* * *
Густые поросли лесные, Том ощущает холодность земли, махровость травы и тепло воздуха, оборачивается, травинки лезут в лицо. Присаживается, понимая, что не осознает где он и что случилось. Вокруг непроходимый лес, но Том забрел не слишком далеко, поэтому видит открытое поле, где возлежит девочка в голубенком ситцевом платьице. Ее темные слегка курчавые волосы доходят до самого пояса, она оборачивается, и Том вспоминает ее, понимая, что она мать Силии и его вторая жена. Он незамедлительно встает на ноги, начиная уверенно подходить к ней со спины. Вспоминает образ своей дочки, понимая, что откатился на много лет назад, не знает, как поживает чета Мраксов, но точно помнит все, что происходило с ним. Притрагивается к стволу сосны, рассматривая хаотичные узоры сухой коры, под его пальцами ощутился холод, под пальцами стал таять лед, а вернее — разрастаться по всему стволу от руки Тома. Он не понимает что это, не значит ли это, что теперь Том — единственный живой дементор? Начинает улыбаться столь абсурдным мыслям. Смерть была отвратным родителем, наверное все потому, что такая как она не может воспитать живое дитя не навредив ему, но Тому уже давно плевать на проблемы отцов и детей, его интересовала возможность вернуть все как было, но для этого необходимо избавиться от гнетущего чувства одиночества и тоски. Начинает подкрадываться к живой душе, что была одна посреди зеленой поляны, даже не подозревая, что на нее ведет охоту безжалостный хищник. Шаги стали крадущимися, дыхание участилось. Том уже представлял, как придется ему потрудиться, чтобы что-то произвести на свет, а тем более Силию. Вытягивает руки, уже готовый вцепиться в девчонку сзади, как вдруг она резко оборачивается, на ее лице сияла приветливая и добродушная улыбка, увидев Тома, — сразу же исчезла. Она напряглась, словно предчувствие велит сделать шаг назад. Она произносит его имя, Том улыбается и произносит краткое: «Мариус», следя за тем, как исказилась гримаса девчонки от услышанного имени. Сесилия не знала, что кто-то способен раскрыть ее настоящую личность. Презираемая за собственное имя, это было словно клеймо, говорившее, что на свет вместо дочери-сквибки желали сына-волшебника. Том заваливает ее на траву, придавливает, обхватывает, вспоминая образ своей дочери, а также моменты прошлых жизней, хочет возбудиться и у него это получается. Она испугалась, — пытается вырваться, лупит его все сильнее, даже заехала пару раз ему по лицу, Тому смешно снова. «Отпусти! Что ты делаешь?», — стала жалко рыдать, как только он стал рвать на ней одежду. У него не было никакого желания ждать и оттягивать долгие годы, играть свадьбу — нет, эта девочка ему не нужна, ему нужно то, что она может дать, что уже давала в прошлый раз. Заламывает ей руки, не внимая ее протесту, он знал, что такая легкомысленная натура как Сесилия уже давно недевственница, даже тогда в лесу она не была таковой. — У тебя уже идут месячные? — огорошил своим вопросом, после чего та пришла в шок. Он закатил глаза от злости. — Отвечай. — Психопат! Да! — вынуждает ее говорить, заламывая пальцы. После этого он с облегчением выдохнул, продолжая снимать с себя штаны. Это было такое непривычное чувство, Том не понимал что не так, когда он насильно вторгся в тело этой строптивой девчонки — испытал глубокую тоску. Не значило ли это, что он просто запечатлелся на сексе с другим человеком? Том не мог это объяснить, так как до него с трудом что-то доходило, было ощущение, словно, он насилует собаку, а не человека. Она не подходила ему, раньше, когда он был маглом, то не замечал этого, возможно потому, что перед смертью так и не познал своей дочери. Будучи Марволо Реддлом, ему приходилось ради собственного блага трахаться с разными женщинами. И вот это давно забытое чувство вновь нахлынуло, сколько бы их не было — все одинаково. Он и они будто разного вида. Словно он лошадь которая трахает корову, настолько это было как-то противоестественно и непривычно. Сомневается, что ему вообще удастся кончить, но понимает, что это — надо, хочет дать жизнь своему еще незачавшемуся ребенку. Она была отдаленно похожа на свою мать, особенно в детстве. Том очень хочет, чтобы Силия родилась такой же как и была раньше, но даже если ее лицо потерпит изменения, то он готов с этим мириться. Его жертва что-то возмущается — он закрывает ей рот, лишь бы она не сбивала с такого и так трудного занятия. Собирает все эмоции и чувства, искренне желая ребенка, готов умолять себя и свой организм не совершить осечки, что он, в принципе, и делает. «Роди мне ее», — начинает пугать, срываясь. Тому настолько неприятно, что он с ужасом думает насколько часто ему придется это проделывать только для того, чтобы наконец получить нужное и ожидаемое — долгожданное. После долгих и мучительных движений, которые, казалось, длились вечность, Том с трудом расслабился, позволяя себе кончить, а затем устало лег на эту девчонку, не давая ей встать, боясь, что его старания будут напрасны если его сперма просто стечет по ней. Мариус тяжело вздыхала и хныкала, кажется, она плачет, а еще Том замечает кровь. Он все-таки был у нее первым. Том принуждает эту девчонку жить в своем доме, запирая, а также насилуя время от времени. Томас и Мэри с ужасом наблюдают за своим сыном. Каждую ночь миссис Реддл молится о своем сыне, прося господа наставить Тома на путь истинный. Никто в доме не понимал, почему даже Томас не может ничего сказать своему сыну, просто стоило этому загадочному мальчику взглянуть, как вся душа рвалась на части. Он вводил в глухую и непроходимую депрессию — когда сам был недоволен, он двигает предметы по своему желанию, некоторые после встречи с ним умирают. Реддлы боятся собственного сына.* * *
Она его совсем не помнит, Том не отходит ни на шаг от маленькой Силии, кажется, он уже достал ее своей требовательной заботой. Она была ровно в точности как много лет назад, правда, волосы еще не тронула седина. Сажает ее себе на колени, бережно разглядывая, не может прийти в себя от осознания — что она растет. Подобно цветку в горшке, он вывел ее почти из пробирки и хотел бы делать это много раз, только бы результат был столь же поразителен. Иногда убивает Том людей, за душами которых приходят дементоры, он все никак не понимает: что же с душами будет дальше? Длинные каштановые волосы, на два-три тона светлее чем у самого Тома, голубые, слегка бирюзовые, очень светлые, прозрачные как стекляшки глаза с длинными прямыми ресницами, от чего взгляд этой маленькой девочки кажется грустным. Том считает, что у Силии лицо Смерти, которое та тщательно скрывает. Дочка не может загореть на солнце, оставаясь все такой же беленькой, Том переживает за нее, боясь, что с ней что-то не так, все же он был слишком молод когда Силия появилась. Она собирает из кубиков свое имя, выстраивая буквы ровно в ряд. Том никогда не был отцом, он не помнил, чтобы занимался ребенком так, как делает это сейчас. С Силией нет проблем, она очень спокойная, ей не нужно повторять несколько раз одно и тоже, Том не разрешает ей общаться с другими детьми и ходить в общественную школу, ненавидя весь людской сброд. Расчесывает ее волосы, сам лично подстригает секущиеся концы и заплетает, перевязывая темные пряди ярко-синей лентой. Она совершенно не высокая, но Том помнит, что Силия была гораздо длиннее среднестатистической женщины, — боится, что его ребенку не хватило чего-то в утробе матери, — обвиняет Мариус в халатном отношении. Мать Силии периодически питает надежду повидаться с девочкой. Том радушно впустил мамочку на порог, разрешая увидеть подросшую дочку. Том больше не общался с Мариус лично, словно выбросил как пережиток прошлого, нет времени что-то объяснять — просто уходи. Ранние и тяжелые роды сильно отразились на ней, она потеряла много крови, но выжила, утратив несколько лет разом, а спустя время, кажется, и целых десять. Ломкие смольные волосы истончились, щеки впали, глаза были полны боли и отчаяния. Том не понимал, что мстить прошлому бессмысленно и этим он ничего не добился, а просто сломал несчастную. Том берет Силию на руки, подходя к гостье, мать сразу же попыталась дотронуться до ребенка, но Том не разрешает этого делать. Силия таращилась на пришедшую не говоря ни слова, эта девочка вообще редко разговаривала, но всяко умела это делать, ведь ей уже пять лет. Одевает свою дочь как куколку, Томас и Мэри делают ему замечание, мол он с ней играется и совсем несерьезен. Его бесят жалкие магловские замечания, ведь он не просил их совета. Он смотрит на свою дочь не замечая, как по его лицу расплывается опасная ехидная ужимка, просто не способен он забыть всего того, что связывает его с этой маленькой девочкой. Помнит, как насиловал Силию, закрыл в психушке, постоянно домогался, но это было не потому что Том плохой, а потому что иначе было невозможно. Он боялся, что дочка так и останется маленькой плачущей гусеничкой в пеленках, а еще он хотел, чтобы она выглядела в точности как много лет назад, и его желание исполнилось. Не видит схожести между Силией и ее матерью, только с собой, считая, что его гены сильнее прочих. Смотря на то, как Силия собирает молча пирамидку, Том вспоминает беременную Мариус, которую трахал в этот период почти постоянно, именно тогда он ощутил страсть и желание — противные чувства исчезли, оставляя только агонию. В тот момент он совсем забывал о том, что эта девчонка в положении, именно в этом положении она нравилась ему больше всего, а потом родилась дочка и страсть к ее маме исчезла, нисходя до безумной удушающей опеки уже Силии. Не дает ей и шаг самостоятельно сделать, не замечая, насколько серьезной стала эта девочка. Томас и Мэри не могут провести время с Силией, потому что Том запрещает. Она не узнает свою маму, не узнает никого кроме членов семьи Реддл и папы, который уже снится ей. Когда она была грудничком он брал ее с собой в кровать и они спали вместе, затем Силия стала расти, а он продолжил с ней спать. В глубине души она боится своего папы. Она думает, что папа хочет ее чего-то лишить, хотя игрушки он не отбирает, не наказывает и не ругает, но многое даже не показывает. Выждав тот момент пока отец отвлекся на очередную беседу с Томасом Реддлом, Силия выбегает во двор, смотрит с высокого холма прямо на деревеньку внизу. Из Центральной площади доносятся громкие звуки, кто-то играет на скрипке, люди галдят. Силия нахмуривает брови, поджимая обидчиво губы, она знает, что отец не разрешит поступить по-своему. Она слышит, как внешний мир зовет ее, умоляет спуститься с этого высокого холма тщеславия и опуститься до обычных живых и веселых детей. Рядом с собой она слышит чей-то незнакомый хохот, — видит двух ребят, они примерно ее возраста, в их руках длинные палки и они размахивают ими туда-сюда, имитируя сражение друг с другом. — Эй, — окликает ее один, взбираясь по холму. — Ты кто? Она не знает, что сказать, начиная их разглядывать. У одного мальчика светлые русые волосы, он весь в веснушках и простой деревенской одежде, которая была вся чумазая, ровно как и его руки, да и лицо. Делает шаг назад, начиная представлять, как папа недоволен, он бы сказал, что это грязный сброд и недостойный общения люд. — Ты немая? — спросил второй. Она стала рассматривать и его, он был примерно года на два помладше и ниже, у него не хватало переднего зуба, поэтому он смешно и непонятно разговаривал. — Ты живешь здесь? — спросил он, она стала кивать в ответ. — Если реагирует, значит не немая, — повернулся тот что постарше к своему товарищу. — Как тебя зовут, маленькая девочка? — обратился к ней. — Силия, — прищурилась от выкатившегося из-под облаков солнца. — И да, я здесь живу. — Почему мы не видели тебя никогда? — начал допрос младшенький. — У вас странная семейка, — после этих слов тот, что стоял рядом ткнул локтем в болтливого друга. — Мне нельзя играть с другими, папа будет злиться. Он меня никуда не пускает, — опускает виновато глаза. — Хочешь сказать, ты никогда не играла ни с кем? — вылупился на нее высокий. — Только с папой в прятки, — показывает на их особняк. — А в лесу ты была? — не отстают, начиная заваливать вопросами. — Нет, — мотает головой. — Папа говорит там опасно, ведь там много змей, а они ядовиты, — вновь опустила глаза, краснея от нелепых оправданий. — У тебя странный папа. — А у вас не такие? — пристально посмотрела. Силия внутренним чутьем что-то давно видела, догадывалась, но все никак не могла понять, сформулировать. — Нет, — улыбнулся старшенький. — Мой папа работает в магазине, вон там, — стал куда-то показывать, — он продуктами торгует. Ну и соседям с сантехникой помогает, а то вечно какие-то сбои у нас в городке, — он стал так много рассказывать, пока Силия не могла унять свои руки, нервно все время что-то нащупывая. — А мой папа лесоруб, — поправил панаму младшенький. — И вы так просто шляетесь где хотите? — Силия почти с гневом выплюнула эту фразу, заметно нахмуривая лицо. — Конечно, — хором ответили. — Скажи, — обратился к ней один, — а это правда, что у вас призраки в особняке живут? — Нет, — еще сильнее нахмурилась, почувствовав, что над ней издеваются. — И никогда не жили. — А у тебя только один папа? — Нет, еще бабушка и дедушка, — заметно спокойнее отреагировала. — А где твоя мама? — на этих словах Силия распахнула глаза, она совершенно не понимала, о чем он говорит. — Не понимаю о чем вы, — сложила руки на груди. — Она не знает кто такая «мама», — посмотрел младшенький на старшенького. Мальчики стали ей объяснять как умеют, Силия удивилась, потому что папа никогда ей не говорил об этом, она считала, что у нее все правильно, ведь он твердил что так и есть. Неужели папа лгал? Ее все больше не оставляло чувство, что папа опасный и нехороший человек, стоило ей так подумать, как она услышала, что парадная дверь отворилась. Все моментально устремились туда. Мистер Реддл был слегка недоволен увиденной картиной, он с недоверием осмотрел юнцов, подошел, присел около дочки, Силия исподлобья посмотрела на него, а затем ощутила, как он злоупотребляет, как он прикасается. Его объятия очень удушающие, он так незаметно кладет свою руку ей на талию, сначала мягко, а потом резко сжимает свои пальцы, притягивая к себе. Он замечает ее недовольство, но полностью игнорирует. Осматривает деревенских детей. — Здравствуйте, — улыбнулся им. — Я Том Реддл, — мальчики незамедлительно представились. — Хотите подзаработать? — интересуется, а у самого лицо сияет. Как только те закивали, то мистер Реддл предложил им работу слуг в их доме. Силия посчитала такой жест со стороны отца оскорбительным, она продолжала таращиться на его профиль. Когда мальчики убежали, то улыбка с его лица спала, он повернулся к ней, прижимаясь щекой, не скрывая своего скотского блаженства. — Они ведь не прикасались к тебе? — тяжело дышит ей в ухо. Она не ответила, а затем ощутила, как скользкий язык прошелся по ее щеке, что вводит в напряжение. Том берет ее на руки и уносит обратно домой, Силия обнимает его за шею, все еще наблюдая за удаляющимся видом с холма, пока полностью не скрывается за стенами поместья. Он усадил ее на диван и присел рядом, берет за руку, начиная подпиливать ее длинные ногти. — Ты не должна общаться с такими как эти двое. — Почему же? — оборачивается на него, он поднимает на нее глаза, одаривая возмущенным и недовольным взглядом. — Хотя бы потому что они были в грязи. Они не ты, им никогда не стать такими как мы, — пододвигается к ней ближе. Она упорно молчит. У нее было странное тяжелое чувство, Силия не могла расслабиться, словно каждый раз вынуждена выживать рядом с мистером Реддлом. — Они тебе понравились? — сжимает ее пальцы, заставляя обернуться к себе. — Нет, — спокойно говорит. Он приближается, вновь начиная зажимать ее в своих странных объятиях. Гладит ее, и, кажется, тихо, еле слышно поскуливает. Силия испытывает очень противоречивые чувства. — Ты считаешь меня красивым? — наконец что-то говорит. — Да, — не задумываясь отвечает, он с облегчением выдыхает, отпуская ее, снова начиная подпиливать ее ногти. Силие кажется, что папа не человек, а что-то очень похожее, но абсолютно не людское. Она забирается под кровать, зная, что он будет искать, в какой-то момент упивается спокойствием и уединением, но дверь в комнату распахивается. Силия видит его прямые черные брюки с ровно выглаженными стрелками, черные лакированные туфли — они неспеша приближаются. Силия начинает с опаской дышать, ей кажется, что ее дыхание оглушительно громкое. Он остановился, не делая ни шагу более. Она прижимает ладони к груди, видит, как появились его руки: бледные узкие длинные пальцы с острыми ногтями. Он тянет к ней руку, а затем появляется лицо мистера Реддла. Улыбающийся, абсолютно не раздраженный, чересчур несерьезный. Силия улыбается ему в ответ. Его белая рубашка соприкасается с полом; не жалея чистейшего цвета, Том залезает к ней под кровать, начиная теснить своим присутствием. Ей кажется, что она что-то в этой жизни упускает. Хочет сидеть с бабушкой и дедушкой за одним столом во время трапезы, но чаще всего они делали это раздельно. Однажды дедушка сказал: «Сын моего хорошего знакомого очень симпатичный молодой человек, а самое главное — богатый. Мне кажется, нужно выдать Силию замуж. Так мы приумножим наши богатства». Никак ровным счетом не реагируя внешне на такое высказывание, Том смотрит на Томаса, радушно скривившись в подобие одобрительной услужливой улыбки. Его трясло от подобных слов, желает убить магла, но переживает за дочку. Том часами красит ее, делает прически, а затем долго и крепко обнимает, Силие кажется, что папа плачет.* * *
Она не была страшной, наоборот даже очень эффектной, Тому нравилось рассматривать эту девочку, когда он сам был маглом. Знал ли он что эта смутная девица, полная тайн и загадок сделает его жизнь невыносимой, привяжет к себе, заставит от себя зависеть? Сесилия, а точнее Мариус уже давно утратила свою красоту в глазах Тома, но она не утратила другую возможность. В этот она момент нравилась ему сильнее всего; хватает ее под коленом и тянет на себя, рассматривая вымотанное болезненное лицо, в данную секунду для него она была чертовски сексуальна. Ее темные волосы разбросаны по всему лицу, Мариус походила больше на неприглядную оборванку, чем на отпрыска из благороднейшей семьи. Она тянет к его лицу свои руки, Том целует ее и очень хочет трахнуть. Странная улыбка, которой эта девчонка одарила Тома должна была бы его напугать, но только его ничем не возьмешь. Скользит руками по ее телу, падает ей на грудь, трогает большой живот, целует. Роняет Мариус на кровать, пробираясь под легкое платье, стал медленно облизывать ей живот, находя единение и данную ситуацию слишком романтичной, не может высказать, как любит Силию, она сводит Тома с ума еще даже не родившись. Он прижимается ухом к большому покатому животу, пытаясь что-то услышать или ощутить. Маленькая живность внутри большого живота не подает признаков своего существования. Том поглаживает натянутую кожу, целуя с каждым разом все исступленней. — Что особенного в этом ребенке? — спрашивает она наконец его. — Кого я рожу? — Мою покойную любовницу, — совершенно спокойно отвечает, начиная поспешно входить в тело своей беременной подружки. Странное неприятное чувство исчезло, доставляя желанную бурю приятных эмоций. Он ощущал это только на последних сроках, когда вот-вот и Силия родилась бы на свет. Видел перед своими глазами Силию, такой, какой она запомнилась ему еще живой. У нее белые волосы, яркие глаза и розовая помада. Глухо рычит, срываясь все быстрее, понимая, что ловит сильнейший и преступный кайф. Припал губами к животу, с заботой поглаживает. — Ты больной, — смеется ему в лицо прямо как при жизни. Перед глазами встает Силия, но ее образ стремительно тает, оставляя после себя лишь ее мать.* * *
Силия закрывает свою комнату на замок, смотрит на себя в зеркало, ловя странное отражение: тот кто напротив — был чужд ей, но близок мистеру Реддлу. Открывает окно, а с улицы подул чудный ветерок с привкусом свободы. Силия смотрит вниз, ее встречает небольшая высота. Она не может отделаться от мысли, что что-то не так. Наспех перелезает, готовая спрыгнуть на землю, ведь она редко когда испытывала боль. Она совершенно не боится высоты. Беспечно отпуская руки, она падает на траву, сильно ударившись, сначала Силие не встать, ведь она больно ушиблась, какое-то время она терпеливо ждет, пока боль стихнет. Не найдя в себе сил, чтобы как-то отреагировать кроме как скривить недовольное лицо в желании разреветься, Силия с большим усилием начинает потирать свое ушибленное колено. Благо было не сильно высоко, но мистер Реддл никогда не допустит такой вольности, поэтому Силия решила совершить проступок, ощущая, что это последний шанс перед неизбежным. На улице уже смеркалось, скоро зажгутся уличные фонари, скоро соседи позакрывают дома на ключ, скоро улицы Литтл-Хэнглтона наполнятся редкими вскриками подвыпивших рабочих, и солнце уже зажжется только на следующее утро, разгоняя нагнетенное за вечер. Она наблюдала, как на нее из окна уставилась горничная, Силия подносит палец к губам, прося сохранить ее тайну, не дожидаясь кивка, она срывается с места и решает бегом спуститься вниз. Крутой спуск, Силия на бегу оборачивается назад, отдаляясь все больше и больше, видя, как внушительный особняк постепенно прятался за высотой крутого подъема, с каждым шагом отдаляя Силию, теперь только свет в окне говорил о том, что в особняке еще кто-то живет. Силия спотыкается на ровном месте и летит вниз, испытывая самую настоящую щипучую острую боль, раздирает руки, колени и щеку. Внутренняя сторона ладоней была серая от песка и гравия — в раны забилась грязь, ее платье тоже испачкалось прямо как и белоснежные гольфы; Силия трет пострадавшую сторону лица, чувствуя, что сейчас точно разревется от страха и пережитого шока, а еще это все очень болит и рвано пульсирует. Силия стирает белую пудру со своей щеки, та остается на чумазой руке. Не успела она покинуть злосчастную тюрьму как пострадала. Видя расхаживающих людей, она поспешно встает и начинает идти прямо к Центральной площади, сопровождаемая вопросительными взглядами со стороны всех, кто видел странную незнакомку, которая спустилась аж с ненавистного и загадочного холма. Слезы застыли на ее лице, она все еще тяжко всхлипывает, не может унять сильнейшие муки от множества ссадин сразу. Видит большой расплескивающийся фонтан, подходит прямо к нему, присаживаясь на холодный бортик, окунает руки в ледяную воду, как только вода коснулась сырых ран, Силия вновь скривилась от проступающих слез. Начинает дотрагиваться до саднящей щеки, стирая грязь и крошки песка. — Эй! — знакомый голос со стороны. Силия тут же обернулась, встречая тех же мальчишек, только на этот раз их было куда больше. Все присутствующие дети были разных возрастов, мальчики и девочки дружной компанией направлялись к той, что впервые за долгое время оказалась в самом сердце Литтл-Хэнглтона. — Почему ты в таком виде? — изумился один из них. — Я упала с холма. Я сбежала, — в отчаянье жалостливо признается, начиная рыдать в сожалении. — Хотела посмотреть. — Можем показать, — парень протягивает ей руку. Силия встает, хватаясь в его пальцы, готовая уйти, хотя на самом деле просто не знает, как возвращаться домой после такого побега — все равно это не останется незамеченным мистером Реддлом. У нее много ран, грязная одежда и нелепый испорченный вид. Силия боится и не доверяет этим детям, тем более они все таращатся на нее, трогают материал платья, касаются волос, выискивая ленты. Изумленные девочки кружатся вокруг нее, не могут перестать расспрашивать. — Красивая, — рассматривают Силию, словно видят в ней что-то необычное. — Ты сбежала из дома? А как ты пойдешь обратно? — на нее посыпались вопросы, а она только растерянно пожимает плечами, действительно не зная ответа. — Силия, — окликает ее знакомый голос. Все тут же обернулись. Приветливый в своей зловещей манере мистер Реддл не упустил шанса проверить, как поживает его дочь за закрытыми дверьми, а вообще, он просто все понял посмотрев на лицо служанки, она думала только о сбежавшей юной мисс. Все жители оборачиваются на странного высокого мужчину, он был еще одним призраком для горожан. О нем было мало известно, только то, что он невероятно хорош собой. Когда он подходит к Силие, дети сразу же разбегаются в разные стороны. Том берет ее за руку, смотря на то, как его дочь вся разодралась, ему несказанно ее жаль. Он не может скрыть своей боли в ответ; мягким касанием проводит второй рукой вдоль ссадины, после чего та исчезает, ровно, как и вся оставшаяся боль, боли больше нет. Силия задирает свое платье, рассматривая коленку, но видит, что и с ней все в порядке, тут же хватается за пострадавшую часть лица, но чувствует лишь гладкость своей ровной кожи. Том обнимает ее, затем берет на руки, начиная уносить их из этого недружелюбного места. Силия смотрит назад, грузные взгляды жителей провожают их без стеснения. Он снова уносит, она понимает, что отец запрет вновь, возможно, теперь надолго. Испытывает странные ощущения, словно ненавидит мистера Реддла, ощущает, как его рука давно стискивает ей бедро. Он донес ее до самой комнаты, начал развязывать на ней корсет, тогда как Силия отстраняется, не желая, чтобы папа раздевал. Зайдя в ванную, постепенно закрывая дверь, она все еще следила за тем, что делает этот загадочный мужчина. Наконец-то оставшись наедине, Силия сбрасывает с себя всю одежду, оставаясь полностью обнаженной, она осматривает себя получше, но не находит и упоминания о былых ранах, словно и не падала. Силия только лишний раз уверяется в том, что ее папа не человек. Забирается скорее в душ, испытывая дурное чувство, словно вся нынешняя жизни — стекло, за которым скрывается истина. Силия видит, как стекло покрылось трещинами, от него стали отваливаться куски, вот-вот и она что-то узнает. Теплые струи смывают всю пыль, она с усердием трет глаза, избавляясь от косметики, черные разводы поплыли по всему лицу. Она ощущает гнет отцовской заботы, понимает, что он единственный, которого она все еще не знает. Выжимает всю влагу с волос, укутываясь в полотенце. Распахивая дверь, Силия внезапно встречается с мистером Реддлом, что возлежал на ее кровати, Силию напрягает, что он ничего не говорит. — Иди сюда, — он присаживается. Она подходит, он смотрит на нее так, как будто все время чего-то ждет, а Силия каждый раз разочаровывает. — Присядь, — она присаживается. Он стал расчесывать ей волосы. Долго, медленно, аккуратно. Она понимает, что все время папа страдает около нее. Поворачивается к нему, но не может ничего сказать, рассматривает его выражение, которое съела нервная ухмылка. Мистер Реддл сам виноват в том, что у него такая дочь, которая даже не способна его утешить, она просто-напросто не понимала: что ей сделать? — Можно я посплю с тобой? — спрашивает он наконец. — Нет, — недоверчиво прищурилась. Том ничего не ответил, лишь опустил на мгновение глаза, казалось, он зол и сильно разочарован, еще чуть-чуть и он взорвется, но его лицо было непоколебимо, он лишь взглянул на зеркало. Силия вздрагивает и поворачивается на размежающий тишину треск. Сильная ломанная трещина пошла по всей поверхности стекла, пока одна часть зеркала не откололась, с грохотом падая, разбиваясь на множество мелких осколков. Он прикрыл глаза, затем встал, и ничего не сказав, покинул ее комнату. Его руки тряслись, Том старается подавить эти неподдающиеся контролю эмоции, прикасается к стене, начиная удаляться, трогая каждую неровность. Под его прикосновением все чернеет и умирает. Том замечает, как цветы в дальнем углу коридора завяли, а свет нервно замигал и окончательно выключился, — он не знает что с ним, чувство, будто он тяжело болен, прострелен, прямо как Силия в тот день. Она ушла, сбежала, если бы мистер Реддл не понял бы всё, взглянув на снующих и ненужных, по его мнению, слуг, то невесть знает что бы приключилось с его единственной дочкой, вид которой был жалким, глупым и всегда отстраненным. Она производила впечатление совершенно бесчувственного и бесстрастного пустого человека, Том не получает от нее ни грамма душевной теплоты, не ощущает, что она любит его, кажется, никогда и не ощущал. Скорее всего Силия никогда по-настоящему не любила ни своего брата, ни сына, говорила много об отце, но получив и его, — совершенно не изменилась. Том считает, что делает для нее все, а она неблагодарная и бесчувственная, потому что решилась на побег. Он с содроганием думает о том, что дочка хотела действительно улизнуть, сбежать и бросить, но он был в ее голове и понял, что Силия лишь хотела посмотреть город в котором живет, но Тома не переубедить, он считает: Силия хочет его бросить, а еще то, что: она не прекратит попыток высвободиться. Представляет, как Силию попытались бы изнасиловать деревенские ребята или вообще кто-то. Сжимает пальцы в кулаки, ненавидит всё, особенно себя, не понимает: что делает не так, наоборот — он ведь страдает. Она ничего не помнит, возможно никогда и не вспомнит, а значит, Силия никогда ничего не поймет и будет думать что он гад и в чем-то виновен. Ее мысли всегда очень противоречивы, Том видит и слышит их все менее четко, словно в какой-то момент она ставит между ними кирпичную стену, о которой начинает думать, из-за чего он не может понять: что она за ней скрывает? Том не готов мириться с тем, что прошлое, может быть, не удастся вернуть. Он не может понять почему с Томом-маглом все было по-другому, он ведь был ужасным отцом, потому что сам был ребенком, которого всегда попрекал Томас, именно из-за этого никто тогда так и не решился покинуть особняк в Литтл-Хэнглтон, после чего пришел другой Том и убил. Том снова хотел бы встретиться с самим собой и убить его, настолько сильно он запутался в своих личностях. Он знал каждого Тома по отдельности, но смешавшись — они превратились во что-то непонятное, будто липкая тягучая трясина, в которой уже нет отдельного Тома-отца, Тома-брата или Тома-сына, есть только Мистер Реддл, имен у которого было слишком много. С такой заботой он выбирает ей одежду, всегда одинаково красит, прямо также, как это делала когда-то взрослая-Силия, любит трогать ее волосы, красить ногти, а потом смотреть, как она идет играть. Она была уже большая девочка, но все еще играла в игрушки, почти не читала книг, зато слушала когда отец ей их читает, он пытался научить ее играть на пианино, но Силия и этого упрямо не захотела. Она не скрывает своей радости, когда ей разрешают покататься на лошади или сходить в лес с Томасом на охоту, но даже это всегда напрягает его дочь. Силия как-то раз долго плакала, потому что увидела как псины Томаса разодрали огненно-рыжую лисицу, Томасу и старикам из его компании было весело, а вот Силия потом надолго замкнулась в себе. Она так хрупка, чтобы Том не делал, он все равно оставался в неведении. А еще она почти всегда молчит, чтобы он не сделал, словно ее реакции и нет вовсе. Мистер Реддл улыбается, понимая, что больше не может так жить, считает, что сделал и делал все правильно, желает сорвать цветы, отчаиваясь вообще во всем. Она ведь хотела его предать, он уверен, что в ее голове были грязные мысли, а вдруг Силия хотела отдаться какому-то паршивому маглу, еще из головы загадочного отца не выходят слова Томаса, который смог вымолвить противоестественное и жалкое предложение — предложение о помолвке. Том до сих пор очень разочарован и даже легкий флер воспоминаний делал ему невыносимо больно, он помнит, как посмотрел на Силию в этот момент, и был уверен, что эта девчонка испытала облегчение и радость от этого предложения. Предложения сбежать. Ее взор ничего не выражал, но она посмотрела на Томаса. Посмотрела! А это уже многое значит для мистера Тома Марволо Реддла, значит, что Силия согласна и хочет. Том сдержанно, но горько заплакал, утирая в ночной тьме свои слезы скорби от собственного безумия. Его горе раздирает по частям, он нисходит от мук невзаимности, считает, что Силия бесстрастное бревно, каменная и холодная. Она никогда не подойдет к нему сама, никогда не проявит нежных чувств, не заговорит первая, только если это не какой-то глупый вопрос. Даже с теми ребятами из деревни она вела себя более дружелюбно. Том считал, что его дочь испытывала к ним симпатию, поэтому и решила прыгать с окна. Ее одежда была в пыли, а на теле ссадины, он чувствовал как ей больно, но она ничего не говорила, просто молча плакала. Том считает, что это потому что Силия очень сильно хотела показать тем мальчишкам, что она храбрая и достойна общения с ними на равных. Мистер Реддл не мог уйти от вспыхнувшего в нем ощущения, будто он ненавидит свою дочь, он резко и без промедления хочет ей отомстить, считает, что она не имеет права себя так вести, не может что-то желать, потому что она лишь его часть. Он хочет старую Силию, разделяет свою дочь и бывшую любовницу. Считает, что слишком долго мучился и томился. Он пробрался ночью к ней в комнату, пока Томас и Мэри гулко крепко спали. Силия слышит, как отворяется дверь её спальни. Она слышит приближающиеся крадущиеся шаги. Поворачивается и видит высокую тёмную фигуру. — Папа? — спрашивает с опаской. Он ложится к ней, забираясь под тёплое одеяло. Том целует её в волосы, руки поспешно в попыхах обнимают, затем он целует ее в щеку. Она слышит его неспокойное сбивчивое дыхание, пока он маниакально думает лишь о том, что Силия все еще девочка. Он задирает ей ночную рубашку, скользящими и надавливающими движениями тиская совсем небольшие, почти плоские груди, отчего Силие показалось это неприличным и странным, сжимая одну грудь, он через ткань ночнушки жадно присосался к ее выпирающему нежному соску, зубами сгребая и слюнявя тоненький материал, проходясь передними резцами по самой тонкой вершине, заставляя Силию в ошеломлении перестать дергаться и громко часто вздыхать. Она вспоминает непристойности о которых бабушка с дедушкой бывало рассказывали, они никогда не говорили открыто, но всегда намекали, что Том Реддл плохой и низкий человек. Том бесстыдно и гордо целует Силию в губы, уверенный, что ночь прикроет его злодеяния, пробирается скользкой холодеющей рукой по ее нежному податливому телу все ниже — к дрожащему животу, трогает, и с урывистыми вздохами тщеславно наслаждается и упивается, пробует ее всю такую трепещущую, испытывая сильнейшие сексуальные муки. Невыносимо сильно хочет в нее влезть, протолкнуться в самые недра, все еще в отчаянии злясь. Она тихо, почти прискорбно, стонет, прижимается к отцу сильнее, теряя любое уважение к себе, которое с таким упорством взращивал в ней каждый Реддл, стыдливо сдвигает ноги, как только почувствовала пальцы у себя между напряженных холодеющих ног. Натирает ее и давит, шарит пальцами, забирается глубоко в промежность, Силия непроизвольно сжимается, только сильнее отдаляясь, чем тянет своего навязчивого папу за собой, а он дышит зверски ей в шею, почти что рычит и кусает — весь уже извелся, и она со стыда краснеет, но благо в сумраке это незаметно. — Что ты делаешь? — наивно спрашивает, отвечая ему на глубокий пронзительный поцелуй, в одну минуту, в какое-то мгновение ей очень сильно захотелось это сделать: кого-то поцеловать, пока нервные бесстыдные пальцы терлись и скрывались между ее сокровенных облапанных мест, а сама она вся содрогнулась, испытав на себе пробивающие все тело и мысли краткие судороги. Хватается в Тома посильнее, в лихорадке скуля и пища, сдерживаемая только стыдом и соседством с бабушкой и дедушкой. — Я люблю тебя, — отрывается от её влажных губ. — Силия, ты ведь хочешь, чтобы папа любил тебя не как маленькую девочку? — она не увидела и не прочувствовала, каким безвольно-страстным сделался его горящий, но укрытый в полумраке, взор. — Да, — не задумываясь отвечает ему, обнимая и смущаясь одновременно. — Я схожу с ума от любви к тебе, скажи мне, ты хочешь, чтобы папа сошёл с ума по твоей вине? — наглый и бесчестный шантаж. — Нет, — дышит ему в рот, хватается в шею, прилегая к нему поближе, страшась потерять своего отца навсегда; страшась стать причиной его гибели или ухода. — Я не могу допустить поганой мысли, что кто-то захочет мою Силию. Ты принадлежишь мне, — она почувствовала, как его язык проник в её рот, пока его пальцы уже давно были внутри. — Скажи, ты хочешь принадлежать кому-то другому? — он был требователен, поспешен и почти груб. Срывался от щекотливого измождения, немея, отяжеляясь и разгораясь в самом внизу, слушая её частые вздохи. — Нет, — не понимает о чем он вообще. — Хочешь, я сделаю тебя женщиной, доченька? — млеет с её трепетного и испуганного голоса, огибая рукой ее талию, прижимая ладонь к ягодицам, опускаясь на бедро и мокро твердо поглаживая, он чувствовал, как Силия вся непокорно напряглась; ему был не важен ее ответ, он знал, что должен сделать, и его ничто не могло остановить. — Да, — честно и наивно отвечает. После этих мимолетных, произнесенных почти шепотом слов, Том забирается на неё, смотря в вырисовывающиеся в ночи красивые черты лица. — Я так сильно тебя люблю, что хочу быть в тебе. Глубоко, очень глубоко. Ты разрешишь мне любить себя? — испытывающе не моргая смотрит, продолжая её влажно и разгоряченно целовать. — Да, — говорит она, чувствуя, как он трется о неё через брюки своим вставшим членом, припадая вновь к губам, втягивая в несдержанный плотский поцелуй. Скользит языком, вылизывая ей зубы, показывая своё болезненное разбереженное помешательство, чем вызывает в Силие щекотливое недоумение, страх и прилив сильной похоти. «Это только между нами», — шепчет ей без остановки, — «Так надо, иначе я исчезну из твоей жизни», — заклинательно приговаривает, треплет и терзает её доверчивый и наивный ум, ведь он знает, что несмотря на все противоречия — она боится остаться одна. Остаться без своенравного него, который сделал её и продолжает делать. Насильно раздвигает ей ноги, вырывая у неё из груди слабый возмущённый вопль. Его слюни везде, его прикосновения крепки и бескомпромиссны. «Мой ребёнок… Моё…», — шарит по её животу носом, словами все больше угнетая, напоминая Силие страшные вещи. Она не может отказать ему по разным причинам, в которых был и явный страх и точное любопытство, и неприкрытое самолюбование. Он так все время смотрел на неё. Так, как не посмотрел больше никто. Но он груб, почти жесток, отчего Силия стала раскаиваться, находя виновника в себе. Он переворачивает её на живот, она под его просьбами привстает на коленях и локтях, судорожно хватая воздух ртом, предчувствуя эту неизбежную боль отдачи. Она слышит, как копошится позади неё отец, он угрожающе расстёгивает свои штаны. — Я люблю тебя, — на этих словах он упирается в Силию, хватается цепким грубым прикосновением в ее мягкие теплые бедра, раздвигая и начиная быстро и безрассудно входить, резко останавливаясь. Она сжимает пальцами подушки, опуская голову в них, не желая громко ныть, дабы не разбудить Томаса и Мэри. Слезы как-то сами хлынули у нее из глаз, и дело было не в том, что он, наконец-то, пробрался внутрь столь жарко и в неистовом раже, вторгаясь и раскрывая, Силия чувствовала ни с чем несравнимый губительный карающий стыд. «Хватит… хватит…», — неразборчиво лепечет. Все еще пытается сдвинуть свои оцепеневшие ноги плотнее, трясясь от того дискомфорта, что приносило ей их соединение, ощущала, как руки ее дорого отца сместились выше, он сумасбродно начал толкать ее изнутри, издавая сиплые полустоны, переходящие на низкий шелест. У нее было странное чувство, что папа поступает с ней очень нехорошо. — После этого ты уже не будешь кому-то нужна, — говорит Том с какой-то гордостью, резко дергаясь вперёд. Она завопила, замычала от этих странных вопиющих ощущений; испытала на себе всю низость умышленно причиненной боли. Но мысль, что она принадлежит своему отцу грела каким-то сладким огнём безумия, он будто говорил ей, что она особенная. А еще у него не было жены. Силия никогда бы не подумала, что в неё можно что-то вставить, а особенно что-то от другого человека. Он стал более спокойным и плавным после произнесенных слов, Силия приподнимает голову, начиная слушать, как скрипит под ними кровать, отчего ей стало еще больше стыдно, к ее лицу прилил неистовый липкий жар. Его рука крепко сжимает бедро, она чувствует, как глубоко впились его ногти. Силие очень душно, она горит изнутри, она все думала о том, что ее папа где-то в ней — у нее под кожей. Чувство плотского соприкосновения в столь интимной игре заставляет ощущать себя грязно. Он почти ложится на неё сверху, огибая все тело своими руками, прижимая ладони к ее натянувшемуся животу, все ещё безропотно и урывками двигаясь и заставляя прогибаться. Она слышит его томные вздохи себе на ухо, испытывает душное дыхание на коже. Мучительно стонет от осознания, что папа её растянул и ей больше не больно. — А так делают все? — нашла силы, чтобы спросить. — Нет, — шепчет, — только мы с тобой, — улыбается и целует ее в волосы. После этих слов её охватывает постыдное чувство от блаженного воссоединения, она осознаёт факт сего разврата и что их ситуация исключительна. Сжимает его руку, кладя себе на грудь, хочет чтобы Том мял её, оставляя унизительный и длинный след их порочной любви. Он резко останавливается, выскальзывая из нее, просит Силию перевернуться на спину, жадно трогает ее живот, прильнул к нему, начиная несдержанно мастурбировать. Она смотрит на это, он берет её ручку, обхватывает свой собственный член и продолжает помогать себе кончить, думая о том, что в ней все-таки было намного лучше. Её опороченный, но такой невинный вид, а ещё осознание того, что Силия стерпела его, даёт непередаваемые ощущения. Том готов прямо здесь сейчас испачкать свою дочь, но все оттягивает этот момент, любуясь её видом. Стал тереться членом о её живот, представляя, что она беременна от него, не сдерживается — кончает в ту же секунду. Силия слышит, как измученно и томно Том простонал её имя, а затем сперма, много спермы, она стекает по её животу. Проводит рукой, стирая остатки папиной любви. Он обнимает Силию, ложась с ней рядом. Все еще не может перестать дрожать, Том не ощущает, что сделал что-то плохое, но видит в ее мыслях что-то разительное. Силия не может отделаться от странного чувства дежавю, все еще чувствуя руки отца на себе не может уснуть, кажется, она что-то осознала, что-то очень странное. Смотрит на него, а он беспокойно спит, проводит рукой по его ресничкам, он жмурится от щекотки, начиная улыбаться. — Это ведь все отговорки, Том? — заметно огрубел ее голос. Он тут же открывает глаза, вспоминая легкую надменность и эту манеру говорить, прямо как когда-то делала Силия-мама. — Ты самый обычный растлитель и извращенец, — снимает с себя рубашку, оставаясь полностью голой. — Папа, Силия, называй меня папой, — его голос срывается на томный хриплый баритон. — Хочешь быть папочкой, Том? — хватает его за лицо, утомленно рассматривая его губы. — Скоро твои жалкие гадости, которыми ты со мной мечтаешь заниматься испаряться, натыкаясь на Хогвартс, — ухмыляется, начиная его целовать. — Наш секс начался с того, что мы были братом и сестрой, а закончился тем что ты — мой дорогой и горячо любимый папуля. Том хотел бы сказать что-то, возразить, но, проглотив комок ее презрительного и такого оскорбительного провокационного флирта, начинает обдумывать план будущих неотложных действий. — Я буду твоим профессором, — не сдерживает усмешки, а средь тьмы ночной блеснули его глаза самой сквернейшей радостью. Она явно не ожидала, что он будет преследовать ее даже там и не бросит попыток контролировать. Силия боится вообще контактировать с другими людьми, помня, чем это обернулось для них. — Снова двадцатые годы? Или постойте, — смеется, — Сколько нам лет? — скользит руками по его груди. — Ты такой старый, — пытается задеть. — Мне тридцать, — он слукавил. — Старый извращенец, — не может унять своего злобного смеха, спускаясь все ниже, забираясь к нему под одеяло, слыша, как Том стал тревожиться, особенно, когда она стала обсасывать его гнусное паршивое достоинство. Силия считала, что все его мозги и рычаги к безумствам находятся ниже пояса. Он был жалок, сколько бы лет не приписывал себе — так и остался никчемным, разнузданным и невоспитанным развратником. Том прощупывает ее голову сквозь одеяло, желая, чтобы она взяла в рот полностью, смеется, когда слышит, как доченька давится, а затем слюна, которая потекла, срываясь с ее губ. Ее пальцы стали сжимать слишком сильно, Том застонал почти от боли. Силия откидывает одеяло показывая свою грязную мимику, которая его очень раздражала. — Предупреди, когда решишь кончать, — после этих слов она стала мучительно ему нализывать, крепко сжимая его дорогой и любимый член. Она слегка царапала нижнюю часть его бедра, от чего Тома пробрала дрожь. — Папочка, — проводит резко по самому основанию языком, заставляя папу мучиться. — Все, я щас… — он чуть не расплакался. Силия прикрывает ему рот, Том не успел понять, что она собирается делать, только ощутил на себе ее вес, стоило ей взобраться сверху. Она все еще крепко сжимала, не давая ему кончить до нужного момента. Том ощущает, как Силия впускает его в свое тело, она все еще очень узкая. Даже неприятно узкая. — Ублюдок, еще не все, — вызывающе постанывает, запрещая Тому получить оргазм. Она стала слегка покачиваться, он понимает, что Силия хочет привыкнуть к порочащему ее размеру. — Чушь! — вымучивает из себя. — Ты говорил, что у тебя больше чем у отца, — вспоминает, как Том-брат издевался. — Наглое вранье. — Я ревновал, — притягивает ее к себе, пока она все еще не оставляет попыток совершать слабые движения. — Кончай, — разрешает наконец-то, смотря на то, как скривилась его рожа, насколько жалкой и блаженной одновременно она стала. Она проводит пальцем по его губам, все еще рассматривая его мерзкую физиономию, любовно гладит по щекам и шее.