* * *
Убогие стены. Убогое место. Холодно по ночам. Я слышу детский плач за стеной, — выводит аккуратно в тетрадочке искренние слова, держа ручку в левой руке, ненавидя быть правшой, зная, что его принуждают писать правой. Если гадкие учителя его застукают, то сразу же надают по левой руке, от чего останутся синяки, они потом пожелтеют и будут долго сходить. Том считал, что этим приютским крысам нравится издеваться над ним, потому что он — особенный. Вынуждают признаться в убийстве несчастной зверушки и рассказать о пытках в Хрустальной пещере. Не успевает додумать мысль, слыша как кто-то стремительно приближается, возможно, идут именно к нему. Том закрыл свои записи и убрал в тумбочку, считая, что Эми Бенсон — сплетница и рыскает в поисках чужих «новостей». Слез со стула и показательно уставился в окно, стоя спиной к двери, всеми фибрами желая показать только одно — протест. Протест этому обществу. Протест этим правилам и режиму. Уверенный, что все приходят в ужас от его старательного безразличия. — Том, к тебе пришли, — голос злобной миссис Коул, запах её алкоголя чувствовался по ночам. Том не спешил поворачиваться, ожидая, что ему вызвали очередного мозгоправа. Но когда дверь в его комнату затворилась, он резко обернулся, замирая, переставая даже дышать. Кто это? Высокая привлекательная женщина, милая и грустная одновременно. В глаза бросаются её ноги, стройные и длинные, открытые колени. Приятно рассматривать отдельные штрихи, как и всю эту леди в целом. Том ещё никогда не ловил себя на таких мыслях от которых становилось жарко, неловко, напряжённо и стыдно одновременно. Она была в сером — подстать приютской форме. Губы её намалёваны, глаза тоже, — Том видит такое не в первый раз, но никогда это не вызывало никаких эмоций. Эта молоденькая дама стояла так, словно боится или смущается, прилипая спиной к двери, не решаясь сказать своим красивым ртом хоть что-нибудь. Волосы лёгкой волной спадают на её плечи. Блестят на свету, орехового цвета. — Кто вы? — недовольно бросил озлобленный взгляд в сторону посторонней. — Что вам нужно? — чувствует неладное, но видит, как пугает её только больше, будто она жертва, брошенная в клетку к зверю. Тома это бесит. Когда её страх достиг апогея, то резко спал, оставляя на лице лишь безразличие. Она сделала пару шагов, — Том резко посмотрел ей на ноги, слыша стук каблуков. Эта женщина села на кровать напротив и уставилась, чем начала пугать уже его самого. — Я жена твоего отца, — открыла она наконец-то свой рот, произнося очень странные слова. Том всматривался в форму её губ. Опущенные вниз уголки, верхняя губа изящно изогнута, нижняя дополняет плавностью. — У меня есть отец? — подошёл к ней поближе. — Был, — улыбается, да столь странно, что мальчишке стало жутко. — Ты убил его, — говорит небывалый бред. — У меня на вас встал, — считает, что делает ей комплимент. — Я знаю ваше имя, — делает к ней шаг, трогая выпирающие колени, упирается в них своими брюками, находя прикосновение блаженством. — Но я забыл, — она чуть отодвинулась, раздвигая перед ним ноги. — Вы мне снитесь, — ведёт рукой по её ноге, наблюдая за тем, как этой странной жене его отца это нравится. Скользнул чуть ниже, касаясь её внутренней стороны бедра, Силия ахнула, ложась на спину, приподнимаясь на локтях. Том задирает плотную серую ткань, ненавидя клетку, ведёт дальше, чувствуя эти странности в собственных штанах. Но он не знает, что сделать с этой женщиной. — Засунь его в меня. Прямо внутрь, — томно дышит. — Вы будете кричать? — стал расстёгивать поспешно ремень, догадываясь, что будут визги, а Том не хотел ещё проблем в приюте. — Постараюсь не произносить ни звука, — пообещала она, ещё больше расставляя свои ноги, он узрел, что на ней нет белья. Голая и гладкая, ему хотелось и потрогать и засуться, поцеловать, но — не решается. Она полностью расслабилась, Том ещё не вошёл в неё, а уже увидел, как блестят жаркие прелести от сочной влаги. — Прямо туда? — решил убедиться, с надеждой смотрит. — Да, туда, — раскрывает себя пальцами, притягивая мальчишку поближе. Как только он коснулся её там своим членом, то его аж передернуло от палитры разнообразных эмоций. Поспешно вставил ей, начиная неумело трахать, а она все равно стонет, по крайней мере, пытается, но одергивает себя. — Пожалуйста, не кричите так, — лёг на неё сверху, ему кажется — она страдает, такие странные звуки покидают её уста. — Нас если застукают, то все подумают… — Том даже не хотел зацикливаться на этом, смотря только в лицо этой женщины, чувствуя себя в ней. Её так много, ему хочется стонать, но он сдерживался, чтобы в последний момент сорваться. Она закрыла ему рот руками, стискивала спину своими ногами. Том влюбился в неё, он не знал кто она, зачем все это делает, но только жена его отца смогла рассеять вечную злость и тоску. Он чувствовал что-то странное во всей этой ситуации. Ему показалось, что он напрудил в неё, подумал, она не заметила, а то ругалась бы. Чувствует склизкие тёплые мышцы и свою жидкость в ней. Она сделала Тома счастливым, затем медленно убрала руки, приблизилась и коснулась его губ своими. Хотел было дальше мусолить её рот, да вот только она начала вставать, отстранилась, оставляя его лежать на кровати со спущенными штанами. Он был так зол. Зол на всё и на всех, но не теперь, не в эту секунду. Холод сменился на тягучий жар, обволакивающий все тело, не хотелось шевелиться и думать ни о чем, кроме пережитого. Том все смотрел на неё, непереставая гадать, желал вспомнить, зная — она не назовёт своё имя. Том смотрел, что будет делать эта женщина. Она подошла к его тумбочке, взяла носовой платок, поставила одну ногу на его кровать и стала что-то стирать со своих бёдер. — Ты кончил в меня, — поясняет, кидая использованный платок ему на кровать. Она собралась уходить, Том это понял. — Куда вы? — резко стал застегивать брюки. — Я ухожу, — повернулась к нему и сказала это так, словно ничего не было! — Я думал… — запнулся на полуслове. — Думал… вы заберёте меня, — хватает её за руку, останавливая. — Я не могу, — честно признается. — Почему? — обнимает её, она была такая высокая по сравнению с ним, что он дышал ей в живот. — Я не замужем, мне одной никто не даст усыновить ребёнка. Да и тем более, — хочет разжать его объятия. — Тебя скоро заберут в Хогвартс. — Куда? — испугался что это тюрьма. Она не ответила ему и продолжила вырываться. — Не уходите, останьтесь. Вы очень красивая, вы мне нравитесь! — признаётся, начиная ронять слезы. — Ты же только что меня увидел, — присела возле него, начиная утешать. — Ну хорошо-хорошо, — вцепился ей в ногу. — Это я. Это я сделал! — горестно завыл, пугая Силию. — Я задушил кролика Билли. Я воровал у ребят. Я скинул Эми и Денниса в ту странную пещеру, окунул прямо головой в холодную воду, а Эми подскользнулась и упала сама, — не дает ей уйти, не видя, какой испуганный у нее взгляд, она все еще делает старательные попытки, дабы высвободиться из крепких объятий странного мальчика. — Мне нужно уйти, — говорит она потеряно, — но я еще приду к тебе, — немедленно выворачивается из ситуации, давая ему надежду. — Вы врете! В спину Силии упирается дверь, которая резко толкает их обоих — кто-то хочет войти. Том сразу же отцепился от странной женщины, отходя подальше, делая вид, что ничего не произошло, что он вел себя тихо и послушно. Миссис Коул открыла дверь и сразу же начала улыбаться, встречаясь со взглядом этой женщины, всем было очень интересно: что происходит, потому что две воспитательницы стояли прямо позади. — Все хорошо? — смотрит миссис Коул на Тома. — О да, — Силия встрепенулась, Том замечает, как картинно распереживалась жена его покойного отца, — просто это так сложно, — она заправила прядь за ухо. — У меня умер муж… я не решилась… — Том раскусил ее вранье, эта женщина ни на грамм не переживала, даже правду не говорила. Если его отец умер, то это значит, что все его деньги и имущество по праву теперь Тома, эта мисс пришла сюда… она хочет забрать все себе, — понял Том, поражаясь такой бесчестной игре, почему-то именно ее читать было легче остальных. Мотив незнакомки был на ладони. — Ничего, — ободряюще посмотрела на нее миссис Коул, выводя из комнаты, закрывая дверь. Том ринулся к ней, упираясь ухом в тонкое дерево, пытаясь услышать, что же там происходит. «Я сражу их всех. Они разграбят всё, воспользовавшись тем, что я отвернулся. В глубине есть чувство, которое призывает: «Найди дом», — вторят злостные мысли, навевая на Тома параноидальный порыв. Я разговариваю во сне, ибо не могу забыть, — открыл глаза Том, понимая, что это был всего лишь сон. «Я ухожу!», — сказала Силия и покинула собственную комнату, Том смотрел ей в след, видя, что Януш играет с ним в странную болезненную игру иллюзий. Том не осознавал, что делает из одного человека другого, он терпеть не мог подобное, все понимая своей головой, но этот точный силуэт в белой длинной сорочке, крадется в темноте словно крыса-Петтигрю в ночи. Януш его покидает, расставаясь с папой в образе Силии. Том подождал пока ее фигура окончательно скроется. Она так холодна, — думал Том, все время зная, что — это не его жена, но он продолжал не понимать. «Это иллюзия», — вторит ему голос кого-то внутри, но мистер Реддл всячески отказывается в это верить, не в силах жить как-то по-другому. Встает с кровати, на которой случайно задремал, вспоминая, что он у нее в комнате. Силия будто готический призрак в этом скрюченном домишке, ее нет, но она как бы есть и пугает. Пробираясь столь тихо, что не скрипнула ни одна половица, Том замечает темноту на этаже, которая рассеивается из комнаты Януша, заглядывая одним глазком, наблюдает, как Геллерт читает. Что-то читает, воображая из себя утраченное достоинство. Отмыться от грязи Нурменгарда очень сложно, но Грин-де-Вальду необходимо абстрагироваться хотя бы на несколько часов. Том видит, как Геллерт отчего-то страдает, периодически хватаясь о грудную клетку. Берет ручку и записывает что-то. Быстро, точно, задумчиво, а затем убирает пальцы, продолжая читать, пока грифель вычерчивал неизвестную информацию. Грин-де-Вальд тяжело вздыхает, кладя страницы Агаты Кристи себе на лицо. Почему Геллерт читает детективы? Почему именно этот? «Скрюченный домишко» заинтересовал человека, который проживает уже в подобном месте. Том знает кто убийца, хочет войти в комнату, назвать имя и убежать, наблюдая то — какое невозмутимое выражение будет у Грин-де-Вальда даже от вскрывшейся интриги. Самый странный детектив Кристи, как считал Том — именно Кривой дом, так как главным антагонистом и убийцей оказалась маленькая девочка в большой и надменной семье, где на нее никто не обращал внимания. Она совершала преступления просто под импульсом своих страстных желаний, освобождая себе тропу и пробираясь вперед, хотела убить всех своих врагов-родственников. Она была тем членом семьи, в котором сосредоточились все самые жалкие и ужасные черты. Если Том видел себя этой маленькой Жозефиной, то Силию он представлял не иначе как старшую сестру — Софи, за которой бегал бравый и верный детектив, в котором прослеживались черты натянутой доблести, прямо как у Януша. Откуда он такой? Что с этим мальчишкой не так? Он просто сын своей матери, — сам же дает ответ на свой вопрос. Геллерт коснулся написанного письма самым кончиком палочки и оно растворилось. Мистер Реддл понял — Грин-де-Вальд отправил кому-то письмо, но на этом бывший узник и действующий преступник не остановился, его перо продолжило писать снова и снова, пока тот с умным видом перевернул страницу самого странного детектива. Том отстранился, решаясь отправиться вниз, туда, где была его дочь. Спускаясь по лестнице — уже видел слабый трепещущий свет, это было жаркое пламя камина, заглядывая в гостиную, утонувшую в темноте, мистер Реддл наблюдает, как Силия медленно расхаживает по комнате и держит какую-то книжечку в руках. Это стало раздражать Тома, им что тут библиотека? Длинный шлейф от белой сорочки тащился по полу, откликаясь на каждое движение. Она не видела его, потому что глаза ее были опущены, а уста что-то участно проговаривали, бесшумно и медленно. — Что ты делаешь? — обрывает уединение Януша, появляясь на пороге нежданно-негаданно, явно разочаровывая. — Я вышел почитать, — без тени страха отвечает, и этот, его голос… режет Тому слух. — Говори о себе в женском роде, — заходит в гостиную, прося сына не быть собой. — Нет, — он смотрел на Тома с плохо скрываемым раздражением. — Том, я не женщина и ты это знаешь. — Раздевайся, — отдал ему приказ. — Нет! Перестань делать это! В жизни есть более важные вещи. — Например? — Том с интересом приподнимает бровь, ожидая вселенских откровений сверхъестественного масштаба. — Дружба и смелость, любовь, — он был так романтичен, что это просто выводило из себя. Даже зная всю подноготную, Януш надеется прекратить пытки над собой. — Заткнись и скажи спасибо за то, что я не принудил тебя сосать мой член, потому что я — милосердный Темный Лорд. Маленький человек в большой семье казался самым незначительным для всех обитателей семейства Леонидис, но Грин-де-Вальд уже видел в ребенке особый потенциал, а с каждой перевернутой страницей он ждал сцен именно с Жозефиной. Она стала его любимым персонажем — тем, на которого никогда не обратишь внимание, но она цепляла чем-то особенным. На самом деле Геллерт не читал книг уже как целых пятнадцать лет, благо английский еще не забылся, а письмена складываются в понятные фразы. Все давалось с трудом, но с удовольствием. Почему именно эта книга? Наверное, Грин-де-Вальду запало загадочное название, но если быть честным — он не придавал значения, желая просто погрузиться в то, чего был лишен, беря первое попавшееся с полки. Детективов он раньше не читал — некогда было, потому что жизнь Грин-де-Вальда складывалась как самый обыкновенный триллер — ему было не скучно. Когда-то занятно, когда-то надоедало, но никогда не скучно. От отсутствия интриг ему казалось, что превращается во что-то сухое и черствое, старея на глазах, это как спелую виноградину засушить до состояния изюма. Он с интересом читал, успевая писать быстрые письма, отправляя всем, кого помнил еще с войны. Закончив с писаниной и тлея от огня детективной интриги, которая была как шило в одном месте — Геллерту приспичило попить, желательно чего-нибудь попрохладнее. Лениво поднимается из-за стола, с облегчением выдыхая, чувствуя, как растягивается каждая засидевшаяся, зажавшаяся струнка тела. Медленно добирается до двери, следом оборачиваясь, оглядывая уютную атмосферу комнаты: две яркие свечи не дают погрузиться в полный мрак, что уже настиг маленький городок, кровать небрежно расстелена, окна расшторены, потому что Грин-де-Вальд все еще страшился комнат без окон, ему напоминало это недавно побежденную тюрьму. Покидая благоустроенные покои — оказывается в мрачном длинном коридоре, снизу, у самого пола, подрагивает еле ощутимый сквозняк, Геллерт проходит комнату, в которой все время обитает Том Реддл, затем какую-то все время запертую и много чуланов, в которых не бывал. В округе сплошная тишь, да спокойствие, отчего и напряжно, Грин-де-Вальд будто оказался в скрюченном поместье, из которого то и дело посыплются скелеты изо всех запертых, вроде бы, казалось, наглухо чуланов. В темени непроглядной, идя практически по стеночке, добирается до лестницы, чувствуя, что сквозит холодом как раз снизу — аж с первого этажа, ступает по мрачным ступеням легко, но осторожно, боясь нарушить тишину реддловского поместья и разбудить чудище этого дома. Лестница ломаная — идет косоуром, короткая и просто невероятно удобная. Грин-де-Вальд ощущает себя снова великим, особенно теперь, когда он обитает в чудеснейших условиях. Вся радость и непринуждённость с лица тут же спала, стоило Геллерту что-то услышать, как это обычно бывает в старых и недремлющих домах. — Молчи! — отчётливо послышался голос Тома, Геллерт подумал, что что-то стряслось, но не спешит падать вниз по ступеням, аккуратно приспускаясь, смотря в широкий арочный проем гостиной. — Я сказал молчи! — командует Том снова, закрывая рот какой-то девушке, прижимаясь к ней со спины. Она страдает сквозь его закрытую руку. У мистера Реддла приспущены штаны, а у девушки или молодой женщины — Геллерт плохо разбирает в темноте, однако, его пленили струящиеся длинные волосы, которые легки на запястья Тома. Сам же мистер Реддл утыкается то щекой, то носом в них, не скрывая всей своей страсти. — Прошу тебя, молчи, — говорит уже тише, начиная постанывать от вхождения в свою жертву. Она завопила снова, вцепляясь пальцами в его руку, которой он насильно закрывал ей рот. Грин-де-Вальд увидел на ней приоткрытый халатик и выглядывающую обнаженную грудь. При свете одного камина, в полумраке, Геллерт наблюдал как волнуется пламя на её красивой груди. Она стоит полностью обездвиженная, Том крепко обвивает её талию. Девушка вытягивает руки, опираясь на стеночку камина, Том отпускает её губы из своего бесцеремонного плена. Она подаётся чуть вперёд, руки мистера Реддла прекращают туго держать о живот, перемещаясь на бёдра. Он двигался в ней жадно и прытко, заставляя ту содрогаться от скорых движений. Её грудь вздымается только чаще. — Том… — говорит она на выдохе, откровенно млея. Вся такая ласковая и податливая, прогибчивая и уже давно с ума сходящая от натянутых одинаковых проникновений. Геллерт знал, что мистер Реддл трахает её, ведь это было очевидно. — Ну почему ты не можешь помолчать? — прижимается к ней сильнее, облизывая плечо. — Мне… — откровенно кричит под ним. — Пожалуйста, только продолжай, — трогает Тома, она сладко кончает. Но Геллерт услышал какой странный у неё голос, вернее это был «его» голос. Это был мужчина? Парень? Очень знакомый тон, Грин-де-Вальд спустился ещё ниже, рассматривая её, думая, что она похожа на кого-то. Слышит как умилительные стоны от пыточного наслаждения покинули её уста, что были так красны. Том остановился и вышел из неё, прямо моментально кончая на её округлости бёдер. Мистер Реддл все ещё жался к своему партнеру. — Поспи со мной, — просит Том. Утро обещало быть тяжёлым, если бы не пробуждение под прекрасные ноты. В этом странном доме никто не встаёт с рассветом солнца. Тут так светло, что складывалось впечатление, будто эта обитель соткана из призрачных нитей тяжелых воспоминаний. Насколько же красивым было это место и как умаляла энергетика огромного особняка. Геллерта встречает ярко окрашенная солнцем нежно-голубая спальня; луч отсвечивающий от белых хрустящих простыней; сладкий ветерок уходящего лета из приоткрытых окон, который уже таит в себе шальную прохладу. Это была Багатель ля минор Бетховена, в исполнении кого-то из коренных обитателей дома. Грин-де-Вальд встаёт медленно с просторной кровати, накидывая на себя сверху простыню, заматываясь просто так, потому что это напоминало ему о детстве в поместье, в разы большем чем это, где няньки поднимали с постели в страшную рань, а он убегал от них по всему дому, обмотавшись белой простыней. Приятный гладкий паркет предательски поскрипывает, но за чудной игрой пианино этого не слышно. Геллерт быстрыми и осторожными шагами спустился вниз, уже видя как некая фигура примостилась на банкетке, сидя к нему полностью спиной. Он видит только её длинные волосы, в которые вплетались лучи яркого солнца. Вспоминает, как видел эту особу ночью в объятиях мистера Реддла. Она почти неодета, с её плеча спадает атласная розовая ткань рукава. По ней видно, что она недавно встала и первым же делом села мучить пианино и доводить до экстаза своей четкой и ритмичной игрой. Идеальное попадание в ноты и потрясающий слух, она играет без нот, потому что знает их наизусть. Геллерт продолжает приближаться со спины, становясь рядом, упираясь о пианино, смотрит в её профиль. Ему показалось, он видит призрак, у неё было абсолютно отрешенное лицо, но такое необычайное — эмоционально бедное, в нем одна усталость. Она не спала всю ночь. Потому что — это был он. Это был сын Тома, и Януш очень переживал случившееся, ни разу не забывая о том, кто он и в какую яму упал. Он, казалось, не знал, что делать. Казался безликим. Том заменил сына на дочь, сделал его своей временной любовницей. Это было просто чудовищно, безнадёжно ломающе и красиво. Грин-де-Вальд ещё никогда подобного в своей жизни не видел, не знал, что люди делают даже так. Чуткий мальчик-дементор, который потерял свою маму, обрёл её в собственном отражении. Но надолго ли им хватит волос с её расчесок? А что дальше? Силии все равно нет и не будет, поэтому будет тоскливая игра на пианино от мальчика, который, кажется, вынужден забывать о том, кто он такой. Геллерт считал увиденное потрясающим и неописуемым зрелищем, безнадёга и засасывающая трясина межродственных хитросплетений. Эта семья, которую невозможно познать, не побывав её частью. Он восхищался каждым из них, это было ощущение незыблемого прекрасного, шедеврального уродства, которое благоухало как налитая лилия или орхидея. Грин-де-Вальд хотел сказать Янушу, что она прекрасна. Он, несомненно похож на неё больше Тома, но Силия все равно была далека от них обоих. Они раздирали её на части, а пришли к тому, что один стал ею. Чудовищное зрелище. Самый настоящий упадок аристократической семьи, которые замкнулись в себе, вынужденные жить в аллюзии. У неё красивые руки, она даже не смотрит на них, все это время Януш смотрел в окно, которое оставляло не на его лице чудное сияние. Он резко опустил глаза на клавиши, обнажая ресницы только больше. Геллерт считал эту женщину красивой не меньше чем Смерть, просто они очень разные, вот и все. В них было что-то общее, но это только незначительные черты, но каждая из них была восхитительна. Та, что сидела сейчас прямо перед Геллертом была утонченна и хрупка одновременно, казалась безобидной пугливой ланью, однако, мерцала как хрусталь на солнце. Но Смерть же совершенно не такая — раскрепощенная, злая и тираничная, она скорее как огонь, как черт из табакерки. Он смотрит на длинные притягательные пальцы, что затерают клавиши, она снова подняла свои голубые глаза к солнцу, Геллерт мгновенно узрел как сузились её зрачки. Януш видит постороннего и видел с самого начала, но он был не менее странен. Все эти люди как какая-то божественная комедия. — Как же ты хороша, — делает ему комплимент, смотрит на то, как он практически обнажён. А его руки так и продолжали играть эту чёртову «К Элизе». Грин-де-Вальд признавал в музыке только классику и сейчас, выйдя из тюрьмы, он был готов заслушивать до дыр что угодно. Звуки, мир, люди… Геллерт все ещё не верит что с Нурменгардом покончено. Грин-де-Вальда не оставляло любопытство, желал узнать — о чем думает Януш в этот момент. Что испытывает мужчина в такой момент, когда становится той, кого всегда любил, но при этом вынужден делать то, что и в страшном сне не приснится. Ему тяжело от этого всего, — это было очень видно. У мальчика нет мамы. Он никому не нужен. Его никто не защитит. Ему даже запрещено быть собой. Можно было подумать, Геллерту жалко Януша, но — нет, это не так. Грин-де-Вальд хотел, чтобы этот мальчик мучился и дальше. — Сыграй что-нибудь загадочное, — непрекращая смотрит в обнаженный трогательный профиль Силии, приходя в противоречивый восторг от знания, что это вовсе не она. Ее пальцы резко оторвались от клавиш, обрывая мелодию, которая уже начинала надоедать однообразностью. Он повернулся к Геллерту, улыбаясь очень странно и не менее отталкивающе, не сказав ни слова, это прекрасное создание опустило глаза на свои ногти, любуясь их сиреневой окраской. Квадратные и длинные, узкие и арочные, они с легкостью подцепляют нужную ноту, не давая пальцам соскользнуть с быстрой игры. Грин-де-Вальд восхищен, а какая необычная музыка полилась из-под его рук, это что-то потрясное и сказочное. Начало такое спокойное, немного таинственное, ноты все выше и выше, чаще и чаще, затем снова медленно, а потом так быстро, создается какая-то колдовская атмосфера. Геллерт никогда не слышал ранее этой композиции. Она так таинственно начинается и не менее удивительно заканчивается. — Ты играешь эту композицию, — раздался голос Тома, Януш сразу же вздрогнул, отрывая пальцы, мгновенно оборачиваясь, казалось, сейчас он зашипит как кошка и убежит куда-то под кровать. — Ее сочинила Смерть в Хэллуин, — подходит ближе, начиная рассматривать Януша, Том беспардонно закрывает крышку пианино, девая понять, что бросил вызов его прекрасным и нежным мыслям, не дает своему сыну хоть в чем-то забыться. — Сделай мне кофе. Геллерт замечает, как мистер Реддл влюблен в это создание, это наводит на странные мысли, то, что сидя в Нурменгарде можно сойти с ума — отчетливо видно на примере Тома. Он не в силах разделять образы и людей, все еще ненавидя сына, но любя его таким — вынужденно прекрасным и слабым. Грин-де-Вальд пытается понять Тома, но не понимает, это выше того, что он способен испытывать. Но мистер Реддл явно забывает, что Януш не эта прелестная женщина. Как бы сильно Том не внушал себе это, он понимает, что обманывается. Еще больше Геллерт не понимал немого согласия на данную содомию со стороны бедного мальчика в девочке и это вызывало подозрение, недоверие и желание приглядеться к этому человеку. Если только это не был самый простой Империус. Геллерт видел разницу в поведении — и нет, это не волшебный спонтанный оргазм, а злонамеренное манипулирование чужой волей. Януш презирает своего отца, особенно сильно за доставленное, потому что это натуральное унижение для мальчика, но он это чувствует лишь спустя время, просыпаясь в одной кровати со своим врагом и соперником. Том Реддл безжалостно ломал Януша, ломал и тискал, но все же ломал, истощая веру в справедливость и спасение. Том принудил его облачиться в Силию под предлогом «на один раз», на деле же, Геллерт видел, как Реддл подливает оборотное зелье в чай. Грин-де-Вальд сразу же ответил на один из своих же вопросов: для чего мистеру Реддлу это? Видимо, Том хотел превосходства, заставить Януша вариться в унижении от испытываемого, дабы упрекнуть, а ещё уничтожить формирующуюся личность. Геллерт хотел крикнуть: «Вы уже опоздали, мистер Реддл», но не стал. Сам же Том первоначально возжелал либо фикцию, либо полноценного траха, но, скорее всего, и тот и другой вариант — верны. От изнасилования получить удовольствие трудно — сам секс беден, скуден и труден. Геллерт считал, что Том склонял, растлевал и убеждал жертву любым способом и в первую очередь — ради собственного блага, а не общего, но на деле выходило общее, хотя мистер Реддл и не подозревал. Исключительный парадокс: Том старается лишь для себя, а делает хорошо многим. Геллерт старался для всех — получил срок в тюрьме. Смерть все вокруг пытаются сломить и поймать — а она выходит сухой из воды. Это просто у Тома с мамой семейная особенность. Том даже не считал его женщиной, заставлял мальчишку видеть мать в зеркале, устраиваясь поближе к нему в постели, чтобы потом называть его по имени. Какой нормальный человек такое выдержит? Наверное только тот, у которого есть цель. Именно поэтому Грин-де-Вальду бросалась в глаза мысль о том, что Януш не прост. Но Геллерт посчитал свои подозрения беспочвенными, отгоняя мысль о том, что этот мальчик сможет мстить. Януш не такой идиот, каким хочет казаться, но он хорош, как же чертовски он хорош. А Смерть ведь тоже не всегда живет своей жизнью… наверное, это семейное, — оправдывает ее Геллерт, взмахивая рукой, мгновенно приводя свой внешний вид в порядок, гордо сбрасывает белую простыню, желая показать свой точеный наряд. Садится на диван, щелкает пальцами и в его руке оказывается кружечка с ароматным кофе, Геллерт бросает вызов Тому? Нет, просто он показывает насколько самостоятельно его сердце и разум. Том присел на кресло, в упор смотря на Грин-де-Вальда, улыбаясь столь же странно, ничего не говорят друг другу. Ни слова не ускользнуло из их рта. Януш следил за каждым из них, а потом медленно встал и ускользнул на кухню, слыша, как отец и Геллерт переговариваются. Что-то странное было в их манере рассуждать, складывалось впечатление, будто это какой-то театр абсурда. Он подслушивал, надеясь уловить их дальнейший план действий, зная, что Том пришел в реддловский особняк на время, это как некий этап. Януш знает, что ни он, ни Геллерт, на самом деле не нужны Тому, отец не такой, он желает опустить Смерть и вернуть то, что потерял. Предметы. Януш видит себя и Грин-де-Вальда именно предметами в руках отца, но Том забывает, что предметы, порой, бывают острыми. Эти двое сильны и величественны, но настолько зациклены на себе и своей грандиозности, что забывают самое элементарное и простое — оборотное зелье действует только с живыми. Будь Том не таким фанатичным, то мог бы улавливать связи, поступая не поспешно, но это именно тот эффект, который присущ нетерпеливому мистеру Реддлу. Он ничего не видит дальше собственных амбиций. Их дружба с Геллертом — чистой воды желание покрасоваться. Двое обиженных находят козла отпущения, на этот раз — это Смерть, но эта женщина, действительно опасна. Януш знает, что ему необходимо связаться именно с ней, но так, чтобы Том ничего не понимал и не понял, иначе, эти оба могут сцепиться раньше времени, да еще и, не дай бог, Том узнает, что Силия жива, кто же тогда будет свергать наглую и зажиточную Смерть? Януш сам не понимал, что мыслит как очень скверный паразит, стравливает сильных, желая ускользнуть незамеченным, остаться не при делах. В ее образе Януш чувствует свою мать настолько отчетливо и сильно, что это заводит его с каждым движением собственных рук только больше. Не может натрогать себя и насмотреться в зеркало. Ставит беленькую чашечку с золотой каемочкой на поднос, следом вторую, улыбается, думая, что Том идиот. — Мы непременно должны навестить ваших самых преданных союзников — семейство Блэк, — Януш остановился, неспеша подслушивает, разбирая каждое слово. Блэк? Януш за свою недолгую жизнь знает только одного Блэка — это Орион, который как-то странно исчез непонятно куда. — Вальбургу и ее мужа, — Том говорит какие-то незнакомые имена. — Я написал пару писем своим сторонникам. Мне нужно выйти на Винду Розье, — отвечает ему Геллерт. — Эта женщина просто не могла отречься от наших идеалов. — Ваша фанатка? — усмехнулся Реддл. — У меня тоже была такая, — заметно повеселел. — Нет ничего лучше влюбленной в идеологию женщины, такая душу продаст за восстановление погубленного и будет всегда верна. Сколько бы лет не прошло… — Грин-де-Вальд протянул это с какой-то млеющей интонацией. Какое ужасное отношение к женщинам, которые поддерживают их идеалы! — Януша бесит в этих двоих всё, особенно — склад мышления. — Да, такая женщина отличная боевая единица. Порой они магически сильны, их можно сравнить с шестью хорошими магами, — Том поддерживает гнусные высказывания. — Женщины вообще очень агрессивны по своей сути. В войне они хорошие шпионки. Но, давайте говорить откровенно — это относится не ко всем дамам. — Это точно, — Том обернулся, замолкая, видя как его любовница вышла, словно на тропу войны. Тихо и не спеша Януш ставит подносик с чашечками и садится на кресло напротив Тома, беря в руку чай. Кладет ногу на ногу, притворяясь, что ему совершенно нет дела до того, о чем говорят данные товарищи. — У нас с вами будет очень долгий путь, аж в саму Европу, — мистер Реддл пугает своей фразой. У Януша трясется рука, чай в чашке заметно подрагивает, но он уставился в черный пепел камина, не желая вспоминать, что его поимел собственный отец. Просто ужаснейшее чувство. Том словно чморит, порочит и гнобит, а еще — это плевок в душу, от которого ничто не избавляет, только ответная месть. — Вам нужно узнать, как победить Смерть, — вклинивается в их разговор, медленно поднимая глаза на Геллерта, видя, как того аж пробирает мандраж от экстаза, стоит только назвать по имени эту женщину. Том заметил, как Грин-де-Вальд увлечен именно Смертью, это вызывало недоумение, хотя столь яркая реакция дает понять — он бросит все силы на поимку этой твари. А Януш продолжил: — Она ускользающа словно тень, текуча как вода. Вам надо найти ее слабое место, — Януш в ответ смотрит на Грин-де-Вальда. Надеется, что эти двое доведут Смерть до такой степени, что она просто прихлопнет обоих! Его изящные губы растянулись в хитрой улыбке, а затем, заметно в смущенной. Януш еще никогда не чувствовал себя таким сильным, как в образе своей матери. Они смотрят на него так, словно он их мессия. Это была ошибка Тома — делать из врага то, что он любит больше всего. — Что ты о ней знаешь? — тянется к нему Геллерт, полностью смещая фокус интереса на плененного. — Ничего, — честно пожимает плечами, замечая, как напрягся его отец. — Да как такое возможно? — язвит Том. — Ты же дементор! — выплевывает эти слова, оскорбляя. Это настолько же неприятно, как тыкать цветом кожи или национальностью. Из уст Тома Реддла это звучало как — «Ведь ты же урод! Ничтожество!». — Ну и что? — совершенно спокойно отвечает. — Смерть ненавидит нас. Она изобрела Патронус для того, чтобы шугать наших братьев, Том. Смерть никогда ни с кем не откровенничает о себе. Для нее все враги. Думаешь, стала бы она рассказывать что-то? Януш видит, как мистер Грин-де-Вальд не может спокойно сидеть, все его желания были сосредоточены на ней и на том, как бы быстрее стать Повелителем Смерти, а потом и повелевать исходом, желает выиграть войну. Тома заметно бесит разговорчивость сына, особенно, когда тот говорит умные и интересные вещи. — Ты просто такой же слабак как и они! — Том не может удержаться от того, чтобы не оскорбить и его и ее в одном лице. Чувствуя, как теряет самообладание, мистер Реддл делает глоток кофе. — Я думал, вы обращаетесь к нему как к женщине, — шокированно замечает Грин-де-Вальд. — Как к женщине? — Тому было смешно. — Вы слышали его голос? Он скорее транс. Молчи, Януш, — Тому кажется — его сын хотел открыть рот и все испортить. — Ненавижу секс-меньшинства! — высказался. — Том, вы это серьёзно сейчас? — Геллерт посмотрел на собеседника, а потом стал разглядывать, как Януш пьёт свой чай. Он обидел её, причём очень сильно. Геллерту было тяжело выслушивать оскорбления в адрес какой-никакой, но все же женщины. Да и тем более она была ни с чем не сравнима. У неё грустные глаза, которые Януш высокомерно прищурил. — Конечно! Подумать только. Всякие уроды хотят быть как нормальные люди. Те же гоблины, домовики, кентавры, вы представляете, что будет если начнутся смешанные браки? Межвидовые связи! — Том был вне себя от злобы. — Ненавижу геев! Ненавижу мужчин, которые переодеваются в женщин! Ненавижу смешанные браки! Считаю, чёрным нельзя давать право обучаться, — его понесло. Он встал с места и выплескивал эту агрессию, ходя взад-вперед. — Инцест разве не имеет отношения к тем же меньшинствам? — поддевает Тома Геллерт. — Мы не говорим обо мне, — резко уклоняется. — Том хочет, чтобы все жили правильно, но не он сам! — Януш поставил чашечку на журнальный столик. Том обернулся на него, подошёл очень быстро, казалось, сейчас ударит. Он сел возле него и стал трогать длинные волосы Силии. — Твой голос, — начал тихо-тихо, — я его ненавижу. Но это меня заводит! — его аж перекосило. — Кажется, я люблю тебя, — берет тонкое запястье, начинает гладить, расплываясь в образе своей дочери и тяготея от благодарности к сыну. — Ты отвратителен, — Януш уже не мог скрывать своего пренебрежения. — Я тебя презираю! Ты — подлая свинья.* * *
За непринужденной игрой в гольф, Том резко поворачивался назад, видя, как Геллерт сидит и одной силой мысли сдвигает шахматную фигурку. «Ваш ход», — поднимает Грин-де-Вальд заинтересованный взгляд, не говоря ни слова. Мистер Реддл улыбнулся, подошел, нападая пешкой черных на пешку белых, а затем стал неспешно удаляться, обходя дом по периметру. Его эти прогулки казались вечными, но такими успокаивающими. Когда мимо него пробежала Силия, одетая как Януш, а в руке у нее было самое настоящее ружье, то Том подумал, что сейчас будет скандал, что мальчишка опять начнет браваду и будет угрожать. Януш прошел мимо, цепляясь взглядом за Тома, тот поспешно пытался не упустить ее накрашенные глазки, видя, как стремительно она ускользает. Януш зол, лицо его мамы просто беспощадно съело недовольство. Громкий хруст — отворил патронник и Том видит, как Януш запихивает патроны, резко дернув дуло на себя. Они не говорили друг другу ни слова, Януш даже не смотрел на отца, зная, что тот влюблен в этот ненастоящий образ, влюблен в человека, которого даже нет! Обхватывая оружие покрепче, он направил его в небо, высматривая летящих уток. Резкий выстрел оглушил всю низину. Том почему-то даже не задумался откуда его сын умеет стрелять, целиться и вести охоту, он был поглощен этим точным попаданием в ее образ. — Какая же ты хорошенькая… — незамедлительно начал издеваться. — Заткнись, Том! Заткнись! — поворачивается к нему, плохо скрывая свои красные от слез глаза. — Иначе, я подстрелю и тебя. Они богемно проводили время, теша свое происхождение, обсуждая бывшие взлеты и падения. Том врал, что он самый чистокровный среди чистокровных. «Я провалился на войне с немагами. Геллерт, думаю это невозможно. Нам нужно будет не просто иметь сторонников. Нам нужно нечто…», — Том слушал историю Грин-де-Вальда о восхождении и считал ее очень схожей со своей. И всему виной Дамблдор, даже не важно сколько темных диктаторов будет на ступенях у власти, он всегда будет мешать, потому что может. И Грин-де-Вальд и Реддл, прогоняя уже не одну партию в шахматы, за разговорами об одном и том же пришли к единому верному выводу — Смерть нужно победить, но говорить и предполагать можно бесконечно, а вопрос останется: Как уничтожить Смерть? Мистеру Реддлу доставляет удовольствие раскладывать вещи по местам, у Силии почему-то возмутительный беспорядок. Среди гор хлама, Том замечает свои написанные с лёгкой руки рисунки, на них была изображена статичная Силия в черно-белых тонах, но даже это не умаляло её яркости. Она смотрела на него сквозь его собственные штрихи и неоднозначно улыбалась, держа в руках книжку, Том сразу же вспоминает, что это за убожество она держала. Мистер Реддл судорожно роется на полках, выбрасывает раздражающий хлам, но ничего не находит — безуспешно! «Акцио!», — злобно произносит, вытягивая пустую ладонь, представляя отчётливо эту жалкую книжку. Желтая как пуффендуйский герб обложка с потертыми бархатными вставками и металлическими уголками на концах. Золотые буквы вырисовывали красивое название «Фантастические твари и где они обитают», под авторством того самого Саламандера, который сдавал ему экзамен и нашёл способ смотреть василискам в глаза! Том испытывал новый прилив злости. Видя то самое имя, гнусное лицо магозоолога выбралось из закромов воспоминаний, приобретая точный образ, словно наяву. Почему-то именно Ньют. Почему именно Ньют? — Том считает, что подсознание даёт толчок, побуждает к действию, старается приоткрыть тайную комнату. Отворяя толстую обложку, Том узрел на обратной стороне послание: «Этот чудесный шедевр должен прочесть твой маленький сын», — писала рука Смерти. Это был подарок мерзкому сынку на восьмой день рождения! — Том был вне себя от злости на всю эту ситуацию. Мама ему в приют не прислала ни гроша! Мразь! Подарок, оторванный от себя. Данное издание датируется аж 1927 годом, то есть, это одна из первых книг, вручённая Ньютом Дамблдору, которую тот хранил, чтобы спустя двадцать семь лет передарить Янушу. Ублюдок! — Том завидует своему сыну, считает, что того любят совершенно незаслуженно. Том перелистывает титульный лист, его встречает красивый крупный шрифт и личная подпись автора, под которой была слезливая цитата, обращённая к Саламандеру: «О, Ньют, нет монстра, которого ты бы не полюбил». Он посвятил свою книгу Лите Лестрейндж, врывая её цитатку как эпиграф, ставя памятник самому себе и своей влюблённости. Тома чуть не стошнило. Слишком по-бабски, — думал он, перелистывая скорее страницу. Красочные картинки животных: полное строение скелета и даже вразрез, с пояснениями и примечаниями. Твари в алфавитном порядке. Наглядно, просто и гениально, какой идиот стал бы тратить годы на изучение какашек сносорога? Разучивать пение гипогрифов и пытаться освоить даже парселтанг? Том призадумался… При их первой встрече Ньют первым делом обратил внимание на этот язык, а он — магозоолог, то есть ему интересно все, что касается тварей. Парселтанг для него тоже что и пение птиц, лай собак, кукареканье гипогрифа и фырканье фестрала. Язык животных! Ньют хотел быть ближе к тварям. Но знал ли он, что на этот язык откликаются не только рептилии? Тому как-то не по себе, словно его только что сравнили с животным! — Януш! — кричит Том, тот появился моментально, будто поджидал все это время, радует не своим лицом — чем меньше раздражает. Том открывает оглавление, смотря прямо на Януша, ищет тварей на букву «Д». Демимаска, Дракон, Дромарог, — бегают глаза Тома по немногочисленному списку. А где же дементоры? — поднимает лицо на Януша вновь.— Мама давала тебе эту книжку? — вручает ему, наблюдая реакцию. Януш с большим шоком берет то, что связанно с его мамашей. Мусолит странички, неподдельно удивляясь. — Нет. Никогда, — поднял глаза на отца. — Интересно почему? — произнёс это вслух. — Она не хотела тебя готовить к магической жизни? Думала, тебе это не понадобится? — ходит туда-сюда, понимая, что скоро откроет сексуальную, как голая Силия, тайну! — Геллерт! — кричит Том, собирая вокруг себя заинтересованных лиц, пугая. Они считают мистера Реддла больным душевно, но Том продолжает доказывать — это не так! — Нам понадобится человек, который знает о тварях даже больше чем они, — улыбается он, предлагая Грин-де-Вальду увлекательнейшее приключение. — Ты считаешь Смерть тварью? — все понял Януш, закрывая книгу, прижимая её к себе, желает почитать наедине. — Она из класса дементоров, конечно, — недовольно скользнул по нему взглядом. — Ну и кого же ты намерен искать? — Геллерт был рад приступить к действиям. — Ньюта Саламандера, — ехидно улыбнулся Том. — Этого уродца я ещё помню, — скривился Грин-де-Вальд. — Но откуда его знаете вы? — смотрит на Тома с недоверием. — Он приходил к нам в Хогвартс как особо важный гость Дамблдора. — Возмутительно… — Геллерт был и расстроен и зол одновременно. — Вы говорили с ним о Смерти или дементорах? — Нет, — воспринял это в штыки. — Он рассказывал о каких-то хреногубках и у него была крыса-золотоискательница, ходячие палочки на ножках… — Кто-то плохо изучал Уход За Магическими Существами, — Януш находит папу забавным. — Мне это было не нужно! — незамедлительно послал его к черту. — Зато нужно теперь… — Януш продолжает, а сам уже знает куда и зачем отправится. — Геллерт и я не обязаны знать то, что для нас не актуально! Тем более найдутся такие как Саламандер.* * *
Жвалевский дал точные координаты Силие. Зеленая стена на одном здании из Театрального квартала была порталом, ведущим в магический район Нью-Йорка. Многочисленный и невероятно красивый, обширный и немного странный. Маги делились, как и маглы, на белых и цветных, волшебный район поделен чуть ли не на две части, где волшебники жили раздельно, при этом поддерживали строгое равновесие, которого не было во внемагической Америке. Зеленая стена Театрального квартала вела прямо на оживленную торговую улочку, схожую с Косым переулком, однако, здесь был целый проспект, а не жалкий закуток. Множество магазинов и иностранных филиалов, целые сети. Одних только изготовителей палочек здесь было пять. Шикоба Вольф, Тьяго Кинтано, Виолетта Бове — их филиалы представляли собой роскошные двухэтажные заведения с яркими витринами и активной рекламой, лозунгом. Даже филиал Грегоровича имелся в этом торговом бульваре. Но Силию интересовал только Йоханнес Йонкер, который располагался между прилавками зелий и модных мантий. Чуть подаль был магазин, посвященный любителям всемирного волшебного спорта — Квиддича, но Том всегда говорил, что эта игра для недалеких, поэтому у мисс Реддл сложилось отрицательное отношение к любимой многими игре. Широкая мостовая, напоминающая Бродвей — засажена декоративными деревцами, которые цветут словно сакура, разметая разноцветную листву повсюду, что кружит водовороты в воздухе от легкого дуновения. Скамейки, как же много здесь было именно мест, где можно присесть и отдохнуть. Длинноухие эльфы навесу чистили зеркальные витрины до блеска в лучах солнца. На фоне абсолютно серой мостовой пестрили разноцветные домики, словно, сошедшие с книжек и фантастических романов. Огромные здания, трехметровые колонны. Пассажи, пассажи, пассажи. Все блестело и мерцало. Силие попадается на глаза занятная картина — как старый маг припарковывает свою метлу и забегает в тематический отдел по звездам Квиддича — Матеорам. Разноцветные флажки, машут, а кричалки сообщают о новой коллекции метел и форме с автографами, в точности повторяющую ту, в которой команда гоняла по стадиону. А вообще американцы не особо играют в Квиддич, но зато любят смотреть, национальная игра североамериканских волшебников — Кводпот, чем-то напоминающая магловский баскетбол. Увидев витрину магазина со сладостями, Силию пробирает неприятное тошнотворное чувство и связано это с тем, что подобные сладости очень на любителя, но, может быть, в Америке все не так плачевно как в Европе, однако, после английских «Берти Боттс» ей было не по себе. Минуя неважные, но пестрые лавки, Силия видит нужную дверь, не может перестать разглядывать нынешних магов, насколько же их мода интересна. В Европе в них бы ткнули обвинениями о магловской одежде, но из-за статута о секретности, в Штатах это никак не воспринимается, хотя волшебники отстают в моде на тридцать лет, но это все равно никоим образом не портит странную ретро-атмосферу. Крупные бусы, приталенные платья, меха и оттопыренные шляпки, аккуратные туфельки на женщинах и строгие костюмы на мужчинах. Другой мир — другие законы, другие вкусы и традиции. Силия все никак не может припомнить, когда Том одевал в последний раз мантию… наверное, в Косом Переулке перед отъездом в Хогвартс и при работе профессором. Вывеска, гласящая о мурлычущих палочках Йоханнеса Йонкера заставляет Силию выдать негодования хнык, ей не хотелось расставаться со своей родной палочкой, которая ей безусловно нравилась и не подводила. Почему нужно обязательно менять? Поняв, что она ведет себя натянуто и как ребенок — отгоняет глупости и гордо ступает на порог магазина, видя, как волшебники рассматривают палочки, выставленные на общих витринах. Словно произведение искусства — каждая была красива по-своему. Особый почерк Йоханнеса как мастера — он инкрустирует каждое свое изделие перламутром. Силия подходит к мастеру, не решаясь выбирать самой, она вообще была против смены палочки, поэтому ей неприятно само действие. Пускай продаст что угодно, Силие все равно, только бы взяли на нужную должность. — Вы Йоханнес? — спросила зачем-то, читая на золотистом бейдже отчетливо имя, почувствовав себя глупо, немедленно продолжила: — Мне нужна палочка для работы, — ей даже произносить такое противно. — Чудесно, вам сюда, — отводит ее в другой отдел, где палочки, собственно, ничем таким не отличаются, просто не для всех. — Вам понадобится особая палочка. — Но ведь все ваши изделия носят в себе шерсть этих кошек, — не может понять разницы. — Да, но для Стирателя Памяти важен вампус. Эти животные обладают легилименцией. Для Обливиатора необходимо усилить собственную легилименцию. Ведь это важно — отыскать нужное воспоминание и стереть. Это орудие будет как усилитель. Магия на мозге очень сложна, но эти палочки, с частицей вампуса, помогают быть более точным и проникновенными на воспоминания. Хотите спросить в чем разница тех палочек от этих? — Силия кивнула. — Там простые кошки, здесь селекционные, то есть выведенные искусственным путём. Такие палочки приобретают особенные свойства. Вампусы с непрерывной родословной. Лучшие из своего вида. Проще говоря — породистые. Силия подходит к витрине и взгляд её западает на невероятной красоты изделие. Длинная, с заострённым концом палочка, покрытая белым лаком, блистала от ненавязчивого перламутра, рукоять у неё из желтого селенита. Силия тотчас же захотела её, не знала, что и к чему. Пусть другие палочки и привлекательней и удобней, а может и модней, но в данную минуту, мисс Реддл была поглощена только выбранным орудием. Силия просит именно эту палочку. Мастер Йоханнес отворяет стеклянную витрину, доставая открытый футляр, ставя перед покупателем товар. — Не очень хороший выбор… — уклончиво отвечает. — Это почему же? — незамедлительно поднимает глаза на продавца. — Как бы вам это сказать… эта палочка сколько лежит — никого не выбирает. Дело в том, что вампус, чья шерсть была использована для этого орудия — чистокровная самка европейской породы. Её заводчица скрещивала этих тварей в узком семейном кругу. Слишком тесные связи между членами данной родословной. Эта палочка никого не выбирает, потому что считает, что её никто не достоин. Да еще и строптивая акация в основании, — разводит руками Йоханнес. — Очень жаль, — разочаровалась Силия. — Не думала, что вампусы и их родословные что-то значат. — Палочки из диких представителей этих животных совсем неприхотливы. Селекционные — да. Но и родословные у них разные. Самые агрессивные в выборе — представители межродственных скрещиваний. Их никто не может купить, они залеживаются. Я редко наблюдал, как такие палочки находят хозяев. Всего двое на моей памяти. Я стараюсь не заказывать шерсть таких вампусов. — Почему? — А смысл? Не окупается ведь. — Капиталисты, — улыбнулась Силия, беря палочку в руку, рассматривая и просто невероятно желая её. — Она хочет меня, — рассматривает белый корпус, проводя кончиками пальцев по гладкой поверхности. — Она залезла ко мне в голову и просит купить её. — О да, забирайте, — отмахнулся мастер. — Надеюсь, я пойму, по какому принципу они делают свой выбор. — Думаю, не стоит, — загадочно произнесла, расплачиваясь магловскими долларами. Силия выходит из магазина, вытаскивает палочку из футляра, выбрасывая коробочку тут же в урну, мисс Реддл была вне себя от злости и стыда, во всем виновата палочка и селекционные вампусы. Силие неприятно думать, что она нечто подобное, особенно, скрывая нагромождающую мысли тайну, пытаясь захоронить ее в себе, но не удается — дневники Тома постоянно напоминают о том, как близко они связаны. Хочет обвинить кого-то, сваливая на Смерть внутресемейный позор, считая, что это ее игры по выведению пород и прочий малоприятный бред. Редукто! — направляет палочку на мусорное ведро, отходя подальше, устраивая фейерверк из объедков и помоев, заставляя эльфов все это убирать, пока сама она лихо сбежала, трансгрессируя к стенам Вулворта, собираясь вступить в права и значится как Обливиатор. Летающие письма, совы, снующий народ, но Силия уже была рада отдаться в руки Главы своего отдела и принять удостоверение. Увидев трущегося где-то вдалеке и попивающего кофе Петра, Силия тут же хватается в него, замечая, какой на нем красивый костюм. — Я тебя отведу, — сказал он, улыбаясь. Он вызвал лифт и нажал на четвертый этаж, когда двери плавно затворились, Жвалевский заметил палочку в руках коллеги, ничего не сказав, он оценил потенциал этой женщины, потому что, если честно, вообще не видел в ней ни Мракоборца, ни, тем более, Стирателя Памяти. Она выглядит как безмозглая скульптура, экспонат, предмет интерьера — не более, но ведет себя очень осторожно. Притягательна именно в своей странности. Она берет его под руку — какой смелый жест, Пётр подмечает, что эта женщина, однозначно, знает, как добиваться желаемого. Он бы соврал, если бы сказал, что Силия его не привлекает. Такая ненавязчивая, очень пленительная и тихая, подкрадывается незаметно, оглянувшись — ты уже в ее объятиях. Делает ставку на то, что мисс Реддл француженка. Марта утверждает, что Силия восточная немка, Рэдфорд думает, что Силия ирландка. Рядом с ней Пётр чувствовал себя гордо и чуть ли не всемогуще, ему казалось, что все в отделе смотрят только на него. Она привлекает внимание тем, что о ней никто ничего не знает, только то, что та как-то связана с Альбусом Дамблдором, да-да, тем самым. У нее четкая красивая речь, лишенная грязных словечек, а вообще, эта женщина редко любит поболтать. Немногочисленные женщины-обливиаторы — отличная тема для обсуждений в отделе с коллегами. Женщина, имеющая удостоверение, которое политически крышует от многих проблем — безумно обворожительно. Пётр хочет посвятить мисс Реддл в свои нелегальные деяния, уверенный, что именно Силия предрасположена к темной составляющей жизни. По ней этого не скажешь, но это очень чувствуется. То, как она смотрит на всех — замечает какие-то детали, Пётр увидел, как Силия заинтересовалась его костюмом… и это не в первый раз. — Берегись Мракоборцев, — шепнул, проходя мимо этих напыщенных индюков. — А что такое? — посмотрела она в сторону кучки разодетых в шляпы мужчин и женщин в длинных плащах, а потом медленно коснулась взглядом провожатого. — Мракоборцы и Обливиаторы — вечные враги. Это как кока-кола и пепси-кола. Холодная война и соперничество за то «кто лучше». Каждый в нашем отделе пытается вывернуться и выхитриться так, дабы Госпожа Президент похвалила именно нас, а это — и надбавка и некоторые регалии и престиж. Мракоборцы — магическая полиция. Неповоротливые истуканы, — окинул их презрительным взором Пётр. — Мракоборцы считают Обливиаторов побочной веткой своей работы, мол мы незначительные шавки. Но мы считаем, что любую проблему можно решить Обливейтом и будем правы. Мягко, без паники, словно лоботомию делаешь, понимаешь? — хитро ухмыльнулся, ловя этот ответный импульс, понимая: Силия — гадина. — Я понимаю. Я вообще-то когда-то была врачом, — зазналась она. — Изначально как все пошло, — Пётр высматривает как у Мракоборцев, кажется, форма поменялась, а об этом, непременно, надо переговорить со своими, — Мракоборцы и Стиратели Памяти были одной стезей, пока практика не показала, что не все Мракоборцы Обливиаторы, но все Обливиаторы Мракоборцы. Ох… ну и срач тут был в конце 30-х. В СССР на имение удостоверения о том, что ты Обливиатор, нужно быть, как раз врачом, — немножко отклонился. — В итоге, в Конгрессе, Мракоборцы — отдельно, Стиратели памяти — отдельно. — Грейвс сказал, что хотел быть Стирателем Памяти, — Силия замечает его фигуру среди Мракоборцев. — Да, вот только силенок маловато на такую тонкую магию, — Пётр практически сказал им это в лицо, открыто разжигая конфликт, нарушая холодное и шаткое перемирие. — Персиваль не потянул, зато, одно время был Главой Мракоборцев, — рассмеялся Жвалевский. — Мы все думаем, что это Геллерта заслуга, а не самого Грейвса. Силие хотелось показать свою испуганность и некое волнение, потому что мысли на подобии: «А вдруг меня не возьмут», терзали и по данную минуту. — Дальше — сама, — Пётр довел Силию до двери, на табличке которой красовалось: «Глава Отдела магических происшествий и катастроф». Постучав легонечко, Силия аж задержала дыхание, потому что почувствовала взгляды своих скорых врагов — Мракоборцев. Странное чувство что она на темной стороне не покидало. Вот неудача, что глава отдела примостился близ коммуны магической полиции. Не дождавшись пока ей ответят, потому что мисс Реддл казалось — она расплавится под взглядами в спину, открывает дверь и беспардонно входит, останавливаясь с потерянным видом. В просторном кабинете шла какая-то беседа между сероволосым мужчинкой преклонного возраста и самой Серафиной Пиквери. Силия разглядывала только ее, не в силах оторвать взгляда от атласного длинного платья ярко-малинового цвета, оно было ей по фигуре, подчеркивая то, насколько точена глава магической Америки. Белесые волосы были собраны в строгую прическу, холодной волной спадая на одно плечо. Они резко прервали беседу, повернувшись на того, кто так бесцеремонно посмел вмешаться. Госпожа Президент сжимала в пальцах хрустальную ножку бокала, посмотрев на ту, кто вошел к ним, она растерялась, видимо, пыталась вспомнить имя, дабы отругать за такое поведение, но Силию Президент видит впервые в жизни, поэтому не может совладать с мыслями, которые обрушились стремительным потоком. Силия не могла передать того, насколько ей приятно увидеть именно эту женщину. — О Мерлин… неужели это вы… — растерялась и покраснела как влюбленная. — Сама Серафина Пиквери… — Силия упирается спиной в дверь, понимая, что ноги вот-вот не выдержат и она падет как башни-близнецы с огромным взрывом и ажиотажем. Не может передать насколько волнительно это. Сама Президент. Ни на грамм не постарела, все такая же как и раньше, только даже моложе, наверное. — Неужели, вы еще не поняли, что здесь проходит важная беседа? — сухо обратилась к ней мисс Пиквери. — На ваш стук никто не отреагировал — значит вас не ждут. Выйдете, пожалуйста, и впредь, не вмешивайтесь, — ей было неприятно, что кто-то из рабочих застал ее в таком виде — с бокалом вина. Но она выдержала свое хладнокровие и величие. «Вы просто сногшибательны», — Силия не могла перестать любоваться Госпожой Президент. Великая женщина, которая настолько особенная, что в Ильверморни ее хотели все четыре факультета, ей предоставилась огромная честь — выбирать самой, куда она отправится, подобное случается редко. — Простите меня, — растерялась Силия, поворачиваясь к двери. — Постойте, — окликает ее Серафина, Реддл повернулась к ней. — Кто вы? — Президент смотрит и не может вспомнить кто эта женщина перед ней. — Я прибыла сюда… по личной просьбе моего двоюродного дедушки со стороны матери по правую руку от меня… — несет полный бред, что смешит Серафину. — Британия? — у Пиквери был острый ум и хорошая память, но лучше всего ей удается сложить картинку из ассоциаций. — Альбус Дамблдор? — она все еще улыбалась. — Да, припоминаю. Зайдите через двадцать минут, — она снова повернулась к Главе отдела. Затворяя за собой дверь с особой осторожностью, Силия почувствовала, как эмоциональный жар и колтун в мыслях спадают, давая возможность вздохнуть. У нее из головы так и не выходила Госпожа Президент, увидеть ее было так неожиданно приятно. Такая честь, она даже поговорила с ней, Силия чувствовала себя очень восхитительно, без особых колебаний поворачиваясь в сторону Мракоборцев, возле которых терся Грейвс. Она смотрела на них, мысленно повторяя, что на нее не действуют их косые взоры. Мистер Грейвс постоял-постоял, натрепавшись с бывшими коллегами, он, казалось, направился в кабинет Главы, Силия уже представляла какой нагоняй он получит, если ворвется на милую беседу Госпожи Президент, поэтому мисс Реддл приготовилась слушать то, как отчитывают другого. Персиваль подошел к двери, уставился на табличку, опустил голову к своим ботинкам, поровнял носки, а затем резко повернулся к Силие, которая таращилась безотрывно на этого странного человека. — Вы шведка? — с ходу задает странный и обескураживающий вопрос, выбивая из колеи. — Да, — соглашается Силия, наблюдая, как мистер Грейвс восторженно обрадовался, поворачиваясь к своим бывшим коллегам, показывая жест согласия. — Вы что поспорили? — моментально догадывается. — Чутко-пречутко мыслите, — закивал он головой. — Благодаря вам, я выиграл два драгота, что равняется примерно пяти долларам США. — Только не подумайте, что я вас преследую, — а Силия именно так и подумала. — Я, на самом деле, тоже стою к Главе отдела, хочу вернуться в Мракоборческие ряды, — он приветливо улыбнулся. — А разве за Мракоборцев не отвечает Отдел магического правопорядка? — она не верит Грейвсу. — У нас Обливиаторы и Мракоборцы прикреплены к одному отделу. А у вас, в Швеции это разные? — Да, — натянуто улыбнулась, добавляя: — У нас, в Швеции, это разные. — Интересно… — облокотился он на дверь, а та резко отворилась и Персиваль чуть не упал на Госпожу Президент. — Мистер Грейвс, вы решили меня совсем убить? — смерила она его негодующим взглядом. — Нет-нет, — начал оправдываться. — Простите, это случайность! Серафина осмотрела сначала Персиваля, потом Силию, а затем резко и без оглядки покинула это место. И они оба смотрели ей в след до тех пор, пока ее фигура не расплылась вдалеке. — Я вас пропущу, идите, — протянул руку Грейвс. — Нет, — резко оборвала любезности странного мужчины. Силия ощутила, как он несчастлив сидеть в низах, ведь его место среди товарищей и друзей-Мракоборцев. Он показался придурком и кажется им по сею же секунду, но в этом виноваты обстоятельства. Персиваль очень сильно нервничал, значит, на это есть причины. — Идите, вы первый сюда стояли. Я не спешу, правда, — убедительно просит. — Спасибо, — тяжело выдохнул, переминаясь с ноги на ногу, решаясь и решаясь постучать в дверь. Не может переступить через собственный, пока еще непонятный Силие страх. — Удачи, — улыбнулась Силия, открывая ему дверь, он бросил на нее неоднозначный взгляд, а затем кивнул, заходя, наконец-то внутрь кабинета.* * *
Готические постройки с облупившейся отделкой пестрили своей исторической ценностью. Глостершир очень сильно отличался от Литтл-Хэнглтона, который был зажат в низине двух холмов, обрамлённый пышным хвойным лесом, где зимы стояли долго, а темнело слишком рано, потому что солнце пряталось за лесами, хороня маленький город в сумерках до следующего дня. В Глостершире же дорога — это равнина, которая слегка возвышается на холмистые пустоши, где стояли ещё средневековые постройки, а новые же старались подражать типичному английскому стилю. Все размеренно, обширно, не то что в Литтл-Хэнглон, где вся жизнь словно в сливной яме. В этом же графстве все города похожи. Горизонт встречал широкими лугами, где где-то вдали раскачивались лиственные леса. Тропа плавно заворачивала и ускользала за парочкой невысоких домиков. Выстреженные газоны, сочная зелёная трава, клумбы с цветами на раскрытых настежь окнах, форменно выстреженные кустарники и много живой изгороди. В этом месте почти нет ветра, потому что лес как-то очень далеко, словно на отшибе. Солнце уже заканчивало своё небесное путешествие, все ниже опускаясь к плавной черте горизонта, окрашивая белые облака в ярко-желтые оттенки, которые переливались оранжевыми отблесками. На улицах почти нет народа, все маглы давно ужинают в кругу семьи, а из распахнутых окон доносится аромат ещё тёплой еды. Тишь, гладь, спокойствие. Том засмотрелся на огромный куст вишневых роз, словно паразит, это растение поедало пространство, забираясь уже медленно на дом, который, по-видимому, принадлежал какой-то старой даме, либо был полностью покинут. Графство Глостершир — именно та отправная точка отсчета, которую преследуют Том и Геллерт в своем странном путешествии. Грин-де-Вальд только догадывался: что же на самом деле хочет Реддл, потому что за ходом его мыслей невозможно угнаться, он не поддается привычной логике, хотя выиграл в шахматы два раза подряд, при этом раскрывая страшную тайну — кто убийца в его недочитанном детективе. Том хотел позлить Геллерта, но тот сказал, что это нисколечко не умаляет его интереса, даже наоборот. «Нам нужен Котсуолд, — сказал Том, — потому что там город Сайренсестер, рядом с которым находится исток реки Темзы», — ничего не объясняя Реддл просто бросил это в лицо, после чего они трансгрессировали именно в это графство. Поля, луга и леса, отличная фауна, флора, мало людей и машин, от того воздуха закружилась голова. Грин-де-Вальд поражает Тома отслеживающими чарами. Золотой водоворот показывал все недавние действия, словно это были воспоминания, оба узрели мистера Саламандера с большой кошкой-наполовину-драконом, ни Реддл, ни Геллерт ничерта не смыслили в живности. Маленькая пуговица, которая незаметно отлетела от пальто Ньюта, резко оторвалась от земли, Том схватил ее, закрывая глаза, вцепляясь в плечо Геллерту, шепча про себя: «Покажи!». Они моментально трансгрессировали в неизвестную местность, наполненную невысокими постройками и тесными улочками. Красивая и живая провинция, правда, на улицах разгуливал некий скот, пока Геллерт и Том шли по зову пуговицы, им на встречу вышли две козы и одна корова и свинья. «Авада кедавра», — одновременно скомандовали, направляя палочки в сторону скота. Две козы сразу же покосились на месте и упали, корова сдохла подпирая красивое здание, а свинья развонялась сразу после смерти. «Фу», — посмотрели друг на друга, продолжая свою незатейливую и нечестную игру в сыщиков. — В детстве, пока Батильда Бэгшот не видит, — начал свои откровения Грин-де-Вальд, на что Том отреагировал с подозрением, мистер Реддл ненавидел все эти воспоминания, считая сантиментами. — Я обстрелял всех кур соседки Авада кедаврой. Я прятался за изгородью. Больше всего мечтал убить петуха, потому что он орал каждое утро. — Лучше бы вы сказали, что отрабатывали непростительные заклятья, а не преследовали цель прикончить петуха, — мистер Реддл усмехнулся, считая, что такие россказни только портят все впечатление. — Я настолько сильно ненавидел животных, как, в принципе, и сейчас, что готов душить и терзать их. На них можно пробовать палочки, обучаться непростительным, не попавшись мракоборцам, — Том говорил очень задорно, будто рассказывал что-то забавное. — В Дурмстранге нас заставляли забивать скотину себе на ужин, — признался Геллерт, но ему было неприятно вспоминать те времена. — Отличный подход к воспитанию и отработке смертельного заклятья. Люблю непростительные, порой, — разговорился мистер Реддл, — это выходит само по себе. То есть я ничего такого не делаю, а заклятья сами рвутся с моего языка, особенно, невербально. Когда-то давно, когда Силия была маленькой, — Геллерту уже стало не по себе, — она сбежала от меня, — Грин-де-Вальд выдохнул с облегчением, думая, что чернухи не будет. — Я запер ее в комнате, — Геллерту снова стало дурно от предвкушения. — Она спрыгнула с окна и сбежала в деревню. К людям. К маглам. И когда я увидел мысли нашей служанки, то пытал ее потом Круциатусом, а она не выдержала и повесилась. Когда я нашел свою дочь у фонтана на Центральной Площади, то ее окружали дети, преимущественно мальчики, — Грин-де-Вальд распахнул пошире глаза, гадая, что же скажет Том. — Я испугался, что они трахнут мою дочь, — Реддл был очень серьезен и переживал сказанное вновь. — Или что Силия влюбится в кого из них. Понял, что теряю хватку. — И что вы сделали с теми ребятами? — Да ничего такого, мне было не до них, — Том даже не понял зачем Геллерт спрашивает о ничтожествах, которые абсолютно не имеют значения. — А что вы сделали со своей дочерью? — аккуратно спросил Грин-де-Вальд. — Я трахнул ее в ту же ночь. — Чудовищно, — искренне признается. — Вы всё обдумали. Загнали в угол, уверен, что надавили и сделали Силию виноватой. Не дали ей выбора. — А зачем ей выбор? — Том резко остановился, глядя в открывающийся вид улицы. С двух сторон их теснили дома, простора с каждым кварталом было все меньше и меньше. Пение птиц стало настолько громким, что казалось, они сидят на плече. В дали виднелось старое аббатство, Реддл понял — они пришли. Малюсенькое крылечко, темная дверь контрастирует на светлой постройке, Том поднимает голову, насчитывая четыре этажа, рассматривая большие форменные окна. Пуговица выскользнула из рук и повисла на крючке дверном, тогда мистер Реддл понял — это та дверь. — Спрячьтесь, — предлагает Том. — Не буду, — встает с Реддлом на одну ступень, а затем постукивает костяшками пальцев по двери. Мистер Реддл спрятал палочку Грин-де-Вальда, опуская его угрожающую кисть вниз. Из-за двери послышалось копошание, какой-то невнятный кашель, разговоры с самим собой, но Том сразу узнал мистера Саламандера. «Кретин…», — тяжело выдохнул в ожидании. У него такой мелодичный и придурковатый голос, что это даже смешно, но Тому было не до смеха, ему хотелось задать свои вопросы. — Да-да? — отворилась дверь. Пред ними предстал Ньют, поверх которого был замызганный передничек, волосы его стояли дыбом, он потерал пальцы о чумазую салфеточку, от него смердело всеми тварями сразу. — Что же Альбус Дамблдор нашёл в Вас, мистер Саламандер? — Геллерт вклинился первым, угрожающе наставляя на Саламандера палочку, бесцеремонно вталкивая магозоолога обратно в дом, переступая порог чужой квартиры, совершенно не дожидаясь приглашения. Тому стало очень стыдно, он незамедлительно оглянулся по сторонам, входя на территорию Саламандера — наложил заглушающие заклятья, считая, что соседи-маглы могут создать лишнюю шумиху, привлекая Смерть. У Ньюта даже не оказалось палочки в руках, Том понял — Геллерт хочет пытать несчастного. — Если вы не прекратите, — обращается к Грин-де-Вальду Реддл, — буду вынужден вас обезоружить, — приводит напарника в чувства, пока эти оба не сцепились в обычном мордобое. — Альбус Дамблдор продолжает и по сей день во мне много чего находить, — наступает на ногу Грин-де-Вальду Саламандер, вынуждая дать себе дорогу. — Я вас помню, — подошел к Реддлу Ньют. — Мерлинова борода, скажите что происходит? Это настоящий Г… — шепотом добавляет. — Да, это настоящий мистер Г, — указывает на Геллерта Том. — Он мой… э-э, — не может придумать отмазку. — Петрификус тоталус! — замораживает слишком любопытного Ньюта, тот рухнул на пол, пытаясь пошевелить губами, он беспомощно созерцал за тем, как двое террористов ворвались к нему в дом. — Надо связать его, — предлагает Грин-де-Вальд. — Нет, не надо, — открывает Том дверь какого-то чулана, а видит целую вселенную. Длинные ступени ведут в подземелье, лестница имеет несколько ответвлений и маленьких дорожек. Том чувствует, как оттуда несет животиной, слышен шум океана, шелест ветра и пение птиц. Без сомнения, Саламандер прятал там свой зоопарк. — Ньютон, скажи мне, — назвал полное имя ученого, — ты хочешь чтобы твои питомцы сдохли? — плененный что-то замычал, будучи на полу в обездвиженном состоянии. — Я могу много чего сделать с ними, а так же с тобой. — Ты только представь, что будет с твоими питомцами, когда ты сдохнешь, — присел возле него Грин-де-Вальд. — Они помрут от голода, болезней, начнут пожирать сами себя. — Да, — вклинился Реддл. — И им никто не поможет. — Никто, — повторяет Геллерт. — Будет хаос. — И в итоге все умрут, — Том посмотрел на Грин-де-Вальда, находя эту игру в угрозы интересной. — Или мы нашлем порчу на твой зверинец и он начнет погибать, а любой помет твоих тварей будет дефектным, — Грин-де-Вальд вошел во вкус, приставив палочку Саламандеру к виску. — Стоит только произнести одно заклинание и ты труп. — А за тобой и твой зверинец, — Том все еще смотрел на невероятной красоты постройку, это напоминало лестницы Хогвартса со своими аудиториями, только если бы те были лишены стен, обходясь лишь перегородками. Реддл услышал, как мычит что-то их пленник, это было похоже на рев или плач. — Но у вас всегда есть выбор, — закрыл дверь чулана Том. — Вы можете сотрудничать тихо и тогда всем будет хорошо, а в конечном итоге мы от вас просто уйдем. — Либо все сдохнут! — Геллерт пнул лежачего в живот. Мистеру Реддлу нужен был мозг Саламандера и все его знания, но для этого Ньют должен провести одну исследовательскую работу, а для эффективности — будучи абсолютно в себе. — Постарайся для Литы Лестрейндж. Обещаю, что мы расскажем, как ее вернуть, — Тому стало жалко чувства Ньюта, ему казалось, что он понимает его боль утраты.