде на спасение. Но... Я всё равно ощущал себя не в своей тарелке, когда думал, что так просто покину своё родное гнёздышко. Когда я сообщал Марку, ну, что я... что мне хочется попробовать себя в другой стране, я прямо таки слышал себя в этот момент и понимал, как абсурдно звучит эта откуда-ни-возьмись идея. Полный бред. Даже уже сидя в самолёте я сидел на иголках, прокручивая момент, как встаю и просто выбегаю из салона. Каждая секунда, пока мы усаживались, превращалась в попытку сделать это и мой мозг просто юлил мне: «Вот сейчас! Вот сейчас! давай!». Я подавлял это каждый раз, когда не двигался с места!... А когда появилась стюардесса и стала приветствовать нас, я выдохнул с мыслью «О, теперь уж ничего не поделаешь». Так по детски! Я сделал все, чтобы упустить этот шанс. Просто... подавлял своё настоящее желание остаться и исправить кое-что, сами знаете что. (поджимает губы) За этим желанием «исправить» стояло слишком большая пропасть неизвестности, и я, конечно, боялся ложануть. Это неудивительно. Это не должно быть удивительно. Я всю свою блядскую жизнь падал и только с... Джехеном почувствовал себя с... эм, с...крыльями. Но я не решился снова дать себе шанс, рискнуть, даже не смотря на тот факт, что это могло бы всё исправить. Ничего не могло переубедить мой страх и я бежал от него на другой континент. Очень глупо бежать от того, что внутри, - сколько раз я говорил об этом, сколько написал об этом тогда в блоге - и... нет, несмотря на то, что я пренебрёг этим, мне не о чем жалеть. Всё это не прошло для меня бесследно. Это интересный опыт, как ни крути. Новые места, новые люди, очень... очень много новых людей. Индия, как сплошная мясорубка на замедленном режиме. Каждый день превращается в выживание, а если вы живёте в трущобах, то да, воспринимайте это в буквальном смысле. Бомбей — просто помойная яма. Если к жизнерадостным индийцам присоединить потерянных и ленивых туристов — вот оно — вот оно, сердце Индии. Страна пустых надежд и счастья за гроши. Я приехал туда с абсолютно пустыми карманами, нулевыми ожиданиями и даже не надеялся, что Доён станет помогать мне с какой-либо охотой. Хоть наши отношения заметно переменили свой лад, но с переездом, он даже вечно проводя время со своей подружкой Сарой, всё еще находил силы заботиться обо мне. Помнится, как он наорал на меня, когда я попытался потеряться на рынке. Базары там действительно богатые - простираются на километр каждый, и очень насыщенные. Людей там много, большинство из которых — обыкновенные мошенники и попрошайки, вытаскивающие у неопытных приезжих кошельки из карманов. Я так приметил, как один ещё совсем мальчик снял с одной неповоротливой женщины золотые часы и я признаюсь, меня это привело в восторг. Она и глазом не моргнула, а он уже потерялся в поисках следующей добычи. Мне показалось, круто быть таким же. Вот тут-то Доён меня и остановил. Наорал, сказал, что идиот, и проболтался, что припас мне работу получше. Ха-ха-ха-ха, да-а-а уж, получше. Подделывать документы лучше... Мы в тот же день втроём поперлись знакомиться с их компашкой. Среди круга его деловых друзей он познакомил меня с одним кадром, который должен был в перспективе стать мне компаньоном. Это был японец, молодой — не старше меня — и на первый взгляд очень бесячий. Во-первых, он всегда что-то жевал, причём до жути вызывающе, как неприлично жевать, когда ты на людях, во вторых — у него была ужасная привычка чавкать, а в третьих — может показаться, что я придираюсь, но всё таки, меня пугала его улыбка. У всех в Бомбее пугающие улыбки, но у него — по-особенному. Ну, всё было конечно не так страшно. В его плюсах была его простота и добродушие, за счёт которых я старался не заострять на минусах. Просто избегал приемов пищи с ним, чтобы не раздражать уши, и не особо много общался. Юта - его звали Ютой, — он познакомил меня со своим боссом, молчаливым, толковым мужиком — и мы стали немного контачить. Юта научил меня искусству мошенничества, а босс в свою очередь только контролировал результат. Он просто говорил мне «да», когда все было в норме и «переделай» в противном случае. Он был безэмоциональным и оттого я к нему ни на секунду не привязался. Юта всё-таки стал мне немного ближе. Он часто водился с рыженькой Доёна, эм, Сарой, имею в виду, и вообще был частью компашки Доёна. Друзей у моего горячо любимого друга оказалось пруд пруди. Наверное, в Индии каждый с кем ты пьешь уже может считаться твоим другом. Вот так и мы — обедали вместе и всегда в одном и том же баре; там была хорошая выпивка и бонусом разрешалось проворачивать черноту. Простым языком, нелегальные проделки, ну или иногда безобидные гешефты*. Там все собирались со своими клиентами, передавали товар, расплачивались за него, обсуждали дальнейшие сделки, в таком роде. Полиция района, официанты — все знали, что это происходит, и все, кто считался постоянным гостем, вносили свою плату за молчание. Мы его, считайте, арендовали. Никого не напрягали драки, никто даже не поднимал бучу в случае, если кто-то кого-то вдруг пырнул ножом. Максимум — звонок в скорую или ну...формально штраф, если переполох какой. Не уверен, что его кто-то оплачивал. Да-а, я очень... нехотя привыкал к таким порядкам. То, с какой легкостью этот беспредел было принято спускать с рук никак не успокаивало мою паранойю. Меня всё время типало, будто меня должны были вот-вот подставить. Я презрительно относился ко всем друзьям Доёна. Никто и никогда даже не пытался с кем-то эмоционально настроиться на один лад; всё как-то... знаете, поверхностно. Пришли, покурили, выпили, пожаловались на какую-то мелочевку и разошлись кто куда. У всех своя жизнь, и этот бесполезный круглый стол занимал в их жизнях меньше десяти процентов всей дневной рутины. Даже мне, бесчувственному пофигисту, было как-то не по себе. Всё-таки мне хотелось отвлечься от шума в голове, а моя непостоянная работа и посиделки в баре оказались делами второстепенными. Нормальные люди в Индии ищут себе приключения на голову, занимают ими всё своё оставшееся время, а у меня вообще не было желания например путешествовать по разным районам, смотреть на этот бесконечный срач, от которого блевать тянет... Понимаешь меня, да? Я много спал. Целыми днями мылся и спал даже не выходя на улицу. Вышел один раз после душа, просто так, поглядеть что вокруг творят— глаза на лоб вылезли. Вот вдумайтесь: оказывается, чтобы человек один раз принял душ, несколько мужчин должны притянуть на своих плечах полные баулы с водой для этого. Они поднимаются в гору по жаре, набирают её, спускаются, и это ради... Я тогда..мне так стыдно стало. Вот это называется культурным шоком. После того, как мне восстановили зрение это было третьим таким ударом после мусора в океане и воровства на базарах. После этих вещей я что-то пересмотрел в своей жизни. В комнате, хоть и бедной на мебель и ухоженность, я старался придерживаться порядка. Принципиально стал заправлять кровать и поливать алоэ на подоконнике, чтобы хоть где-то мне было приятно находиться. Кажется, я стал ценить мелочи, как и все в этой бедной стране. Мне было неудобно мыться, зная, сколько людям приходится делать ради этого, но Доён меня заверил, что я должен делать это как можно чаще, ведь те самые бедные мужчины получают за это свои деньги на которые живут свою чертову жизнь. Невероятно. Я мылся трижды в день и платил им за это с большой охотой, потому что в отличие от меня, деньги им доставались настоящим трудом. С меня нечего было взять. Вот, я научился незамысловатым махинациям с документами, набрал клиентуру и не имел никаких проблем с достатком. Большую часть денег я не знал куда девать, поэтому не скупился на дорогую выпивку в баре. Мне нравился пятизвёздочный коньяк с содовой, я заедал его острой похлёбкой и свежим хлебом. Иногда один из тех, кто сидел со мной за столом угощал меня шоколадом с засушенными фруктами и насекомыми. Такие вещи часто дарили Сычену. А, один неприметный китаец. В наших кругах его называли Сычём, в соответствии с тем, как он в принципе и жил. Сычён первый, с кем познакомился Доён там, в Индии, и вот уже вместе с ним они влились в систему черного рынка. Они познакомились на Гоа, когда китаец продавал русским всякие галлюциногенные. Только из-за Сары, "очаровательной немки" (так передал мне Сычён,ахах), они переехали обживаться в столицу. Сыч не бросил свои "колёса", и я первое время покупал у него ЛСД. Первое время я часто практиковал бэд Трип, что тоже неудивительно: хотелось забыться и... мельтешня перед глазами была идеальным вариантом. От неё долгий отходняк, знаешь. И тело ноет, и голова. Весь будто прошёл через реинкарнацию. Я любил её, потому что одиноким в большом городе быть тяжело. Так мне стукнуло тридцать и я немного затих. Может, мне даже стало страшно. Я сидел с ребятами, они говорили тосты, в которых не желали ничего, кроме здравого смысла моей башке. Не знаю... После тридцати, наверное, едет голова?... Я надеюсь, что возраст ничего не решает, иначе я пропал. (речь и вопрос с риторическим оттенком) В нашей среде не задаются никакими вопросами, пока не доживут до тридцати лет, а тогда бывает уже поздно на них отвечать. Вот как это происходит: тебе двадцать лет, ты делаешь глупость-другую, да, а потом вдруг просыпаешься и все: никогда больше твой возраст не будет начинаться на двойку. Надо решиться быть на десять лет старше. Сколько лет ещё осталось? Десять? Двадцать? Тридцать? Средняя продолжительность жизни сулит сорок два, если ты мужчина, и по моему... пятьдесят, если женщина. Но она не учитывает болезней, выпадающих волос, маразма, пятен на руках всякий, опухолей. (иронично улыбается) Никто не задает себе вопросов типа: удалось ли нам взять от жизни лучшее? Не следовало ли прожить ее иначе? Живем ли мы с тем человеком, в том месте? ...С рождения до смерти наша жизнь идет на автопилоте, и надо... это нужно обладать сверхчеловеческим мужеством, чтобы изменить ее ход. В двадцать лет я думал, что знаю о жизни все, а в тридцать выяснилось, что я не знал ничего. Десять! Десять, мать его, лет я потратил, чтобы узнать то, что потом придется выбросить из головы. Можно я немного пофилософствую? (поднимает глаза с пола, будто вспоминает о том, то не один в комнате и застенчиво улыбается.) Хах, я часто делал отступления у себя в блоге, я помню... Очень прискорбным казался мне тот факт, что долго единственной целью моей жизни было саморазрушение. А потом мне вдруг захотелось счастья. Я поверил в него, я отдался ему. А как в него не поверить, если оно было так осязаемо? Он... он буквально... ох. Не знаю. Уже и неважно, не буду оправдываться. Это ужасно и я сгораю со стыда: однажды я поддался вуль-гар-ней-шему искушению побыть счастливым и какого-то черта я всё ещё надеялся получить этот шанс снова. Скинем это всё на природу человека, которая нуждается в другом человеке, потому что я нуждался в ком-то очень сильно. Я всегда презирал тех, кто цепляется за других, потому что это буквально признание в никчемности жизни с самим собой. Так и есть! И всё таки мне будто нужно было кого-то обнять. Я просто хотел плакать на теплом плече и обнимать чужую грудь. Я хотел слышать чужое сердце, чтобы понимать, что я не один. Матерь Божья, каким одиноким я себя чувствовал. Когда меня загребли за решетку, это было лучшим, что случалось в этой помойке. Это произошло так неожиданно, что я даже не успел возразить. Да, представляешь? Ко мне постучали сотрудники полиции и пока один из них вежливо что-то говорил мне на хинду, который я к слову знал очень скудно, остальные обыскивали моё пристанище. Они нашли старую траву, которую ещё давно привёз мне Сыч, и о которой я уже забыл, но впаяли мне всё равно за подделку документов. Видимо, кто-то сдал. Да-а, всё-таки сдал... (печально улыбается) Я не разбирался, что произошло. Сначала всё казалось мне каким-то розыгрышем. Все вокруг бранились, таскали меня, а я ничего не понимал. Это было смешно. Вот когда меня уже закрыли в камере, я пораскинул мозгами и принял решение переждать. В вонючей, но зато просторной комнате, со мной на полу раскинулись ещё пятеро. Все они безучастно валялись на продряхлых матрасах целыми днями и будто бы даже боялись пошевелиться. Я думаю, что знаю почему. В большинстве случаев, тюрьмы старого производства Индии не обеспечены душевыми и моются заключённые знаешь где? Под дождем, мать его. Вот и я сначала ходил с угла в угол, ждал чего-то большого светлого... Что вот-вот постучат и в решетчатое окошко выглянет Доён или ужасающая рожица злорадствующего Юты снова скажет мне "привет, неудачник!", но ничего! Нам открыли только когда пошел ливень. Выпустили на пустую поляну в заднем дворе и держали там до последней капли с неба. Такие условия. Это время до сих пор держится в памяти как что-то из ряда вон выходящее, поэтому не могу не улыбаться сейчас как дурачок, прости. Н-Не хочешь чаю, кстати? Я, дурак, даже предложить забыл. У меня уже во рту пересохло от разговоров. Будешь тоже? Подожди, сейчас я заварю нам... Черный или зеленый? — Зеленый. Спасибо. — Чай в Бомбее тоже интересная тема, но мне, к сожалению, не удалось привезти его с собой в Сеул. 11.46