Огневиски и бурбон

«Опять впадаю я в контраст извечный, В прореху между дьяволом и богом. Ведь мой девиз всей жизни быстротечной: Не шляться по проторенным дорогам, Сеньорам ложных клятв не приносить, Не льстить тому, кто заслужил презренье, Не забывать полезное уменье: Щадить врага и дурака простить…» © Канцлер Ги — Романс Дезире

      Дорога вела вперед, извиваясь блестящей после дождя черной лентой. Сириус хмыкнул под нос: как ни стремился он избежать цвета своей семьи, тот упорно преследовал его везде — начиная от цветов Родового герба и заканчивая оттенком кофе, купленным в ближайшей забегаловке.       Мотоцикл, словно чувствуя неугомонное настроение своего хозяина, рычал и преодолевал милю за милей. Казалось, Сириус исколесил всю Америку вдоль и поперек, убегая от себя самого. Пока помогало плохо.       Гарри периодически присылал ему весточки, будь-то обычной совиной почтой, или патронусом, и Сириус радостно черкал на салфетках ответы: «У меня всё хорошо. Дорога гладкая, погода позволяет. Береги себя, сын». Но оба понимали, что этого недостаточно. Гарри чувствовал, что крестного что-то тревожит, и что, несмотря на то, что уже прошло уже достаточно времени, прошлое продолжает ненасытной гадюкой отравлять его душу. Он даже предлагал обратиться за помощью к целителям из Мунго, но Сириус, в привычной ему манере, рассмеялся на подобное предложение и крепко затянулся.       Как ни беги от прошлого, а от себя не убежишь. Двенадцать лет, проведенные в заточении, так просто не забывались. Нет, его не мучали кошмары, и в темных лесах, которых достаточно было в Америке, ему не виделись тени дементоров, просто, в сердце поселилась гнетущая пустота, и отчаянно хотелось хоть чем-то ее заполнить, не дать жизни украсть у него последнее — желание свободы и тепла.       Блэк вспоминал, как повинуясь порыву стыда, что долгие годы продолжал его глодать, навестил семейство Лонгботтомов в Мунго. Алиса улыбалась, хоть и смотрела куда угодно, избегая прямого взгляда, а Фрэнк притащил скомканные листы бумаги и стал что-то карябать на углах. Сириус чувствовал вину за весь свой Род, будь он неладен, за то, что случилось с еще одними героями Войны, за испорченное детство Невилла и за то, как его кузина Августа, потеряв сына и невестку, постарела разом на два десятка лет. Фрэнк закончил карябать и сунул результат в руки Сириусу. На помятом клочке бумаги было написано всего два слова: «Прячься. Сириус».       Блэк нахмурился, вертя в руках неясные каракули. А в сердце возрастало недоверие и страх: всё не может быть настолько просто. Ему вспоминались занятия Окклюменцией, курируемые Орденом Феникса и им лично. Так, уж, случилось, что стоило отблагодарить его семью и лично Ориона Блэка за то, что с самого детства учил сына быть легилиментом, а значит, помимо умения проникать в чужой разум, уметь и ставить защиту от проникновений. Тут-то способности Блэка и пригодились: в войне с безносым кретином любые средства были хороши. Сириус долго и упорно работал с Алисой и Фрэнком, уча противостоять легилименции, лично ставил барьеры в их разуме, и в самом крайнем случае велел прятаться за возведенные им щиты вокруг тех частей мозга, что отвечали за боль. «Не может быть, чтобы Лонгботтомы этим воспользовались…» Блэк потрясенно посмотрел на пару, впервые почти осознанно смотрящую на него, и решил, что есть лишь один способ проверить, взмах палочкой: «Legilimens!» Зрачки Алисы расширились, и она одобрительно что-то промычала.       «Лучше бы вам оставаться в укрытии», — визгливо захихикала Беллатрикс и указала палочкой на пару, — «Не то, чтобы я жалуюсь: Поттеры прятались и где они теперь? Передавайте привет за Гранью, как сдохнете!».       «Только после вас», — рявкнул Фрэнк, пытаясь вырваться, но прижатая к горлу палочка Барти Крауча не давала ему этого сделать.       «Заткнись, предатель крови», — проскрипела Беллатрикс, — «Crucio!»       «Фрэнк!»       Алиса билась в руках Лестрейнджа, но перевес был не на их стороне.       Когда до Лонгботтомов дошли слухи о смерти Поттеров и, впоследствии, о победе над Темным Лордом, они решили, что их время в укрытии подошло к концу. Они собирались отыскать Дамблдора, утвердить опеку над Гарри, так как Лили велела в своем завещании передать попечительство над сыном Лонгботтомам по первой линии и Сириусу — по второй. Однако же, учитывая сплетни об аресте Блэке… Словом, пара решила действовать, как можно быстрее, но попала в ловушку, расставленную Лестрейнджами и Краучем Младшим, прямо на выходе из дому.       «Ты, сука!», — кричала Алиса, стремясь добраться до Беллатрикс, но красные вспышки, одна за другой, достигали своей цели, выворачивая суставы, выбивая воздух из легких и прожигая нервные окончания.       «Алиса, прячься!», — прохрипел Фрэнк. И она послушалась.       Они спрятались за барьеры, возведенные Сириусом. За стены, скрывшие их от мира на долгие два десятка лет. Проиграли свою жизнь в обмен на то, чтобы жил их сын. И выжили, не имея возможности жить.       Сириус процедил сквозь зубы ругательство и взмахнул палочкой: «Reducto».       Алиса судорожно вздохнула и, не сумев устоять на ногах, упала в объятья Сириуса. Фрэнк рухнул на колени, делая прерывистые вдохи и пытаясь выровнять дыхание.        — Блэк, сукин ты сын, — прохрипел Фрэнк.        — Сириус, — улыбнулась Алиса и закашлялась.        — Всё хорошо, красавица, всё хорошо, — сдавленно бормотал Сириус, про себя проклиная всех этих целителей, чокнутого старикашку Дамблдора, параноика-Муди и всех, до кого сумела добраться его не жалующаяся на отсутствие воображения фантазия. Чертовы идиоты не догадалась использовать проклятую легилименцию! И это стоило еще одним его друзьям поломанной судьбы.       Но теперь у Гарри была крестная, которая, впервые сознательно с ним встретившись, долго рыдала, а после сказала, что: «Лили и Джеймс очень бы тобой гордились». А Невилл, бедняга-Невилл, всё детство мечтавший о родителях, наконец, их обрел.       Сириус успел. Он исправил ошибку, в которой не был виноват, но желание пробраться в Хогвартс и сжечь портрет Дамблдора никуда не делось. Ремус, помнится, долго тогда увещевал его, что он не прав, и надо прощать, и всё было ради Высшего Добра, но Блэк устало замахнулся на портрет друга зажженной сигарой и спросил, хотел бы он взять сына на руки, научить его летать на метле, рассказать Историю Хогвартса и отправить учиться, зная, что год пройдет за учебниками, заваленными экзаменами, шалостями и весельем, без троллей, василисков и дементоров? Возражений не нашлось.       И тогда, будучи не в силах оставаться дома и смаковать свое поражение, Сириус понял, что ему просто необходимо отыскать способ все исправить. Он не знал, каким образом, понимал, что все Маховики Времени либо запрещены, либо уничтожены, но видеть, как жизнь гниет все больше с каждым днем, тоже не мог.       Реджина поможет. А если не она, то Темный, он, кажется, всё так же охоч до сделок. Ему нужно. Нужно туда, в Сторибрук. К Часовой Башне, к библиотеке, к магическим книгам и древним заклинаниям. К ней. К своей второй семье.       Пустота, оставленная в душе после смерти Поттеров, сама собой заполнялась. Гарри и его семья. Невилл, Алиса и Фрэнк. Постепенно возрождающийся из пепла Дом Блэков. Первые цели в жизни. Но Сириусу не хватало ее — женщины, так надеющейся на счастье. Он представил ее вдруг так ясно, как будто видел своими глазами.        Серость сокрытого от чужих глаз города входит во сны, проникает во все щели, ветром разносится по пустым улицам. В городе тихо и как-то по-особенному одиноко, как всегда бывает в это время года. Скоро наступит долгая череда зимних праздников, витрины магазинов украсят зеленые ели, дети будут просить подарки и обещать хорошо себя вести. Семьи соберутся вместе, будут вспоминать ушедший год и строить планы.       Сириуса забавляли порядки этого мира. Почему семье обязательно надо собираться раз в год? Почему надо ждать смешного бородатого старика в красной шубе? И почему раз в год на изломе зимы так хочется смотреть в небо, ожидая появления первой звезды? Почему так хочется верить? Но он продолжает наблюдать.        В эту ночь Реджине, по-обыкновению, не спалось. Ветер дул как ненормальный, пророчили долгий затяжной снегопад, просили по возможности остаться дома. И серость города заползает во сны, и ей холодно в этом огромном доме, потому Реджина кутается в одеяло и бродит по дому. На столе стоит фотография сына, который ушел искать себя, и она завороженно смотрит на мальчишку с озорными глазами, так похожего на Гарри. А в ушах звучит утешающий голос Сириуса, обещающий, что Генри обязательно вернется. Она отпустила его, мужчину, понявшего ее с первого взгляда, не побоявшегося шлейфа проклятий и титула колдуньи. Реджина эгоистично думала, что Сириус, не нашедший ничего в Лондоне, вернется к ней. Но он не вернулся. Сириус был далеко, слишком далеко, чтобы помочь, слишком недосягаемо, чтобы услышать.       Реджина бродит по дому и кутается в одеяло.        Серость города разрывают огни праздника. Реджина сидит в кухне и считает минуты. О чем-то бормочет телевизор, она безразлично переключает каналы. Костюм владычицы города серой тряпкой скомкан на полу, она вновь проиграла самой себе. В гостиной камин сжигает пучок луговых трав, подаренных мистером Голдом, и запах их ненадолго напоминает Реджине о ее родном крае, о бескрайних полях и о том, как Росинант галопом несся меж луговых цветов.        Реджине хочется выпить, как делают городские работяги, но ей страшно делать это в одиночку. Страшно и смешно. На столе стоит фотография сына, Реджина долго смотрит ему в глаза, вспоминая, что он не хотел бы ей такой судьбы. Чего бы хотела она сама?        Реджина не знает. Она забыла обо всем, о чем когда-то осмеливалась мечтать. Порой ей хотелось хоть ненадолго увидеть свой далекий край, побродить по лугам, потеряться в лесу, который знала вдоль и поперек, пожаловаться на судьбу любимой яблоне.        Реджина переключает каналы и смотрит во тьму абсолютно сухим взглядом. На полу стоит полупустая бутылка вина, рядом валяется разбитая рамка от фото. Пламя камина освещает уставшую женщину, которая утратила свой путь.        Реджина стоит на пороге своего дома и смотрит в небо. В ночь излома зимы идет первый в этом году снег, звезда освещает путь всем заблудшим. У всех в этом городе есть кто-то, у всех есть то, чего нет у Реджины — надежда.        Она находит созвездие Большого Пса и смотрит на Сириус, пока не заболят глаза, Реджина отчаянно просит чего-то у ночного неба. Реджина плачет.        Впервые за вечность.       Сириус выжимает газ и направляет мотоцикл по особо извилистой трассе.       «Я вернусь, Джина, обязательно вернусь, слышишь?».