Запрет на любовь

      Чуть менее тридцати лет назад, на небольшой поляне у леса, образовался забор. Он огорождал круг, в котором разместились несколько шатров. Городок по соседству не сразу обратил внимание на тихое «поселение». Кто-то говорил, что это цыгане, кто-то болтал о новых соседях-колдунах, но никто не ходил дальше забора, то ли боялись, то ли нужды особой не было. Оттуда никто не выходил, хотя в шатрах ночами горел свет, а утром был слышен скрип колёс. И только через несколько недель, после очередной длинной зимней ночи, в первый день весны, оттуда послышалась музыка. Огорождение исчезло так же быстро, как и появилось, а рядом возникли еще несколько шатров. Рядом со входом блистал плакат небольших размеров: Allegro circus. И мальчишки, и девчата того городка кричали на все улицы, упрашивая родителей пойти в такое волшебное место! На музыкальный зов шли все, кому не лень, а кому было лень — слушали слухи о том, как там хорошо; о том, какие яркие краски ослепляют глаза; о том, как легкая музыка запоминается, и её хочется петь вновь и вновь; о том, какие чудеса происходят в самом большом шатре.       Все были удивлены двум львам, восседающим в клетках, а затем на трапециях. Все были шокированы разноцветным птицам, взлетающим из ниоткуда и кружающимся под куполом. Все были запуганы таинственным зверьком, ни разу не появляющимся в их краях. Все были счастливы увидеть двух забавных человечков, поскальзывающихся на пирогах и тыкающих друг друга в носы. Всё кругом было таким обычным, но при правильном представлении оно приобретало магию и делилось ею со всеми, кто пришёл. А также поделилась с рыжим смешным пареньком, который наблюдал за двумя акробатами сверху. Девушка и парень парили в воздухе, словно ласточки в небесах, легкие, прыткие, смелые. И тогда юный помощник гробовщика заимел мечту: парить также, как эти волшебники. Он не был из робкого десятка, осмелился, проскочил за кулисы после выступления и громко заявил, чтобы его научили! Ждал насмешек или «иди отсюда, оборванец», но его приняли как своего, циркового. И, возможно, после двух лет тренировок, падений и успехов, на плакатах Цирка Allegro было бы его имя, если бы не разбитая мечта, которая затерялась в тёмном дыме ненависти и безумия. Какие-то левые люди со двора обсмеяли мечты, а его самого назвали наивным. Сказали: «Не майся чепухой! Найди нормальную работу и вали из этого хаоса, как можно скорее. До добра не доведет» — и он послушал.       Пожалел об этом почти сразу же, когда по наставлению других отправился по стопам своего опекуна. Да только катафалки, дерево и краска не приносили радость, как и скорбящие лица тех, кто приходил за покупкой. Он не видел улыбок, а хотел. Он не видел радости, а нуждался. Он не видел будущего, а оно было! И тогда, наплевав на все принципы, восемнадцатилетний юноша начал путь к своей второй мечте: дарить улыбки и желание жить.       Никто не верил. Никто не поддерживал. Но какого было удивление для всех, когда он смог. Когда спустя каких-то четыре года его имя блистало на белой газетной бумаге, а цирк Тома Хиддлстона нашел свое место в списке лучших семейных развлечений.       И вскоре, пройдёт не так много времени, когда на пороге кабинета появится мужчина со светлой улыбкой и с громким заявлением: «Я Ваш новый помощник!» Что ж сказать, Хиддлстон помощников не искал и был… удивлен такому заявлению, не скрыв своего смеха насчет такой уверенности незнакомца. Но тот сразу же изложил свой план, написанный красивым почерком на старой бумаге, заставил поверить, что его слова — не очередная шутка жизни, и если следовать по пунктам, то уже совсем скоро они будут известными на весь мир! И так действительно получилось. Австралиец в течение двух лет ходил хвостиком за своим нанимателем, записывал какие-то мелочи, а на вопрос «зачем?» весело отвечал «надо!». Крис был уверен в своих расчетах и мыслях, а то, что их с Томом сближала одна мечта, ещё больше подбадривало! Но он и не подозревал, что совсем скоро, на всех плакатах и вывесках, вместо «Цирк Тома Хиддлстона» начнет светиться надпись «Цирк Тома Хиддлстона и Криса Хемсворта». И всё было крупным шрифтом, и даже они вдвоем были изображены на нарисованной сцене. Тогда Крис впервые вышел на арену как соведущий. Этот день был для него особенным, потому что он смог взять ладонь Тома в свою, задержать пожатие на долю секунды, а потом, стараясь не заглядеться на омут в голубой радужке глаз, сделать шаг назад и отдать первый поклон зрителям.       Но каждый раз в течение этих десяти лет сотрудничества Крис не мог оторвать взгляд от чертовски завораживающих глаз, от тонких губ, уголки которых часто дергаются в улыбке, от светлых кудряшек, которые сияют от солнечных лучей, как у ангела. Он не мог не любить своего напарника, но и признаться… так нельзя, это неправильная любовь, из-за которой они оба могут пострадать. И, пожалуй, держать свою любовь в тайне ото всех — самое сложное испытание в жизни. Однако правда всегда всплывает на поверхность.       — Томми! — доносится крик сзади, когда сам Том уже собирался покинуть шатёр. — Да хва… — договорить мужчина не успевает — стоит ему повернуться, как он врезается в широкую грудь и удивленно застывает, чувствуя быстрое сердцебиение товарища. — Пока ты не начал занудничать насчёт своего прозвища, я бы хотел… — блондин почесал свой затылок и закусил нижнюю губу — ей богу, как школьник! — Пригласить тебя… в театр, — он смотрит исподлобья на Тома и буквально готов провалиться под землю. — М-меня? В те-еатр? — Хиддлстон глупо моргает и чувствует себя маленьким… да почему чувствует, он и есть маленький, если сравнивать с этим мужчиной напротив. — Ага, — кивает в ответ. — А кто ещё? — и зачем он только спрашивает? — Никто. Только я и ты… ну и куча старых зануд вокруг. — Это похоже на свидание, — нервно усмехается Том и сглатывает, желая услышать «Так оно и есть».       Где-то в глубине души и разума таится мысль, если кто-то узнает об этой любви, то никакая слава тут не спасёт. Том уже представляет себе заголовки в газетах: «Великий шоумен оказался нетрадиционной ориентации!» или «Вместе на сцене и в постели!» В первую очередь не хотелось портить репутацию тому, кто помог её поднять, да и если бы Крис мог это пережить, то Том нет…       — Да какое свидание! — резко всполыхает краской Крис. — Просто билет лишний остался. Так ты пойдешь? — Ну… да, — какой-то расстроенный получается ответ.       Хемсворт быстро говорит что-то о том, что будет ждать его через два часа у выхода, и исчез в толпе артистов. Душа рухнула вниз, сердце возвысилось вверх, тело остановилось во времени, а сознание развеялось на просторах космоса. Он идет в театр! Он идёт в театр с Крисом! Осталось только запеть от счастья, но Хиддлстон удерживается от такой прихоти и с улыбкой на лице покидает здание.

***

      Через два часа Хемсворт и Хиддлстон стояли у входа своего цирка, смотрели друг на друга и пытались подобрать слова для начала диалога. Крис понял, что укращать тигров легче. Том понял, что в этой жизни летать проще всего.       — Пойдем? — одновременно спросили они и оба засмеялись. — Пошли, — улыбнулся Крис и первым пошел по мокрой после дождя дороге.       Том немного осмелел, он шёл в ногу со своим товарищем и рассказывал о всяких пустяках, а когда пустяки кончились, то начал говорить то, что видит: вот женщина пытается усмирить двоих детей, на втором этаже старенького домика загорелся свет, уличные музыканты выползли и готовились к своему вечернему «концерту». Именно на этих музыкантах мужчина и остановился.       — Почему жизнь так несправедлива? — куда-то в пустоту спросил он, на мгновение остановившись, но сразу возобновляя путь. — Почему кому-то достается все, а кому-то ничего? — Это закон, — не задумываясь, будто ждал этого вопроса, ответил Крис. — Для поддержания баланса в мире. Нельзя же, чтобы все были равны… это скучно, — он пожал плечами и опустил голову, рассматривая темный асфальт. — Поэтому люди находят кого-то слабее, чтобы показать свое превосходство? — Именно так, Том… именно так… — А как же любовь? — А что любовь? — Как выживать любви в этом мире? Как ей не сломаться под натиском этой тьмы и стать чем-то больше, чем обычное чувство? — Наверное, ей надо не сдаваться и расти, как нам с тобой, Томми, — блондин улыбается своей фирменной улыбкой и останавливается перед ступенями в театр. — Дамы вперёд! — с насмешкой делает поклон и жестом приглашает Тома пройти. — Вот договоришься рано или поздно, Хемсворт! — смеется тот в ответ, но поднимается, а когда смотрит назад на мужчину, который смотрит ему вслед, усмехается и пару раз качает бёдрами.       Австралиец еле отрывает взгляд от этого движения. Ну нельзя… нельзя быть таким близким и запретным одновременно! Из ступора его выводит прохладный ветер, он набирает в легкие воздух и спешит внутрь за другом.       Том уже ел какую-то ванильную булочку с сахарной пудрой на верхушке — с самого утра ничего не ел, проголодался, бедный! Блондин не удержался и вытер злочастную пудру со скулы, которая тут же вспыхнула красным пятном. И ему это нравилось. Слышится звонок, сообщающий о начале первого акта, толпа людей, которая собралась у входа с буфета и вестибюля, постепенно начала вплывать в зал. Крис старался никого не зашибить своими габаритами, а Том старался не потеряться, наверное поэтому он обхватил сильную руку друга и прижался, как барышня, пытающаяся найти спасение у своего спутника в темном переулке. Почему-то Хемсворт не отталкивает, только кладет свою ладонь поверх томовых и с довольной улыбкой проходит эту «волну». Кресла в зале мягкие, в них хочется уснуть, особенно тому, кто целыми сутками составляет программы для выступлений. Среди людей находятся и те, кто почитает Хиддлстона, дети с восторгом кричали, при виде «дяди-волшебника», и Том получал то, чего желал всю жизнь — улыбки.       Первый акт начался с громких аккордов духовых инсрументов, тяжелые красные кулисы разошлись по сторонам, открывая вид на сцену, где уже сидели несколько человек с чашками в руках и вели свою беседу. И пусть крисовы и томовы взгляды всё время встречались, пусть их пальцы нежно, в страхе касались чужих ладоней, пусть… Впервые то, что творилось на сцене, оказалось на втором плане и не было столь интересным.       «Он сумасшедший, — мысленно смеялись мужчины, — но он отвечает…»       На половине первого акта, Крис и Том на выдохе переплели свои пальцы в замок. Волна тепла обдало все тело и заставляла краснеть, но как же было хорошо! До тех пор, пока сбоку не послышался шёпот, который оказался и с другой стороны, и спереди, и сзади. Осуждающий тон проник в голову, завладев каждой извилиной мозга и вцепился когтями в податливую душу. Ритм сердца участился, только теперь не от счастья, а от страха. Крис старался не обращать внимание на глупых людей, только нахмуренно смотрел на сцену. Том же в панике оглядывался вокруг, он чувствовал себя на сцене в какой-то глупой комедии, в каком-то глупом костюме. Он видел, как на виске блондина выступила испарина и подумал, что так будет лучше… Лучше, если он встанет и уйдёт прямо сейчас. Так Хиддлстон так и сделал. Хемсворт зажмурился от ощущения пустоты рядом, рука сжалась в кулак да так, что ногти оставили довольно-таки глубокие следы. Но Крис не пошел за напарником, остался сидеть в зале, слушать теперь не текст актёров со сцены, а актёров по жизни.