Моё наслаждение

      Влад замедлился, дав мне возможность поравняться с ним. Не знаю, может, он рассчитывал побегать ещё, но я к этому моменту уже выдохся, поэтому когда добежал до него, тут же перешёл на шаг и начал небольшую разминку рук и шеи.       – Какие планы на сегодня? – спросил снова не запыхавшийся Влад.       – Никаких, буду подстраиваться под расписание Петергофа, – пожал я плечами.       – У Петергофа есть расписание? – удивлённо переспросил Влад.       – Конечно, а как ещё ты собрался держать в узде такую ораву несовершеннолетних Романовских отпрысков? – ухмыльнулся я.       – Кажется, понял, что-то типа летнего лагеря, да? – кивнул Влад.       Я решил его разыграть: изобразил непонимание на лице и крайнюю озабоченность.       – Летний... лагерь? – вслух "задумался" я.       Лицо у Влада вытянулось моментально, даже жалость промелькнула:       – Ты что, не знаешь, что такое летний лаг... – Влад поперхнулся собственным вопросом, увидев, как я расплываюсь в лукавой улыбке, – Ты разыгрываешь меня, что ли?!       Я увернулся от его шутливой попытки меня "осалить".       – Да, да, что-то типа летнего лагеря, только досуг здесь поприкольней будет, – вернулся я к теме.       Мы свернули на главную аллею и пошли ко дворцу.       – Занятия на любой вкус и цвет: кулинарный класс, изо, танцы, плавание, рыбалка с возможностью выхода в залив – это всё по желанию, но почти всегда аншлаг, потому что занятия реально увлекательные. Подросткам обычно ещё надо ходить и на допы всякие: язык, математика, музыка...       – Ты тоже ходил? – успел вставить Влад.       – Конечно, я что, левша, что ли?       – Ну, вообще-то ты и правда левша.       – Ой, ты понял, что я хотел сказать, – в шутку поморщился я на Влада.       Тот открыл передо мной дверь в главное здание, и сделал это так органично, что я, шмыгнув внутрь, не успел ни возмутиться, ни застесняться, ни поблагодарить. Момент окончательно был упущен, когда мы подошли к расписанию на предстоящий день. Вопреки моим надеждам, сегодня было не самым интересным: сразу после завтрака стояла чисто девчачья флористика, а на вечер малую гостиную забронировали зануды из "литературного клуба". Конечно, ещё в расписании числилась "Рыбалка на воде", вот только чтобы на неё попасть, надо было встать в четыре утра – упс.       – Пойдём на флористику? – вывел меня из мыслей голос Влада над макушкой.       – Пойдём завтракать, – со вздохом мотнул головой я.       Из-за утренней пробежки и последовавшей за ней прогулки в столовой мы были практически одни. От идеальной сервировки на столах к нашему с Владом приходу остались одни воспоминания, но еду каждый добыть себе смог. Влад традиционно для военного наложил себе "кашу дня" с горкой, догнался парой сэндвичей из разряда "BLT" и захрустел кислым на один только вид, зеленющим яблоком. У меня, впрочем, ничего нового: я ковырял яичницу, запивая её йогуртом.       – Слушай, насчёт вчерашнего, – подал голос Влад, когда мы оба уже прихлёбывали утренний чай. Я моментально напрягся, мысленно продумывая аргументы за легитимность всех своих вчерашних действий, но оказалось, что в предположении темы разговора я немного промахнулся. – Только честно, ты правда шоппишься в обычных торговых центрах?       Я вздохнул и признался:       – Нет, конечно.       – А что тогда? Интернет-магазины? – предположил Влад.       – Ну, как вариант, – кивнул я, – но я не большой любитель одежды и аксессуаров, поэтому мне хватает домашнего ассортимента.       – Это как? – не понял Влад.       – В каждом большом дворце есть свой шоурум, – пришлось мне пояснить. – Его исходное назначение – это шитьё и хранение костюмов и парадной формы актуальных размеров для Императора и его семьи, но со временем функции расширились, поэтому сейчас туда можно зайти за обычной одеждой, если что-то срочно нужно, и быть уверенным, что твой размер в наличии. Ничего брендового там не найдешь, – уточнил я, – но необходимая база: джинсы, футболки, носки – там всегда есть.       Всё-таки в оранжерею после завтрака я заглянул – девочки уже вовсю ковырялись в земле. Не, если хотя бы что-то типа бонсая было, я бы, может, и послушал, а так – совсем не моё. Зато на завтра в расписании были как раз кулинарные курсы и вот на них я точно собирался пойти. Всё же со второго курса сам буду жить, не хотелось бы сажать желудок на фастфуде.       Солнце уже скрылось за привычными облаками, но на улице не было душно, как перед дождём, наоборот, в воздухе всё ещё витала утренняя свежесть. Однако меня, как истинного петербуржца, такое положение вещей не обманывало. Я знал, что через пару часов невинные облачка превратятся в хмурые тучки, и юные рыболовы вернутся с полными вёдрами не только рыбы, но и дождевой воды.       – Не хочешь прогуляться? – обратился я к Владу, – потом просто погода испортится.       – Конечно, пошли, – поддержал меня он.       Неловких пауз в нашем с ним общении становилось всё меньше, заметил я. Мы обошли по периметру Верхние сады, и вместо давящего молчания Влад лишь продолжил меня "пытать" вопросами о быте царского наследника, а я только рад был отвечать.       – Нет, это просто нереально, не верю, что всё настолько... нормально, – возмутился в конце концов он.       – Согласен, предки помоложе были у меня теми ещё мудаками, – ухмыльнулся я.       – Что?! – Влад аж остановился.       Пришлось обернуться и, закатив глаза, переформулировать:       – Эксцентричной, избалованной элитой, в редкие моменты между балами задумывавшейся о судьбе отечества. Так политкорректней? – скривился я и вслух заметил: – Влад, у тебя глаз дёргается.       – Я-а, – впервые на моём веку заикнулся он и потёр глаз, – я не привык слышать про Императоров, – он явно задумался, подбирая слово, – критику.       – А, точно! – поднял я вверх палец, – ещё любители цензуры, сибирских ссылок и политического преследования. Это, про них, про этих лапушек ты не привык слышать, что они мудаки?       – Лёша...       Я сократил между нами расстояние, благо, что находились мы сейчас в одном из живых лабиринтов и можно было не беспокоиться за сомнительность действий и слов.       – Скорее всего, – задрал я вверх голову, чтобы посмотреть Владу в глаза, – ты прослужишь царской семье около тридцати лет. На твою должность не берут абы кого и испытательных сроков не предоставляют. Надеюсь, тебя предупреждали об этом перед тем, как дать на подпись трудовой договор? И если – прежде всего ты сам – не сможешь избавиться от навязанного присягой светлого образа Божьих помазанников, то следующие тридцать лет будешь жить в одном сплошном когнитивном диссонансе. Императоры тоже люди. Они совершают ошибки, устраивают скандалы, страдают от похмелья на утро после балов. Они обижаются, женятся на безродных назло родителям, сливают в сеть интимные фотки по ошибке, а может и специально, – приподнял бровь я. – И единственное, что их отличает от обычных людей, это возможность заставить всех считаться с их недостатками, косяками и особенностями.       – Какая твоя? – едва слышно спросил не отрывавший от меня взгляда Влад.       Я на мгновение так и застыл с открытым ртом. Нет-нет, о моей особенности Влад услышит точно не сегодня. Мне ведь тоже ещё только предстояло смириться с мыслью, что когда-то он узнает, что я гей. Дадим друг другу время.       – Я – ленивое эгоистичное говно, мечтающее о том, чтобы меня оставили в покое, – растянул я в улыбке губы, – что с моими родителями сделать решительно невозможно.       – Вот кстати, противостояние поколений – неужели это свойственно даже Императорской семье? – без лишних слов согласился чуть сменить направление беседы Влад.       – Да мы законодатели моды! – наигранно возмутился я невежеству и отступил на шаг, возвращая комфортную дистанцию, – одни только дед с отцом чего стоят.       – Они в контрах? – искренне удивился Влад.       – Ещё в каких! – заверил я, – через пару недель тут будет проходить официальный приём, на него приедут дедушка с бабушкой и папа с мамой, экшена насмотришься – во! – я многозначительно провёл пальцем себе по горлу.       – Но со стороны по ним этого не видно...       – Ну да, они никогда не афишировали прямого конфликта, но политики и взгляды у них диаметрально противоположные.       – А почему?       – Тут тоже без сюрпризов: во всём как всегда виновата женщина. В случае деда с отцом – это моя мама.       – Только не говори мне, что это история какого-то любовного треугольника, потому что я тебе всё равно не поверю, – предупредил Влад.       – О боже, нет, я совсем не это имел в виду, – я едва не заржал истерически, удержав за хвост грозившую разыграться фантазию на пару с Владовой, – не, всё было совсем не так. Мой дед перенял трон в шестидесятых, и именно отношение граждан во многом определило его политику. Потому что его жена, моя бабушка, традиционно выписанная из-за границы особа голубых Датско-Британских кровей, никогда не лезла в большую политику, а общественной деятельностью занималась только с разрешения мужа. К слову сказать, разрешал он редко. На это тоже были свои причины: в шестидесятые страна немного оправилась от потерь Второй Мировой, восстановила экономику, потихоньку растила благосостояние. Парламент таким моментом не воспользоваться не мог: снова пошли разговоры про отказ от монархии, мол, сколько можно отдавать налоги непонятно кому непонятно за что. Дед это всё молча слушать не стал. Ему было безумно обидно, что спустя каких-то пятнадцать лет все, казалось, уже и забыли подвиги его отца и всего, что сделала Царская семья для скорейшего достижения мира. Дедушке хотелось сохранить трон не столько как символ власти, но памяти, наследия не только Романовых, но и всего русского народа. Именно этим он и апеллировал к Парламенту на дебатах перед решающим референдумом. Более того, выдвинул, как это может показаться со стороны, поистине сабмиссивные условия: фиксированный один процент налогов, который тут же льётся в социальную поддержку низших слоёв населения...       – Императорские доплаты, – блеснул знанием истории Влад.       – Именно! – похвалил его я, – но ведь это было ещё не всё. Дедушка также отказался от какого-либо дальнейшего влияния на политический курс Парламента и страны в целом. Со стороны это выглядело как настоящее поражение Императорской семьи перед Парламентом, но на самом деле – это было начало мести. Ты когда-нибудь смотрел с ним интервью тех лет? – спросил я у Влада.       – Боюсь, что не довелось, – смутился он.       – Ничего, вот тебе краткий пересказ, – подобрался я, – журналист спрашивает: "Пётр Алексеевич, доплаты - это, конечно, хорошо, а что вы собираетесь делать со здравоохранением или внешней политикой?" А дед отвечает: "Для решения этих вопросов у вас есть Парламент? Есть, сами выбрали. Вот его и ебите" – ну, конечно, не так, но смысл ты понял.       Влад, глядя на мои кривляния, улыбнулся и задал логичный вопрос:       – Но все отзываются об Его Величестве Петре Алексеевиче крайне положительно. Точно помню, что в моём учебнике истории было написано, что он развивал науку и частный бизнес.       – О да, тут не поспоришь, а самое интересное, что это чистейшая правда, – подтвердил я. – Более того, делал он эти две вещи исключительно при помощи семейных финансов. Уже понимаешь, к чему я клоню?       – Не совсем, – признался Влад, глядя с явным интересом, что не могло мне не польстить.       – Во всей этой науке и бизнесе, как думаешь, кто оказался главным бенефициаром? Бинго! Романовы, – щедро развёл я руками, – да, дед основал три мощнейших вуза страны, да, спонсировал молодых учёных, но кто является владельцем всех зарегистрированных в то время патентов? Да, дед давал беспроцентные ссуды на открытие своего дела, но с условием долевого участия. Ты хоть представляешь, скольким банкам он помог такой схемой при открытии? Конечно, меценат, но ни разу не филантроп.       – Ой, только не говори, что ты его осуждаешь, – фыркнул Влад.       – Ни в коем случае! – приложил я руку к сердцу, – Я дедушку люблю и безмерно благодарен ему за то, что он сделал на благо семьи Романовых. И прекрасно понимаю, почему он поступил именно так. Просто это тоже ведь однобоко: он закрыл глаза на внешнюю политику, дав её на откуп Парламенту. Ну они там и нахуевертили, прошу прощения. Развязали холодную войну, закрыли границы с Европой, продавая им же по дешёвке нефть, но зачем-то спонсировали Северную Корею и Кубу. Народ от этого мракобесия взвыл, и маятник общественных настроений снова качнулся в сторону "Царя-батюшки", мол, не дело это – любую инициативу от Парламента не глядя подписывать. Но дедушка никогда бы не смог изменить свои собственные убеждения, поэтому просто согласился передать трон отцу, а тот, вместо того, чтобы продолжить бегать от "маятника", пошёл прямо ему навстречу. И причина этому решению – моя мать.       Мне ненадолго пришлось прерваться, потому что навстречу к нам с Владом вышел кто-то из работников дворца. Не хотелось, чтобы кто-то посторонний слышал мои откровенные рассказы про ближайших и любимых родственников. Почему Влад в мою категорию посторонних не входил, я задумываться не решился. Мы, тем временем, свернули в сторону одной из боковых лестниц и спустились в Нижние сады, минуя Дворец. Дорога вдоль канала была слишком оживлённая сейчас, поэтому короткой переглядкой было решено свернуть в сторону Монплезира.       – Господи, не томи! – поторопил меня с продолжением Влад.       – А, ну да, так вот, – я прочистил немного пересохшее горло и продолжил, – мама у меня, как известно, ни к какому дворянскому сословию не принадлежала. И, открою тебе секрет, женятся на "своих", – очертил я кавычки в воздухе, – именно чтобы взгляды совпадали, чтобы не было склок по рабочим темам. Люди из разных сообществ, увы, частенько говорят на разных языках. В случае моих родителей всё было куда менее трагично: на одной плоскости встретились харизматичная мама и энергичный, впечатлительный папа. Подробности их знакомства ты, если захочешь, сам у них расспроси, – сразу предупредил я Влада, что о таком рассказывать не буду, – но интересней всего, конечно, что началось после. Мама моя из большой, дружной и простой семьи, которая жила и живёт по принципу: можешь помочь – помогай. И это распространялось далеко за пределы отдельно взятой ячейки общества. Когда мама уехала на учёбу в Москву, она просто не понимала, как можно жить по-другому. Её добродушность сначала принимали за слабость, повесив тут же обязанности старосты группы, председателя студенческой газеты, волонтёра в подшефном питомнике и ещё бог знает чего. Но мама быстро навела шороху во всех вверенных ей сферах, и с ней начали считаться. В этот момент они с папой и познакомились. Он проникся её взглядами и убеждениями, очаровался калужскими родственниками - тогда ещё будущими. И тогда мама задала ему логичный вопрос: почему при таком ресурсе ты ничего с ним полезного не делаешь? Папа ответил ей просто: выйдешь за меня – сделаю. Слово своё, надо заметить, он сдержал. И вот они уже почти тридцать лет занимаются исключительно социалкой, а заодно и нас во всё это впутывают.       Я закончил рассказ, и какое-то время было слышно лишь как гравий под нашими шагами перекатывается и хрустит. Владу явно требовалось время, чтобы всё услышанное переварить.       – Значит, ты за дедушку? – через какое-то время подал голос он.       – Я... – замялся я и, неловко улыбнувшись, развёл руками, – я не могу принимать чьих-то сторон. Я их всех люблю и всех понимаю. Именно деду я обязан безбедным существованием, всё-таки отец почти не следит за состоянием семейного фонда, не приумножает так активно, как это делал дедушка...       – Но?.. – подбодрил меня Влад, услышав-таки напрашивающееся "но".       – Но мои родители – это мои родители, – пришлось признать мне, – Они клёвые. Подняли рейтинг Царской семьи до небес не на скандалах или редких показательных жестах доброй воли, а своим трудом. В отличие от деда, родители засунули свои носы во все сферы общества и пытаются по мере возможностей подтянуть каждую в обход неповоротливого Левиафана – Парламента. Теперь люди прислушиваются далеко не к дядькам из Думы, а к Императорской семье, которая безустанно продолжает знакомить народ с понятием "гражданского общества", борется с ксенофобией и призывает защищать окружающую среду.       – Однако тебя это не вдохновляет, – подвёл итог Влад, в очередной раз доказав, что он внимательный слушатель.       Я не знал, что ему ответить, потому что признавать это казалось стыдным, а опровергать – означало бы ложь.       – Если бы эта деятельность не сопровождалась неизбежной публичностью...       – Ты так говоришь, как будто публичность для тебя конец света, – прервал моё неуверенное блеяние Влад, – но на самом деле тысячи людей живут под прицелом камер, а миллионы отдали бы всё, лишь бы оказаться на их месте. Иерархический инстинкт ещё никто не отменял, знаешь ли. Всем нравится чувствовать себя чуточку особенней, чем все остальные.       – Если они действительно так считают, – сделал я важное уточнение.       Мы ступили на порог Монплезира, и Влад, вместо того, чтобы начать разуваться, скрестил на груди руки, встав напротив меня, и начал сверлить взглядом:       – То есть, ты хочешь мне сказать, что ну вот ни капельки не считаешь себя особенным?       – Смотря с кем сравнивать, – совершенно спокойно ответил я, двумя движениями стянув слипоны. Обогнул всё ещё стоящего на пути Влада и пошёл по направлению к коридору. – А право голоса надо давать тем, кому есть что говорить, – не обернувшись обозначил я конец диалога.       Мне необходимо было побыть одному. Да, внешне я сохранил спокойствие – отточенный за столько лет навык, но внутри всё заволокло неприятной мутью. Я знал, что мне в любом случае придётся находить свой голос, но я не хотел думать об этом сейчас. А Влад... Пусть он лучше будет считать меня посредственностью, чем будет пытаться разглядеть что-то особенное, ведь тогда его будет ждать неминуемое разочарование. Или что-то похуже...       К горлу подступила тошнота, и я прилёг на заправленную постель, чтобы унять этот приступ слабости. Никогда не страдал мигренью, но почему-то при мысли, что меня ежедневно будет сопровождать тот, кто меня презирает, становилось дурно. Почему презирает? Тут всё просто: такой, как Влад, никогда не поймёт, что такое быть геем. Никогда не поймёт, как мужчине можно влюбляться в мужчину; как можно хотеть с ним близости; как можно засматриваться не на округлые формы девичьей фигуры, а на чёткие линии подтянутого мужского тела. Но непонимание – это полбеды, хуже, если от него будут исходить брезгливость и осуждение. И я не был уверен, что этого не случится.       Всё-таки Вадим был для меня чем-то вроде родителя. Он бы, может, и не понял, но принял. Постарался бы закрыть на моё поведение глаза, а вот Влад... Потомственный военный, общительный красавчик. Пройдет не так много времени к тому моменту, как он обзаведется какой-нибудь пассией. А может, и двумя: одна будет терпеливо ждать его в России, а вторую заведет в Оксфорде, чтобы рука не надоедала.       Если мне повезёт, то он просто не будет обращать внимания, что я не смотрю в сторону девушек. О том, чтобы построить с кем-то отношения, не спалившись при этом перед Владом, можно было даже не мечтать. Слишком внимательный, он рисковал сам обо всём догадаться первым. В лучшем случае заставит признаться, когда соберёт достаточно косвенных улик, в худшем – застанет меня под кем-нибудь, сильно напоминающим его самого. Да, тут не было смысла врать хотя бы себе – Влад без труда закрепился на первом месте моего личного топа красавчиков. Теперь главной задачей было остаться исключительно в рамках эстетического наслаждения и не скатиться в позорную, заведомо безответную влюблённость.       А может... Может, мне просто стоило проявить решительность и тупо поставить моего СБшника перед фактом? Мол, так и так, Владушка, у богатых свои причуды, я вот мечтаю о том, чтобы кто-то типа тебя хорошенько отжарил мою царскую задницу. И он пусть как хочет, так с этим и живёт.       К сожалению, несмотря на всю гениальность данного решения, я понимал, что банально не смогу решиться на такой шаг – не хотелось портить надменным поведением отношения. Тем более с тем, кто будет повсюду сопровождать тебя долгие-долгие годы.       По крыше и подоконникам давно барабанил дождь, но его звук не мог отвлечь коренного петербуржца от тяжёлых дум, зато стуку в дверь это удалось. Я нехотя поднялся с постели, чтобы открыть дверь, и чуть не получил ею по лбу.       – Лёша?! – Влад с нескрываемой тревогой толкнул дверь, напоролся взглядом на замершего в непонятках меня и ощутимо расслабился, – а, ты тут.       – Что?.. – открыл было рот я.       – Просто ты так долго не открывал, – неловко улыбнулся Влад.       – Ага, тапки искал под кроватью, – без особого энтузиазма пояснил я.       – Я подумал, вдруг что-то случилось, – он ещё раз внимательно оглядел комнату.       – Если бы что-то случилось, я бы позвал тебя, – не удержался я от ехидства в голосе.       – Ну, вдруг случилось что-то, о чём бы ты не хотел мне говорить.       – Господи, да не сбегу я!       Стало понятно, к чему все эти резкие открытия дверей и внимательный взгляд на оконные рамы. Я, конечно, попытался удержать лицо, но не смог – заржал бессовестно и громко.       – Это хорошо, – окончательно расслабился Влад и достал из-за спины пакет с контейнерами: – А я перекус принёс, чтобы не пришлось под дождём бегать.       Смеяться мне моментально расхотелось. Ну вот за что он так со мной? Я тут, понимаешь ли, борюсь с неуместными чувствами, а он масла в огонь подливает.       – Спасибо, – залился я краской против воли и поинтересовался, чтобы немного сбить неловкость: – Надеюсь, ты взял на двоих?       – Да, конечно, – усмехнулся он, запустил руку в пакет, вытащил один из пластиковых боксов, а остальное протянул мне, прозрачно намекнув, что питание намечается раздельное.       Вот тут я ощутимо расстроился:       – А вместе поесть не хочешь? В центральных сенях?       – Хочу. Просто думал, что ты на меня обиделся и решил, что ты сам не захочешь, – повёл плечом Влад.       – Ну да, обиделся и сбежал. Логично, – многозначительно глянул я на него и кивнул по направлении к сеням.       Влад чутка отодвинулся от прохода, чтобы я смог просочиться на выход, и мы направились в обозначенное место. В центральных сенях Монплезира было хорошо: темно из-за непогоды за окном, но очень уютно из-за обилия дерева в отделке самого помещения. Я предложил Владу занять одно из кресел у камина, тот, правда, не сел, пока я не отыскал пульт от камина и не включил. На лице Влада от этих манипуляций возникло неподдельное замешательство.       – Думаешь, мы камины дровами топим? – ухмыльнулся я, плюхнувшись в кресло напротив.       – Слушай, я всё ещё удивляюсь отсутствию карет, что ты от меня хочешь? – отшутился он.       – В Эрмитаже есть, – буднично заметил я, насладился видом медленно сползшей с точеного лица улыбки и сделал важное уточнение: – В музее.       – Да ну тебя, – махнул на меня рукой Влад.       Я хохотнул и наконец взглянул на принесённый им ланч. Надо было признать, с выбором Влад не прогадал: там лежала горстка салата, два треугольничка сэндвича с курицей и творожный сырок.       – Блин, спасибо тебе, – с восторгом повторил я, с трудом оторвав взгляд от еды, – пойду чайник поставлю.       – Помочь? – едва ли не встал со своего места Влад, когда я подорвался с кресла.       – Нет, кнопочку я и без тебя нажимать умею, – закатил глаза я и сбежал в кухонный закуток.       Это во времена Петра Первого все дворцы Петергофа имели свой штат прислуги, сейчас же Императорская семья предпочитала жить скромней. Еду готовили только в главном здании, там же и была навороченная профессиональная кухня. А в остальных дворцах никакой модернизации не произошло – дорого и бессмысленно. Поэтому в кухне Монплезира всё ещё была оригинальная печная выкладка вместо популярной сейчас индукционной плиты. Розетку провели – и на том спасибо.       Вернулся я к камину уже с двумя дымящимися чашками чая. Влад с тихой благодарностью тут же перехватил одну. Я решительно запретил себе обращать внимание на наши соприкоснувшиеся на долю секунды пальцы.       – А ты фильмы смотришь? – нарушил молчание я.       – Кто ж не смотрит, – удивился вопросу Влад.       – Тут в прошлом году Петя жил с семьёй, – пояснил я свой интерес, – и они в этой комнате кинотеатр устроили: притащили напольный роллап, проектор и смотрели всё подряд до опупения. Я вот думаю, может, сходим в чулан во Дворце, наверняка всё это барахло там сейчас лежит...       – Прости, обещаю, мы обязательно перетащим сюда всё, что ты захочешь, но, пожалуйста, давай сначала закончим начатый ранее диалог, – перебил меня Влад.       – А если я не хочу об этом говорить? – подпёр я голову кулаком, уставившись на синеватое пламя. Потом всё же перевёл взгляд на собеседника, – и тебе какое дело до всего этого?       – Не люблю, когда людей заставляют делать что-то против их воли. Насмотрелся, знаешь ли, – ответил Влад, а затем так же, как и я чуть ранее, отвернулся к огню. – В Суворовском многие учились, мягко говоря, не по своей воле. Мы с пацанами часто мусолили эту тему: почему мы должны делать то, сё, пятое-десятое. В Императорскую академию поступали почти всем классом, само собой, разговоры эти продолжились: кого-то родители уговорили продолжить карьеру, кто-то по инерции поступил. Я был где-то посередине этих двух реалий. Подростковое бунтарство уже улеглось, но в выборе своём я был более чем не уверен, а потом... Однажды я стал невольным слушателем скандала – я не горжусь фактом подслушивания, просто так вышло. Мы были на сборах: ни уехать, ни приехать, никаких выходных, увольнительных – работа на износ. За самоволку не стройбат, как в обычной армии, а сразу в Сибирь можно было собираться, – он сделал паузу и с тяжёлым вздохом продолжил, – Тот парень разговаривал по таксофону, а мне что-то в той стороне понадобилось, и как-то не решился я из-за угла выйти, пока он в трубку не проорётся. По разговору – крику – стало понятно, что с родителями собачился, и не просто истерил, а плакал: просил забрать, говорил всё то, что я периодически тоже думал. Вот только если я от собственного недовольства всегда отмахивался, как от мухи, то у того парня в голосе было отчаяние.       Влад замолчал, потирая собственный лоб, было видно, что ему неудобно рассказывать эту историю. Но мне почему-то показалось важным дослушать её до конца.       – Он сбежал? И его сослали в Сибирь? – тихонько предположил я.       – Нет, он покончил с собой, – убил меня ответом Влад. Он поиграл желваками на скулах и прочистил горло, а затем продолжил: – Прямо там, в учебке. Украл с кухни нож и... В общем, – оборвал сам себя на фразе и наконец решился взглянуть на бледного меня, – ты хороший парень, Лёша, прошу, не делай глупостей.       – Нет, – я подался вперёд на своём кресле, преодолев безрассудный порыв накрыть сцепленные в замок руки Влада своей, – нет-нет, ты что, Влад? Прекрати думать такие глупости, я же... Я же просто капризничаю, да. Не более. Я бы никогда не... Боже мой, прости, что я заставил тебя так про себя подумать, вспомнить эту ужасную историю, – повинился я.       – Дело в том, что ты ведь прав, – так же подался вперёд Влад, сокращая между нами расстояние до минимума, – не все справляются с обрушивающейся на них внезапной славой...       – Я сказал совсем не это! – не удержался от ремарки я.       – Я просто хочу, чтобы ты знал, что можешь на меня положиться, – решительно закончил он.       – Так, я понял, – я заправил невидимые пряди себе за уши, – тогда и я хочу, чтобы ты кое-что знал, Влад. – Я посмотрел ему прямо в глаза, – Если я когда-нибудь пойму, что всё это для меня слишком, то уж точно сбегу, но обязательно прихвачу тебя с собой.       – Звучит как тост, – посветлел Влад, когда понял, что я шучу, и поднял свою кружку.       Я поднял свою, и мы глухо стукнулись толстыми керамическими боками, не прерывая зрительного контакта.